Последний же враг истребится - смерть

Отец, старший и средний братья Элиса были ревностными служителями Святейшей Инквизиции, членами Ордена Дамиэна-Мракоборца, Охотниками. Элис же... как в сказках, третий брат - непутевое создание. Элис выучился в школе при Ордене на художника, расписывал липовые доски образами святых и был счастлив тем, что не нужно ночами метаться по темным и промозглым улочкам Галабри с осиновым колом и серебряным крестом наперевес, и выискивать жестоких кровопийц-вампиров. Ему хватало рассказов старших мужчин семьи, да периодически вида страшных ран от когтей тех, на кого они охотились. Элис с молитвой закрывал ставни на узком оконце в своей комнате, вешал на них связку чеснока, зажигал перед иконой великомученика Дамиэна, покровителя Охотников, масляную лампадку и ложился спать. Вампиры... Их он считал чем-то вроде страшных чудовищ. Однако он знал, что их можно убить, этим занималась его семья многие поколения. Поэтому Элис не боялся. Тем вечером, с которого все началось, он закончил наносить лак на икону, отставил ее сушиться и спустился из мастерской в гостиную. Оттуда слышались возбужденные голоса старших братьев и отца, звон тарелок и ложек. Элис обрадовался: значит, многодневная охота, из-за которой старшие мужчины семьи почти не появлялись дома, закончена. - Добрый вечер, - он распахнул дверь, сияя улыбкой. - Привет, Кисточка, - его тут же сцапали, затискали, как котенка, растрепали длинные светлые волосы, всегда за работой собранные в тугой хвост. Он был так рад, что они все живы и, судя по всему, здоровы, что не сразу обратил внимание на то, о чем они говорили. - А она дралась, как тигрица, да, Нико? - Как беременная тигрица, ха-ха-ха, неповоротливая была. А пузо такое, что мне пришлось ее резать, чтоб убить выродков, боялся промахнуться. - А вы о чем? - тут же полез к старшему брату Элис. - Да, ты ж впечатлительный, снова будут кошмары сниться, - смутился Нико. Разговоры за столом как-то попритихли. - Ну, расскажи, - не отставал Элис. Нико оглянулся на отца, тот кивнул, прогудел: - Расскажи, пусть младший знает, за что гордиться братьями. И Нико рассказал, не опуская ни малейшей подробности, как выследили не просто рядового кровососа, а вампирского князя. Как пришли к нему в логово и нашли там двоих малышей-вампирчиков и их беременную двойней мать. Как защищала детей княгиня-вампирша, «но мы ж, братец, не лыком шиты. Мы ее к стене серебряными болтами пришпилили, как летучую мышь на просушку. Расстреливали, а она не дохнет никак. Ну, мы ее колом в сердце - а у нее живот шевелится. Пришлось вспороть, чтоб убить и плод, а их двое и уже живые, вот-вот, видимо, родиться должны были». От вопля Элиса вокруг все зазвенело: - Замолчи! Перестань! Как вы могли! Чудовища!!! - Ты что, Кисточка? Это ж они - чудовища, кровопийцы поганые. Мы просто обязаны были их убить, - с насмешливой снисходительностью отозвался Дарис, средний брат. - Это была беременная женщина! И дети! Как вы могли? Я думал, что вы... Я думал, вы защищаете людей... А вы... - А мы и защищаем, Элис, - кивнул отец. - Ты подумай, мы убили четырех новых вампиров до того, как они успели убить несчетно народу. А вампиршу казнили за то, что она уже успела совершить. - Вы подняли руку на то, что неприкосновенно никогда и ни для кого - на мать и нерожденных детей! Аппетит пропал, радость от встречи тоже, Элис оттолкнул тарелку и вылетел прочь из дома. Да, ночью. Без серебряного символа - он его дома не носил. Вслед что-то кричали, но юноша быстро скользнул в щель в стене, ему, тонкой ящерке, вполне было по силам там пролезть, а вот могучим братьям и отцу явно придется еще постараться. - Как они могли... Как они вообще могли... Горло перехватывало комом, злые и беспомощные слезы вскипали на ресницах, холодный сентябрьский ветер с реки не мог остудить пылающие щеки. Элис почти не разбирал дороги, по которой бежал. И когда его перехватила чья-то рука, больно стиснув плечо, не сразу очнулся. - Так-так-так, куда это юная леди так спешит? Элис снова всхлипнул, замотал головой: - Я не леди, я юноша. - Я знаю, кто ты, юный Эграсс, - пошипели над ухом. - Доставь мне удовольствие, попробуй убежать, - Элису в лицо скалился вампир. Породистое лицо было перекошено в совершенно безумной гримасе ненависти, в серо-голубых глазах пылал рубиновый огонь жажды крови. Элис вскрикнул, дернулся, выставил перед собой руки в попытке защититься. - Беги, беги, мальчик. Я тебе даю возможность попытаться убежать. Элис завертел головой, затем рванул с места, не понимая, где он вообще находится, путаясь в переулках. Сердце колотилось, как сумасшедшее, норовя выпрыгнуть горлом. А вдобавок ко всему, луна зашла за тучи, и испорченное сидением за красками зрение перестало служить. Элис вытянул вперед руки, пытаясь нащупать хоть что-то. - Попытка номер один провалилась, мальчик. Беги! - рыкнули из темноты прямо перед ним, вспыхнули кровавые искры глаз. - Я не вижу, - всхлипнул Элис. Когтистая рука взяла его за горло, стиснула, почти оторвав от земли, Элис едва касался ее кончиками ботинок. - Ах, ты не видишь? Бедняжка. Я должен пожалеть и отпустить ребенка, наверное, да?! - Нет... Вы... Вы князь? - Они уже похвастались, не так ли? - вампир вдруг словно успокоился, с лица