***
Прошло около трёх недель со дня заселения и начала учёбы. Знакомство с одногруппниками и преподавателями у всех троих прошли успешно. Ребята постепенно вникали в особенности студенческой и общажной жизни. Сынмин пока не сошёл с ума, что удивительно. Оба его соседа часто собачились, подкалывали друг друга и ворчали по пустякам, но, благо, что-то святое для этих людей всё же есть. Они быстро выучили грозный взгляд Кима и поняли, что лучше прекратить спор быстрее, чем тот превратится в смертоносный… как бы они друг друга ни бесили, остаться в живых им хотелось больше, чем препираться. В целом жить втроём оказалось не так уж плохо. Хёнджин, как оказалось, очень даже вкусно готовит. Первое время Джисон, правда, ел его стряпню с опаской: мало ли, вдруг его порция отравлена, но в конце первой недели он даже научился говорить Хёнджину «спасибо», не скрипя зубами. Сынмин же давно знал о кулинарных талантах своего друга, поэтому не сомневался, что голодным тот никого не оставит: слишком уж заботливый, каким бы колючим ни хотел казаться. Джисон, как оказалось, играет на гитаре. В вечера, когда у всех троих не было домашки, им даже удавалось относительно спокойно проводить время вместе. Музыкальный вкус Джисона оказался схож с предпочтениями Хвана и Кима: они вместе подпевали песням, что играл Хан на своей гитаре. В такие моменты даже могло показаться, что все они друзья. Но идеальная картинка вмиг рушилась, стоило малейшей погрешности лишь появиться на горизонте. Так, в одну из первых посиделок, пока Джисон отошел попить воды между песнями, Хёнджин хотел взять гитару, рассмотреть наклейки на ней поближе. Хан тогда чуть руки ему не откусил, отбирая инструмент. Потом сидел с гитарой, поглаживая и приговаривая: «Не бойся, детка, он тебя не обидит». Не обошлось без подколов со стороны Хёнджина о том, что это, вероятно, единственная «детка», что Хану светит. Одного взгляда Сынмина хватило гитаристу, чтобы молча проглотить столь обидный выпад. По отношению к Сынмину у Джисона изначально сформировалось какое-то уважение. Он не выводил его на конфликт и в целом не вёл себя как мудак. В отличие от Хвана. Кима расстраивать и злить не хотелось, поэтому Джисон молча принимал правила. Правда, ему ещё многое предстояло узнать и о своём ненавистном соседе.***
Хёнджин любил дни, когда у него занятия с обеда. Он мог выспаться, никуда не торопясь собраться на пары, спокойно позавтракать, прогулочным шагом дойти до универа — сплошная идиллия. Таким должно было быть доброе утро Хёнджина и сегодня: Хван только-только открыл глаза, улыбаясь солнышку в окне со второго этажа их с Сынмином кровати. Потянувшись, он решил полежать ещё несколько минут, подумать о своих любимых пончиках с кокосовой начинкой, которые он собирался купить после пар… мечтания парня прервало громкое истеричное «БЛЯЯЯЯЯЯЯТЬЬЬ». Не успел Хван открыть глаза, как внезапно его прижало к стенке чужим телом… Это был не кто иной, как Джисон, запрыгнувший аж на второй этаж с криками: «ТАРАКАН!!! ТАМ ТАРАКАН!!! ТВОЮ МАТЬ ТАРАКААН». Доброе утро, Хёнджин. Хван не понимал, что ему делать в первую очередь: возмущаться наглости соседа или же паниковать из-за таракана. Джисон не даёт ему времени подумать, крича прямо в лицо: — СДЕЛАЙ ЧТО-НИБУДЬ, ЧТО ТЫ ЛЕЖИШЬ?! — Ты меня к стенке прижал, что я сделаю… — кажется, Хван слышит, как в голове напротив закрутились шестерёнки. — Я не слезу отсюда, пока он не уйдёт. — Хорошо, значит, можем полежать вот так ещё вечность, — так себе перспектива, учитывая, что кровать явно не рассчитана на двух взрослых парней. Да и компания, Хёнджину, мягко говоря, не нравилась. — Если тебя, конечно, не смущает, что пол у нас клеем не