Расстрел

— Сань, я прошу, прикрой, они же поймают! — чуть ли не молит Комаров тихо ступая внутрь помещения. — Успокойся, здесь никого нет, — Сода всë же берëт Сашу за руку и тихо повторяет, — здесь никого нет, — не сказать, что сам парень в этом уверен, но так спокойней, — нужно просто взять деньги и уйти, одного уже убили. — Легко сказать… Ладно, — пытался собраться с мыслями Дизофф, каждую секунду оборачиваясь на своего спутника. Было заметно, что его паника лишь нарастала и скоро он уже не мог сделать и шага — был уверен, что его пристрелят. — Саш, нас убьют… — Тише, всë пройдет хорошо, не бойся, — всë также пытается успокоить возлюбленного младший, хотя его самого колотит дрожь. Где-то неподалёку раздался шум. У обоих парней в жилах застыла кровь, Комаров прижался к Саше, тихо шепча: — Засекли. В этом шепоте было столько безысходности, что плакать хотелось. Из-за угла показались пара спецназовцев с оружием… *** Парни, храня трагичное молчание, слушали слова судьи. Они прекрасно понимали, что им в лучшем случае светит пожизненное, а о худшем исходе и думать не хотелось. — Статья двести семьдесят семь, — произнесла судья, смотря на двух парней, которые, заметив кого-то в группе, стоящей в стороне, переглянулись, но продолжили хмуро молчать, внимательно слушая. — Приговорены к смертной казни. Сода вздрогнул, сжав руку возлюбленного, которую всë это время держал в своей. Даже не видя его лица, Дизофф мог поспорить, что он был ужасно напуган, услышав то, что оба мысленно окрестили худшим исходом. Но то ли от безысходности в младшем проснулась смелость, то ли в их случае что не скажи — разницы нет, но парень тихо спросил, смотря прямо на судью: — А может… — он запнулся, поймав удивлëнный взгляд женщины, но спустя секунду продолжил, — вы дадите нам день? Всего один день или хотя бы вечер? Перед смертью хочется хотя бы немного побыть с… — Саша снова запнулся, думая, стоит ли открывать все карты сразу или нет, — ним… Просто я хочу посвятить последний день своей жизни любимому человеку… — где-то в группе послышался ропот, но парень упорно гнул свою линию. — Я пойму, если вы посчитаете мою просьбу абсурдной, но… Услышьте меня, пожалуйста. — Я услышала. Но не имею права делать что-либо вопреки закону, — судья посмотрела на Соду, который, даже услышав это, не сдался и посмотрел в ответ. — Я не прошу вас противоречить закону, лишь сделать маленькое отступление от него. Я прошу вас, — Саша старался, чтобы его голос не дрогнул, но в конце он всë же слегка сорвался. — Нам нужно посовещаться, — быстро ответила судья, повернувшись к коллегам. *** — Да как у тебя это получилось? — Комаров посмотрел на Сашу, который сам от себя в шоке и стоит не жив не мëртв, только глазами хлопает. — Вас бы хотели увидеть двое людей перед тем, как мы дадим вам день, — сказал кто-то из работников суда и парни переглянулись, сразу подумав об одном и том же, и направились за мужчиной, который им это и сказал. Дойдя до места для разговоров, парни сели на стулья, приобнявшись. Сода вздохнул, настраиваясь на ещё один нелëгкий разговор, а старший лишь мягко погладил его руку. Оба волновались, но знали, что когда-то им предстоит и этот разговор. — Сашенька! — начала женщина, сидящая за стеклом, обращаясь к Дизоффу, который, услышав это обращение, лишь помрачнел, не отвечая. — Говорила я тебе не водиться с этим… — она сделала паузу, явно намереваясь как-то обозвать младшего, но сдержалась и продолжила, — Говорила же, что до добра не доведëт! — голос женщины сорвался и она поникла, а по еë щекам