❄️❄️❄️
На следующее утро Феликс проснулся с твердым намерением добиться того, чтобы над ним и Хёнджином появилась омела. Даже если потом они все так же не будут разговаривать, даже если для Хёнджина это будет всего лишь дань уважения традициям, для Феликса это будет настоящее чудо. А чудеса, как известно, должны случаться в Рождество. Днём Хагрид притащил в Хогвартс большую елку. В зале их было уже достаточно много, и каждая из них блистала золотистыми шарами, в которых искаженно отражались искры свечей, но елка Хагрида была особенная. Огромная, с широченными иголистыми лапами, она должна была стать королевой Большого зала. Столы убрали, оставили только те, за которыми сидели учителя и оставшиеся в замке ученики. Домовики притащили из всех чердаков коробки с игрушками и оставили возле елки, а Дамблдор, довольный, как нашедший золото нюхлер, предложил собраться вечером перед ужином и заняться украшением елки. Феликс даже не надеялся, что Хёнджин будет во всем этом участвовать. Потому что он крутой и аристократичный, а крутые аристократы не занимаются украшением елок сами, они поручают это занятие эльфам. Так Феликс думал, пока не зашел в Большой зал перед ужином и не увидел Хёнджина, копошащегося в коробке с игрушками. Минхо и Чонин тоже были с ним, и на ушах обычно всегда такого холодного слизеринского старосты висели два рождественских шара — изумрудный и серебряный. — Пошли быстрее, — Чанбин дернул Феликса за рукав и потащил в направлении одной из коробок. — Я видел там игрушку в виде португальского длиннорылого дракона, и если его повешу на елку не я, то можно считать, что Рождество потеряно. Феликс бездумно кивнул и позволил Чанбину себя увести. Вчера он был полон решимости, а сегодня шестеренки в его голове еле крутились. Какой разумный предлог можно придумать, чтобы заговорить с ним? Все казалось Феликсу глупым и несуразным. Даже не верилось, что люди умеют просто так подходить и заводить с кем-то общение. Это было сродни сверхспособности, которая Феликсу, увы, была не дана. — Нашел! — с победным криком Чанбин достал из коробки елочную фигурку сине-зеленого дракона. Феликс вздрогнул от неожиданности и рассеянно посмотрел в несвойственно улыбчивую драконью морду. Феликс улыбнулся Чанбину и кивнул, а потом, чтобы немного занять себя, тоже раскрыл одну из коробок. — Остались среди вас те, кто умеет держаться на метле? — мадам Трюк, одетая в красивую праздничную мантию, встала из-за учительского стола. Младшекурсники все как один важно поподнимали руки. Мадам Трюк снисходительно обвела их янтарными глазами и покачала головой. Тогда Хёнджин хмыкнул и поднял руку, обращая на себя внимание профессора. — Отлично, мистер Хван, — она взмахнула в воздухе палочкой. — Елка должна быть украшена полностью, от пят до макушки, — она указала пальцем вверх, и Феликс невольно проследил за ее движением. Макушка елки была так высоко, что у него закружилась голова. — Вы хотите, чтобы я украсил елку сверху? — уточнил Хёнджин, следя за тем, как в руки тренера прыгнула метла из школьного инвентаря. — Если вас не затруднит, — эта матерая тренерская дикция не покидала мадам Трюк даже за пределами квиддичного поля. Хёнджин безразлично пожал плечами, а потом изящным движением руки взмахнул палочкой. — Акцио "Молния", — крутанув палочку на пальцах прямо как профессиональный барабанщик, он вернул ее в задний карман брюк. Чан всегда отчитывал Феликса, когда он так делал. Стоит один раз неосторожно сесть, и хрусть! Нет палочки. Но Хёнджин был с Чаном мало знаком, потому позволял себе класть палочку в задний карман, при этом покрутив ее в руках пижонским жестом. — Если не возражаете, я полечу на своей. Конечно, зачем летать на старенькой школьной "Комете", когда в твоем пользовании есть целая "Молния"? Вот и Феликс бы тоже не стал, если бы был летуном. Метла прыгнула Хёнджину в руку. Блестящая, отполированная, прутик к прутику. И на рукоятке серебром почерком с минималистичными, но изящными завитками было выгравировано название метлы. Мечта любого уважающего себя ловца. — Еще есть добровольцы? — мадам Трюк снова обвела учеников взглядом, но взрослых летунов, которым можно было бы доверить столь ответственное дело, больше не осталось. Говорят, что влюбленные люди самые сумасшедшие. Они способны на самые неадекватные поступки. И