сошла маска звериной ненависти, он стал даже красив той утонченной красотой, которую Элис так часто придавал ликам на своих иконах. Только глаза мерцали багровым огнем, портя впечатление. - Тебе понравилась сказочка на ночь, маленький Элис? Понравилась история о том, как умерла моя жена и дети? - Н-нет, - всхлипнул Элис. - Это ужасно... Я сочувствую вам. Мне, правда, жаль княгиню… - Сочувствием их не вернешь. Как ты думаешь, твои братья, отец, - они сильно расстроятся, если ты умрешь? - Папа и братья... Да, они очень огорчатся, я думаю… Вампир усмехнулся, на мгновение блеснули сахарно-белые клыки, острые, как стилеты. - Не бойся, ты умрешь не сразу. Побудешь немножко приманкой для них. Душа за душу, маленький Элис. А за мою Веронику я уничтожу кого-нибудь еще. - Моя мама была беременна. И ее убил вампир. Почему он ее не пожалел? - А ты уверен в том, что ее убил вампир, глупыш? Нет, у вампиров этого города раньше была честь, мы не трогали детей и беременных женщин, да и не беременных тоже - тех, кто не желал дать нам толику крови. Что бы тебе не рассказывали твои братья-убийцы, вампиры не убивают. А вот Инквизиция - да. Тех, на ком замечают следы укусов, убивают в казематах Ордена. Ты не знал? - вампир снова улыбнулся, наклонившись к Элису близко-близко, почти касаясь его кожи губами. - Папа сказал, что ее убил вампир, - упрямо возразил Элис. - Твое право верить, - вампир перехватил юношу за талию, и земля ушла из-под ног, вокруг взвихрилась тьма, словно огромные нетопыриные крылья. Элис заверещал, вцепившись в вампира. Тот молчал, только странно двигались под руками Элиса мускулы на его плечах, под тонкой сорочкой и коттой, словно это его крылья их несли. Элис вполголоса молился, подвывая на концах фраз. И норовил вцепиться в вампира посильнее. В какой-то момент его голос прозвучал, как в трубе, а потом вампир отодрал от себя руки юноши и швырнул его куда-то вниз. Лететь, правда, пришлось недолго, и упал Элис на мягкое - в копну сена, пахнущего не прелью и сыростью, а только сухими травами. - Советую выспаться. Лязгнула дверь, несколько раз щелкнул замок. Элис, всхлипывая, немного раскопал сено, забрался в него, зарылся. И уснул, сам того не ожидая. Они искали его. Обегали все переулки и улочки в округе, выкликая его имя. С высоты колокольни святого Паоло Лучиано видел, как мечутся в темноте золотые искры факелов. Он снова расправил крылья, пронесся неслышной тенью над головами людей, швырнув под ноги старшему Эграссу свиток пергамента. И снова угнездился на какой-то крыше, наблюдая. Отец Элиса подхватил свиток, развернул его, читая, побледнел, сказал несколько отрывистых слов сыновьям. Лучиано очень хотелось слететь вниз и попросту и без затей растерзать людей. Выпустить им кишки и разметать по всей улице, чтоб каждый увидевший смерть охотников ужаснулся. Но он не мог. Он был князем, и должен был убить убийц своей Вероники и детей так, чтобы об этом не узнала ни одна живая душа. Ночь подходила к концу, восток понемногу светлел. Поисковая операция свернулась. Князь вернулся в свое убежище. Рядом с той камерой, где был закрыт его пленник, была крохотная каморка. Он бы посмеялся, что пленник содержится лучше своего тюремщика, но все силы уходили на то, чтобы сдержать в узде свое безумное горе. Не вспоминать, как увидел растерзанную жену, распятую на стене серебряными болтами, в застывшей крови - маленькие тельца нерожденных сыновей и старших малышей. Элис проснулся. Сперва не понял, где находится, почему вокруг пахнет сухой травой и так темно, сел, подслеповато щурясь. Наконец, сумел осмотреться и вспомнить все, что произошло. И очень захотелось ущипнуть себя за руку и проснуться от кошмара, чтобы не было ни рассказа братьев, ни поймавшего его вампира. Элис действительно ущипнул себя, вскрикнул и уверился, что это не сон, а кошмарная явь. И он пленник вампира и приманка для братьев и отца. А вокруг была самая настоящая пыточная камера. Однажды в детстве он заблудился в коридорах замка Ордена, забрел на нижние уровни и увидел там такую же. По стенам висели цепи, тускло поблескивающие металлом, у дальней стены зиял черной пастью камин, рядом с которым стояла жаровня, у другой стены притаилась угловатым монстром дыба. Элис всхлипнул и забился в угол, пытаясь придумать, как ему отсюда выбраться. Окованную металлом дверь открыть было нереально, добраться до единственного крохотного окошка под самым потолком - тоже. Ну не нападать же на вампира с голыми руками.... Элис с надеждой уставился на камин. Потом выбрался из своего убежища в сене, подкрался к камину и заглянул в его черный зев. И там его ждало разочарование: труба была перекрыта крупноячеистой решеткой, вылезти сквозь нее даже тощему мальчишке было невозможно. Оставалось только ждать. И надеяться, что помощь придет вовремя. Ему казалось, что время тянется безумно медленно. Серый квадрат оконца постепенно темнел, пока не слился с окружающей темнотой. И тогда щелкнул замок на двери, а по стенам заплясали отблески пламени одинокой свечи. На пороге воздвигся его похититель, окинул взглядом камеру и вошел, закрыв дверь на ключ и повесив его себе на шею. Элис, гревшийся в сене, как в гнезде, приподнялся, сел, снова сощурился на него, пытаясь рассмотреть повнимательнее. Что-то