Он теперь человек травы

Ворота захлопнулись, веселье стихло. Только легкое стрекотание цикад колыхало прохладу летней ночи. Цзян Чэн мог бы разнести врата Цзыдянем и переломать ноги всем, кто не успел бы убежать, однако вместо этого он просто устало махнул рукой и опустился в пыльную траву. Значит, слава о нем разнеслась так далеко, что даже в другой стране — проклятом Дуньине — не нашлось для него гостеприимного борделя. Его, уважаемого главу клана, вышвырнули, словно попрошайку, за ворота и не предложили никакой женщины! Издевательски-вежливо потупили взор и промямлили те же слова, что и везде: «Извините, глава Цзян, наш бордель закрыт для вас, вы слишком хороши для наших женщин». И что, ему так и оставаться вечным девственником?! Годы-то идут! С браком не ладится, хотя… ему и не до брака сейчас, работы много. А вот утолить желания тела хотелось, но как, если бордели отказываются обслуживать его из-за каких-то пустяков?! Гнев снова начал подниматься внутри. Он, черт возьми, молод, здоров, и хорош собой, ну и что, что характер паршивый? Кому вообще сейчас легко?! — Ого, кого я вижу, неужели это глава Цзян? — донеслось вдруг до его ушей. — Почему он сидит на траве? Он теперь человек травы? — Это он, и если он человек травы, то вид у него совсем не цветущий, — подтвердил второй голос. Цзян Чэн поднял взгляд и увидел их. Стоят, словно живые и ухмыляются. Бывший Верховный заклинатель и этот маньяк у него на побегушках. Как там его звали? Сюэ… Лян? Сюэ Нян? — Да вы никак не можете найти себе ночлег, глава Цзян? — спросил Цзинь Гуанъяо. Почему он живой и разговаривает? И жестикулирует — рука на месте. Чудные дела творятся в этом Дуньине! Ночью появляются призраки темных заклинателей и мешают светлым заклинателям предаваться праведному гневу! — Его просто опять не обслужили в борделе, — сказал Сюэ Лян. И тут же перестал мерзко ухмыляться, как бы демонстрируя свою озабоченность проблемой. Задумчиво добавил: — Можно спалить бордель, да и дело с концом. Будут знать, как отказывать честным людям в обслуживании. Совсем распустились! Цзян Чэн не собирался поддерживать разговор с призраками, выглядевшими, впрочем, пугающе реально. Но эти слова взбесили его сильнее отказа в обслуживании. К тому же, почему бы благородному главе клана не выплеснуть свой гнев наружу? Вдруг это поможет? — Да ты сдурел? — заорал Цзян Чэн. — Как мне это поможет?! Я с обгорелым трупом что ли буду… уединяться? Не надо никого сжигать, я обойдусь! Я вообще уже уходил! Он вскочил на ноги и пошатнулся от усталости. Хотелось тупо спать, может и хорошо, что его прогнали. Во время плотских утех мужчина теряет много сил. А ему силы нужны для великих свершений. — Ну, я просто хотел помочь, — пожал плечами Сюэ… да как его имя?! — Вы такой жалкий, смотреть на вас не могу без слез. Цзян Чэн одарил его яростным взглядом. Мог бы и поджечь, наверное, но как можно поджечь взглядом? Да еще и призрака? Призрак тем временем нагло, оценивающе его разглядывал, словно шлюху выбирал. Несколько раз цокнул языком, и наконец выдал: — Сюэ Ян меня зовут, приятно познакомиться, Цзян Ваньинь. Ну, если вы не хотите, чтобы я спалил бордель, могу я потрахаться с вами. Мне не жалко вас осчастливить здоровым сексом, наружности вы приятной, нрава вспыльчивого — я такое люблю. У меня неплохо получается, мой друг подтвердит. Цзян Чэн встал как вкопанный. Он забыл об усталости, о раненой гордости и обо всех борделях, в которых его отказались обслужить. Ему протягивал руку… ну, не руку, но помощи призрак убийцы на ночной дороге в чужой стране. И он просто не знал, как на такое… — Да как я могу сделать это с призраком, ты в своем уме? — вымолвил Цзян Чэн еле-еле. — То есть, то, что Сюэ Ян — мужчина, вас не смущает? — в вежливо-вкрадчивых нотках голоса Цзинь Гуанъяо послышался исследовательский интерес. Цзян Чэн устало закрыл лицо руками. Один, у запертых наглухо ворот борделя, а, нет, не один. — С мужчиной, если он живой и здоровый — так и быть, на безрыбье можно, с призраком — нельзя! Сюэ Ян весь всполошился и огляделся по сторонам. — А где он видит призраков? Я слышу только цикад, хотя они должны стрекотать только днем. Может, мне передавить всех цикад? Так раздражают! Цзинь Гуанъяо успокаивающе похлопал его по плечу и шагнул прямо к Цзян Чэну. — Какие у вас строгие нравы, — промолвил он и дотронулся до лица Цзян Чэна. Рукой. Живой. Теплой. Вот ужас-то! Цзян Чэн вздрогнул. Теперь ему начало казаться, что его проблемы с борделем это такая мелочь. Пред его глазами промелькнула жизнь и разлитые чернила, за которые он выбранил Цзинь Лина перед отъездом. Неужели это будет последним воспоминанием о дяде для Цзинь Лина? — Может быть, вас смущает, что он — Сюэ Ян? — продолжил Цзинь Гуанъяо. Меч он не обнажил, кинжал не достал, выглядел вполне себе мирно. Это настораживало сильнее всего. Цзян Чэн помотал головой и на всякий случай погладил Цзыдянь. Стало спокойней на душе. — Меня смущает, что вы оба не в гробах! — У него занятные пристрастия, — расхохотался Сюэ Ян. — Ахаха, в гробу! Да кто трахается в гробу, когда есть чистая постель и пуховые подушки? Вот же странный! Сразу видно — девственник. Цзинь Гуанъяо не смеялся. Он кивнул Цзян Чэну так, словно понял его мысли и разгадал его тайные страхи. — О, я вам расскажу, почему мы не в гробах. После того, как вы наконец утешитесь в объятиях мужчины, если уж женщины для вас недоступны. Все-таки обслуживать себя самому не всегда приятно. Цзян Чэн не стал с ним спорить. Ему было важно другое. — Я не знаю, что призраки… вы потребуете за... гм... услуги, но помогать вам в ваших делах я не намерен. Сюэ Ян открыл рот, чтобы сказать какую-нибудь гадость, поймал взгляд Цзинь Гуанъяо и промолчал. — Ничего не нужно, Сюэ Яну это в радость. У него нет денег на бордель, а тут вы. Подвернулись, так сказать. Ну, вы идете? Цзян Чэн скрипнул зубами, но сдержался. Это ведь было в его интересах. Любопытство перевесило чашу весов. И он отправился за тем, для чего и прибыл Дуньин — расстаться наконец с опостылевшей девственностью, пусть с убийцей и мужчиной, но этот час настал! И цикады, что не поют по ночам, оплакивали его горькую участь.