***
Книга сшита из тонких металлических пластинок, иероглифы на них заполнены красной и черной эмалью. Пятый глава Цзян. Цзян Яолян. Он, убивший нашего старшего брата, того, кто должен был получить клан после похорон отца, устроивший смертоубийство в дни оплакивания и траура, стоял передо мной, а я все не решался поднять меч на брата. Но разве я мог его простить? Разве мог я отдать наш клан в руки убийцы? И тогда он, понимая, что не останется в живых, воскликнул: “Отец любил меня больше всех, и все должно было принадлежать мне, а не старшему брату, и не тебе, маленький ублюдок. Но если так, пусть будет так”. И после, подняв свой меч, он выкрикнул: “Я говорю: каждый любимый сын главы Цзян умрет по вине брата. Кровь проливаю и жизнь жертвую!” С этими словами он перерезал себе горло и упал мертвый. Я не называю его имени: оно вычеркнуто из списков рода, не будет его и в храме предков. Мой сын – единственный, моя смерть близка, но я жил с болью и умираю в страхе, что моя нерешительность станет причиной большого горя в будущем. Глава Цзян, сохрани бдительность. Сохрани своих сыновей.***
Руки у Цзян Чэна дрожат, когда он вынимает из чехла плотно свернутый свиток писчего шелка, на глаз оценивая количество слоев: похоже к нему не один раз пришивали новое полотнище. Разворачивая его с начала, он чувствует ярость: есть ли дно у бездны бед, в которую он угодил? Конечно же есть. Дно есть у всего на свете, главное – не умереть от удара.***
Шестой глава Цзян (Чэньхуэй) теряет старшего сына. Несчастный случай на тренировке, неудачно вошедший в тело обломок меча. Никакого злого намерения второго молодого господина в этом нет. Вина – есть.***
Седьмой глава Цзян (Жуян) имеет единственного сына и изучает проклятия. “Если наша беда – не случайное совпадение, – пишет он, – то тебе следует знать, что проклятие наложено неумело по меньшей мере в трех аспектах. Первое: проклятие не имеет граничного условия прекращения или вечного действия, а значит, возможно, со временем ослабеет и рассеется. Второе: не “от руки”, но “по вине”. Стать причиной смерти любимого брата не легче, но, убей я Жувэя своей рукой, не знаю, как смог бы жить. Третье, саму природу любви, я считаю скорее бедой, чем преимуществом, и не могу предположить, какого сына проклятие выберет, если сам ты будешь считать одного достойным унаследовать, а сердце твое будет лежать к другому? Какого оно выберет, если оба будут тобой одинаково любимы? Кто падет, если ты не станешь любить никого? А если любимым станет не родной, а приемный? Кого оно сочтет сыном, если у тебя нет сыновей, но все же есть кто-то другой? А что будет, если сыновей у тебя шестеро, и любимых из них – трое? Не станет ли оно срываться и мерцать, не поразит ли насмерть всех разом или по очереди, не сделает ли всех несчастными, но не убитыми? Впрочем, последний исход я счел бы наилучшим: он будет означать, что оно исчерпало свою силу и умерло. И последнее. Если все усилия обойти эту злую волю останутся тщетными, я, предок, завещаю тебе: найди достойного, отдай за него дочь или сестру и пусть орден носит впредь его родовое имя. Средство верное, но последнее. Будь осторожен, потомок, храни эти записи в тайне”.***
Восьмой глава Цзян проводит все ритуалы, могущие выявить проклятие. Однозначного ответа нет, но вероятность наличия его – восемь из десяти. Он отрекается, оставив жену управлять орденом после рождения близнецов, и уходит в странствия “подобно достопочтенному основателю”. И погибает пять лет спустя. Чуть раньше, чем младший из сыновей, которых он никогда не видел и не мог полюбить: старший из них ради забавы отвязывает причальный канат лодки, в которую они забрались поиграть. Запись об этом сделана рукой Ло Лиу, жены и матери. Отречение и даже смерть ничего не меняет.***
Девятый глава называет любимым второго сына от наложницы, выкупленной из цветочного дома. Он холодно учит обращению с орденом старшего и наряжает в золото младшего, поощряя его сочинять стихи и расписывать веера. Второй молодой господин – Цзян Сишэн – гибнет от яда, но его старшему брату ничего не грозит: девятого главу Цзян такой исход вполне устраивает. Проклятие выбирает того, кого считает себя любимым сам или того, кого считают любимым прочие люди – заключает он, а значит, от него можно и откупиться. Или даже – привести его в действие намеренно.***