в облике вампира казалось ему неправильным. Словно бы лишняя деталь или жест... Князь не дал ему времени на размышления, подошел, поставив свечу на жаровню. Вздернул Элиса на ноги, толкнул к стене. Щелкнули, больно сдавив запястья, тугие браслеты кандалов. Юноша испуганно моргнул. - А... Зачем это? Вампир не ответил. Подошел к вороту, от которого вверх уходила цепь, медленно принялся вращать его. Цепи, сковывающие юношу, поползли, натягиваясь, заставляя его привстать на цыпочки. Это было неудобно, Элис невольно смотрел вверх, отчего голова начинала кружиться сильнее. И потому не заметил, как вампир подошел ближе. Затрещала, разрываясь под его руками, шерстяная котта. Князь сдернул обрывки. Сорочку Элиса постигла та же участь. Теперь от каменных стен сразу замерзла спина и руки. Юноша попытался отстраниться от камня, выгнувшись, на какое-то время ему это даже удалось. Но долго так простоять было невозможно, сразу заныли все мышцы, еще сильнее закружилась голова. А потом груди коснулось что-то холодное и острое, и Элис невольно скосил глаза. Князь стоял рядом с ним, очень близко, полуприкрыв глаза. Губы его шевелились, словно он читал молитву. - К-князь? - Элис попытался отстраниться, но уперся спиной в ледяные камни и передумал. Вампир глянул на него, усмехнулся. У него не было ножа или стилета в руках - к груди Элиса прикасались его острые когти. - Вероника, - когти прочертили первую букву имени княгини на белой коже. Элис вжался спиной в стену. - Я не Вероника. Я Элис. - Я знаю, - безмятежная улыбка на чувственных губах совсем не вязалась с горящим во взгляде вампира безумием. - Эсторио, - и еще одна буква, чуть ниже первой. Порезы от когтей обрастали алыми бусинками крови, но она не скатывалась, словно ожидая сигнала. Юноша напряженно гадал, что такое задумал вампир. Перечислить всю семью на груди у Элиса? Кажется, он был прав, потому что вампир продолжил: - Клементина, - и снова ниже: - Анджело. Себастиан. Вот так, - он разорвал рубашку Элиса, оторвал от нее рукав и прижал его к вырезанным буквам. На белом полотне отпечатались алые знаки. - Это письмо твоему отцу. Каждую ночь я буду приходить и дописывать еще по букве имен. И когда закончу - отправлю ему уже не клок рубашки. Элис посчитал. Оставалось девять ночей. Девять ночей, за которые его семья должна его найти... Элис не сомневался, что у них это получится. Вампир кивнул ему, словно услышал эти нехитрые мысли. И вдруг наклонился, принялся слизывать кровь с порезов. - Ой, - Элис вздрогнул. Это было бы красиво, не будь так страшно: князь опустился перед ним на колени, чтобы не гнуть спину. И на его лице был почти молитвенный экстаз, перемешанный с чувственным удовольствием. Элис смотрел расширившимися глазами, вжавшись в стену и не чувствуя холода. Вампир вцепился ему в бедра тонкими длинными пальцами, когти с которых куда-то пропали, оставив лишь аккуратные ногти. От каждого прикосновения прохладного языка к порезам Элису казалось, что его прижигают каленым железом. Губы вампира окрасились кровью, кожа словно налилась лунным сиянием. - Х-хватит... - простонал Элис. - Пожалуйста. - Тебе больно, мальчик? - улыбнулся вампир. - Д-да, - всхлипнул юноша. - Это хорошо. Значит, ты еще жив, - кивнул князь. Еще раз собрал с вырезанных символов капельки крови языком, глядя Элису в глаза. И поднялся, забирая с собой клок ткани - «послание» для охотников. - Увидимся завтра. - Вы меня так и оставите? - прозвучало это тихо и немного удивленно. Вампир вышел, оставив его вопрос без ответа. Закрылся замок. Свеча осталась гореть на жаровне. Через час Элис уже не чувствовал ног, повис на цепях, не обращая внимания на то, что плечи заныли. Впрочем, из-за пережатых кандалами запястий юноша уже не чувствовал пальцев, онемение распространялось дальше. Кажется, следующей ночью князю месть уже не улыбалась - к закату Элис умрет из-за нарушения кровообращения. Или от простуды, неизвестно, что скажется первым. Однако, когда свеча догорела, а под потолком снова засерел квадрат окна, он все еще был жив. И когда окно на пару часов расцветилось непривычной синевой от проглянувшего в разрывы туч неба, и когда оно стало золотисто-алым, и когда померкло с закатом - Элис не чувствовал рук и ног, страшно заледенела спина и шея, но он даже не кашлянул ни разу. Лучиано зашвырнул пергаментный сверток в дом Эграссов через приоткрытое окно. И притаился над ним, прислушиваясь. - Нужно спасать Кисточку... Пойдем сегодня днем, перевернем вверх дном весь замок проклятого князя. - Но что, если вампир уволок его не в замок? - Тогда перевернем вверх дном что-нибудь еще. Князь Лучиано усмехнулся: ищите, охотники, ищите. Время еще есть. Охотники еще немного посетовали на впечатлительность младшего, Нико и Дарису от отца снова крепко прилетело за длинные языки и неповоротливые мозги. Вампир пришел к Элису снова после заката. Принес новую свечу. Отстраненно осмотрел посиневшего от холода мальчишку, его занемевшие и опухшие руки. И снял оковы. Элис грохнулся на пол, даже не ощутив удара, только отстраненно порадовался, что можно больше не висеть. Князь поднял его на руки, отнес и уложил на длинный стол рядом с дыбой. Постоял, вглядываясь в лицо юноши, но так, словно не видел его. И снова выпустил