Тролль

Когда Злата нашла письмо, она чуть не лишилась чувств, взволнованная пропажей сына и неведением слуг. Слегка смятый лист лежал на обложке любимого романа Бая. Руки Златы дрожали, пока она читала. Как и всегда, почерк был аккуратным, а буквы — узорными, словно весь смысл заключался в этих узорах, а не в словах. Павлиний хвост буквицы доходил до середины листа. Чернила были подкрашены в зелёный и будто надушены. О, любимая моя мама! Мечта возвела стену между мной и тобой, она разлучила меня с тобой… Только ты можешь дарить мне радость и оберегать. Но последнего мне не нужно, ведь съедает меня отрава аспида — влечёт дорога и ждут приключения. И нет у разума власти надо мной, ведь приказывает сердце. Не волнуйся, любимая моя мама, я не погублю самое себя, не позволю клинку неприятеля лишить меня жизни. Не ищи меня, любимая моя мама, ведь я избрал свой путь. Когда-нибудь я сам тебя найду. И ты будешь гордиться мной, ведь вернусь я героем. «Долго сэр Ланселот так жил среди игр и забав. Но потом решил он попытать удачи в каких-нибудь чудесных приключениях». Люблю тебя, моя любимая мама. Письмо выпало из рук. Лицо Златы сморщилось, как у вот-вот готового завопить младенца, но женщина лишь болезненно скрючилась и тихо заплакала. Её сын умер. Она знала, чуяла материнским сердцем. Умер, пускай и уехал прошлой ночью. Мёртв. Вместе с Дестриэ. Наивный, затерялся в лесах и утонул в болоте. Нет! Убит этими разбойниками, что устроили мордобой в «Туманном острове». Да, они убили его, но не сразу, в самом начале пытали. Просто так. Среди них был эльф, а все эльфы изуверы. Конечно же, сыночек страдал! Как же сильно он страдал! Ах! Злата заревела. Она знала, что её маленький Бай мучился, ведь материнское сердце знает! Ах! Злата судорожно всхлипнула и лишилась чувств. Слуги не на шутку испугались, когда обнаружили хозяйку чуть ли не бездыханной на земле. Тут же отнесли в покои и послали за лекарем. Последний, осмотрев немощную, пришёл к выводу, что виноват гуморальный дисбаланс и требуется кровопускание, каковое тут же произвели. И, вроде, помогло — Злата очнулась, но почему-то долго-долго рыдала. Лекарь объяснил, что это из-за мяса, и посоветовал соблюдать пост хотя бы три месяца. Как только женщина, безо всякого поста, окончательно пришла в себя, то тут же бросилась писать письма сеньору, родственникам, влиятельным знакомым с просьбой помочь, разузнать, отомстить! Всю ночь после невероятно тягостного дня она рыдала. Рыдала и в следующую ночь. Прибывший через два дня декан местного храма Трёхликого, увидев испещрённое печалью лицо, отказался от намерения устраивать допрос. Лишь перебросился фразой-двумя с конюхом да помощниками повара и ушёл. Всю следующую неделю через постоялый двор Златы проходили отряды полицейских церкви Трёхликого. Постояльцы говорили, что это погоня за какими-то опасными преступниками. К тому моменту женщина уже пришла к выводу, что Бай, может, и жив. Не то чтобы материнское сердце ошиблось, разве слегка преувеличило. Жив-то жив, однако точно душою страдает! Привязался к дурной компании, которую разыскивают по всему королевству. Сынок умный, но очень наивный. Поверил, что они странствующие рыцари и попал в ловушку из собственного заблуждения. Ох, испортят они его! Злата знала, что испортят, чуяла сердцем материнским. Пристрастится Бай к меконину, слезам мака, или популярному у молодёжи абсинтуму. Злата не сомневалась, ведь сама когда-то была молодой. Родственники в письмах сообщали, что о Бае ничего не знают, сообщали об этом и влиятельные знакомые, но все, как один, обещали воспользоваться своим влиянием хотя бы в том случае, если полицейские церкви Трёхликого схватят Бая вместе с разбойниками. Обычно после обещания они также делились слухами о патриархе этой самой церкви, который совсем недавно получил «таинственное» предложение от неизвестных господ. Несмотря