Плечом к плечу

Рифлёный металл перекладин холодил ладони, шаги по ступенькам приглушённым звоном отдавались в тишине. Несмотря на набор высоты, картина вокруг как будто вовсе не менялась: куда ни глянь, увидишь лишь быстро темнеющий полумрак да сырой камень стен. Поэтому вскоре Эми перестала крутить головой и принялась смотреть прямо перед собой. Справа и слева появлялись и исчезали пустые проёмы окон, кое-где обрамлённые острой кромкой битого стекла, проплывали перед глазами пятна ржавчины на стыках ступенек. Воздух вокруг был густым и затхлым, застоявшимся, но по мере продвижения вверх дышать становилось всё легче. Край крыши неуклонно приближался и, наконец, лестница изогнулась дугой, выпуская Эми на высокий бетонный парапет, покрытый трещинами и неровными тёмными наростами лишайника. За парапетом открывалась бетонная площадка с небольшой одинокой надстройкой и парой измятых жестяных труб-воздуховодов. После тесных стен тупика здесь было свободно, просторно — и на удивление светло. Быть может оттого, что глаза привыкли к темноте, но не только. Открылось густо-синее вечернее небо, очерченное багровой кромкой заката, с парой первых ярких звёзд. А где-то вдали, разгоняя вечерний мрак, поднималось зарево от множества огней — там, в той стороне лежали центральные кварталы Кенобо. Эми сбросила капюшон и подставила лицо свежему бризу. Здесь, на высоте он словно осмелел, усилился — и с готовностью подхватил её волосы, разметал их и тут же принялся укладывать в новую причёску, хаотичную, невообразимую. Сейчас она станет такой же лохматой, как Стёрка. Ну и пускай. До чего же приятный ветер! — Начинаем отсюда и идём вон туда, — Стёрка махнул рукой в сторону электрического зарева. — Ты высоты не боишься? — Очень вовремя спросил, — фыркнула Эми. — Не боюсь, нет, — она вгляделась в дальний край бетонной площадки, но край терялся во мраке. Куда же там идти? — Хорошо, — Стёрка вынул из складок шарфа очки и надел их. — Идёшь за мной, вперёд не вырываться, в сторону не уходить. Не шуметь, не болтать, говорить только там, где я разрешу. И смотри под ноги. Всё ясно? — Сэр! Есть, сэр! — Эми вытянулась в струнку и поднесла ладонь к виску, словно отдавая честь. — Пошли скорее! За краем площадки обнаружилась другая крыша, пониже. Вероятно, когда-то здесь был целый комплекс построек, и серые однотипные сооружения лепились друг к другу как попало, будто в детской пластилиновой поделке. Ветер, дожди и время сделали своё дело, заброшенные здания обветшали и местами обрушились. Идти приходилось то по оголившимся остовам арматуры, то по выщербленным краям стен, где от неловких движений с тихим шелестом сыпалась вниз цементная крошка, то по переброшенным через выбоины доскам, которые упруго пружинили под ногами. Эми шагала осторожно, замирая и вздрагивая всякий раз, когда опора под ногами казалась недостаточно прочной, или когда слух выхватывал из тишины непривычные звуки. Где-то внизу, в окаймлённых бетонными сколами пробоинах свистел и завывал ветер, что-то поскрипывало, подрагивало, шуршало, будто шевелилось спящее чудище. Казалось, что хаос руин живёт своей жизнью — неуютной, негостеприимной и тревожной. Она напрягла зрение, стараясь не упускать из виду тёмную, юркую фигурку впереди: Стёрка шёл вдоль пробоин и обвалов быстро и легко, будто проделывал это уже сотни раз. В конце каждого пройденного участка он оборачивался и ждал — и тогда Эми, не желая отставать, шагала быстрее, закусив