намазан, так что таракан спокойно может уползти к тебе на кровать. То, как расширились глаза Джисона, надо было видеть… Хёнджин мысленно делает пометку у себя в голове, что испуганный Джисон — одно из самых приятных зрелищ в его жизни. Даже лучше клоунов в цирке! Хан сползает со второго этажа, сразу же перемещаясь на первый, мысленно моля всех возможных богов, чтобы Сынмин об этом не узнал. — Он всё ещё там!!! Возле мусорки! Господи, спаси и сохрани… Хёнджин вздыхает и тоже слезает в кровати, мысленно оплакивая свою испорченную утреннюю идиллию. Кому-то придётся взять на себя роль рыцаря и спасти принцессу Джисона от страшного чудовища. Парень подходит к мусорному ведру, смотрит на таракана, ухмыляется… хватает его в руки и летит к Джисону. — ТЫ С УМА СОШЁЛ?! ТЫ ЧТО ТВОРИШЬ?! ОТВАЛИ, Я БОЮСЬ! Хёнджин не выдерживает и в открытую начинает смеяться, смотря на спрятавшегося за подушкой Джисона и на изюминку в своих руках. — Мда… Не знал, что ты ещё и слепой… Джисон выглядывает из-за подушки, только сейчас вспоминая, что Сынмин перед парами завтракал булочкой с изюмом и кружкой кофе. Он смотрит на Хёнджина, потом на изюм в его руках. Опять на Хёнджина. И опять на изюм. Подушка сама тянется к лицу, лишь бы Хван не увидел его красную от стыда физиономию. — Если ты скажешь ещё хоть слово, я тебя… — Да ладно тебе, не переживай, с кем не бывает. На твоем месте я бы больше боялся Сынмина, который явно заметит, что его кровать застелена не так идеально, как была до того, как ты позорно прятался на ней от таракана и визжал как девчонка. — Я не визжал как девчонка!!! — Согласен, девчонки в наше время и то смелее будут. — Да ты, ты… — Расслабься, принцесса, ты на пару разве не опаздываешь? Хван слышит лишь короткое «чёрт!» и провожает взглядом соседа, быстро натянувшего кроссовки, схватившего рюкзак и вылетевшего из их комнаты. Хёнджин подходит к мусорному ведру, последний раз смотрит на «страшное чудовище» и думает о том, что вообще-то сам до смерти боится насекомых, но напуганное лицо соседа не оставило ему выбора. Кто-то же должен был стать рыцарем. Вечером, когда Хёнджин рассказывает эту историю Сынмину, Джисон даже выдавливает из себя благодарность за то, что Хван был готов его спасти, на что Хёнджин лишь улыбается, отмечая у себя в голове, что Джисон не такой уж и безнадежный придурок.***
В какой момент колкости и обзывательства сменились тупыми подкатами, Сынмин понять не успел, но вот уже третий месяц его соседи по комнате не плюются ядом, а посылают… не друг друга (!), а воздушные поцелуйчики! Кто бы мог подумать? И неважно, что шлют они их в ответ на «Чтоб тебе таракан по дороге на кухню встретился, дорогуша». Всё же это прогресс! Однажды Джисон возвращается с занятий совсем уставшим и разбитым. Хёнджин и Сынмин переглядываются, не услышав привычного «Приветики, салаги!», а затем смотрят на Хана, молча забравшегося на свою кровать. «Даже не переоделся», — думает Хёнджин, но решает не придавать этому значения и вновь возвращается к домашним заданиям. Ближе к ночи, когда парни уже готовились ко сну, Джисон всё также лежал на своей кровати. Хёнджин подумал, что тот заснул, поэтому тихонько подошёл и попытался снять кофту с соседа. — Что, так не терпится раздеть меня, милый? — сонный голос Джисона вводит Хёнджина в ступор. Он не звучал как обычно язвительно. Скорее тепло. Будто твой хороший друг, с которым вам постоянно приписывают статус «женатиков». — Ну, раз проснулся, справишься сам, — фыркает Хван. — Спасибо, жёнушка, — лыбится Джисон. — Вы не переживайте, ничего не случилось, просто препод — натуральный дьявол! Спрашивал с нас то, к чему мы даже не готовились, я еле как выкрутился. — Ой, больно