на «таинственность» предложения, разговоры о нём Злата слышала даже от бродяг и слуг. Вскоре полицейские стали возвращаться, приходили целыми отрядами, ночевали в постоялом дворе. Одного из них Злата узнала с трудом, ведь со сломанным носом десятник выглядел как самый настоящий торговец капустой, по трактату Ибн Сина, а не живодёр, каковым он был до этого. На вопрос: «Вы поймали гнусных бандитов?» — десятник ответил, что гнусных бандитов больше нет, и свой многозначный ответ никак не пояснил. Как только нашествие полицейских церкви Трёхликого прекратилось, на замену им пришло массовое странствие гномов к Очаровательной горе. Деревенские дурачки утверждали, что это знак грядущей гибели мира, зажиточные горожане обвиняли королей и политиков. Десятки бородатых представителей старшего народа останавливались и в «Туманном острове» Златы. На вопросы о целях своего путешествия либо хмыкали, либо невнятно отвечали, мол, идут восстанавливать историческую справедливость. Не прошло и недели, как рынок металла, цеховые забойщиков, плавильщиков, а вместе с ними все крупные держатели банков пали к ногам гномов, что возродили легендарную «гномскую сталь». Невероятно прочную, в меру гибкую, лёгкую, единственный минус — выглядящую не очень благородно, а именно как гладкая ржавчина. Канувший в небытие секрет был раскрыт и спрятан в недрах Очаровательной горы. Никто, кроме гномов, не допускался в подземный город. Нескольких воришек-эльфов, чудом проникших внутрь, тут же обезглавили. Друг Златы, крупный во всех смыслах торговец-перекупщик, остановившись в постоялом дворе, долго жаловался женщине на кризис, в который гномы постепенно ввергают все остальные народы: — Золотце моё, это будет самый настоящий крах! Крах-х! Мы жили при стабильном спросе на металл, но тут гномы его с лихвой покрыли. Звучит хорошо, да? Нет, звучит плох-хо! В дефиците будут все производства, кроме гномьих! Это затронет всех! Всех-х! Подорожает оружие, ткани, плотницкие будут брать втридорога, да и ваши все дамские вещички подскочат в цене! — И о вещичках. Вещичках-х! — продолжил торговец. — Знаю я один секрет, золотце, по дружбе тебе раскрою. Продавай камни, коли в них хранила золото. Слышишь? Невыгодно вскоре будет в блестяшках сбережения держать. Какие-то богачи завалили мастеровых камнями, вроде, аммолитами. Уверяю тебя, через неделю как хлебные крохи стоить будут. Как х-хлебные крох-хи! Сердце Златы часто забилось, пока она слушала друга, ведь два дня назад гонец доставил ей от «неизвестных богатых господ» мешочек, в которым оказался крупный, круглый, как яблоко, аммолит. Призрачная надежда поселилась в душе. Неужто от Бая? Жизнь становилась всё абсурдней и абсурдней. После полицейских церкви Трёхликого, затворников-гномов «Туманный остров» начали посещать группы проституток и седовласых толмачей-переписчиков. Безумнее сочетания невозможно представить. Учёные мужи и нисколько не скрывающиеся прелестницы шли в столицу «на совместные заработки в одном чудесном местечке». Постоялый двор с такими гостями каждый вечер превращался в балаган с песнями, плясками и, конечно же, байками. — Философский камень есть суть и итог всякой науки, — плачущим голосом вещал сгорбленный старец. — Он есть нектар, дарующий жизнь. Ищут его алхимики, вещества сочетая срамные, опыты совершая над плотью да материей. Проститутки окружили старца, как прилежные ученицы. Злата боялась подойти ближе, чтобы её не приняли за «свою». — Соперник мой решил, что в моче кошачьей скрывается рецепт, набрал её кое-как вёдрами и высушил. Крупицы получил едко смердящие и в темноте цветом изумрудным светящиеся. Достойная находка для такого никчёмного простеца — смердит и светится, как он сам. — Дедушка, — улыбаясь, проговорила одна из прелестниц, — а вы что создали? — Кой-что близкое к искомому. Очень-очень близкое. Решил как-то, что хоть и камнем философским