* * *
Чонгук устал за день. Чонгук хочет завалиться на постель и наконец заснуть. Чонгук так и поступит, да, только прежде доделает домашнюю работу. Юноша в последнее время, а точнее в последние два года уже и не мечтает о большем, лишь бы мягкая подушка под головой в долгожданные выходные. С поступлением в старшую школу халатных родителей стала волновать только учёба и успеваемость в предметах сыночка. Их, конечно, это и раньше волновало, но благополучное и отличное окончание этой школы заставило взять Чона младшего в руковички поежовее. Как же, их фамилия Чон должна соответствовать «высшему». От того и дом, участок, автомобили, должность образование — престиж. — Я дома. — Доносится в холле, но ответа мальчишке не поступает. Парень сначала стоит в ступоре несколько секунд, а потом облегчённо выдыхает: родители на второй смене, значит их неопределённое время не будет дома. Работа «предков» была непостоянной, но Чонгук особенно радовался в дни, когда они должны отсутствовать в городе или даже в стране на некоторые сутки. Никакой проверки, никаких выговоров или чего-то ещё, школьник отдыхает. Сначала тот семенит на кухню, чтобы наполнить желудок чем-то вкусным. Столовая встречает его звенящей тишиной, которую Гук привык слушать, но сейчас она кажется удушающей. Наверное, переутомился бедняжка. Далее комната, домашнее задание, разработка годового проекта, социальные сети и, наконец, сон. За большим окном давно смерклось, лишь ветер шумный гуляет, подвывает, разбавляя жуткую тишину не менее жутким гулом. Учебный день длился семь часов, в обязательном порядке у парня вечерняя школа, а после спортивные секции и прочее. Да, сложно, да, утомляет, но пока он несовершеннолетний и в родительском гнезде. Привык, сдался. И всё, как обычно: брюнет идёт в ванную, заканчивает с обязательными процедурами, возвращается в спальню и заваливается на кровать, сразу кутаясь в пушистое одеяло. И правда, всё как обычно. Но проходят минута, пять, двадцать, а сознание ещё не отошло, все чувства обострены и младший Чон не может уснуть. — Чёрт бы тебя побрал, — ругается тихо, когда ворочается на нагретом месте, — Дерьмо. Вдруг холодок бежит по коже, когда на улице что-то щёлкает, будто бы замыкает, и свет уличного фонаря гаснет. Парень открывает глаза и понимает, что остался без электричества. Чтобы больше не мучиться нагнетающими, плохими мыслями, решает пойти за снотворным. Оно всегда присутствовало в аптечке Чон, иногда в их семье такое случалось часто у отца, что, наверное, передалось сыну. Гу включает фонарик на смартфоне и идёт к ванной комнате, что находится на том же этаже рядом с его спальней. Идёт тихо, чтобы, не дай боже, не убиться. Идёт и машинально прислушивается к окружающим звукам, но слышит только тот же гул за окном, изредка прекращающий свою триаду. Бегает глазами, пытаясь быстренько найти коробку медикаментов, но ни в ящиках, ни в шкафу нет. Взгляд нечаянно цепляется за зеркало, а дальше за полку над ним, где покоится аптечка. Облегчённый вздох. Парень кладёт телефон экраном вниз, чтобы слабый свет помог не выронить коробку из рук. Тот тянет ладони и мельком поглядывает на зеркало и в отражение замечает искажённое лико совершенно другого человека. Всего лишь на секунду. Всего лишь на секунду по ту сторону мелькает нечто, которое принуждает стыть кровь в жилах. — Твою мать. Как ошпаренный отскакивает, буравя взглядом всё то же зеркало, видя в нём перепуганного себя. Чонгук промаргивается несколько раз, чувствуя, как к конечностям обратно приливает кровь, а самому становится легче дышать. Нет, подсознание кричит о том, чтобы тот бежал. Но, это всего лишь его злая шутка, из-за переутомления, правда ведь? «Тогда сейчас же возьми аптечку, не будь параноиком, Чон.» — Вторит мысленно себе и снова тянет руки к