когти, «освежая» предыдущие символы и вырезая следующие. В этот раз больно не было, кровь тоже показалась не сразу после надреза. Впрочем, Элис и не смотрел, он пытался пошевелить пальцами и думал, сможет ли он хоть когда-то взять теперь кисть в руки, или пальцы навсегда перестанут слушаться. И снова все повторилось. Только когда вампир принялся вылизывать кровь с порезов, руки Элиса стали постепенно отходить. Боль была адская, кисти словно сунули в раскаленные угли. Юноша слабо хрипел, мотая головой, с ресниц срывались слезы. Вампир в этот раз не сказал ему ни слова. И ушел, насытившись его кровью, правда, через несколько минут вернулся, принеся кувшин с водой и полковриги хлеба. Снова оставил свечу зажженной. Элис никак не мог успокоиться, всхлипывал, вздрагивая всем телом. Он кое-как сполз со стола, упал на колени и долго молился, путая слова священных текстов и бессвязные просьбы ко всем известным святым, чтобы его отыскали побыстрее. Руки начинали слушаться, так что он даже сумел попить - есть почему-то не хотелось. Элис закопался в сено, пытаясь согреться. Очередной насмешкой вампира над охотниками оказалось новое послание в запечатанном печатью Ордена пакете, который принес из замка посыльный. - Сравняем замок с землей сегодня же, - Нико взглянул на отца и брата. Те кивнули. Князь не сумел сдержать смех: старая груда камней, где после смерти Вероники и детей не осталось жизни! Неужели они думают, что он прячется там? Что ж, пусть приходят, он приготовил им много сюрпризов. - А если Кисточка... Если с ним что-то случится? - Если с ним что-то случится, в этом городе не останется ни одного вампира, ни мужчин, ни женщин, ни их выродков. Никого. - А вы тяните подольше, - посоветовал с улицы спокойный насмешливый голос. - Он ждет вас. Так надеется на спасение. Охотники мигом очутились на улице. Она была пуста, только ветер завывал, катил по мостовой опавшие листья. - Где ты, клыкастый ублюдок? - Здесь, твари. Я здесь, - Дариса обхватили поперек груди, словно сжали в прессе. Шеи коснулись ледяные губы. Два серебряных болта ушли в князя над плечами охотника… И промахнулись - он растаял туманом, оставив Дарису на память саднящие царапины на шее. - По крайней мере, Кисточка жив. И будет жив еще некоторое время, но лучше поторопиться. Замок вампира оказался напичкан ловушками, как кекс - изюмом. Чтобы только пройти первый этаж, охотники провозились до темноты. Шли медленно, подстраховывая друг друга и перекликаясь. Пока в какой-то момент Дарис не ответил. Нико бросился искать брата. Отец кинулся за ним, ругаясь черными словами. Но Дариса словно и след простыл. Не было ни капли крови, ни следов драки. А потом впереди, там, откуда они вернулись, послышался звон, словно на каменный пол просыпался ворох клинков. - Дарис! Дарис, где ты? Серебряные метательные ножи, обагренные кровью, отмечали им путь через каждые несколько метров. Потом это были болты. Потом - клочья одежды. И ни капли крови, кроме той, что осталась на оружии или ткани. Охотники шагали все быстрее, зорко осматриваясь, готовые нападать незамедлительно. Дариса они нашли в одной из детских. Его поза в точности повторяла позу одного из старших детей, убитых охотниками. И убит он был так же - серебряной стрелой в сердце. Отрубленная голова лежала так, словно откатилась. На лице застыло непонимание, охотник казался совсем юным, ведь ему и было всего двадцать лет. - Дарис, - Нико прижал к груди голову брата, слезы слепили глаза. - Дарис... Отец.... - Нужно торопиться, этот кровосос играет с нами. - О, нет. Я всего лишь мщу, - на миг в проеме двери мелькнула тень, белое лицо и серебристые волосы. А всего неделю назад они были черны, как вороново крыло. Это подтверждал портрет вампира в одной из галерей, через которые они проходили. - Как и я, - отец вскинул арбалет, выцеливая вампира. - За убитую в застенках Инквизиции жену, Эграсс? О, как благородно, - голос вампира звучал отовсюду. - Не Инквизиция убила ее, кровосос. А ты. И я отплатил тем же... Ты страдал так же, как и я, видя нерожденных детей, не правда ли? Зная, что ты никогда не возьмешь их на руки, никогда больше не обнимешь любимую женщину... Понравилось? Я тринадцать лет ждал этого момента. - Я не убивал ее, Каро. Никогда ни я, ни мои Птенцы не поднимали руки на детей и женщин. Ты, как слепец, следуешь на поводу у тех, кто отдает приказы, как пес, рвешь того, на кого укажут пальцем и крикнут «фас!», не задумываясь, а так ли виновен этот несчастный. Скольких ты отправил в застенки лишь за то, что они пытались мирно ужиться с вампирами? - С вами нельзя жить в мире... Вы вероломны, подлы и бесчестны. И твои попытки обелить себя сейчас это доказывают. Твое кольцо было вложено в рот моей жены, князь вампиров. - А вы, люди, так легковерны. Как тупые овцы, следующие по воле пастуха на бойню. Держи, - под ноги охотнику упал сверток, от удара о пол развернулся, и из него веером разлетелись листы, исписанные убористым почерком Главы Ордена. - А кольцо... мое кольцо, смертный, на мне. То, что тебе подсунули - не более, чем подделка. Каро собрал листы и внимательно их просмотрел. - Нико, забирай брата, возвращаемся. - И ты вот так просто поверишь ему? - взвился Нико. - Я убью его! - и рванул в коридор, вытаскивая серебряный нож. Каро