Свечи догорели

Микаса смотрит на Жана, и видит отражение себя. Не зеркальное, где-то более покоцаное, где-то чуть целее. Не зеркальное, но отражение. Микаса смотрит на Жана со стороны. Жан смотрит на белую стену, улыбается. Он скучает по нему. Микаса слегка усмехается. Как же быстро всё поменялось. Она аккуратно гладит его по плечу. Так не должно быть, они должны были быть втроём. Но, тем не менее, так случилось. Две потрескавшись души с привязанностью к ещё одному человеку, кроме друг-друга. — он бы хотел, чтобы мы держались, – Микасе хочется верить в свои слова, хочется думать так, даже если это не правда. — я не думаю, что он хотел такой исход – Жан откидывает голову на её плечо и сдавлено улыбается. — да, но он мёртв, а мы живы. И мы должны жить – хотя бы ради уважение к погибшим за это, не договаривает она. Когда они снова ложатся в их постель на двоих, свечи успевают догореть и Микаса видит лишь очертания его лица. — Он свободен, Жан. Спи,– говорит она и засыпает. — я надеюсь, что ты, подонок, не жалеешь об этом всём. Потому-что я жалею, – Жан засыпает, в надежде больше не просыпаются ночью. Одинокая белая чайка слетела с карниза, и понеслась дальше. Жан прав, Эрен практически не жалеет. Не жалеет ни о чём, кроме того, что не может сейчас лечь рядом с ними. А стоила ли его жизнь их жизней, решать не Эрену.