надо за тебя переживать, — закатывает глаза Хёнджин. — В холодильнике картошка с курицей, только тихо давай, мы спать ложимся. Сынмин улыбается своим мыслям, но в диалог этих двоих не влезает — сами разберутся. Интересно наблюдать, как Хёнджин заботится о ком-то, помимо Кима и своей семьи. Хотя Сынмин, можно сказать, давно считался полноценной её частью. Та самая дружба с пелёнок и до гроба. Ходили в одни ясли, жили напротив, закончили одну школу, даже в университет один поступили, правда на разные специальности. Ким был один из немногих, кто знал настоящего Хван Хёнджина: самоотверженного и ранимого, умеющего любить и заботиться. Что-то ему подсказывало, что их сосед тоже вскоре узнает об этой стороне его друга.***
Ноябрь подходит к концу. Атмосфера в комнате стала ещё более благоприятной. Уже редко можно услышать споры на повышенных тонах. Обидные оскорбления давно сменились шуточными. Сынмин правда поверил в то, что процесс адаптации двух упёртых баранов практически завершён: Хёнджин охотно разговаривал с Джисоном на любые темы, Джисон не испытывал ни желания убивать, ни предчувствия, что хотят убить его. Вроде бы, всё прекрасно… Но однажды Сынмин возвращается с пар и то, что он увидел, знатно его напрягает. Ещё в блоке, перед входом в комнату, обстановка кажется ему подозрительно тихой. Ким был уверен, что пары у его соседей давно закончились. Его друзья редко сидят в молчании: с тех пор, как их отношения стали похожи на человеческие, их было не заткнуть. И тут Ким заходит в абсолютную тишину. Хёнджин и Джисон сидят довольно близко, на разных концах стола и… молчат? Оба почти синхронно поднимают взгляд на Сынмина и сухо машут ему рукой в знак приветствия. Сынмин ничего не понимает. А он у нас мальчик неглупый, не забываем. Он стал старостой в своей студенческой группе, первый по успеваемости, любимчик преподавателей. Но даже его светлой голове не дано понять, что на уме у этих двоих. Неужели поссорились? Ким молча переодевается в домашнюю одежду, ставит чайник и садится между ними. Спрашивает, как прошёл день, — тишина. Спрашивает, что происходит, — в ответ лишь руки в жесте «всё окей», и всё та же тишина. «Ладно», — думает парень и наливает себе чай. 20:44. — ХА! СЪЕЛ? ДА Я НИЧЕГО ПРОЩЕ В СВОЕЙ ЖИЗНИ НЕ ДЕЛАЛ! — Сынмин дёргается от резкого звука после долгой и густой тишины. — Поэтому отсчитывал секунды до того, как наконец сможешь поговорить со мной, милый? — усмехается Хёнджин. — Вы всё это время играли в молчанку? — возмущение Сынмина можно понять. Он уже успел простроить в своей голове все возможные варианты событий от того, что они поссорились и решили всю жизнь друг друга игнорировать, до того, что Джисон настолько достал Хёнджина, что тот зашил ему рот невидимыми нитками. И свой тоже, за компанию. — Ты представляешь! Я рассказывал ему о том, как в детстве привёз своего хомяка на дачу, а он чуть не уполз на соседский участок, причём в ту его часть, где росла морковка, умный был малый… — Я сказал, что он и часу не выдержит без разговоров со мной, — перебивает Хёнджин. — Начали мы в 19:44. Как видишь, час он продержался на чистом азарте. — Неправда! Всё было не так! Он перебил меня в самом середине моего рассказа и ни с того, ни с сего предложил поиграть в молчанку! Так бы и сказал, что тебя совсем не волновала судьба Сырничка! — Хан Джисон! Ты рассказываешь мне эту историю уже третий раз! Я скоро её наизусть выучу! — Повторение мать учения! Раз такой умный, как я в итоге поймал Сырничка? — Не ты, а твоя бабушка. Она заметила, как он топчется по её только посаженным цветам. — М-м-м, ладно, умник, но это всё равно был не повод заставлять меня молчать целый час! Это жестоко, Хван Хёнджин! Сынмин стоит и наблюдает за этой перепалкой, и в его голове вертелся лишь один вопрос: — Ты реально называл хомяка Сырником?..***
