Только молчи.

Горько нарушай запреты, Моли, стенай и умирай. За болью прячутся ответы, Но ты молчи и презирай. Пока я крашу красным небо, Я не скажу тебе: "Прощай". Страх вижу, не могу ослепнуть. Заткнись. Я ничего не обещал! А ты протянешь ласковые руки И попытаешься меня остановить. Растают голоса глухие звуки. Да, я сдаюсь: и я могу любить.

Где-то хрустит снегом вечер, крошась пеленой на площадках. А здесь холод давно иссяк, превратился в пар и поднялся выше, оставляя капельки на потолке. Это могло бы быть правдой, если бы адское пекло вырвалось наружу. В комнате Куроко осталось только два признака жизни: обоюдное дыхание. Никого в квартире, кроме гостя, которого обычно ждешь часами из-за его извечной занятости. А уж когда он появляется, Тетсуя покорно встает на колени, приветствуя господина. Тот молча кивает и приказывает подняться, чтобы впиться затем с поцелуем в рот Куроко, оттянуть зубами его мягкую губку и шлепнуть по упругой половинке. Да, в этот миг он доволен и показывает снисхождение заинтересованным взглядом. Кажется, что никому из них не мешает подобный способ ведения отношений. - Куроко, молчи. Спираль веревки скреплена воедино на пояснице, к крепежу тянутся тканевые лозы, окольцовывающие запястья и щиколотки. Не так уж и сильно они режут кожу. Тетсуя знает, что сии узоры доставляют Акаши особый эстетический оргазм. Куроко демонстрирует прекрасную природную гибкость, готовность всех мышц к истязаниям. Ленточка кляпа все равно не позволяет ему говорить, он вынужден молчать о том, что тоже находит красивым свое тело, облаченное в связку в стиле «шибари», где красоте переплетения узлов и петель уделяется немалое внимание. Да и наблюдение за сосредоточенностью Акаши, тонкими пальцами плетущего ловушку, можно посчитать за то еще удовольствие. Его дивный мучитель встряхивает головой, поправляя челку, и продолжает затягивать узлы - последние, что закрепляют сведенные за спиной руки Тетсуи. Он тихонько подрагивает в ответ на случайные касания и догадывается, что сейчас хозяин перевернет его на спину, натянет ремешок на основание члена и одарит мир нездоровой улыбкой. Несравненный мастер, который может заставить кончить задолго до основного акта. Так уже было, но Куроко никогда не сходила с рук этакая вольность, и в качестве наказания Акаши мог часами забавляться с напряженным телом Тетсуи, но не позволять излиться. О да, таких Императоров еще поискать надо – требовательных, изящных, неистовых и капельку сумасшедших. Капельку, плавно перетекающую в океан по случаю. У Куроко сердце сбегает в пятки, возвращается и пляшет в пронзительных, оживших глазах. Ноги его широко разведены, но больше нет возможности свести их вместе, ибо он представляет собой художественный экспонат искусно обработанной куколки. И не охота закрывать глаза, хочется найти в глазах разного цвета напротив маломальское оправдание своей беспомощности. А там нет ничего, кроме пугающей страсти. Сейджуро, стянув с себя футболку и джинсы, метнул взор на столик, на обыкновенный стаканчик с канцелярскими предметами. - Знаешь, когда я освобожу тебя подобно бабочке, то отброшу прочь лирику и буду трахать. – Акаши благоговейно улыбнулся и будто задумался. Его шедевр готов, и он манит к себе. – Только я знаю, каков ты на самом деле. Тебе нравится. Мне тоже. Мы оказываем друг другу милейшую услугу. Куроко, обездвиженный и лишенный права голоса, возлежит перед своим господином и пытается кротко кивнуть. Ограниченность движений так возбуждает, что Куроко и заметить не успел, как его орган налился твердостью. Больше в голубых глазах нет привычного равнодушия, оно разрушилось от проклятья, насланного Его Величеством. Акаши склонился и провел рукой по шее Куроко, ущипнул его за сосок, покрутил и дотронулся тыльной стороной ладони до головки, этак небрежно смахивая выступившую капельку. А затем резко метнулся в сторону. Лампа наверху блеснула на тонких