от напряжения губу и стараясь поглубже дышать, чтобы унять дрожь в коленях. Радовало лишь одно: скоро заброшенный квартал должен был закончиться. Впереди, словно сторожевые башни, поднялись здания повыше, стены сомкнулись вокруг, наступила темнота — и гулкая тишина. Девушка огляделась — и вдруг поняла, что больше не видит своего спутника. — Стёрка-Стёрка, выходи? Эми могла поклясться, что сказала это довольно тихо, но голос вдруг отозвался гулким эхом, будто кто-то поднёс к её губам невидимый рупор. Звук заметался между стен, показался почти оглушающим — и она замерла, не решаясь повторить вопрос. Стёрка выглянул из-за угла с весьма недовольным видом и приложил к губам палец, а потом указал куда-то наверх. Ещё одна пожарная лестница вывела их на очередную крышу — куда выше первой. Эми перевалилась через парапет — и присела, облокотившись спиной на холодный бетон. Жадно вдохнула влажный вечерний воздух. Нужно немного успокоиться. — Что это было? — она ткнула пальцем вниз, туда, где в тёмной глубине, между стенами, казалось, ещё слышны были отзвуки их шагов. — Почему так громко? — Акустический колодец, — Стёрка забрался на парапет рядом с ней и присел на корточки. Смерил напарницу взглядом, сверху вниз. — Предупреждал же, что говорить можно только там, где я разрешу. Будь дело во время патруля, и рядом вор, так ты бы его уже спугнула. — Стой, стой, погоди, — от этого заявления у Эми даже дрожь в коленях прошла. — Во время патруля! А сейчас у нас что? — она озадаченно обвела жестом руины. — Вот это вот всё, это что было? — Это был тест. Проверка, — он поднялся, прошёлся по парапету к самому краю здания и снова присел. Взвились на ветру тонкие ленты шарфа. — Хотел посмотреть, как ты поведёшь себя в новой обстановке, вот и выбрал для начала место, где нет людей. — Чёрт возьми! — Эми вскочила на ноги. Стёрка невозмутимо взглянул на неё сквозь очки. — Могли бы уже давно вора ловить, столько времени потеряли! Ты же ещё там, в тупике сказал, что мы начинаем! — Это была неправда, — он растянул губы в пугающей зубастой ухмылке, напоминающей оскал. — Логическая уловка. Вопреки досаде, внутри Эми вдруг забурлила, поднимаясь, волна смеха. — Ох Стёрка! Ты сейчас похож на Чеширского кота, который устроился работать в комнату страха! — смех неудержимо рвался на волю, и Эми с готовностью поддалась этому порыву. — Вот уж не думала, что это скажу, но ты лучше не улыбайся… так. Это реально жутко! Она расхохоталась, и последние следы обиды растворились в этой волне внезапного веселья. — Так что, я прошла твой тест? И где моя награда? — Вот это, — Стёрка ткнул в сторону акустического колодца, — был провал. Ещё одно нарушение режима тишины — и прекращаем патруль, в любой момент. Эми стёрла с лица улыбку и как можно серьёзнее закивала. — В остальном приемлемо, — ровным тоном продолжил он. — Держишь нужный темп, препятствия проходишь быстро, но лишний раз не рискуешь. Для начала неплохо. — Он повернулся и кивнул в сторону залива. — А награда, если хочешь, — вот. — Да ладно, я пошутила про награду, — отмахнулась было Эми, но обернулась — и осеклась. Над заливом поднималась луна. Тёплый, канареечно-жёлтый диск, такой огромный и ясный, что можно было рассмотреть все хитросплетения тёмных и светлых пятен на блестящей поверхности. Луна полнилась светом, и его было так много, что он лился через край, затмевал блеск первых вечерних звёзд и плавил холодные тяжёлые воды залива, прокладывая по ним