бросил листы и помчался вслед за сыном. Вампир не стал ускользать на сей раз. Видимо, решил закончить начатое одним махом. Правда, против ножа Нико у него были только когти и скорость, но этого хватало. Он словно танцевал вокруг охотника, плавно и стремительно. А потом прянул вперед и ударил, один раз, сложив пальцы вместе, в грудь Нико, левой перехватив его руку с ножом. Посмотрел в глаза старшему из Эграссов поверх плеча его сына. - Моя месть еще не закончена, - и растаял туманом. Каро подхватил сына: - Нико! Охотник был мертв. Когти вампира пробили его одежду, грудь и сердце. Каро поднял сына на руки, потом переложил на плечо, аккуратно, словно боялся разбудить, вернулся в комнату, взвалил на второе плечо обезглавленное тело Дариса. И пошел домой, ничего и никого не видя вокруг. Дома его ждали все те же испачканные кровью Дариса листы. Характеристика самого Каро, его семьи, его послужной список. И жирно отчеркнутые слова: «склонен к милосердию. Требуется стимул». И несколько сшитых в одну тетрадь листов с записями допросов Мириам Эграсс, с подробнейшим описанием всех пыток, что были к ней применены. Крепкий поводок для охотника, который с рождением сыновей стал все чаще задумываться о том, чтобы уйти на покой и уехать из Галабри вместе с детьми и беременной женой. Что может быть крепче, чем жажда мести? У Каро оставался только один сын. И хотя горе раздирало сердце на куски, охотник снова собрался в путь. Теперь уже не в замок-ловушку, а в старую заброшенную крепость, к которой много лет никто не приближался, считая ее проклятой. Если где и мог быть его Кисточка, его последний огонек, то только там. Крепость была пуста, хотя в подземелье он отыскал очевидное свидетельство того, что Элис провел здесь предыдущие три ночи. И записку на столе: «Ты не увидишь сына, охотник, пока жив тот, по чьей милости умерли наши жены и дети». Каро долго просидел, сжимая в кулаке эту записку, пока за окнами не стало смеркаться, охотник поднялся, направляясь туда, к Ордену. - Мне нужно видеть Верховного инквизитора. Это было не так просто. Еще ни один простой охотник не удостаивался чести лицезреть Главу Ордена. И для убитого горем Эграсса исключений делать тоже никто не собирался. А от вампира больше не было ни посланий, ни даже ощущения присутствия. Когда князь пришел к Элису на третью ночь, в окровавленной одежде, юноша решил, что сейчас его будут убивать. Но вампир только вздернул его на ноги, связал руки за спиной и завернул в свой плащ, пахнущий кровью. Запах был отвратителен, однако Элис побоялся спрашивать, чья она. Место, куда вампир его приволок, больше всего было похоже на склеп. Богатый, отделанный мрамором и гранитом, но давно заброшенный. Его на две половины делила прочная решетка, за которой, в нише, стоял мраморный саркофаг. Вампир швырнул на него плащ, разрезал веревку на пленнике когтями и вышел, запирая за собой решетку на тяжелый амбарный замок. Элис завернулся в плащ. Кровь успела засохнуть, и теперь тяжелый металлический запах уже не так раздражал. К тому же, ночь на холоде даром не прошла - Элиса бил тяжелый неостановимый кашель. Вампир сдвинул крышку с еще одного саркофага, сбросил ее на пол. Запер дверь склепа и лег в гроб. Он не разговаривал с юношей с той самой первой ночи. Словно его не существовало. И больше не вырезал на нем имена, напротив, залечил воспаленные порезы одним мановением кисти, проведя по груди Элиса, словно в легкой ласке. Юноша уже почти потерял всякую надежду на то, что ему помогут. Он не понимал, чего добивается вампир, зачем он вообще все это устраивает... а еще Элис болел. На пятую ночь, похоже, кашель юноши допек вампира. Он ушел куда-то и вернулся с небольшим кувшинчиком горячего вина с пряностями. Просунул его через прутья: - Пей. - Спасибо, - Элис взял кувшинчик, выпил мелкими глотками. Обруч, сдавливающий легкие, немного разошелся, теперь можно было хотя бы дышать. Кашель, рвущий на куски грудь, тоже чуть успокоился. Элис даже сумел немного подремать до очередного приступа. Когда он проснулся от кашля, вампир сидел рядом, хмурясь и кусая губы. Тряхнул головой, словно приняв решение, положил ладонь на грудь Элиса. От нее шел обжигающий жар, как от раскаленной печи. Однако этот жар Элису даже понравился, тело мигом прогрелось, холод, поселившийся еще там, в пыточной, улетучился. Вампир ушел, вернулся под утро и протянул Элису шерстяное одеяло и чистую котту. - Одевайся. Элис кое-как оделся, вопросительно посмотрел, ожидая дальнейших указаний. - Ты... хочешь есть? - вампир спрашивал так, словно не был уверен, требуется ли его пленнику пища. - Хочу, - согласился слабым голосом Элис. - Вечером я что-нибудь принесу. Он и принес: свежего хлеба, яблок и немного сыра. И снова кувшин с вином. Сидел на ступенях саркофага, смотрел на Элиса, изучая его погасшими, без багрового огня, глазами. Казался обычным человеком, только очень усталым. Элис медленно отламывал кусочки сыра, глотал, почти не жуя. - Как только твой отец выполнит мое условие, я тебя отпущу, - проронил князь. - А что он должен сделать? - Убить того, кто убил твою мать. Элис опустил голову. Он почему-то совсем не помнил маму. - Мириам Эграсс и Вероника были подругами. Пока твоя мать не узнала, что Ника - вампир. Так странно