Откровение

Маркус узнаёт этот голос — хриплый, холодный, душный. Знает, что он всегда старается причинить ему боль, а потому давно уже перестал бояться. Ведь всё это так знакомо — он, Томас, тёмная комната, демон. Всё повторяется (но никогда — точь-в-точь). В такой обстановке — среди молитв, криков, боли — опытный экзорцист чувствует себя спокойно, почти даже уютно. По крайней мере, обряды — это привычно. Но отчего-то Маркус всё равно вздрагивает, когда демон обращается к нему. «Только не это, только не сейчас» — думает мужчина, и уже этим себя компрометирует. Но сына утренней звезды уже не остановить — почувствовав твою слабость однажды, он больше никогда тебя не оставит. — Ох уж этот мексиканский акцент! — тянет демон, глядя Маркусу прямо в душу, — Так очаровательно, не правда ли, мистер Кин? Мужчина как-то рефлекторно бросает взгляд на Томаса: тот продолжает читать молитву и — мужчина знает — лишь делает вид, что не слышит. Это так странно. Будто бы всё, как и раньше, всё, как и было, а внутри у экзорциста что-то лопается, взрывается и трещит по швам. И Маркус почти ненавидит себя за то, что выучил уже все интонации, все тона и дрожания его голоса, а потому сейчас замечает — львёнок нервничает или боится. У Маркуса нет ничего, кроме креста, веры и голоса, читающего молитвы с этим чёртовым мексиканским акцентом. Пожалуй, этого хватит на вечность. Поэтому, пока бес прячется за милым ликом девушки, что младше Маркуса вдвое, мужчина лишь твёрже вглядывается в него, повышает голос и вновь упивается этим чувством — кажется, что звучание молитвы преодолевает пространство комнаты и возносится к Самому. — Маркус... Твой Бог глуп, но не настолько, чтобы не знать о твоих фантазиях, — шипит демон сквозь боль, — Не хочешь и нам рассказать? — Во имя Отца, Сына и Святого духа приказываю тебе замолчать! — старший экзорцист говорит это уже один, голос Ортеги как-то отстаёт, становится тише. Хотя Маркус замечает — и это не может не радовать — что сразу после Томас лишь громче и уверенней продолжает читать молитву. — Думаю, львёнку будет интересно послушать. Во внезапно воцарившейся тишине слышно, как Томас сглатывает. Маркус не смотрит внутрь себя, но и так прекрасно осознаёт, что там сейчас — ничего, кроме злости и страха. «Томас не должен знать» — единственная мысль, за которую цепляется экзорцист. Цепляется уже последние полгода. А потому сейчас, когда между ним и ублюдком какой-то несчастный метр и заставить его замолчать до смешного просто, Маркус не думает ни секунды и бросается вперёд. И эта пара секунд распадается на искры: руки Томаса, хватающие за плечи, фиолетовая украла на шее, полоска света из окна, мягкий взгляд карих глаз. Маркус успевает остановиться, одержимая заходится смехом, Томас просто хочет помочь им обоим. У Кина — шум в голове и чёрный дрозд вместо сердца, которое, кстати, всё сильнее ноет. А ещё огромная любовь к глазам напротив, которые сейчас пытаются скрыть смущение и удивление. Маркус не понимает, кончено ли всё, но уже точно осознаёт, что идея скрывать чувства от Ортеги жутко плохая. При этом идея признаться, особенно теперь, — кошмарна. Пожалуй, из двух зол стоит выбрать меньшее. Но то, что сильнее всего заставляет кровь случать в висках, — это то, что демон прав. Чертовски прав. Бывший священник и правда думает о напарнике чересчур много и зачастую — чересчур грязно. Ведь он представлял, как скрипнет кровать под Томасом, когда он толкнёт его. Представлял, как блеснут его карие глаза, сливающиеся с темнотой комнаты. Как звякнет ремень на его брюках. Как сам Маркус будет ласкать его член, его тело, его лицо и руки. Как он возьмёт его резко и жадно. Как Ортега будет стонать, плакать, прогибаться в спине и сжимать Маркусу плечи. Кин понимает, что всего этого никогда не случится и что это к лучшему. И ещё — что его потрепавшееся сердце навсегда отдано священнику, а входило ли это в неисповедимые планы господни — вопрос хороший.

***

Девчушка спасена, демон мёртв. Напарники продолжают путь, который — они оба знают — не закончится никогда. Очередные ужасы, которые Маркус привык называть издержками профессии, остались позади вместе с сотнями километров. Но что-то всё же осталось с ними, проникло в автомобиль, и теперь — в слишком просторной комнате мотеля, в её пустоте и полумраке. Маркус сидит на кровати, как будто не решаясь закрыть глаза. Ловит себя на мысли, что ещё не молился. И буравит взглядом силуэт Томаса, который каким-то нелепым пятном застрял у стола. После сегодняшних откровений демона между ними что-то застряло, и они оба это чувствуют. Кин почти счастлив — напарник весь день никак не напоминал о случившемся и вообще держался так, будто ничего и не было. Разве что молчал больше обычного и купил экзорцисту вишнёвый пирожок в МакАвто. Но сейчас они не в дороге. И обоим слишком хорошо известно, что в такие вечера они привыкли праздновать очередной успех, много смеяться и откровенничать. От этого ещё глупее кажется молчание, царящее в комнате. Маркус будто в замедленной съёмке видит, как Томас поворачивается к нему лицом, ладонями опирается на стол. Смотрит ему прямо в глаза. «Ты всё-таки невозможно прекрасный» — застревает в голове у старшего мужчины. Маркус лишь моргает — и вдруг всё меняется. Оба внезапно чувствуют — ещё не понимают — что всё уже иначе. Что и комната, и они сами — какие-то другие, что они стали лучше, чище, чем были секунду назад. Что их теперь объединяет что-то страшное, прекрасное и неизбежное. Томас по-прежнему молчит. Им многое ещё предстоит сказать друг-другу. Но всё это позже.