пылающую дорожку. Мелкая рябь покачивала лунные блики, они подрагивали, переливались — и понемногу исчезали, будто уступая в борьбе с тёмной глубиной. Городские огни, яркие далёкие точки, охватывали залив полукольцом — и смыкались рядом с луной, будто весь Мусутафу вдруг превратился в огромную сияющую оправу для драгоценного небесного камня. — Какая большая! — выдохнула Эми, невольно подступая ближе к парапету. — Я и не знала, что так бывает! Снизу предупреждающе дохнуло прохладой: напомнила о себе невидимая, но вполне ощутимая высота. Было видно, как мерцают огоньки одиноко стоящих домов, как сияющей гусеницей бежит по ветке рельс поезд метро, как извивается по склону холма шоссе, составленное из десятков крошечных вспышек — автомобильных фар: машины спускались по спирали вниз, от жилых кварталов к порту. — Так бывает, но редко. — Стёрка выпрямился в полный рост. — И отсюда лучший вид. В центре района есть места повыше, но там слишком сильная подсветка, мешает. Эми перевела взгляд с залива на напарника и вздрогнула. Он стоял на самом краю парапета. Холодное дыхание пустоты разметало пряди волос, и луна, будто заметив наблюдателя, щедро одарила его своим светом. Жёлтые росчерки легли на складки ткани, вплелись искрами в ленты шарфа, разлились по стёклам очков. Тёмный силуэт превратился в игру света и теней, в набросок пляшущими лунными бликами на канве ночного неба, и Эми вдруг поняла, что не может отвести от него взгляд. Там внизу пропасть. Неужели ему не страшно? «Красиво», — промелькнуло в сознании. И тут же, следом: — «Я тоже так хочу». Она внимательно осмотрела парапет. Бетонный выступ был высотой по грудь и достаточно широкий. Будь они не на вершине заброшенного здания, а где-нибудь посреди улицы, она прошла бы по нему с лёгкостью — хоть спиной вперёд, хоть вприпрыжку. Почему же здесь должно быть иначе? Эми подтянулась на руках и выбралась на холодную шершавую поверхность. Исчезла последняя преграда, отделявшая её от пустоты. Внутри что-то ухнуло, будто тьма, полная лунных зайчиков, рывком потянула девушку к себе. Эми поспешно перевела взгляд с бездонной пропасти на залив. По спине прокатилась волна восторженных мурашек, и она победно улыбнулась. Вот так, главное не смотреть вниз. — Страшно? — Стёрка обернулся, подошёл поближе и сел рядом с ней, свесив ноги в пустоту. — Ты для проверки спрашиваешь? — Эми усмехнулась. — Нет. Я не боюсь высоты, — она опустилась на корточки и тоже осторожно присела на холодный бетон. — Но и забыть про высоту я тоже не могу. Всё время чувствую, что она рядом. Это тревожит… но и манит тоже. Стёрка едва заметно кивнул в ответ. — Хорошо. Так и должно быть. Он спрыгнул с парапета на площадку, сбрасывая с одежды и шарфа лунные блики, и снова обернулся неприметной ночной тенью. Махнул рукой в сторону соседней крыши, за которой поднималось светлое марево искусственного света. — Это последний нежилой дом в квартале. Отсюда и дальше будем идти среди людей. — Он повернулся к Эми, блеснув очками. — Вот теперь всё будет серьёзно. Соберись. Она поднялась в полный рост, и на прощание взглянула с высоты на залив. Тревога отступила, растаяла в волшебном свете луны, развеялась в прохладном вечернем бризе — и сменилась щекочущим, острым предвкушением. Все прочие ночные патрули были обязанностью — неприятной, но необходимой. Но сегодня — сегодня точно будет настоящее приключение. Даже если неуловимый вор и вовсе не объявится. — Я готова. Идём.

