Обречённый

      Делает глубокий вдох, чувствуя, как дыхательные пути мгновенно забиваются чудовищным запахом смерти. И согласна отдать всё, лишь бы проститься с обонянием: омерзительный смрад горелой плоти, запекшейся крови и жженой травы грузным облаком навис над полем битвы, отравляя без того поврежденные легкие. Тошнота подступает к горлу все сильнее, и даже отчаянно сжатые зубы не могут стать гарантией того, что вязкая слюна с содержимым живота не вырвется наружу. Душераздирающие крики и предсмертные стоны, раздающиеся в округе, бьют по ушам, оглушая и окончательно дезориентируя в пространстве.       Задыхаясь от собственных слез, Гермиона ловит расплывчатый образ перед собой, и, прежде чем вскидывает руку вперед, пытаясь отразить наступление нападавшего волшебной палочкой, отлетает на несколько метров назад, ударяясь затылком о выступ стены. Затянутое дымом окружение вовсе становится нечетким, а левый бок, пораженный режущим заклинанием, неприятно ноет, покрываясь горячей кровью. — Не уж то и правда думала, что спрячешься от меня?       Размытый силуэт человека в черном становится все ближе, и с каждым шагом пожирателя сердце ускоряет свой темп, пытаясь вырваться из запертой клетки. Леденящий страх, сковавший все тело, не позволяет отвести собственный взор от неясной фигуры тёмного волшебника. Вялые попытки отползти отдаются острой болью в боку, но руки, скользящие по сухой траве, продолжают попытки, цепляясь тонкими пальцами за острые камни и жёсткие ветки.       Дрожащая рука коснулась чего-то мягкого, обернув пальцы в вязкую жижу, похожую на холодный кисель. Одно ничтожное мгновение, и истошный крик, вырвавшийся из грудной клетки, присоединился к уродливой музыке из жалобных стонов, мерзкого вопля и звуков боевых заклинаний. Грязные пальцы девушки утонули в крови разодранного горла Лаванды, а кисть, коснувшаяся её скулы, повернула голову на бок, открывая безжизненный взгляд голубых глаз. Они смотрели насквозь, в никуда, но казалось, будто в самое сердце. — Решила составить компанию подружке?       Голос, похожий на скрипучий лай, раздался поблизости, заставляя отвести расплывчатый взгляд от бездыханного тела гриффиндорки, собрать последние силы, и, вооружившись палочкой, подняться на трясущиеся ноги. Правая рука сильно дрожала, крепко сжимая орудие в негнущихся пальцах, а левая, подобно медицинскому пластырю, сдерживала кровь, сочащуюся из ноющей раны. — Ублюдок. Фенрир ощетинился, обнажая острые клыки. — У тебя большие неприятности, — Сивый ядовито усмехнулся, языком слизывая кровь с собственных губ. — Не больше, чем у тебя.       Уподобляясь его существу, Гермиона хищно оскалила зубы, готовясь напасть в любой момент. Он открыл рот, намереваясь выдать что-то такое же мерзкое, как и он сам, но резко обернулся, услышав мужской голос: — Ведь ты умрёшь.       Палочка мгновенно вылетела из его скользких рук, а тело, недавно твердо стоящее на ногах, с громким ударом повалилось на холодную землю. И хоть последний вдох пожирателя издался несколько секунд назад, сердце продолжало биться в истерическом темпе, боясь заглохнуть от переизбытка чувств. Осознание войны прожигало нежную кожу, тупой болью расходилось в грудной клетке, и даже здравый смысл, кричащий об отсутствии вариантов другого исхода, не ослаблял мучительные пытки. Пожиратели пришли убивать, и приходилось отвечать им тем же. — Грейнджер.       Его голос раздался совсем далеко. Будто Драко находился за тысячи километров от боя, а не стоял рядом, поддерживая её изувеченное тело сильными руками, плотно прижав к напряженной груди. Громыхание его сердца поддерживало связь измученного рассудка с реальностью. Тепло, исходящее от Малфоя, убаюкивало, дразнило, призывая сомкнуть веки и немного поспать, чтобы набраться сил. Заметив рассредоточенный взгляд на собственном лице, он сильнее напрягся, резко отдалился и, освободив одну руку, нащупал кровавую рану под мешковатой кофтой. — Блять.       