покатились слëзы. — Мам, это моë осознанное решение, перестань винить Сашу во всëм. И не стоит плакать, — холодно ответил парень, стараясь сдержать ту бурю эмоций, которую испытывал. Ему казалось, что мать специально давит на больное, как будто знает, насколько ему больно слышать про приговор, а еë отношение к его парню, слишком задевает Комарова. Он лишь сильнее хмурится, ожидая, что женщина продолжит речь и не ошибается. — Да как его не винить! Из-за него ты умрëшь, как ты не понимаешь?! — женщина начинает плакать сильнее, а мужчина, сидящий рядом с ней, обнял её за плечи, поглаживая по спине. — Сын, — сказал он, грустно смотря то на жену, то на своего ребенка, — не расстраивай маму, пожалуйста. Ты просто не представляешь, насколько она тебя любит. И прости еë, она же не со зла это всë говорит, ей просто больно терять сына. — Я понимаю, но ей стоит быть помягче в выражениях, не думаешь? — ответил Саша, чуть смягчившись, осознав, что отец говорит абсолютную правду. — Я лишь называю вещи своими именами! — вновь взъелась женщина, утирая мокрые солëные дорожки слëз платком. И Сода, и отец Дизоффа, ясно увидели, как он привстал на стуле, облокотившись о небольшой столик и заглянув матери в глаза. Его взгляд буквально говорил без слов. Он явно злился. — Милая, успокойся, — прошептал мужчина, пытаясь вразумить жену, собирающуюся снова сказать что-то нелестное в сторону Соды. — Саш, успокойся, она в чëм-то права, — тихо, вполголоса, говорит младший, стараясь усадить своего парня обратно на стул, еще что-то тихо шепча. Комаров поддаëтся на уговоры парня и возвращается на стул, тихо извиняясь. — Конечно, этого крысëныша ты слушаешь, а родную мать — нет, — тихо, но ядовито проговорила женщина и встала со стула, разворачиваясь. — Надеюсь, меня не позовут на твои похороны. Когда они уходят, Сода нежно целует парня в щëку и, обнимая его, тихо говорит: — Она погорячилась, не злись на неë, Саш. Еë тоже можно понять, ведь ей тоже больно, она теряет сына. Теряет любимого ребëнка. *** — Подойди сюда, мне холодно, — просит Комаров, тепло смотря на меряющего шагами пространство Соду. — Да мы блять умрëм, какая к чëрту разница на холод? — срывается младший парень, останавливаясь и поднимая руки к небу. — Не напоминай… — Пошëл нахуй, я не могу закрывать глаза на очевидные факты! — в сердцах воскликнул Сода, до невозможности тихо добавляя, — я не могу думать о твоей смерти. — Дурак, теперь нам по пути, сколько не посылай, — отчего-то спокойно отвечает Дизофф, улыбаясь и вставая с налëженного места. Он подходит к возлюбленному и обнимает его, нежно целуя в щеку. — Ты прав, — успокаивается Сода, слегка улыбаясь. Тревожные мысли на пару секунд покидают его и становится намного легче. — В нарды? — Давай. Они так спокойно играют в нарды, смеются от того, что иногда не могут правильно сосчитать, а Сода с ликованием выигрывает каждую партию и улыбается. Улыбается настолько радостно и искренне, как ребёнок, получивший желанную игрушку. Дизофф готов продать за это душу. Кажется, что всë как раньше. Спустя пять или шесть партий они валятся на импровизированную кровать и обнимаются, говоря о чëм-то незначительном. О чëм-то, что не касается завтрашнего дня. Сода размышлял о том, какие же тëплые у Комарова объятия и как же он его любит, а Дизофф только говорит, что это взаимно и сильнее прижимается к телу любимого человека. У изголовья постели стоит бутылка с дешëвым портвейном, который парни поочереди попивают во время пауз. Тепло от близости друг друга и алкоголя растекается по телам парней, а