***

Покинув заброшенный комплекс, они снова спустились на улицы, прошли несколько сотен метров — и вновь поднялись. На этот раз их вела внешняя лестница на торце семиэтажного здания: равномерные пролёты стальных ступенек с узкими перилами. На каждом этаже лестница переходила в небольшую площадку с дверью, ведущей внутрь здания. На площадках срабатывали датчики движения, и маленькие яркие лампы гостеприимно загорались над дверными проёмами, ожидая, когда кто-нибудь откроет дверь. Но герои шли не останавливаясь, всё выше и выше, пока не выбрались на плоскую поверхность крыши с аккуратным ограждением по периметру. Ограждение преодолели быстро, в два прыжка, спустившись на соседнее здание парой метров ниже. Под ногами хрустнуло бетонное крошево, и снова стало тихо. — План такой, — заговорил вполголоса Шота, убедившись, что на крыше семиэтажки никого нет. — Больше всего объектов с камерами находится на центральных улицах, но сейчас там и людей больше всего. Вряд ли кто-то станет совершать ограбление на виду у кучи свидетелей. Вернёмся к центру Кенобо после полуночи, когда людей станет меньше. А сейчас пройдём по окраинам. Там злодеи обычно промышляют, пока в переулках есть кого поймать. Крыши жилых кварталов плыли чёрными островами по волнам тёплого электрического света. Разновысокая застройка Кенобо не всегда бросалась в глаза, пока идёшь по улицам, но здесь, на высоте, она вдруг обернулась причудливым рельефом, не заметить который было невозможно. На тёмных островах крыш были свои равнины, вершины и плато. Здесь не вышло бы двигаться по прямой при всём желании, и потому приходилось петлять между надстройками и дымоходами, уходить в сторону по каменным карнизам и возвращаться обратно по массивным трубам теплоцентралей, набирать высоту по пожарным лестницам и снова спускаться по скатам кровли. В нужных местах они подходили к самому краю крыш и на некоторое время замирали, вглядываясь в полумрак внизу. С угловых зданий можно было осматривать несколько проулков сразу — несколько извилистых изгибов, освещённых одинокими фонарями и огнями редких витрин. Вглядываться в зыбкие тени, стараясь не пропустить тревожные знаки. Однако первая половина ночи выдалась спокойной: ни драк, ни нападений. Внизу, в расплывчатых пятнах света, проходили лишь редкие прохожие, спешащие домой или к ближайшему комбини. И после каждой такой паузы, после каждого наблюдательного пункта приходилось перебираться на новый блок зданий. Спуск и снова подъём — на улицах пошире, или прыжок с крыши на крышу в совсем узких проулках. Для первого прыжка Шота выбрал самый узкий из тупиков. И всё же, когда он сообщил Шутке, как именно придётся преодолеть препятствие впереди, в её глазах мелькнул неподдельный страх. Но — нужно отдать должное: она собралась и без долгих колебаний перемахнула через проём вслед за Шотой, вполне технично приземлилась, ушла в кувырок и поднялась на ноги целой и невредимой. Без лишних возражений и громких возгласов, практически молча. Шота одобрительно хмыкнул. Чем дольше он видел напарницу в деле, тем спокойнее становилось на душе. Он ожидал худшего. Ожидал, что Шутка отнесётся к походу по крышам легкомысленно и безалаберно. Что станет рисковать понапрасну и бравировать своей храбростью, наплевав на правила безопасности — или, наоборот, спасует в неподходящий момент, как только опасность окажется серьёзнее, чем она ожидала. Что не утерпит и станет болтать, несмотря на режим тишины, что непременно вытворит что-нибудь этакое в самый неподходящий момент. В общем, что от действий Шутки лучше заведомо ожидать какого-нибудь подвоха, ровно так же, как от её слов, что одно станет прямым продолжением другого. А когда не знаешь, чего ждать, всегда лучше готовиться к худшему — и Шота был готов. Похоже, он ошибался. Шутка добросовестно выполнила все его указания. Её подготовки и навыков вполне хватает, чтобы держаться с ним наравне — по крайней мере пока они идут без спешки. А все её недочёты легко объясняются неопытностью — или страхом. Никакого намеренного саботажа. Шота неловко потёр затылок. Иди разбери, то ли он пессимист и зря сгустил краски, то ли у Шутки просто сегодня такой настрой — быть ответственной, а в другой раз всё могло бы сложиться иначе. Как бы то ни было, факт оставался фактом: сегодняшнее дежурство пока что проходило достаточно гладко. — Осмотрим ещё пару мест в этом квартале и дальше идём в сторону частного сектора. Там вор тоже отметился несколько ночей назад. Проверить не помешает. — Ладно! — Шутка вскочила и с готовностью завертела головой. — А в какую сторону частный сектор? Тут, — она обвела рукой крыши, — как будто какая-то отдельная география. Как будто весь район разобрали на части, а потом