Как гром среди ясного неба на все университеты страны обрушивается приказ о переводе на дистанционное обучение в связи с новой волной коронавирусной инфекции. Конец семестра и сессия пройдут в онлайн-режиме. Иногородние студенты разъезжаются по домам, общежитие постепенно пустеет. Перед тем, как разъехаться, Джисон предлагает своим соседям забить разок на домашку и провести перед отъездом их фирменный гитарный вечер. Им давно не удавалось вот так собраться, чтобы спеть любимые песни, поэтому Сынмин и Хёнджин с удовольствием поддержали идею, несмотря на то, что Сынмину придётся делать домашку в поезде, а Хвану — выслушивать ворчание, что его друг ничего не успевает. Все они понимали, что не увидятся ещё минимум два месяца, хоть Джисон и сказал сразу, что не отлипнет и собирается звонить и писать каждый день. Когда гитара передаётся в руки Хёнджина, на лице Сынмина рисуется мимолётное удивление. Хан в одну из их посиделок рассказал, почему так дорожил инструментом: нет, это вовсе не был подарок какого-то особенного человека. Ну, почти. Ценность гитары для Джисона, как ни странно, была в стикерах на ней — их ему подарил единственный за всю жизнь Хана друг. Они познакомились в средней школе. Феликс был новеньким, который как-то само собой сдружился с нелюдимым Джисоном, вечно сидевшим в одиночестве на последних партах. К сожалению, исчез Феликс из жизни парня также быстро, как и появился. Его семья часто переезжала, поэтому уже спустя полгода друзья последний раз обнялись, а Феликс подарил Джисону набор наклеек в благодарность за доброе к нему отношение. Хан тогда чуть не разревелся, взяв с друга обещание писать как можно чаще. И Феликс действительно писал, как и Джисон, но, разумеется, у каждого строится своя собственная жизнь. У Феликса — в новом месте, с новыми людьми. У Джисона — в компании гитары и мечтаниях о будущем. Они периодически списываются и по сей день, шлют друг другу тиктоки и отвечают на сторис в инстаграме. Ребята не оставляют надежд однажды оказаться в одном городе и обязательно встретиться, но пока что это лишь мечты. Хёнджин с Сынмином, слушая тогда эту историю, задумались, как ценно было то, что они есть друг у друга. Им не приходилось в своей жизни сталкиваться с одиночеством, ведь всегда в доме через дорогу жил любимый друг, который поддержит, рассмешит, когда грустно, и всегда будет рядом. Джисон показывает Хёнджину пару основных аккордов и ярко улыбается, сдерживая себя от шуточных колкостей, когда Хван ошибается со всеми усилиями и стараниями мира на лице. Друзья смеются, каждый из них думает про себя, что начало университетской жизни у них так или иначе отличное.***
Дистанционное обучение не доставляло удовольствия ни Сынмину, заваленному горой текущих заданий помимо горящих дедлайнов по итоговым работам, ни Хёнджину, который теперь видел Джисона только по видеосвязи. Ким этим двоим, если честно, немного завидовал. У него домашки было столько, что на пустую болтовню явно совсем не остаётся времени. А эти двое базарят по телефону уже четвёртый час. Сынмин, как человек, предпочитающий переписки, представить не мог, о чём можно так долго разговаривать по телефону. После одной из этих светских бесед он решил спросить у друга, не платные ли у них буквы. На что получил весьма логичное умозаключение Хёнджина: «У Джисона потребность говорить по пирамиде Маслоу стоит перед физиологическими, не думаю, что он сполна удовлетворил бы её лишь через буквы». Резонно. Сынмин согласился. Если вы подумали, что Хёнджин стал обделять Сынмина вниманием