они оба, улыбаясь, передаются нежностям. За импровизированным окном, которым служит дыра в стене, уже темнеет, а ранее голубое небо превращается в розовато-фиолетовое, и Комаров, восторженно, как ребëнок, тащит Сашу на крышу, чтобы посмотреть закат. При виде этой красоты, расстилающейся над полем, восторгается и Сода, тут же подбегая к краю. Сев и свесив ноги вниз, младший зовëт Дизоффа к себе, ярко улыбаясь. Они берутся за руки и смотрят на заходящее солнце. — Закат такой красивый, — шепотом подметил Сода, во все глаза наблюдая за солнцем. — Ты красивее, — Комаров улыбается и кладëт голову на плечо Саши, слегка прикрыв глаза. Заметно, что щеки обоих слегка покраснели, а Сода тихо сказал: — Люблю тебя… — он явно смутился столь неожиданной фразы и лишь гуще покраснел, пытаясь отвести взгляд, который был буквально прикован к любимому человеку. — Я тебя тоже, Саш, — улыбается Комаров, нежно поцеловав парня в шею. На пару минут воцаряется тишина, даже некая идиллия. Дизофф поднимает голову с плеча Саши и, повернув к нему голову, наблюдает за ним. «Какой же он красивый,» — с нежной, не сходящей с губ, улыбкой думает парень, продолжая рассматривать родные черты лица. Неожиданно, даже для себя, Сода поворачивается к возлюбленному и между их лицами остаются считанные миллиметры. Тут же их губы соприкасаются в нежном, желанном поцелуе. — У тебя такие сладкие губы, — улыбнулся Комаров, отстранившись от Саши, который заметно покраснел и уткнулся лбом в его грудь. На улице уже темно и только фонари освещают две фигуры, которые сидели на краю крыши и обнимались. Ночью просыпаются не только кошки, но и наглость Соды, которому явно мало одного расстрела. Сначала на его лице появилась совершенно незаметная ухмылка, а потом он поднял голову и задумчиво сказал: — А что если мы спиздим пару бутылочек вина из ближайшего круглосуточного? — Ты дурак? — тут же отзывается Комаров, смотря на своего парня, как на идиота, — это очень плохая идея. — Пожалуйста… Давай развлечемся, всё равно ведь умирать. — Даже не думай, — отрезал Дизофф, укоризненно смотря на младшего, который уже вскочил на ноги и отошëл к середине крыши. Тоже поднявшись на ноги, Комаров подошëл к парню и посмотрел на него в упор, глаза в глаза. Вид у обоих был серьëзный, пока Сода не засмеялся, поцеловав возлюбленного в нос и сказав: — Тогда может потрахаемся? — эта фраза сопровождалась хитрой ухмылкой и очень наглым взглядом. — И от этого тоже откажусь, — усмехнулся Дизофф, качая головой. — Ты слишком наглый. — Это ты просто скучный, — обижено фыркнул Сода, отворачивая голову в сторону. — Спать пошли, наглая морда, — с тëплой улыбкой отвечает Комаров, беря парня за руку и ведя к лестнице. Спустившись, конечно не без приключений в виде отвалившейся ступеньки, парни спустились ещё на пару пролëтов и зашли в заброшенную квартиру, где и провели весь этот день. Сода, явно решив не отказываться от своих намерений, пару раз протянул: «Спать с тобой — это самоубийство», а потом тихо предлагал, усмехаясь: " Потрахаемся?». Комаров, валившийся с ног от усталости, лишь тихо отвечал, что «Я отказываюсь разговаривать с человеком, который ведëт себя как подросток с шалящими гормонами». Сода на это обижено отвечал, что он вполне взрослый человек, но вскоре попытки «домогательств» прекратил — видимо силы кончились и у него. — Иди найди что-нибудь ещё, чем можно укрыться, — начал распоряжаться Дизофф, стеля «постель» и напевая что-то под нос. — Принято, — мгновенно отзывается Саша, которому уже порядком надоело наблюдать за тем, как