перемешали и собрали заново! Мы сейчас вообще где? Ах да, точно. Этому её тоже придётся учить. Шота подошёл поближе. — Пять минут на ориентирование. — Он указал рукой в сторону. — Что ты видишь? Шутка послушно вгляделась в ночную мглу. Справа, на горизонте виднелось высокое сооружение, усыпанное яркими огнями. — Вижу телебашню, — задумчиво отозвалась она. — Это в центре Мусутафу. Ага! Значит, центр в той стороне! — Так, — кивнул Шота. — Смотри дальше по сторонам. Ищи знакомые высокие объекты. Она закрутила головой, а потом улыбнулась и указала чуть в сторону от телебашни. — Вон мигает маяк. Он на выходе из залива. Всё сходится, залив и центр в той стороне. — Можешь проверять себя по ветру, — кивнул Шота. — Ветер по ночам всегда дует с моря. А теперь — что ты слышишь? Шутка принялась вслушиваться так старательно, что даже зажмурилась от усердия. — Поезд шумит, вон там — наконец сказала она, указывая рукой вправо. — И поток машин — вон там, — она указала влево, а потом подскочила, распахнула глаза и принялась вглядываться в темноту. — И подсветка в той стороне, вон какая интенсивная, там большой проспект! Она подбежала к краю крыши и, вытянув голову, принялась разглядывать соседние строения. — Блики красного, белого и зелёного во-он там! — послышался радостный голос из темноты. — Это новая пиццерия, у них вывеска неоновая, и цвета как итальянский флаг! О! Я знаю, где мы! — Она вприпрыжку вернулась обратно и победоносно взглянула на Шоту. — Мы на углу Шестой и Девятой! Частный сектор — в той стороне! Шота молча кивнул и одобрительно вскинул вверх большой палец. Очень даже неплохо. Быстро сообразила. — Раз всё понятно — идём. — Погоди, погоди! — она вдруг заволновалась и завертелась на месте. — Вон в той стороне, за углом центральный полицейский участок, а с другой стороны — аллея с декоративными соснами, тихая такая? Там ещё вся застройка низкая, только одна многоэтажка посередине торчит? — Ну, допустим? –пожал плечами Шота. — Пойдём туда! — она приплясывала на месте от нетерпения. — К многоэтажке! Ненадолго, всего на минутку! — Зачем? — На месте объясню! Это правда быстро. Пойдём, пойдём! Она отбежала на пару шагов — и остановилась, выжидая. Шота недоумённо зашагал следом. Обогнули пару надстроек, за которыми прятались выходы на внутренние домовые лестницы, протиснулись по карнизу на соседнюю крышу и остановились. Темноту впереди рассекал чёткий направленный поток света. Шутка рванулась было к нему, но Шота ухватил её за плечо. — Там прожектор, — предупреждающе шикнул он. — Куда ты? Выйдешь, и тогда… — …буду отбрасывать тень на всю многоэтажку, — закончила она и как-то странно улыбнулась, светло и мягко. — Я знаю. Это то самое место, где я тебя впервые увидела. — В каком смысле? — насторожился Шота. — Ямура устраивал нам экскурсию в день знакомства. Вывел на аллею, дошли до этого места, а тут, на крыше — ты, — улыбка расцвела на её лице. — Ну, пошли, не переживай! Прохожие внизу даже не смотрят ни на эту крышу, ни на тени. Мы бы и сами ничего не заметили, если бы Ямура не сказал. — Не помню такого, — смущённо буркнул Шота, переходя ближе к освещённому участку. Они замерли перед самым прожектором, на последнем клочке тьмы. — Так ты и не должен помнить, с чего бы, — Шутка заливисто рассмеялась. — А вот я запомнила отлично. Ух, как ты эпично смотрелся, глаз не отвести! Я тогда представляла тебя совсем другим. — И каким же? — Да… неважно, — Шутка замялась. — Нафантазировала всякого, теперь даже вспоминать смешно. — Она нетерпеливо потопала ногой. — Пойдём поближе, всего на минутку! Я тоже хочу гигантскую эпичную тень! — У тебя одна минута, — сдался Шота, и Шутка рванулась в поток света. Встала в профиль и сложила из ладоней «собачку», как в детском театре теней. Тень на стене задёргала «ушами» из пальцев и пару раз открыла рот. Между тем Шота в некоторой растерянности прошёл к краю крыши и уставился вниз, силясь вспомнить тот вечер, о котором рассказывала Шутка. В конце концов, не так уж часто он выходил на это хорошо освещённое место, такие случаи за последние месяцы по пальцам посчитать можно. Что-то смутно всплывало в памяти, но… Шутка наигралась с тенями и выпрямилась, устремила взгляд вдаль. Огромная тень шевельнулась, повторяя за ней движение, и Шота непроизвольно оглянулся на стену многоэтажки. Они с Шуткой стояли достаточно далеко друг от друга. Но свет прожектора играл с окружающим пространством по своим правилам — раскраивал длинные полосы темноты на части и сводил их снова под самым невероятным углом, то сближая, то отдаляя предметы — будто фокусник, демонстрирующий детям удивительные иллюзии. А потому сейчас на стене поднимались две гигантские, чёткие тени, вставшие рядом — плечом к плечу.