лезвиях ножниц. У Куроко сдавило горло от… восторга, обреченного на немоту. - Приступим же. – Всегда заточенные острее обычного ножницы коснулись первых узлов на ключице. – Куроко хочет меня – раз! Взмах, щелчок и глухой разрыв ткани… По коже Куроко расползаются тоненькие алые струйки от пореза. Акаши не собирался осторожничать. По мере того, как с Куроко спадали разрезаемые путы, Сейджуро менялся в лице, превращаясь в жаждущего крови монстра. Куроко мычит и чуть приподнимается, силится зажмурить глаза, но не может – потому что желает видеть. Эти минуты, когда ненормальность становится второй кожей! Видеть, как Акаши остервенело дарует ему свободу, оставляя взаймы царапины и даже порезы поглубже, сквозь пелену в глазах наблюдать за тем, как собственная грудь сочится капельками красного и слышать в голове летящий вихрь ассоциаций… Красные волосы, радужка глаза, Его пальцы, испачканные о ранки, веревки цвета маков… Простынь под Тетсуей окрасилась темно-рубиновыми пятнами, он рванулся вверх, но даже не смог запрокинуть голову, поскольку его тут же вжали обратно. - Нет-нет-нет, - нараспев говорит Акаши и нависает над головой Тетсуи, цепляет ножницами ленточку на его рту и режет… осторожно. Куроко, точно опьяненный, издает протяжный выдох. Кожу начало щипать. – А теперь попробуй. Акаши помазал губы Тетсуи головкой, оставил блестящий липкий след и взглядом приказал браться за дело. Все еще связанные руки и ноги делали позу неудобной: голова Куроко оказывалась ниже бедер, зато для Акаши в самый раз, для того, чтобы его член легко проскользнул в горло Куроко и начал двигаться. Похоже, он вошел слишком резко и глубоко, потому что Куроко, вздрагивая, смаргивал слезы и отгонял прочь ощущение тошноты. Не то чтобы он ждал, пока все закончится, он просто не хотел разочаровать мастера, начавшего издавать восторженные вздохи. Сейджуро двинулся еще несколько раз и стиснул зубы, опрокинувшись на кровать и упершись локтями о жесткий матрас. Он не мог остановиться, хоть и понимал, что Куроко больно и неприятно. А это заводит еще больше. Немощность подопечного имеет свой привкус. Слабые и раболепные создания для Акаши – это все, кроме Куроко. Потому что Куроко – Хранитель Тишины. Из всех бывших у Сейджуро парней, Тетсуя оказался самым выносливым и кротким. Возможно, он даже влюблен. Только выслушивать его признания Акаши ни к чему: он боится потеряться в себе, променяв безумие на что-то постоянное и скучное, что-то вроде чувств. От них есть толк? Смешно. До боли. Акаши кончил и Куроко почувствовал, что задыхается не только от горячей струи, скатившейся в гортань, но и просто потому, что воздух неожиданно стал плотнее. Он дернулся и Акаши тут же перекатился на колени и отсел дальше, усмиряя распаленное дыхание. Его дикий взгляд нашел Куроко, проглотившего все до последней капли, невозможно привлекательным. Голубые пряди растрепались, челка слиплась от пота, а на устах остались перламутровые мазки. Довершить картину приоткрытыми глазами, в коих запеклась восторженная боль – и коктейль готов к употреблению. Вообще-то Акаши не привык заниматься загрязнением собственного рта: ему это претит, как любителю чистоты и превосходства. Однако сегодня что-то в нем надломилось, пока он не думал предавать себя, но чувствовал, что скоро что-то случится. Устроив жаркое наказание засосом, распробовав вкус своей спермы, так щедро взятой Куроко, он спустился языком с подбородка до груди в росчерках кровавых линий. На его лице мелькнуло сожаление. Вроде как: «Жаль, что иначе нельзя». Нельзя допустить и пробовать. Куроко тихонечко скулит, когда Акаши принимается зализывать нанесенные ранки, рукой касается возбужденного органа и двигает пальцем крайнюю плоть… - А… - так отчетливо вырывается из Куроко и он вертит головой, намекая на то, что не отказался бы от полной свободы. Он чувствует, что устает от издевательств. Да, ему нравится… Но все