поворачивается судьба, да, мальчик? Твою мать убил тот, кто всю жизнь был для твоего отца примером для подражания и героем. И обвинил во всем меня, подсунув Каро поддельное кольцо с моей монограммой. А твой отец убил мою семью. Как думаешь, кто во всем виноват? - А кто такая Клементина? - Моя дочь. - Тогда получается, что виноват Верховный инквизитор? - неуверенно предположил Элис. Вампир повернул к нему голову и рассмеялся сухим, больше похожим на бесслезное рыдание, смехом. - Виновата система, мальчик. Те, кто изначально стоял за признанием вампиров опасными тварями, порождениями Дьявола. А Верховный - лишь инструмент этой системы. Но твой отец считает так же, как ты. Элис не знал, что сказать и потому молчал. - Если он сумеет добраться до глотки Инквизитора, в рядах Ордена будет раскол. И я смогу вывести моих подданных из этого проклятого богом города. Пока охотники будут рвать друг друга, мы уйдем, и пусть они ищут себе нового врага. Знаешь, кто им станет, мальчик? - Кто? - Элис посмотрел на него. - Люди. Сначала ведьмы, или те, кого сочтут такими. Потом лекари, знахари, те, кто лечит травами и заговорами. А потом просто те, кто будет неугоден Инквизиции. Люди всегда ищут себе врага, малыш. И всегда им становится тот, кто чем-то отличается от большинства. - А почему? - Потому что вам страшно, что кто-то может быть сильнее, умнее, удачливее, богаче остального стада. Элис пожал плечами: - Не знаю. Может быть. - Может быть, - эхом отозвался вампир. - У тебя будет время, чтобы попытаться в этом разобраться, - вампир отвернулся, безразлично разглядывая стену. И тихо добавил: - А может, и не будет. Элис снова замолчал, завернувшись в плащ, прикрыл глаза. Следующей ночью князь ушел и не вернулся на рассвете. Элис этому лишь вяло порадовался. Он любил одиночество, куда больше, чем шумные компании. А может, просто устал бояться и дергаться от каждого движения вампира... Однако и на следующую ночь своего похитителя Элис не увидел, и через одну. У него закончился хлеб, не было ни глотка воды, он снова замерзал, ведь время шло к октябрю, а бархатный плащ, одеяло и котта не заменят горячего очага и пищи. Выбраться из склепа он пытался отчаянно, но ничего не получалось - решетка не поддавалась слабым рукам. Вампир появился тогда, когда он уже почти совсем отчаялся. Просто возник посреди склепа, как мираж. Элис его сперва не увидел, продолжая сосредоточенно расшатывать несчастную решетку. - Не стоит этого делать, - князь улыбнулся, но как-то дико, особенно оттого, что его глаза снова сверкали багровым огнем жажды крови, а клыки выступали белыми остриями. - Там тепло, - Элис продолжал. Вампир приблизился, перехватил его руки, наклонился: - Согреть тебя, мальчик? Элис сфокусировал на нем взгляд, пискнул: - Н-не надо. Мне как-то уже... тепло. Вампир просочился сквозь решетку, распавшись туманом и вновь собравшись за спиной Элиса, обнял его, прижимая к себе, одной рукой, второй сжал его спутавшиеся, растрепанные волосы, заставляя склонить голову. Юноша застыл, страшась сделать резкое движение. Его собираются есть? Но вампир не кусал. Его ледяные губы скользили по коже, слегка прихватывая ее, словно он примеривался, куда удобнее вонзить клыки. Элис дрожал, то ли от холода, то ли от страха. - Тебе страшно? - шепот прошелся по коже стайкой мурашек. - Да... Нет... Я не знаю. - Тебе нужно искупаться и поесть, - решетка рухнула от одного толчка вампира, он выволок юношу наружу, подхватил на руки и посоветовал: - Закрой глаза. Элис зажмурился. Снова было то ощущение полета, которое он испытал, когда его похищали. А потом тепло, настоящее тепло очага. Его опустили на пол. - Раздевайся. Юноша не стал прекословить, разделся негнущимися пальцами. Вампир оценивающе оглядел его, подтолкнул к незаметной дверце в стене: - Идем. Элис зашагал в указанном направлении. Князь прошел за ним, кивнул на исходящую паром чугунную ванну, на гнутых львиных лапах, стоящую посреди мраморного великолепия: - Залезай и окунайся. Пленник погрузился в ванну, с губ сорвался тихий стон блаженства. Вампир сбросил свою одежду, оставшись в одних штанах и босиком. Взял кувшин и присел на бортик ванны, поливая юноше на голову. Элис решил, что он уже попал в рай. Вода приятно согревала, мысли путались, а сон неумолимо отяжелял веки. Уснуть ему не дали. Вампир заставил встать и принялся намыливать жесткой щеткой, соскребая с тела юноши многодневную грязь. Растер волосы чем-то, не похожим на мыло, с легким запахом цветов, смыл, окатив Элиса уже слегка остывшей водой. Теперь все тело наполняла странная легкость, Элис подслеповато смотрел вокруг, думая, когда он воспарит к потолку. Его завернули в полотно, как ребенка. На руках отнесли в комнату, усадили в кресло у камина. Князь Лучиано и сам не мог бы объяснить, почему он это делает? Элис не был похож на его сына, нельзя было оправдать себя этим. И на Веронику он не был похож... Вообще ни на кого из близких и родных... Просто надоело видеть затравленное выражение на этом полудетском лице. Надоело изображать из себя пугало. Боль от потери не уменьшилась и не ушла, но безумное желание мстить угасло со смертью Нико. А мальчик умудрился уснуть прямо в кресле, все еще напряженный, как пружина на взводе, вздрагивавший от любого