***

Следующий проём между крышами преодолели по верху. При взгляде снизу в этом месте находилась неширокая улочка, вся застроенная магазинчиками и лавками. Кто-то из предприимчивых торговцев соединил здания слева и справа от входа крепким карнизом со светящейся надписью «Свежайшие продукты здесь!». Вероятно, днём или вечером здесь было не протолкнуться через толпы желающих эти продукты приобрести, но сейчас, когда на часах было за полночь, улочка была совершенно безлюдна. Ветер гулял среди пустых ящиков, сложенных аккуратными стопками, лунный свет стекал потоками по тусклому металлу защитных ролет на дверях и окнах. Герои прошлись вдоль края крыш, убеждаясь, что на улочке нет посторонних и все двери плотно закрыты. Потому Шота махнул рукой в сторону карниза. Надпись была выключена, и буквы проступали на металлическом каркасе тёмными бесформенными наростами. — Переходим там. Даже в темноте было заметно, как по плечам Шутки пробежала дрожь. — Стёрка, там ширина сантиметра три, — она неуверенно развела руками. — Ещё и буквы эти, об них споткнуться раз плюнуть. Как там вообще ходить? Вместо ответа Шота проследовал к карнизу, шагнул на холодный металл и неспешно перешёл на соседнюю крышу. Обернулся. Шутка замерла на краю, переминаясь с ноги на ногу и не решаясь сделать первый шаг. Боится. Следовало ожидать, что рано или поздно так выйдет. Шота вздохнул, борясь с желанием поторопить напарницу и поскорей продолжить патруль. Страх высоты — это обычный, нормально работающий инстинкт самосохранения, было бы куда хуже, если бы её вовсе ничего не пугало. Такой страх нужно не подавлять, а тренировать. Вот пусть и пройдёт это место в своём темпе, пусть его прочувствует. Шутка медленно двинулась вперёд по карнизу. Аккуратные, плавные движения — было видно, как она осторожно ощупывает носком кроссовка пространство перед собой, ставит ногу, замирает, убеждаясь в надёжности опоры, и снова шагает. Взгляд направлен не вверх и не вниз, а вперёд под углом, одновременно и на опору, и на крышу впереди, дышит глубоко, но мерно, помогая себе — успокаиваясь. Всё правильно делает. Ещё пара таких переходов — и начнёт чувствовать, что к чему. — А ч-чёрт, — вдруг сдавленно донеслось с карниза. — Шнурки развязались! Шутка неловко повела правой ногой: шнурки кроссовок зацепились за край одной из букв, вытянулись, и теперь при каждом шаге свисали ниже карниза, порываясь обмотаться вокруг острых металлических краёв. Зачем она вообще надела обувь со шнурками? Или это он забыл её предупредить, что так делать нельзя? — Стой на месте, — бросил Шота. Сделал шаг навстречу, протянул руку. — Теперь держись и выходи. Ладони сомкнулись, Шота шагнул назад — и спустя пару секунд они уже стояли на крыше. Рука у Шутки оказалась холодная, чуть дрожащая, и когда она принялась завязывать шнурки, мягкие петли не слушались, норовя то и дело выскочить из непослушных пальцев. Не то нервничает, не то замёрзла. — Холодно? — уточнил для проверки Шота. Шутка неопределённо повела рукой. — Нежарко. Мы много стоим, мало двигаемся. Я-то думала, будет наоборот! — Наоборот тоже будет, — Шота поскрёб щёку, собираясь с мыслями. По всему выходило, что план патруля придётся немного изменить. — Сейчас пойдём вниз. Сделаем паузу.

