Венок

Вместе с запахом выжженых солнцем полей, Тёмной птицею в сердце входит новая осень. Ты плетёшь свой венок из траурных лент, Из увядших цветов и почерневших колосьев. Но кто знает, чем обернутся холода и потери, Для того, кто умел верить? И кто знает, когда над водою взойдёт голубая звезда, Для того, кто умел ждать? Flëur - Для того кто умел верить

— Здесь красиво, правда? Почти как отпуск. Оби-ван поднял глаза с бурлящего котелка на Энакина, сидящего полулёжа на высоком камне, которое было застелено одеялом. С застиранной повязкой на голове он казался Оби-вану ещё более больным и измождённым, и страх сжал сердце. "Нет, Энакин обязательно поправится," — убеждал Кеноби сам себя. — Да. Но лучше бы это был отпуск. Энакин на это тихо хмыкнул, продолжая смотреть на ползущие по темнеющему небу крошечные луны. Последние лучи заходящей звезды играли на его волосах и окрашивали безоблачное небо в зелёный и жёлтый. Становилось всё холоднее, и Оби-ван подкинул топлива в костёр. Их ждала долгая ночь на далёком необитаемом спутнике внешнего кольца. Они оказались здесь по случайности, выйдя из гиперпрыжка со старыми данными о галактике. Их корабль унесло притяжением огромного газового гиганта, они отчаянно маневрировали к ближайшему спутнику под трель ругани R2 и просто пытались удержаться в креслах, пока корпус вспахивал влажную землю на многие километры. Оби-ван налил половником пустой бульон в две миски и отнёс одну Энакину. Кеноби не мог использовать сразу две руки: у него была сломана ключица, и приходилось уживаться с импровизированной повязкой через шею. — Держи свой суп. — Суп? — Скайуокер склонился над миской, насколько позволяло сломанное ребро, и разочарованно закатил глаза. — Больше похоже на подогретую воду. Оби-ван вернулся со своей порцией и подсел к нему, скрещивая ноги, как во время медитации. — Я знаю, но нам надо растягивать запасы, у нас и так их мало. Кто знает, когда подоспеет спасательный отряд? Получили ли они вообще наш сигнал бедствия? Есть ли здесь еда, пригодная нам в пищу? Вот вернёмся на Корусант... — Возьмём отгул и сходим в ресторан? — с надеждой повернулся к нему Энакин, сверкая улыбкой. Ох. Разве он мог ему отказать, когда он смотрел так? — Мысли читаешь, Энакин, — вернул ему улыбку Оби-ван, осторожно приподнимая миску. — Приятного аппетита. — И тебе... Хотя не особо хочу есть. — Тошнит? Это нормально после сотрясения, — закивал он, отпивая. — Я, в целом, есть не хочу. — Это, вроде, тоже нормально. Но тебе надо есть хотя бы что-то, набираться сил. — Знаю, — бросил Энакин, вздыхая, и под строгим взглядом тоже хлебнул суп. — Хм... А это правда не так плохо! — Правда? — иронично изогнул Оби-ван бровь. — Не, просто тебя поддержать. Оби-ван фыркнул и перевёл взгляд на необъятное небо и пейзаж вокруг. Им повезло потерпеть крушение на каменном спутнике с атмосферой, немного разряженным воздухом и не самой низкой гравитацией. Голубая звезда села и оставила их наедине с прорезывающимися бриллиантовыми звёздами и тремя жемчужными лунами. На запад, восток и юг до куда хватало глаз простиралось поле, и только где-то вдалеке, на севере синели безмолвные горы и острые скалы. В основном, равнинная местность была поразительно пустой. Безымянный спутник не проявлял никаких признаков жизни, и лишь ветер беспокоил высокую выжженную траву и увядшие голубые цветы. Оби-вану эта земля казалась живой и неживой одновременно. Здесь совершенно точно присутствовала Сила, но она убаюкивающе молчала. Сила казалась застывшей, замороженной, будто в этом месте время не имело значения и ничего никогда не происходило. Не было ни войны, ни ситхов, ни Ордена, ни долга, ни приказов, ни горя и смерти. Здесь было так... Спокойно. Взгляд Оби-вана зацепил остатки их бедного астромеханика R2-D2, который пострадал больше всех во время крушения. С другой от камня стороны, которую Оби-ван обычно не видел, Энакин разложил запчасти и инструменты на смятой траве. — Я не смогу его починить здесь, — с досадой проговорил Скайуокер, откладывая миску. — Не хватает деталей. — Ну, что ж, главное, чтобы главные микросхемы центрального блока не были повреждены. Остальное можно восстановить без потерь. И оба в этот