в угоду новому другу, то вы глубоко ошибаетесь. Они ночевали друг у друга почти каждый день, много разговаривали и помогали друг другу с тестами, даже если понятия не имели о предмете, по которому были задания. Хван приходил к Киму готовить ему вкусные ужины, а Сынмин с удовольствием помогал ему мыть и продукты, и посуду. Разрушить дружбу этих двоих — задача непосильная. Они как новая разновидность сиамских близнецов, связанных невидимой нитью. Кроме того, ребята зачастую разговаривали втроём, смотрели фильмы и даже проводили свои гитарные вечера. Правда, Джисон уже сидел с гитарой не на соседнем стуле, а на экране телефона в руках Хёнджина. До чего дошёл прогресс! На самом деле за три месяца совместного проживания они все успели привыкнуть и неплохо так привязаться друг к другу. Сынмин даже успел соскучиться по пререканиям этих двоих, но об этом, он, конечно же, им не скажет. Много чести. Всем очень хотелось поскорее вернуться в общежитие, ходить на пары, жить нормальной студенческой жизнью. Если у Хёнджина был Сынмин, а у Сынмина — Хёнджин, то у Джисона в его городе не было никого. Хотелось на стену лезть от того, как он соскучился по своим соседям. У Хана никогда не было по-настоящему близких друзей, поэтому эти три месяца стали для него необычным опытом, отказываться от которого из-за какого-то карантина он вовсе не был намерен. Джисон старался звонить почти каждый день, писал вообще круглосуточно с перерывами на пары. Ему не хватало спокойного, как слон, Сынмина и бесячего Хёнджина рядом. Бесячего Хёнджина — особенно. Хану надо было куда-то выбрасывать свою энергию, а его новоиспечённый друг как никто другой подходил на эту роль. Не то чтобы Джисон видел в Хване лишь грушу для эмоционального битья (а иногда и не только эмоционального, но они, к сожалению, сейчас в сотнях километрах друг от друга). Хан понимал, что уже привязался к Хёнджину. К его ненавязчивой, почти незаметной, как он сам думает, заботе. Но Джисон замечает. Каждую мелочь замечает и всё больше с каждым днём оттаивает к Хвану. Три месяца очного общения и два месяца дистанционного многое меняют в Джисоне. Но, возможно, он сам не до конца понимает, что именно. Хёнджина уже совсем не хочется задевать едкими словечками, ругаться с ним и пытаться открутить ему голову. Подкалывать, конечно, всё ещё хочется, но так, чтобы Хёнджина это ни в коем случае не задело всерьёз. Однажды, после того, как они проговорили целых семь часов, и даже этого не заметили, у Джисона на автомате вылетело то, после чего к нему постепенно начало приходить то самое понимание: — Ну, всё, давай, kiss you. Молчание, повисшее в трубке в ответ на эту реплику, было несомненно легко объяснимым. Но что с этим делать, Джисон явно не знал, так как сам не понял, что только что сказал и как так получилось. Умные мысли преследовали его, но он был быстрее, поэтому ему не пришло в голову ничего лучше, чем… — ОЙ, ТО ЕСТЬ MISS YOU, Я ОПЕЧАТАЛСЯ, ЭТО Т9. Хван, до сих пор обрабатывающий первую реплику, на вторую среагировал на удивление быстро: — Идиот, мы по телефону разговариваем. Джисон бросает быстрое и скомканное «всё, пока» и кладёт трубку. До Хёнджина доходит смысл сказанных Джисоном слов, но почему-то они не вызывают вспышек гнева и желаний стукнуть Хана. Лишь улыбку на лице и мысли о том, что уже завтра они поговорят вживую, ведь сессия закончилась, никто из них не будет отчислен, а жизнь продолжается, и, кажется, всё встаёт на свои места.***