звука. Князь присел на подлокотник кресла, всматриваясь в его лицо. Откинул со лба еще влажный локон. - Прости. Скоро ты вернешься домой. Элис только что-то простонал, его явно мучили кошмары. Лучиано взял его на руки, твердо решив отнести на кровать и позволить поспать в нормальных условиях. И не возвращать больше в темный и сырой склеп. В конце концов, мальчишка не виновен в том, что совершили его старшие родичи. На кровати юноша вытянулся как гусеница, замер, практически не шевелясь и едва дыша. Князь укрыл его пуховым одеялом, размотав кокон из влажного полотна. Идти в другую комнату не хотелось - в замке все напоминало о жене и детях, было тоскливо, хоть волком вой. Близился рассвет, и вампир лег рядом с юношей, сложив руки на груди и невидяще глядя в балдахин. Элис умудрился повернуться и уткнуться ему в плечо лицом. Лучиано вздрогнул и посмотрел на него, потом осторожно коснулся губами его лба. Элис подгребся поближе, положил руку ему поперек груди. Князь не особенно понимал, как может человечек, которого он пугал одним своим видом, так себя вести во сне? Объяснение могло быть лишь одно - Элис не соображал, кто с ним рядом. Он был теплым, разомлевшим и нежным. Тихо дышал, приоткрыв розовые губки, вздрагивали густые длинные ресницы. Лучиано запретил себе думать о том, какими могут быть губы Элиса на вкус. Запретил вспоминать сладость невинной крови. У них договор. Каро прикончит Верховного, получит обратно сына... И то, что мальчишку из города вышвырнут, как сына святотатца... Или сразу камнями забьют... А то и в пыточные, отыгрываться... Вампир видел уже таких. Точнее то, что оставалось от таких вот невинных мальчишек и девчонок. И, видит бог, он не желал такой судьбы Элису. Но что он мог изменить? Обратить его? Обречь на вечность, которой мальчик не просил? Или подарить ему последнее милосердие. Разве плохо уйти из этого мира в удовольствии? Это Лучиано тут останется, разгребать всю мерзость и грязь, которая накопилась. А это дитя лучше вообще не впутывать, разве что... интересно, какая у него все-таки кровь? Доводы рассудка отодвигались проснувшейся жаждой, и вампир с опозданием вспомнил, что питался в последний раз только теми каплями крови, что слизал с порезов на груди Элиса. Они были сладкими, эти алые капельки... Губу царапнули выросшие клыки, и Лучиано повернулся к мальчишке, провел пальцами по его тонкой шее, чувствуя биение пульса. Это было упоительное ощущение, биение жизни на кончиках пальцев. И оно манило поскорее прижаться губами, запустить клыки в нежную плоть, ощутить сводящий с ума вкус. Он не удержался, наклонился, трогая нежную кожу губами, как буквально пару часов назад в склепе. Тогда было желание напугать, сейчас - нет. Сейчас он просто наслаждался чистым запахом юноши, тончайшим ароматом его крови, который ощущал даже сквозь преграду плоти. И эту кровь вскоре прольют безжалостные руки палачей, совершенство тела будет искромсано тупыми мясниками инквизиции... Князь прижал мальчишку к постели собой, выпутывая из одеяла. Накрыл губами расслабленный нежный рот, пробуя его на вкус. Он может не отдавать им его. Может хотя бы раз пойти против своего слова. К тому же, Каро все равно погибнет, ему не дадут уйти далеко. «Не отдам. Не отпущу», - бились в голове гудящими пчелами мысли. Вампир привстал, рассматривая свою добычу, свою жертву. И снова опустил голову, целуя в худое плечо, в тонкие, как птичьи косточки, ключицы. Инквизиторы столько твердили о низменности плотских желаний... И этот грех был по-настоящему сладким: еще не проснувшийся, не успевший испугаться человеческий подросток. Лучиано ласкал его так, как не осмеливался ласкать собственную жену. Так, как никогда бы не тронул легкодоступную девицу в доме свиданий. Элис был чист, во всех смыслах чист, и коснуться его таким бесстыдством и такой страстью было одновременно похоже на богохульство и на преклонение. И в открытых глазах пленника горел испуг, который хотелось заменить чем-то иным, увидеть, как в них загорается другое пламя... - Тссс, не бойся, - прошептал ему в губы князь, снова целуя, увлекая в это действо, как в водоворот. Его рука гладила юношу, исследуя его грудь, бока, запавший живот и выступающие косточки таза, касалась намеком на ласку еще мягкого и редкого пушка на лобке, снова возвращаясь к шее, чтобы прижаться кончиками пальцев, ощутить биение жизни. - Что вы делаете? - Тише... Он никогда и ни с кем еще не был так нежен, кроме своих детей, но их он не мог представить на месте Элиса. Или его - на их месте? Он целовал, молясь о том, чтобы услышать хоть малейший отклик этого юного тела. Элис делал слабые попытки оттолкнуть его, однако Лучиано их не замечал, пытался сломить сопротивление ласками. И умудрился все-таки поймать один-единственный прерывистый вздох. Это воодушевило, как ни один самый откровенный стон не смог бы. И князь продолжил ласкать его, целуя тонкие пальцы, привыкшие к кисти, острые колени, худые бедра, ласкать маленькие нежные соски, никогда не знавшие подобных прикосновений. Элис тихо всхлипывал, не понимая собственной реакции на действия вампира. Но прекратить не просил. Было стыдно, приятно и страшновато. Лучиано видел его возбуждение, и видел то, что мальчишка не понимает, что с ним происходит. - Все