момент малодушно подумали, что так будет лучше. Никто не будет нарушать интимность их внезапного отпуска. — Знаешь... Наверное, я скажу глупую вещь... — Не переживай, я привык. С Энакина мгновенно слетело умиротворённое выражение, и он вперил возмущённый взгляд в Оби-вана, который, изображая святую невинность, допил суп и отложил миску. — Оу, да? Что ж, тогда обойдёшься без моих глупых мыслей. — Ладно-ладно, извини, я не хотел тебя задеть. Это шутка, — посмеиваясь, сказал Оби-ван. — Пожалуйста, продолжай. Мне всегда интересны твои мысли. Энакин посмотрел на него со скепсисом. Он хотел скрестить руки на груди, но это оказалось больно, и он передумал. — Это была слишком жестокая месть за суп. Суп за суп! — Согласен. Что я могу сделать, чтобы загладить вину? "Зря я это сказал," — пронеслось у Оби-вана в голове, когда он увидел ухмылку Энакина. Конечно, Скайуокер не преминул использовать неоднозначность фразы и подался вперёд, кладя ладонь на колено Кеноби: — Ох... Думаю, мы с вами найдём способ загладить вашу вину, мастер. Оби-ван глубоко вдохнул через нос, и Энакин проказливо рассмеялся, закусив губу. И в какой, интересно, момент он разгадал все его слабые места? — Я оплачу счёт в ресторане, — непривычно высоким голосом выдавил Оби-ван, с трудом усмиряя страсть в груди. — Ну, тоже неплохо, — пожал плечами Энакин, хотя не казалось, чтобы он выглядел удовлетворённым. Когда его рука скользнула обратно, внутри разлилось нечто похожее на разочарование. Оби-ван встал с места, забирая одну миску. — Жаль, что Асока не с нами, — задумчиво сказал Энакин, когда Кеноби вернулся. — Здесь? Сейчас? — Да, а почему нет? Красивое место, свободное пространство, и никакого песка. Ей бы здесь понравилось. — Да, наверное, ты прав. Здесь так... Оби-ван запнулся, поняв, что собирается сказать. — Хорошо, — закончил за него Энакин, кивая. Его обычно смеющиеся голубые глаза потемнели и теперь отливали сталью, закалённой в огне войны. Оби-ван ощутил вкус горечи во рту. — Да, хорошо, — бесцветно отозвался он и забрал остальную посуду, почти убегая от этого мёртвого взгляда и скрывая свою боль. Когда они проснулись на следующий день, их встретила всё та же беспросветно чёрная ночь и синий газовый гигант, заслоняющий луны. Оби-ван залюбовался узорами ветров на планете, видные невооружённым глазом, и мысленно добавил в пункт характеристик спутника значительное различие здешнего светового дня от стандартного. — Я понял, что это место мне напоминает, — бросил Энакин, разводя потухший костёр, чтобы согреться. — Татуин. — Разве тебе нравился Татуин? Я думал, что, по твоему мнению, это — цитата — "бесполезная кучка песка, мусора и дерьма бант". — Так и есть, — закивал он, быстро потирая руки над разгорающимся огнём. Языки пламени плясали у него в глазах. — Но всё же он не всегда отвратительный. Два раза в день он красивый. — А-а-а... — понимающе протянул Оби-ван, подходя ближе. — Закат и рассвет? — Да, двойной закат. А здесь вместо них луны. Когда здешнее солнце садилось, луны прямо... пылали! — Что ж, думаю, где-то через полтора стандартного дня нам посчастливиться увидеть и рассвет. Все время они лишь ленились, спали и ели. Без тренировок или медитаций, восстанавливающих силы. Всё, что было связано с Орденом, неожиданно осточертело. Навалилась такая смертельная усталость, что не было желания делать что-либо когда-либо где-либо. Только лежать и смотреть вместе на звёздное небо, в шутку придумывая названия созвездиям. — Пусть это будет световой меч! Длинный же, много звёзд, яркий! — Ладно-ладно, — прыснул от смеха Оби-ван. — Пусть будет. Только тогда во-о-он то скопление звёзд будет... М-м... Поцелуем влюбленных. — Почему поцелуем влюбленных? — Энакин недоумевающе заморгал. — В честь нашего поцелуя. — Какого поцелуя? — усмехнулся он, смутно понимая, к чему была подводка. — Вот этого. Оби-ван потянулся к его губам и нежно коснулся своими. Энакин улыбнулся и запустил пальцы Кеноби в волосы, притягивая его ближе. — Как же паршиво ты флиртуешь, Оби-ван, — прошептал Скайуокер, отрываясь от поцелуя. — Кто бы говорил! — рассмеялся Кеноби. — Помнится, это именно ты мне рассказывал про грубый песок и смутился настолько, что сбежал. Если