его парень кружится по комнате, будто фея, и что-то напевает, занимаясь делом. Минуту спустя, когда Комаров уже сидит на краю импровизированной кровати, облокотившись на одну из подушек, Сода возвращается, неся в руках объемный свёрток. — Я нашëл плед. — Молодец, бери его себе и спи на полу, со мной же спать «самоубийство», — усмехается Дизофф, хитро смотря на возлюбленного. — Ну я же пошутил! — возмущается Саша, бросая плед возле кровати, — Да и ты замëрзнешь без меня, любитель тепла. — Так уж и быть… — будто неохотно соглашается Комаров, отодвинувшись на другой край постели. Сода, улыбаясь, лёг рядом и накрылся половиной пледа, вторую часть закинув на своего парня. Стало, несмотря на ночь, достаточно тепло. — У нас есть полтора часа на поспать, — как-то грустно говорит младший, повернувшись к возлюбленному. — а могли бы потрахаться… — Дурак. *** Четыре утра, уже во всю светит солнце, отчего парни щурятся. Наконец они доходят до полицейского участка, где оба в страхе замирают. — Мне страшно… — тихо, полушепотом, говорит Сода, отходя в тень дерева. Он почти всем телом вжимается в ствол, смотря в пустоту. — Не бойся, от пули умирают быстро, — с невеселой усмешкой попытался подбодрить парня Дизофф, задумчиво и скорбно смотря на него. — Твои глаза говорят за тебя… — поджав губы, говорит младший, фокусируя взгляд и беря своего парня за руку. Все органы будто сжимаются в один в большой ком, вставший в горле. Снова хочется засмеяться, сказать, что всë это какая-то дурацкая несмешная шутка, затянувшаяся надолго. На душе будто кошки даже не скребут, а вырывают куски плоти, сжимая их зубами. Никогда раньше не было так страшно умирать, как сейчас. — Пойдëм, — даже не попытавшись отрицать, говорит Комаров, подойдя ближе к парню и поцеловав его в лоб, пытаясь успокоить. Неспешно они подходят к дверям и, позвонив в звонок, просачиваются внутрь. Какой-то полицейский, едва бросив на них взгляд, удивлëнно поворачивает к ним голову. — Вы сами пришли? Мы думали нам придется отлавливать вас по разным уголкам страны… — в некой задумчивости произнëс он, смотря на них. — Мы не идиоты, — слегка обиженно заметил Сода, нахмурившись. — убивать-то будете? — Будем-будем, ты уж подожди, к вашей небольшой группе присоединятся еще двое. Сегодня поймали, — беспечно отвечает полицейский, отчего у Соды голова кружиться начинает и он беспокойно сжимает руку возлюбленного. — Не бойся, — лаского шепчет Дизофф, пытаясь успокоить его, хотя сам боится умирать. — Стараюсь… Вскоре, может через секунды две, Саша ощущает тëплое дыхание Комарова на своих губах и видит перед собой лицо своего парня. Тот быстро, но нежно целует его и улыбается, одними губами шепча: «Я тебя люблю». Младший смущëнно отводит взгляд, но улыбается, отвечая только одними губами: «Я тебя тоже». Вскоре приходит ещë один работник полиции, приводя за собой ещë двух людей: женщину лет сорока и парня лет двадцати, которые выглядят понурыми. Оба смотрят на улыбающихся парней и удивляются. Но долго рассматривать им не дают, оба полицейских о чëм-то быстро говорят друг другу и потом, уже обращаясь к преступникам, добавляют: — Давайте, нам пора, все в сборе. Оба парня вздрогнули, но повиновались и пошли за полицейскими, а прямо за ними двинулись и двое только пришедших преступника. Их привели к какой-то стене, которая была испачкана кровью и попросили встать к ней лицом, заложив руки за голову. И тут Сода не сдержался и, заставив Комарова повернуться к себе, поцеловал. «Так и закончилась история, не успевшая даже как следует начаться…»