хорошо... - это было все, что он мог сказать, чтобы не лгать красивыми фразами. Но Элис поверил, лишь зажмурился, казалось, что если не смотреть, а только чувствовать, будет не так странно. Оказалось, что если не видеть - любое, самое легкое прикосновение отзывается в теле в сотню раз сильнее. Даже если это всего лишь касание легких прядей волос вампира к коже. Элис всхлипывал, метался под этими прикосновениями и мечтал потерять сознание. И слова молитв вылетели из головы, словно выметенные ветром. Особенно, когда согревшиеся, но все еще прохладные губы вампира обняли, вбирая в себя, его естество, без малейшего признака стыда или неудовольствия, как сладкую лакричную палочку. И было так безумно сладко и мучительно стыдно. И хотелось еще... И стало еще стыднее, до несдержанного стона, до огнем полыхнувших щек, когда почувствовал прикосновение чужой руки там, где вообще не следовало касаться никому. И не просто прикосновение, а нежное, но настойчивое кружение, заставляющее желать чего-то... большего... - Скажи «да», - манил его шепот, круживший голову. - Скажи... Элис кусал губы, выгибался, вцепившись в простыни пальцами, в напрасных попытках уйти от этих ласк. Но разум заволакивало сладкой мутью, и губы сами шевельнулись, произнося почти беззвучно: - Да... Лучиано улыбался, наслаждаясь этой теплой податливостью. Элис всхлипнул, чувствуя осторожное проникновение, снова застонал, когда князь вернулся к ласкам, от которых кругом шла голова, и готов был рассыпаться на мелкое крошево привычный мир. Он был восхитителен в этой открытости, в неосознанном ответе на ласки. Лучиано вел его узкой тропинкой к наслаждению так бережно, осторожно, что не понимал сам, откуда в нем такая бездна терпения и нежности. Снова и снова подводил к самой черте, отступая в последний момент, прекрасно понимая, что это хуже пыток. Элис почти плакал, метался, вскрикивал. Вампир убрал пальцы, легко целуя его в залитые слезами щеки и искусанные губы. И с этих губ было так приятно сцеловывать едва уловимый привкус крови. Они так задрожали, а глаза, обрамленные мокрыми ресницами, распахнулись, когда Лучиано толкнулся в его тело. Медленно, осторожно, но неумолимо. - Обними, будет легче. Его тонкие руки взлетели, как крылья, пальцы вцепились в плечи вампира, как в последнюю соломинку, спасающую от падения в пропасть. Светловолосая голова запрокинулась, открывая напряженное горло, дрожащее от стона. Лучиано не удержался, это искушение было непреодолимым. Тоненькая кожа распалась под клыками в одно мгновение, кровь показалась на вкус божественным нектаром, похожим на давно забытый вкус освященного вина для причастия. Это и было для него причастие. Руки Элиса упали на кровать, тихие стоны звучали на грани слышимости. Вампир отстранился, глядя на то, как медленно стекают по белой коже алые капли. Снова прижался губами к ранкам, закрывая их. Элис был еще прекраснее теперь, когда его невинность принадлежала Лучиано. И все еще желанен. И князь постарался сделать все, чтобы он снова забился под ним, снова обнял, царапая острыми ноготками плечи. Хотелось бы еще услышать свое имя, слетающее с этих губ, однако это было невозможно - вампир запоздало вспомнил, что так и не представился. Но ему хватило тихого, прерывистого: «Пожалуйста...», чтобы распять на простынях это юное, желанное, податливое тело, довести его до края и излиться, глядя в мутные от наслаждения глаза, целуя пересохшие губы, раскрытые в немом крике. И снова впиться в его шею, и пить, чувствуя, как все реже становятся удары сердца. Он действительно был необыкновенный. И с ним можно было бы провести вечность... Князь снова отстранился, глядя в закрывающиеся от слабости глаза, уже подернутые пеленой близкой смерти. - Элис... Элис, ты хочешь жить вечно, мальчик? Тихий стон можно было расценить по-разному. Лучиано расценил в свою пользу. Последний глоток крови юноши отдавал на языке терпкой горечью и медом. Князь прижался к его груди, ловя последнее биение сердца. Сейчас у него оставались мгновения, чтобы принять окончательное решение. Обменять кровь на кровь, сделать из Элиса своего Птенца, оставить его рядом навсегда. Или позволить его телу остыть здесь, в еще влажных от пота, пахнущих страстью и наслаждением, первым и последним в его короткой жизни, простынях, чтобы на закате похоронить его тело в замковом саду под кустами последних осенних роз. И Лучиано, зная, что, возможно совершает самую страшную ошибку в своей жизни, принял решение... Да, Каро Эграссу удалось попасть к Главе Ордена. Взглянуть в его глаза, когда серебряная смерть впилась в его черное сердце, слетев с тетивы крохотного наручного арбалета. И даже удалось выйти из резиденции Ордена и дойти до дома. А больше он ничего не успел. Разве что улыбнуться, зная, что сейчас он увидится с женой и сыновьями. Его забили камнями те, кого он так ревностно защищал все эти годы. Соседи, друзья, соратники. Просто зеваки. А Лучиано умел держать свое слово, пускай и несколько странным способом. Вампира он увидел, умирая на закате на пороге собственного дома. Князь вышел из туманной дымки, чуть склонил голову, улыбаясь. И на какой-то миг Каро показалось, что рядом с ним мелькнула тонкая светловолосая фигурка. Впрочем, что только не увидишь перед смертью?