вещество зовётся, но на деле-то напитком является, а потому среди напитков выискиваться и должно. И в один день, в очередной раз от осадка вино очищая, понял, что жидкость пузырится. Опробовал — не философский камень. Как был седым, так и остался. Но напиток пленил — вкуса божественного и с пузырьками воистину интереснейшими. — Дедушка, а опробовать дадите? — спросили сразу несколько прелестниц. Представление это разыгрывалось уже не в первый день, было оно своеобразным «ритуалом» перед пьянкой. Таинственный напиток попробовала и Злата, кубок с шипящим вином ей предложила проститутка — из тех, что любят писать стихи. — Странное сочетание, — невнятно, сквозь нос проговорила она. — Как лёд и пламень. Как псы и коты. Как сахар и соль. Как эльф и тролль… Ты не поверишь, но видела я такую парочку. Честно, даже для меня это слишком, но коль вино с пузырьками живёт, то почему бы и… Прелестница не договорила. Мгновенно согнулась и неловко побежала на двор блевать. Перепила. Утром, когда Злата подошла к ней, горе-поэтесса страдала от страшнейшей мигрени и ничего про эльфа с троллем вспомнить не могла. После проституток и толмачей безумная судьба повернула всё вспять, так как в постоялый двор снова зачастили полицейские церкви Трёхликого. В один из таких дней друг Златы — торговец-перекупщик объявился в «Туманном острове», заказал еды и попросил срочно заменить коней. Он объяснил, что спешит к Очаровательной горе, у которой творится самый настоящий хаос. Х-хаос! Мужчина отвёл Злату на кухню, чтобы не возмущаться при посетителях. В зале остались полдюжины полицейских и семья какого-то знатного рода — окружённые охранниками муж и жена с капризной дочкой, что минутой ранее махала игрушечным кинжалом и требовала джем. — Золотце, что-то грядёт, говорю тебе, что-то грядёт! Королевских послов и патриарха церкви Трёхликого гномы пригласили к себе, чтобы обговорить торговые перспективы, вероятные наценки. Не обошлось без конфликтов, как понимаешь. Патриарх, когда узнал, что в центре града подземного стоит усыпальница с единственным телом внутри, говорят, начал давить на гномов. И давил, пока не выведал, что телом является мумия женщины, кажется, человеческой. Что началось-то потом, ох, что началось! Он заявил, что мумия — это святая Маргарита, прародительница драконов из пантеона святых. Понимаешь? Из пантеона святых-х! И потребовал её мощи немедленно, заявив, что в противном случае гномов будут ждать санкции и пошлины. Мужчина отдышался, заговорил театральным шёпотом: — А гномы отказались. Они хотят выставить мощи предполагаемой святой, чтобы богобоязненные дурачки со всего королевства приходили поцеловать гнилые ножки и исцелиться от хворей. Понимаешь? Х-хворей. Что там теперь творится!.. Говорят, ещё эльфы объявились, называют мумию своей древнейшей королевой, могилу которой осквернили гномы. Явно будет поножовщина. Потому и спешу. Ведь в поножовщину будет шанс срезать кусочек мумии, чтобы каким-нибудь безумцам продать за бесценок. Ха-ха! Х-ха! Злата кивала, слушая не то чтобы внимательно. Ещё с утра женщина проснулась взволнованной, как будто предчувствующей большую беду. А может, большую радость. Мир казался неустойчивым, а время — нестабильным. Злата даже не поняла, что давно завершила разговор с другом, пока не очнулась от писклявого голоска: — А я кое-что знаю! Напротив стояла дочка богатеев, вроде, маркиза. Так она себя называла. — Они просили меня не говорить, — улыбнулась хитро, — но я скажу. Чуть-чуть скажу. Они едут. — Кто? — Друзья едут. Больше не скажу! Как по мановению волшебной палочки, послышался тяжёлый топот копыт, громовое ржание коня. Посетители «Туманного острова» не обратили на шум внимание, Злата замерла в нерешительности. По щекам потекли слёзы. В дверь вбежал слуга, невысокий парнишка, крича: — Бай приехал! Снаружи показался тролль, идущий за руку с эльфом.