бы ты не сказал, что это был флирт, я бы в жизни не подумал, что... — Ой, замолчи, а! Энакин притянул Оби-вана за ворот туники на себя, вынуждая того нависнуть сверху. Они долго целовались, перехватывая инициативу, кусаясь и облизывая, а когда пришлось прерваться, тяжело дыша, Оби-ван позвал его горячим шёпотом так, что у Скайуокера внутри всё задрожало от предвкушения: — Энакин... — Да?.. — Пожалуйста... отпусти, рука болит. Энакин задохнулся от возмущения, резко сел и ойкнул. Оби-ван наоборот рухнул обратно, хватаясь свободной рукой за ключицу. — Чёрт! Умеешь же ты испортить момент! — Тебе нельзя резко вставать, Энакин, — выговорил Кеноби, разминая руку. — Раз командуешь, значит, не болит больше. Моя очередь! Энакин с азартной улыбкой хотел нависнуть над Оби-ваном, но от резкого движения его повело, он покачнулся и упал на бок. — Я же сказал, надо лежать. — Да знаю я, знаю! — зашипел Энакин, хватаясь за голову. В глазах двоилось, и ему казалось, что в небе не одна планета, а целых две. После этого они решили делать всё без резких движений. И не под открытым небом. — Оби, — тихо позвал Скайуокер, лёжа рядом с засыпающим Кеноби в палатке. Ему бы хотелось лечь на грудь, но пока травма этого не позволяла. — М-м? — А планету как назовём? Спутник этот? Оби-ван открыл глаза и нахмурился. — Не знаю даже... — А как обычно называют планеты? — Ну... по отличительным чертам, на что они похожи, используя языки коренных народов или древние языки. — Ты знаешь какие-нибудь древние языки? — Нет, только общегал и мандалорский. Ну, и читать на разных алфавитах. А ты? — Общегал и хаттский. Они одновременно вздохнули, и пространство наполнилось задумчивой тишиной. — Как насчёт... назвать спутники в честь цветов?.. — предложил Оби-ван. — Звучит неплохо, — сказал Энакин и улыбнулся новой идее. — Ха! Тогда спутники вокруг планеты будут формировать венок! Оби-ван встрепенулся и поглядел на Энакина с энтузиазмом. — Как интересно... — прошептал Кеноби, поглаживая бороду. — Гигант в таком случае можно назвать "головой". Где же ещё может быть венок как не на голове? — Да, точно! Давай м-м... — Давай подумаем завтра. Завтра они откопали на корабле дипломатические ваттпады со словарями разных языков и, пока по металлическому корпусу покрапывал дождь, подбирали название. — О! Вот из дуросского: "caput, capitis". Как тебе? — с сияющим взглядом спросил Энакин. — Это подходит больше, хотя и очень отдаёт общегалом. Как будто это какой-то "капитолий". — А у тебя есть варианты получше? — Может... М-м... Где-то я видел. О! "Сerebrosus", тоже дуросский. Это фразеологизм. Если дословно, то "горящая голова". Означает острый ум. А газовые гиганты сделаны из горючих газов. — Ну, ладно, звучит круто. Как там? Церебросус? Хорошо, для планеты выбрали. Что со спутниками? — Ну, они все обладают какими-то свойствами. Один спутник синий, другой вроде каменный, третий — наш. Больше спутников я не заметил. — Хорошо, значит, первый будет морской, второй — горный, третий... э-э... — Полевой! — Да! Всё гениальное — просто! — Осталось только найти эти слова, — покачал Оби-ван головой, беря в руки другой словарь. — Всё будем брать из дуросского? — Нет, это скучно. — Согласен. Спустя некоторое время поисков, под бодрые удары дождевых капель Энакин торжественно провозгласил: — Значит так: планета — Церебросус; ближайший к ней спутник — Сак... Сакса... Саксатилль; дальше — Маритим; и наш — Кампестрис! Оби-ван улыбнулся, протирая глаза. — М-да, вот это работёнку мы себе нашли. — Зато какую интересную! — Считаю, в честь этого можно и выпить, — с этими словами Оби-ван вытащил из ящика увесистую бутылку. — У нас был алкоголь, и ты молчал? — притворно рассердился Энакин. — На самом деле, я забыл о нём. Это Бреха Органа подарила его мне, когда мы одержали победу на... Альдераане. — Оу... Упоминание войны вдруг вернуло их в жестокую реальность, где они занимались глупостями и отсиживались на краю галактике, пока их собратья погибали на войне. На них обоих словно кто-то вылил ледяную воду, и перестук дождя зазвучал артобстрелом. Энакин судорожно выдохнул и кое-как сдержался, чтобы не осесть на пол; вместо этого он опёрся о стену. Оби-ван сжал бутылку