контейнеру, стараясь не обращать внимания на зеркало, как и на ощущение сдавленной страхом глотки. И крик эхом отбивается от тёмных плиточных стенок ванной комнаты, когда юноша зреет чёткое отражение другого нечеловка напротив: искажённого, с кривым ртом, с широко раскрытыми глазами, один из которых горит красным, будто чей-то кровью налился. Под руки попадается декоративный камень, и тот летит в зеркало, где стоит кошмар. — Блядь, блядь, блядь. Какого члена?! — Трясущиеся руки не отличить от тремора. Тело пробило ледяными иглами, жуть буквально ощущалась. Звук разбивающегося стекла оглушил и заставил вернуться душу обратно в тело. Большая трещина прошлась по всей глади, но там уже никого не было. Лихорадочно поднимаясь на ватные ноги, брюнет ещё раз осматривает поломанное зеркало, предчувствуя настигающий ужас и кошмар. — Что же ты наделал. — Где-то тихим-претихим эхом в воздухе слышится. Парню кажется, что он словил торч, сошёл с ума, по-другому не знает, как описать свое состояние. А на трещине появляется багровая полоса, что оставляет за собой крупная капля такого же цвета, а потом от туда тянется тень руки, такая чёрная, смольная. От жути залившей весь разум и всё тело школьника, сердце пульсирует в горле; парень, не задумываясь, подскакивает, хватает телефон и бежит, спотыкаясь, сломя голову. Он дышит судорожно, всхлипывает, из-за несдержанных слёз, которых не замечает. Срывается к лестнице и седеет, чуть ли голос не рвёт, когда слышит топот позади. Адреналин бьёт по вискам, пот стекает по молодому и напряжённому телу. «Надо спастись» — табличка в голове. Хотя нет, в голове ничего, кроме этого отражения, что хлеще подрывает и заставляет ноги перебирать быстрее к входной двери. Руки хватаются за ручку, замок и дёргают, но ничерта не выходит. — Нет! Нет! Нет, прошу! — Телефон роняет и хватается уже двумя руками. Тянет, хочет сломать, что угодно, лишь бы открылась, но та почему-то не поддаётся. Чон не слышит больше топота сзади, ничего не слышит, кроме давления крови в ушах. Он не хочет оборачиваться, всеми фибрами души желая испариться прямо сейчас, но выбора нет, потому медленно поднимает голову. И в ужасе побелевшим сначала затихает, когда вблизи видит то самое лико, только теперь без страшного рта и горящего кровью глаза. — Твой крик такой бархатный и мягкий… Оглушительным, не своим голосом разрывается мальчишка и жмурит глаза, когда из-за давления собственной спины на дверь сползает вниз. Он не понимает ничего из происходящего, пытается встать на ноги и снова бежать спрятаться. Из-за кромешной тьмы тот еле различает широкую гостиную, с множеством диванов и кресел. Уже не оборачиваясь, кидается за один из-них, где рядом стоит стеллаж книг, так удачно закрывающий его. — Так у нас прятки, Чонгуки? — Наигранно-невиный голос в пространстве отдаёт щекотанием нервных окончаний Чона. Тот прикрывает рот ладонью, в надежде не пискнуть. И не догадаешься теперь, где это существо. — Так уж и быть, я подарю тебе незабываемую игру, только потому, что хочу отблагодарить тебя за освобождение из заточения. Это самое жутчайшее «хихиканье» в жизни Чонгука. Он ничего не понимает кроме того, что его, возможно, сегодня прикончат. Он не верит в мистику. Но сегодняшнее дерьмо… — Меня, кстати, зовут Тэ… Хотя, подобным мне, вы, люди, зовёте Ночным Кошмаром? Тэ. Да, чёрт бы тебя побрал. Кошмар. Боже, если и Гук сегодня выживет, то этот Кошмар он будет вспоминать всю оставшуюся жизнь. Тело отбивает новую пульсацию, стоит человеческому слуху уловить где-то рядом с одной стороны тяжёлые шаги, а с другой резвое шуршание. — Опрометчиво сидеть в гостиной, знаешь ли. — Что? — Ох, я угадал? Судя по твоим сузившимся сосудам и повышенном сердцебиение, то я попал прямо в точку. Чонгук молчал. Чонгук почти не дышал. Каким образом? Парень