Первыми в общежитие возвращаются Хёнджин с Сынмином: у Кима сразу же три пары, а Хёнджин, у которого по счастливому стечению обстоятельств первый учебный день оказался выходным, разумеется, не бросил друга и приехал с ним. Хан вчера позвонил Сынмину и сообщил, что пары в первый день у него вечером, поэтому он придет в середине дня, когда Ким будет на занятиях. Сынмин решил не уточнять, почему он сообщает это ему, а не Хёнджину, и просто пожелал хорошей дороги. Хёнджину Джисон после той семичасовой беседы, закончившейся весьма феерично, больше не звонил. Лишь отвечал короткими фразами и смешными стикерами на сообщения Хвана. Хёнджин уже хотел было расстроиться, но подумал, что лучше им будет сначала поговорить, тем более уже на следующий день они будут в их комнатке в общежитии — там уж точно Хан не отвертится. На следующий день Хван с Кимом вернулись в комнату, разобрали вещи. Сынмин почти сразу улетел на пары, и его счастье, что ему не пришлось стать свидетелем того, что было дальше. Хёнджин сидел за столом и ел свой любимый кокосовый пончик, когда дверь в их комнату открылась, и на пороге показался не кто иной, как Хан Джисон с двумя сумками в руках. Первые несколько секунд они молча смотрят друг другу в глаза: один с опаской, другой — с лёгкой иронией. Затем одновременно Хёнджин встаёт со стула, а Джисон бросает сумки на пол, и они летят друг другу в объятия. Вот так вот совершенно естественно, не сговариваясь. Целую минуту они стоят в таком положении, пока оба не чувствуют, что пора бы им и поговорить. — Ненавижу тебя, — не придумав ничего лучше, бурчит Джисон в шею Хвана. — Так и будешь обнимать человека, которого ненавидишь? — Пф. Да, буду. Законом не запрещено. Хёнджин усмехается, но не двигается. Было здорово и спокойно. Так, будто стоять в объятиях человека, которого совсем недавно ты на дух не переносил и желал прикончить, было единственно верным. Для Хёнджина с Джисоном это работало в обе стороны: каждый из них действительно чувствовал себя на своём месте. Их отношения, очевидно, перешли в стадию, когда и молчать вместе не кажется неловким. Сынмин, чуть ли не ежедневно наблюдавший, как эти двое проводили часы за разговорами, когда их закрыли на дистант, не сомневался, что они проговорили так много, что вполне могут справиться и вовсе без слов, телепатически. — Кое-кто обещал мне kiss. — Не было такого. — А, да? Ну ладно, наверное, показало.., — договорить ему не дают губы Джисона, быстрым движением коснувшиеся его собственных. Хан сразу же отстраняется, а его уши и щёки горят, по ощущениям самого Джисона, ярче всех вместе взятых светофоров мира. Он уже собирается шагнуть назад, но Хёнджин не расцепляет рук за спиной соседа. Хван не намерен отпускать его ближайшие лет сто. Они ведь не виделись целых два месяца! — I missed you, Джисони. — А я только что kissed you, — нервно произносит парень, так и не прочитавший ранее реакцию человека напротив. Но Хёнджин лишь улыбается и за секунду сокращает расстояние между ними, вновь целуя Джисона, на сей раз самостоятельно. — Я теперь, кажется, тоже, — Хёнджин улыбается, видя, как расслабляется Джисон. Он всё ещё не верит, что этот парень, чуть не проломивший дверцу их с Сынмином холодильника в день первой встречи, сейчас жмётся к нему, всеми способами показывая, что действительно скучал.***
И жили они долго и счастливо! Как жилось при этом Сынмину, история умалчивает. Наверняка в глубине души он был рад за друзей. Но на словах же мечтал вернуть время, где эти двое точили друг на друга ножи, потому что терпеть их слащавые фразочки оказалось в сто раз сложнее. Джисон с Хёнджином на это лишь показывают Киму языки и припоминают то, каким неловким он становится рядом со своей одногруппницей, которая явно не против познакомиться с Сынмином поближе. Ну, ничего! Как показывает практика, иногда надо немного потупить, прежде чем прийти к настоящим эмоциям и чувствам.