Цзян Чэн не может это читать. Некоторые озера не имеют дна, потому что они сочленяются с подземными пещерами, те соединяются с морем, а в море плавают неведомые твари с воистину бездонной глоткой. “Вэй Усянь, – говорят они, – внебрачный сын главы Цзян”. “Глава Цзян, – говорят они, – любит найденыша больше, чем сына Пурпурной Паучихи”. Если в конце свитка его вместо собственного отца ждет как раз такая бездонная тварь, он просто пойдет и перережет себе горло, чтобы не так тошнило.***
Десятый глава Цзян (Сицзи) находит свиток в бумагах отца раньше, чем должен. Раньше, чем погибает его брат. Он пытается обмануть судьбу: умерший и оплаканный, а потом воскресший под новым именем, не может умереть еще раз, правда? Он ошибается в дозе сонного снадобья, которое дает Сишэну своей рукой. У него один сын. Он хоронит найденыша, первого ученика ордена: случайный промах молодого господина Цзян на ночной охоте. Родной или приемный – не имеет значения.***
Одиннадцатый глава Цзян подтверждает: иметь единственного сына – это безопасно. Первый молодой господин Цзян погибает на ночной охоте от клыков тигра-яо, когда его мать и отец еще достаточно молоды, чтобы на свет появился его родной брат.***
Двенадцатый глава Цзян (Уцзюй) воспитывает единственного сына и мечтает передать орден зятю, считая молодого господина Цзян неспособным к управлению даже собой. Его зять – Е Юнь – погибает во время тушения пожара, устроенного молодым господином Цзян с пьяных глаз.***
Тринадцатый глава умирает бездетным, оставив орден младшему брату.***
Четырнадцатый глава Цзян подтверждает – единственному сыну нечего бояться. Кроме обычных для заклинателя опасностей, конечно.***
Пятнадцатый глава Цзян (Фэнмянь) намерен не иметь больше сыновей, кроме единственного – Ваньиня, тем более, что третья молодая госпожа Юй и так не намерена “претерпевать это вновь”. “Я отыскал А-Ина, – пишет отец, чуть отступив, почерк его так же ровен, как и в предыдущей записи, но чуть крупнее и будто бы, действительно, более тороплив. – Вэй Чанцзэ был мне как брат, но, получив этот свиток после смерти отца, несмотря на то, что мой отец никогда не считал его сыном, я позволил ему и Цансэ уйти. Знаю, что отношения моей госпожи и Цансэ-саньжэнь не были мирными, но искренне надеюсь, что мои друзья не сочли мое решение принятым из-за этого, и что оно не помешало им обратиться ко мне за помощью, если она была им нужна. Я надеюсь – не я, пусть и косвенно, стал причиной гибели Чанцзэ. Вероятно, мне следовало бы передать А-Ина на воспитание в другую семью ради безопасности, но это уже не спасет нас ни от слухов, ни от злопамятности моей госпожи, и уже не заставит меня принимать в нем меньшее участие. Я должен придумать способ защитить их обоих или, хотя бы, обезопасить А-Чэна. Я не намерен ни называть Вэй Ина своим приемным сыном, ни давать ему свое родовое имя. Для темной силы, калечащей наши судьбы, сын у меня только один. Как ни странно, я верю, что именно А-Ин сможет сбить проклятье с толку так же, как он сбивает с толку многих окружающих его людей. И, наконец, все же, я рискну любить их обоих, ибо другое – ложь и грех”.***
Он растирает самую дорогую и ценную тушь с оттиском облаков и берет новую кисть. “Цзян Ваньинь, – пишет он, отступая. – Шестнадцатый глава Цзян”. Вечер сменяется ночью – глухой и черной, служанки зажигают свечи, но ему удается, в конце концов, написать всего одну фразу. “Отец потерпел поражение”. “И вот, что случилось”, – должно идти после, но он не в силах продолжить. Ему и не нужно продолжать – понимает он. В конце концов, он просто не сможет больше никого потерять, а значит, ничего больше и не нужно. Некому будет это читать.***
Он оставляет железное письмо, свиток, флейту и поминальную табличку в тайнике под стенной панелью. Навсегда.