полгода, состоящие из подобных ночей выбьют из колеи даже самого сильного и испорченного. Куроко сильным не был, он был терпеливым и скромным. И все, чего бы он хотел: обнять сейчас Акаши и показать ему, что можно по-другому. Сейджуро привык говорить, что это их взаимный порок. По началу Куроко не сопротивлялся, ему действительно нравится что-нибудь необычное, но не постоянно. Порой он хочет просто лежать с Ним в темноте и слушать какую-нибудь его философскую ерунду. Только Акаши упорно отталкивает от себя, вызывает отвращение новыми экспериментами; вызывает – и не может добиться желаемого эффекта. Куроко становится все ближе и ближе. Удивление ставит печать на личике Куроко, поскольку его член впервые за все время оказался во рту Акаши. Жадно глотая воздух и прерывисто дыша, Тетсуя двигал бедрами, расшевеливая затекшее тело и умоляя все, что угодно, лишь бы за эту прихоть потом не отхватить по полной программе. Поражаться есть чему: Акаши проводит пальцами по основанию, теребит подтянутые шарики и всасывает их ртом, кружит языком по влажному стволу и считает поцелуями жилки… Куроко поджал губы и задрожал. Невесомость. Такая она странная, эта ночь… Как будто вырванная из ленты снов. Потому что так не бывает – чтобы Акаши снисходил так низко, до уровня рабов и подлизывал, увлекался до такой степени. «Высокая степень безумства». Сейчас она зашкаливает до уровня приятного. А у Куроко саднят царапины на теле, и мышцы выкручивает спиралями. Все привычно и переносится легче, чем в первые ночи. У Акаши много заскоков, которые не поймешь так просто. Куроко не понимал многое, но тянулся к Сейджуро, мудрому и сдержанному в обычном своем образе. Кончить Куроко не мог из-за ремешка, зато мог корчиться от безысходности. Акаши устал двигать языком и решил, что хватит с него унижений. Не хватало еще приучать Тетсую, показывать ему какие-то скрытые намерения. Кивком головы велев Куроко ложиться на живот, Сейджуро по-хозяйски провел сложенными ножницами по его позвоночнику, размазывая влагу и перескакивая через мощную основную петлю. Тетсуя призывно замычал. Безобидное оружие в руке Акаши очертило сжатые ягодицы, а затем легло на свое место. Тремя пальцами поковыряв неподдающуюся мышцу Куроко, Акаши дотянулся до стека, так и манящего своей строгой формой. О нет, он не собирался так скоро лишать себя удовольствия поиздеваться. И снова чарующая улыбка. Пот скатился с висков Куроко, он сладко выдохнул, когда воздух рассек стремительный звук… «Фьють!» и следует куплет шлепков, приходящихся по попе. Красный звездопад заполонял кожу Куроко, он отпускал себя, оставив лишь тело, невольно подыгрывающее инстинктами. Акаши перевернул стек рукоятью вперед, и округлая трубочка прошлась по впадинке меж половинок. Из-за веревок, овивающих щиколотки и в натяжку идущих к узлу на пояснице, анус Куроко оказался недоступен, плотно и естественно зажат. Но в том и вся прелесть. Сейджуро помассировал проход ладонью, а затем просунул рукоять удерживаемого предмета. Куроко глухо застонал и, кажется, закусил простынь. Грубая кожа царапала нежную кожицу сфинктера, а Сейджуро продолжал вкручивать рукоять, прилагая усилия. С трудом, но она просочилась внутрь, исчезла на пару сантиметров и снова появилась. Акаши, закусив губу, отслеживал плавный процесс и потирал свой член, нагоняя аппетит. Перед глазами Тетсуи поплыли разноцветные круги, стали частью шаманского заговора. Зуд в заднем проходе не давал покоя, а давление на порезы подливало масла в огонь. Куроко жевал простынь и беззвучно плакал, мог показать свою боль только рывками онемевшего тела. Акаши отбросил игрушку и склонился над ухом Куроко, горячо шепнул: - Ну что, «достаточно, мой повелитель»? Тетсуя восстанавливал натужное дыхание и, повернув голову, сдавленно попросил: - Достаточно, мой повелитель… - Быстро ты сегодня, - ядовито усмехнулся Акаши. – Тогда я сниму последнее. Послышался шорох разрезаемой