Ругательство вызвало блаженную улыбку. Он всегда ругался, когда контроль над ситуацией ускользал из его рук. Голова Малфоя завертелась, а глаза цвета грозового неба, словно хищные молнии, высматривали что-то в округе, изредка возвращаясь к лицу Гермионы. Постепенно бледнеющий вид слизеринца порождал мысли о безрезультатности поисков. — Я... — Он замолчал на долю секунд, нахмурив светлые брови, — я позову на помощь. Не смей закрывать глаза, Грейнджер.       Его выражение лица оставалось серьезным, но печальный взгляд выдавал гнетущую тревогу. — Драко...       Вмиг разозлившись, он приложил мозолистую ладонь к её холодной щеке, и прошипел сквозь зубы: — Не надейся, что я оставлю тебя.       В тот момент, когда Малфой аккуратно освободился из хрупких объятий, девушка заметила палочку, направленную в их сторону. Отчаянный вопль, вырвавшийся из её горла, разнесся по территории, и, превозмогая распирающую боль в собственном теле, она накрыла Драко, вновь укутывая в теплые объятья. Наложенное заклятие просочилось сквозь спину, с бешеной скоростью распространяясь по каждому участку тела гриффиндорки, рассекая нежную бархатную кожу. Острая боль от проявления кровоточащих ран сводила с ума, словно тупым ржавым ножом высекали отверстия, углубляя порезы до костей. Кромсающий невидимый меч скользил, точно кисть по нетронутому холсту, вырисовывая незамысловатые узоры кровью. — Нет, нет, нет! — Его тихий голос, перешедший на крик, и лютый холод.       Всего секунда, и Драко, охваченный испепеляющим гневом, выпутался из кокона рук, мгновенно вскочил на ноги и вытянул палочку, посылая в сторону пожирателей тысячи боевых заклинаний. Его руки дрожали, палочка вибрировала после большого количества нападений, но он не останавливался, порабощенный жгучей ненавистью. Даже тогда, когда пожиратели пали на землю, не подавая признаков жизни, ведомый сокрушительной болью, он продолжал бить магическим орудием по бездыханным телам. — Драко...       Последние силы были на исходе: с каждой секундой голова тяжелела, лишая способности ясно мыслить, дрожащие веки смыкались, скрывая покрасневшие белки глаз, а хриплый кашель, с завидной частотой вырывающийся из горла, накрывающий потресканные губы кровью, мешал потребности говорить. Чувствуя, как смертельный сон, расправляющий широкие объятья, подступает все ближе, Гермиона набрала в легкие больше воздуха, и прокричала: — Драко...       Резкую боль в теле нельзя было игнорировать, но Гермиона попыталась, увидев безумный взгляд любимых глаз над своим лицом. И пускай её крик был лишь тихим шёпотом, казавшимся ей душераздирающим воплем, но он услышал. Он был рядом, и это единственное, что было необходимо. — Нет, Гермиона, — он склонился над девичьим телом, накрывая большими руками холодные щеки. От его целительных прикосновений дышать стало легче, и будто боль, прожигающая тело, медленно испарялась. — Ты не уйдешь так. Я не позволю.       Она нежно улыбнулась. — Мы... в-всегда будем... в-вместе, Драко.       Гермиона старалась быть убедительной, ведь ему это было нужно. Ведь не хотела запоминать его разбитым, сломанным, таким, каким не хотела видеть его никогда. А он словно чувствовал её борьбу за право быть рядом, хотя бы в последние минуты жизни, и, как раненый зверь, зарычал: и вся уязвимость мигом всплыла на побледневшем лице. — Да что значит твое всегда? Вся броня спала, оголяя истерзанную душу. — Я верю, мы когда-нибудь снова встретимся, — и, улыбаясь, тихо продолжила, — но, надеюсь, не скоро, — глаза закрывались, и она больше не в силах была сдерживать их порыв погрузиться в сладостный сон, — хочу увидеть тебя старым. Драко закрыл глаза, нежно прикасаясь к посиневшим губам девушки. — Не оставляй меня, Гермиона. Но сон забрал, запечатлев в её сердце звук собственного имени на его устах.