Тот, кто любит...

Их было как будто двое: Мартин – порождение забортного вакуума, уверовавший в абсолютные величины, Мартин - машина, и Мартин - ребенок, горстка разумных молекул. Мартин-киборг был всегда прав, всегда состоятелен, всегда вооружен доказательствами и аргументами, но жив только мечтой саморазрушения, ибо обратить эту энергию вовне он не умел. Он не мог убить человека. И по этой причине убивал себя. А Мартин-ребенок был слаб. Он был подобен призраку, пугливо взирающему на разрушительную деятельность собрата. Мартин-ребенок жил безумной неосуществимой надеждой. Этот Мартин, в благословенные минуты покоя, стоял у сверхпрочного свода купола исследовательского центра и вглядывался в звездный рисунок. Этот Мартин помнил теплые руки матери, этот Мартин слышал ее голос, ее слова... «Мы скоро заберем тебя отсюда, сынок...» Этот второй Мартин был обречен, он таял, растворялся, а тот, первый, набирал силу. Так кто же победит? Кто переспорит? Оказалось, что слабость упорней, выносливей силы, и дымный задохлик победил. Он остался и выжил. Но тот, забортный, вакуумный, все еще здесь, где-то прячется. Он не ушел, не растворился. Он еще полон сил. И ждет своего часа. Он реагирует молниеносно, сокрушительно, сминая и размалывая фильтры рассудка. Ярость и обида. Этот первый выбивает из-под ног опору и, злорадно усмехаясь, толкает вниз. «Ты ей больше не нужен. Ты – временное увлечение. Домашний любимец, кукла. Люди часто обзаводятся такими питомцами, чтобы скрасить одиночество. Корделия много лет назад потеряла мужа и сына. В ее сердце огромная, незаживающая пробоина, которая истощает ее, распыляет жизнь. И она находит тебя, забавную человекообразную зверушку, чтобы эту пробоину заткнуть. С тем же успехом она могла бы заглянуть в ближайший зооприют и выбрать себе щенка поблохастей. Породистого она бы не взяла. Взяла бы самого несчастного, истощенного, с порванным ухом, хромого и одноглазого. Чтобы явить свое милосердие. Гордиться собой, восхищаться. Разница-то невелика. Хромой щенок или ты, полудохлый киборг. Выхаживала бы с героической самоотверженностью, выводила бы глистов и подтирала лужи. Но подвернулся ты. Что гораздо интересней. И масштабней. И задача сложней, и перспективы заманчивей. И даже как будто любит. И заботится. И жизнью рискует. Теперь у нее будет ребенок. Ребенок – он же родной, он – продолжение, генокод, бессмертие. Никакому киборгу с ним не сравниться. Люди свято чтут закон сегрегации: свой - чужой. На каждом установлен подсознательный транспондер. И определяющим фактором выступает генетическое сочленение. Корделия в любом случае предпочтет своего, родного». За несколько минут перед дверью Мартин прожил целую эпоху, пробежал целый спиральный виток, скатился с сияющей вершины в самую глубокую пропасть. Минуты обрушились в самих себя, подобно атомам коллапсирующих звезд, чья плотность чудовищно возрастает под воздействием сил гравитации. Он снова пережил тот безумный слепящий приступ обиды, отчаяния, ярости, который некогда вынудил его бежать. Возможно, происходи этот разговор не на «Космическом мозгоеде» в открытом космосе, а в планетарной клинике, Мартин поддался бы этому секундному помрачению, стал бы жертвой замыкания рассудочных цепей и кинулся бы бежать. Но замкнутое пространство транспортника быстро его отрезвило. Пелена рассеялась, и он услышал голос Теда, смех Полины и строгую реплику Станислава Федотовича. И ему стало легче. Уже второй, повзрослевший Мартин мягко, понимающе отстранил и успокоил того, испуганного, мечущегося, рвущегося в облюбованное укрытие, желающего затеять войну с целым миром, обвинить, приговорить, уйти в гордое, укоряющее молчание. Нет, он уже не тот. Он – взрослый, самостоятельный, он умеет принимать решения, брать на себя ответственность, пусть даже это очень утомительно и порой внушает больший страх, ибо винить за неудачи будет некого. В конце концов, ничего еще не случилось. Сама Корделия пребывает в растерянности. Он слышит это по ее голосу. Ее искренность близка к 100%. Она снова и снова требует у Вениамина Игнатьевича подтверждения. Она не верит. Возможно, она даже испугана. Ошеломлена. Мартин еще ничего об этом не знает. Из одной подхваченной крупицы информации он соорудил целую башню, смоделировав свое будущее. А что бы сказал его бесстрастный кибернетический двойник, предоставь ему Мартин в качестве исходных эту крупицу? «Недостаточно данных для анализа». Вот что ответил бы киборг. И был бы прав. Мартин слишком увлекся своей человеческой составляющей, почти уверовал в ее непогрешимость. Он вызвал на внутренний экран диалоговое окно и привёл уровень адреналина и кортизола к нейтральным величинам. Как же люди обходятся без этого регулятора биохимических процессов? Ни снизить уровень гормонов, ни поднять, ни обнаружить вовремя смещение. Дверь откатилась, ушла в пазы. Появился Вениамин Игнатьевич. Он прятал улыбку. Глаза доктора лукаво поблескивали. Он кивнул Мартину и ушёл в пультогостиную. А Мартин снова глубоко вдохнул.