веревки и через мгновение Куроко, наконец, смог выпрямить ноги и руки, тут же заколовшие от долгой неподвижности. Он закряхтел в попытке приподняться, но рухнул. Сейджуро прилег рядом и шлепнул по попе. - Неужели совсем выдохся? - Нет, все в порядке, - утирая слезы, сообщил Куроко. – Давай. Сейджуро охотно помог своей жертве перевернуться, воздал ему награду в виде поцелуя и, не удержавшись, потер порезы, из некоторых еще сочилась кровь. Было как-то наплевать на испорченное постельное белье. Устроившись между ног Куроко, Акаши взял его под колени, пролил смазку и плавно подался вперед, обманывая возможной близостью. Сквозь щели приоткрытых век Куроко смотрел на довольное лицо над собой и в безвременье рвал пальцами простынь. Искры сыпались из глаз. Его зад гостеприимно принял единственного своего хозяина, сжал со всех сторон и доставлял обоим несусветное блаженство. Они распивали вино страсти на двоих. У Куроко нашлись силы выгибаться, играть со своими сосками, пытаясь смотреть на Акаши нахально. Тот облизывал губы и впечатывался в хлюпающую глубину, мысленно подчеркивая, что зад Куроко самый лучший из всех когда-либо опробованных. Да еще и эта его натура… - Сучонок, - прошипел Акаши, наблюдая с каким бережным бесстыдством Куроко сосет свои пальцы, сотрясаясь от сильных толчков. Тетсуя уже не давал себе отчета о действиях. Он растворялся на дне своих пристрастий и душевно разлагался на атомы. За любовь к Акаши он начинал ненавидеть себя. Уже не просто поддавался, он снова понимал, что где-то на рубеже сумасшествия Сейджуро и своей покорности, есть неизведанные кущи, за которыми Куроко предстает не в самом благом амплуа. Как он хотел ощущать член Акаши внутри, как он желал, чтобы непередаваемая наполненность еще долго напоминала о себе…! За это стоило пострадать. И да, напоминания останутся. Царапинами, ранками, синяками и засосами покроются полотна идеальной кожи. Все это потом, но не сейчас, когда уже настолько хорошо, что не стыдно вскрикивать, удивляя хрипотой, запрокидывать голову и умолять быть быстрее. Прежде чем совсем выбиться из сил, Куроко еще позволили показать себя в роли наездника. Акаши прилег и заложил руки за голову, наблюдая не без радости за тем, как красиво входит его плоть в отменную задницу Куроко. Хотелось бы ущипнуть розовые сосочки, так по-матерински влекущие к себе, но Акаши сдержался, морщась от наслаждения. Он посасывал нижнюю губу и подбадривал Куроко взглядом. А после опрокинул его на кровать и вынудил стоять на четвереньках. Куроко покорной собакой принимал Акаши целиком, с намеренной силой и скоростью. Сейджуро оттянул Тетсую за волосы и натягивал на себя, велел подвигать ему бедрами. - Сожми сильнее, - приказал хозяин и тут же ощутил узкие стенки, еще плотнее прилегшие к члену. По телу разошлись заряды. В исступлении Тетсуя умолял снять ремешок, он более не мог терпеть давление в своем органе. Акаши толкнулся еще пару мощных раз и скользнул рукой к малюсенькой пряжке. Едва только ленточка опала, как последовали удивительные волны дрожи, захлестнувшие Куроко, он весь сжался, падая лицом вниз и еще больше выпячивая зад, его так прострочило швами оргазма, что хотелось кричать. И он кричал, надрывно, сипло и ища воздуха для дыхания. Акаши завершал резко, но успел вынуть член в последний миг и добраться таки до лица Куроко, который не пряча румянца, встал на колени и приоткрыл рот. Он завершал работу, виртуозно водя рукой и ловя белесые струйки, вымазывая лицо и растирая амброзией губы. Акаши содрогнулся и почти зарычал, выпуская на волю сдавленные стоны. Пристыженный взгляд голубых глаз и минута молчания, где каждый пытался услышать за биением сердец собственные мысли. А их почти не было. Потому что все место занял блаженный спад возбуждения. Тетсуя, захмелев, растерянно поглаживает бедра Акаши, а тот водит рукой по голубой макушке. И тут Акаши повалил Куроко, неистово поцеловал