не выдерживает и срывается из-за своего укрытия под громкий смех с сумасшедшей лютостью, который пробирает до костей и скручивает все органы изнутри. Ноги несут того к кладовке, что находится рядом с чёрным выходом. Дверь поддаётся и школьник закрывается в помещение, в густом мраке, где зрению не поддаётся ничего. Он оборачивается лицом к двери, держа хватку на ручке. Еле слышно всхлипывает, потому что не может. Потому что это нереально, но почему-то так сильно бьёт по несформировавшемуся мозгу. Хочется забиться в угол маленьким зверьком, к маме с папой, быть в безопасности. — А ты знал, Чонгук, что крики твоих родителей такие же звонкие? Правда, они были не так пропитаны ужасом и страхом, как твои. — Тянет тегуче. Облизывается — это слышно. — Моя сладость. — Но эту часть монолога Чон пропускает. И брюнет сейчас не очень понимает, почему в нос так бьёт отвратительно. Но он застывает, как только чувствует, что что-то наваливается на его спину и теперь одно из чувств обостряется, улавливая вонь плоти и крови. Это вынуждает с грохотом вывалиться из кладовки последнего, с двумя трупами людей. Рот, как у рыбки, то открывается, то закрывается беззвучно. Чонгук отползает немного на локтях, неверяще осматривая худые лица. В них он узнает своих родителей, без частей тела, с оборванной в некоторых местах плотью. — М.Мама, папа? — Пищит, сиплет, произносит в полголоса, когда понимает, что вот их трупы, холодные, уже разлагающиеся. Тэхён бесшумно садится на корточки прямо позади парня. Чудовищная чёрная рука, с длинными ногтями плавно опускается на плечо мальчика и вынуждает того обернуться и сжаться от вида Кошмара. — Это они так душили тебя учёбой. Мне захотелось их тоже придушить, — касается пальцем подбородока, затем царапает нежную кожу когтем, улавливая мелкую дрожь. Улыбается, один зрачок снова наливается кровью и блестит сумасшедше, — и поесть. Ах. Одним движением Тэ валит младшего на спину, а сам наваливается сверху, чтобы попробовать того на вкус. — Кричи. Громко, не жалея своих голосовых связочек. Чонгук не понимает, он на грани истерики. А потом Тэхёна озаряет ухмылка, и парень чувствует под своей футболкой ледяные конечности, острие когтей и мелкие царапки. — Уйди от меня, уй… — Брыкается, а после дрожащий голос обрывается ужасающим и рваным воплем. Кошмар рвёт ему бок, вспарывает чёрной рукой живот и давит на открывшиеся внутренности, даря лежащему самую ржавую боль на свете. — Да, да, этот бархат, боже. — Безумец. Кошмар наклоняется к мальчишке и затыкает его рот своим, аккурат глотая рваные вопли. Все попытки выбраться, оттолкнуть монстра летят мимо. Тело парализует. Тут губы, подбородок обоих незамедлительно окрашивается алым. Чонгук захлёбывается своей же кровью. Жутчайшие крики смешиваются с безумным хохотом. Происходящее напоминает мясорубку, а брюхо юноши — фарш. Всё вокруг стало багровым, напоминающим ад. Глаза больше не фокусируются и лико Тэхёна теперь напоминает мордоворота. Его кривой рот, длинные клыки, а эти глаза…* * *
— А! — Вскрикивает школьник, поднимаясь с кровати. В холодном потому его трясёт ненормально. Он оборачивается, крутит головой и не находит ни трупов, ни коридора, ни Кошмара. Опускает взгляд на свой целый живот, судорожно трогает его и так же прерывисто дышит. — К…Кошмар… Мальчишка трогает припухшие и немного влажные глаза. Он плакал. Но сердце перестаёт так быстро стучать, когда до сознания доходит, что за окном уже засветло и он в своей комнате. Он в порядке. Чонгук быстро находит телефон, пишет родителям. Кусает губы, пока ждёт ответа, а потом выдыхает весь груз, видя на дисплее «Мы возвращаемся» — Просто кошмар. Просто. Кошмар. Чонгук. Парень ещё пытается вернуться в реальность и идёт в ванную, замечая целое зеркало, в углу которого видит нарисованный крест.