***

Маленький круглосуточный комбини, пятно живого света посреди ночной тьмы, стоял так близко к пожарной лестнице, что, казалось, открыть входную дверь можно прямо с последней ступеньки. Здесь, в закоулке под защитой стен, ветра не было вовсе, и воздух ощутимо потеплел. Шота спрыгнул на асфальт и кивнул в сторону ярко освещённой двери. — Кофе, еда, туалет. У тебя пятнадцать минут. Можешь остаться внутри, там теплее. — Отлично, — выдохнула Шутка с заметным облегчением и скрылась за дверью. Шота отошёл в тень и присел на корточки, вслушиваясь в тишину и размышляя о том, как лучше будет перестроить маршрут патруля. Он был уверен, что всё отведённое на отдых время Шутка проведёт внутри, но вскоре она появилась снова, допивая порцию кофе. Нашла Шоту взглядом, подошла поближе и встала рядом. — Спасибо! — её голос заметно повеселел. — Очень нужна была передышка! — В следующий раз одевайся теплей, — проворчал Шота. — Холод — твой враг. Ухудшает координацию, снижает внимание и просто отбирает силы. И обувь бери без завязок. Шутка согласно покивала и опустилась на асфальт, чтобы перевязать покрепче шнурки. Шота смотрел, как ловко мелькают длинные пальцы, затягивая и расправляя узлы. Оставалось что-то ещё, о чём нужно было сказать, кроме замечаний по одежде и обуви, но что? Быстрые, чёткие движения кистей завораживали, не давали сосредоточиться, сбивали мысль. Какие у неё тонкие, изящные руки, когда на них нет тяжёлых боевых перчаток. Раньше он этого не замечал, да и когда было заметить? «Если мы пойдём со злодеем врукопашную, этим рукам придёт конец» — Вспомнил, что хотел сказать, — Шота откашлялся. — Почему ты руки ничем не защитила? Как будешь драться, если понадобится? — Ты сказал геройский костюм не надевать, а перчатки ведь часть костюма! — она виновато пожала плечами. — Как-то не подумала? Ты прав, бить злодеев будет сложновато. Ну ничего, один раз как-то выкручусь. Шота задумчиво похлопал по карманам и вытянул пару перчаток без пальцев. Потрёпанная чёрная кожа, растянутый фиксатор у запястья. Шутка бросила на них удивлённый взгляд. — Твои? Ни разу не видела, чтобы ты их носил. — Раньше носил, — Шота протянул перчатки ей. — Когда учился с шарфом работать. Тогда были нужны, а сейчас только мешают и место занимают. Забирай. — Спасибо, — задумчиво ответила Шутка, почему-то не сводя взгляда с его рук. — Знаешь, я ещё там, на карнизе почувствовала, думала показалось, но, наверное, нет… Дай-ка руку! Она придвинулась, ухватила Шоту за ладонь, быстро перевернула её и поднесла к свету. — Ничего себе, какие мозоли! — тонкие тёплые пальцы осторожно скользнули по загрубевшей коже. — Сплошным слоем, первый раз такое вижу. Суровая штука твой шарф, никогда бы не подумала! «У неё руки отогрелись», — машинально отметил Шота. Он попытался было отдёрнуть ладонь, но не слишком уверенно. Тёплые щекочущие прикосновения были непривычны, незнакомы — и странно приятны. — Всё. Всё, хватит, — он наконец-то отнял руку и поднялся. — Надевай перчатки и пошли. Перерыв окончен. Перчатки были велики, они свободно легли вокруг ладони. Шутка затянула до предела фиксатор и помахала перед собой внезапно увеличившимися кистями, словно чудище — лапами. — Стёрка, смотри — я кайдзю! Р-р-р-р-р! — Кошмар, — вполне искренне содрогнулся Шота, поднял стаканчик от кофе и метнул его в урну. — Всё, идём. У нас ещё половина ночи впереди. Скрипнули ступени пожарной лестницы, и площадка перед комбини опустела.