и прикусил ему губу. А потом, отстранившись, присел на краешек кровати, замер… Плечи его заходили ходуном и Куроко, бессильно вздохнув, притаился. Страшно смотреть на эту подрагивающую великолепную спину и не знать, что спросить. Сейджуро глухо смеялся, взял ножницы и повертел на пальцах. Куроко с огромным трудом поднялся на колени и пододвинулся, закусывая губу от стрельнувшего по телу спазма. Сегодня что-то не так. - Как тебе это удалось? – спрашивает Акаши. - Что именно? - Заставить меня хотеть твоей персоны, каждый раз когда я тебя вижу? – Акаши раскрыл лезвия и провел ими по плечу Тетсуи. Тот и не думал отодвигаться, виновато смотрел в пол и молчал. – Может быть, мне вырезать на тебе свое имя? Жаль, если ты будешь не моим. - Я твой, - уверяет Куроко почти шепотом. – Твой. И они смотрят друг дружке в глаза, так подозрительно долго, как будто видятся впервые. И Акаши чудится, что он смешал кофе с молоком и вышел на террасу осенним теплым утром, а потом взглянул на небо – такое прохладно-нежное, и что-то понял. Куроко же чувствовал себя застигнутым врасплох посреди ржаного поля, где вдруг все окрасилось заревом заката, такого ярко-красного, жгучего, добравшегося до самого сердца. Раньше они такого не замечали. Чтобы секс вдруг так плавно сходил на нет, а потом были минуты для переглядывания и обволакивающей душу тишины. Они оставались в своей коробочке фетишей и странностей, но никто не произнес ни слова. Полгода вдруг обратились вечностью, где они всегда знали, чего хотят, из чего состоят и к чему стремятся. - Я л… - заикнулся Куроко и обмер от мелькнувшей на лице Акаши злобы. - Не надо, - говорит Сейджуро и качает головой. – Просто не надо. Он встает и систематично берется за обнаружение вещей в комнате, одевается и прячет «игрушки» в шкаф. Куроко с влажными глазами напяливает трусы, а потом сидит неподвижно на месте и потирает пальцами колени. Снова Акаши уйдет, как будто ничего не было, но будет опять. Он не несет ответственности, только приказывает и получает свое. Куроко сжимает кулаки и ему становится жутко обидно. Он-то думал, что изменения вот-вот проявятся. А когда Акаши уже стоит на пороге и прощается, Куроко в голову ударяет шальная мысль. Резко обхватив Акаши со спины, Куроко жмется к нему и тычется носом в плечо, как послушный щенок. Обомлевший Сейджуро смотрит в сторону и замечает голубые волосы… Ну да, те самые мягкие волосы, в которые приятно запускать руки. И футболка Акаши становится мокрой с той стороны, где прячется лицо Тетсуи. Передернув плечами, Акаши разворачивается и отталкивает от себя человека, проявившего такое непозволительное своеволие. - Я всего лишь хочу сказать…. – задыхаясь, лепечет Куроко и снова подходит, утирая слезы. - Заткнись, - обрубает Акаши и выходит в коридор. - Ну останься со мной хотя бы на ночь, черт тебя подери! Я хочу просто быть с тобой, потому что я люблю тебя! Люблю! – еще никогда голос Куроко не волновал такой выразительностью и тоном. Сейджуро точно пригвоздили к полу. Он сморгнул удивление и попробовал успокоиться. Теперь то, что надломилось внутри в самом начале вечера, стало необъятно большим, катастрофически обрушилось на Акаши и заставило впервые – не задуматься, а прочувствовать. Он обернулся и посмотрел на обретшее прежнее равнодушие лицо Куроко. Но взгляд его солил сожалением. Разве был у Сейджуро кто-то дольше, чем на неделю? Полгода. Это срок, в который любой другой рядом с ним сошел бы с ума или умер. Куроко жив. И он ждет, стоя и дрожа в одних боксерах посреди полутемного коридора. Акаши приблизился к нему и обнял. Просто обнял, безо всяких там полетов и волшебства. Так он мог обнять только Человека. Это наивысшая благодарность со стороны Его Величества. Величие иссякало. - Ты меня л… - начал опять Тетсуя, но на губы его лег палец Акаши. - Только молчи. – И Сейджуро согласно кивнул, подписываясь под доказательством ласковым касанием губ.