в руке и сглотнул, застывая в тревожном мгновении. Он усилием воли смахнул с себя оцепенение, открыл бутылку, инстинктивно применяя Силу, сделал несколько глотков и передал Энакину. Тот без слов принял и отпил немного. — Мне, наверное, нельзя... Сотрясение же, — непривычно растерянным тоном сказал Скайуокер. — Нам вообще ничего нельзя, — мрачно буркнул Оби-ван и вышел из каюты под дождь. Несколько минут он простоял один, позволяя дождю смывать с него всё, что так сильно хотелось забыть. Затем вышел Энакин и положил свою тёплую руку ему на плечо. Оби-ван не обернулся, только зажмурился. — Пойдём, ещё простынешь. — А если и простыну, какая разница? — Ну... Я расстроюсь. Это аргумент? Оби-ван вздохнул и повернулся к Энакину, устало улыбаясь. — Это всегда аргумент. Пойдём. В этот раз пришлось спать в полуразрушенном корабле, пахнущем гарью, потому что даже когда непогода стихла, она оставила за собой мерзлую, развязшую землю, на которой невозможно было спать. Они жались друг к другу во сне, и на утро Оби-ван проснулся с насморком, который тщетно попытался скрыть. — Да это ерунда, пройдёт через пару дней, — отмахнулся он, высморкавшись. — М-да, а я-то думал, что в нашей паре я — безответственный, но вот насморк из-за переохлаждения подхватил почему-то именно ты, — рассмеялся Энакин. — Да, а я-то думал, ты расстроишься, если я заболею. — Я расстроился, просто мои навыки шпиона позволяют мне хорошо скрывать свои эмоции, — заверил он, приложив руку к груди. — Хорошо, на этот раз поверю. — А ты собираешься болеть ещё? — Ну, как минимум, — Оби-ван пожал плечами, усмехаясь, — я перманентно болен тобой. Это считается? — О-о-о, это неизлечимая болезнь, Оби-ван. — Да, к сожалению. Это я уже выяснил давно. — Что?! Никаких "к сожалению"! — шутливо рассердился Энакин, кидая в Оби-вана подушку. — Хорошо-хорошо, любовь моя, только "к счастью", — ужасно переигрывая, ответил Кеноби и чихнул. Они приготовили свой скудный завтрак, когда наконец, спустя три дня тьмы, занялся неторопливый рассвет, окрашивающий небо в изумрудный. Синий газовый гигант исчез за горизонтом. — Вот и дождались, — весело заметил Энакин, устраиваясь у того же высокого камня, только в этот раз с видом на восток. Оби-ван осторожно сел рядом. — Я вообще... подумал. Раз мы на этой планете одни, и, судя по картам, о ней никто не знает, мы же можем... объявить, что мы — правители этой системы. — Не думаю, что бюрократия работает именно так, Энакин. — Закончил занудствовать? — Вполне. — Так вот... Скайуокер осторожно заглянул за камень туда, где были его инструменты, и достал два припрятанных венка из увядающих сиреневых цветов, пожелтевшей горькой травы и лент одежды, которую они пустили на бинты. Венки наверняка должны были выглядеть скверно, и всё же они были прекрасны, как и всё, к чему прикасалась рука Энакина. Оби-ван не сдержал широкой улыбки, готовой расплавиться в слёзы. — Это наши короны правителей, — пояснил Скайуокер, осторожно передавая один Кеноби. — Они прекрасны, Энакин. Позволишь? Оби-ван опустил венок на голову Энакину, сияющему улыбкой, и первый лучик осветил их своим мягким золотистым светом. — О-о! Теперь я. Оби-ван склонил голову и почувствовал, как на макушку мягко приземлился другой венок. Он выпрямился и поправил волосы. — Думаю, нам очень идут короны правителей. Энакин усмехнулся и тоже нарочито выпрямился. — Полностью поддерживаю вас, Ваше Высочество... — Величество... — ...Величество. — Как вы смотрите на то, чтобы вместе любоваться закатом, Ваше Величество Король Церебросуса, Саксатилля, Маритима, Кампестриса, а также моего сердца? — Я... — Энакин с трудом сдержал смех. — Я смотрю на это... весьма положительно. — Изволите положить вашу венценосную голову на моё плечо? — Изволю. И с большим удовольствием! Они сидели в обнимку, наблюдая за тем, как медленно восходит и наливается голубым звезда, как мир наполняется светом и волшебная спокойная ночь покидает их навсегда. Впереди только скорбь будущих потерь. — Знаешь... Я тоже хочу сказать глупую вещь, — с тяжёлым сердцем произнёс Оби-ван. — Говори. — Я не хочу, чтобы за нами кто-то прилетал. — Я тоже. Они оба знали: спасательная команда прибудет через пару часов.