Феликс убедился в этом на себе, когда он вдруг вышел вперед и несмело поднял руку. — Я могу. Мозг в этот момент работал как-то отдельно от тела и языка. Чанбин поднял глаза, и его красноречивый взгляд в красках высказал Феликсу все, что когтевранец о нем думает. А думал он в этот момент много всего нецензурного. Оно и понятно. Чанбин знал, что Феликс был летуном мягко говоря посредственным. Но самое печальное в этой ситуации было то, что Феликс и сам это прекрасно знал. Адекватная сторона его внутреннего "Я" нервно дергала нижним веком, пока смотрела, как мадам Трюк протягивает ему старенькую школьную "Комету". — Не знала, мистер Ли, что вы увлекаетесь полетами, — она хлопнула его по плечу своей тяжелой рукой спортсменки. "Я тоже не знал", — ответил про себя Феликс, но вслух сказал совсем другое. — Я на любительском уровне, — голос сел и стал еще хрипше. — Вам повезло, потому что не нужно быть перспективным ловцом, чтобы украсить макушку елки, — она покосилась на Хёнджина, а затем напоследок еще раз шлепнула Феликса по спине чуть повыше лопатки. — Вам отлевитируют шары снизу. Главное, поймайте. Хёнджин последние слова уже не слышал. Оттолкнувшись от земли, он воспарил вверх, забрался прямо под пурпурный потолок, усыпанный бриллиантовой пылью. Феликс вздохнул и тоже зажал метлу между ног. Стиснул зубы, покрепче схватился за рукоять, посмотрел на Чанбина. Он стоял, скрестив руки на груди и наблюдая за Феликсом из-под опущенной на лоб челки. Ли отвернулся, все еще веруя, что, несмотря на безудержное желание надавать Феликсу подзатыльников, Чанбин все еще будет рядом, чтобы поймать его, если он все же сорвется с метлы. Парень оттолкнулся от земли и взлетел. Хёнджин уже повесил на ветку одну из игрушек, которую ему наверх левитировал Чонин. Это была игрушка феи с красивыми переливающимися крыльями и слегка светившаяся золотом изнутри. Феликсу тоже не пришлось долго прохлаждаться без дела, потому что девочка-первокурсница, которая только-только изучила заклинание "Вингардиум левиоса" послала ему игрушку заснеженного домика. Держась трясущейся рукой за рукоятку, Феликс повесил его на игольчатую ветку и выдохнул с облегчением. Несложно. Он справится. Главное – вниз лишний раз не смотреть. Со временем Феликс приноровился и даже немного ослабил хватку на рукояти, вот только с Хёнджином, ради которого он сюда и забрался, они даже словом не перебросились. Что уж там говорить об омеле. Увидев, что они справляются, мадам Трюк оставила елку на них, а сама покинула Большой зал, пообещав, что скоро вернется, и наказав, что, если старшие позволят младшим сесть на метлы, она засунет их им в задницы древком вперед и даже разбираться не будет. Конечно, не дословно так и сказала, но смысл был такой, и Феликс его хорошо уловил. Однако взбалмошной катастрофой были вовсе не младшекурсники. — Эй, Хёнджин! — крикнул Минхо снизу. Хёнджин посмотрел вниз. Феликс, движимый любопытством, тоже. Зря он это сделал, конечно. Отсюда Минхо казался муравьишкой. С ехидной улыбкой Минхо поднял руку вверх, и что-то в ней богато вспыхнуло золотом. Это вспышка сразу же отразилась огнем в глазах Хёнджина. — Поймаешь? — с вызовом спросил Минхо, покрутив в пальцах золотую игрушку, похожую на снитч. Он достал палочку и направил ее на шарик. Минхо был очень одарен в трансфигурации. Это знали все. На первом курсе он первый сумел превратить спичку в иголку, а уже на четвертом играючи трансфигурировал кукушку в часы и обратно. Сделать из обычного шарика снитч не составляло для него труда. Вскоре золотая игрушка ожила, быстро замахала тонкими крыльями, выпрыгивая из пальцев Минхо. Хёнджин сорвался с места, окатив Феликса холодным воздухом. Вот только что он был тут, а через секунду уже находился в другой стороне зала. Он был превосходен. Без шуток и преувеличений. Летать было его призванием, он был для этого рожден. Приятным бонусом шло и то, что его длинные светлые волосы особенно красиво развевались в полете. Чан всегда называл его своей главной занозой в заднице, потому что Хван был тем, кто выдирал победу для Слизерина поимкой снитча, даже когда змеи безбожно проигрывали по очкам. А Феликс просто смотрел на него и захлебывался восхищением. Это буквально все, что ему оставалось в его безрадостном, неискусном в полетах положении. — Кончай с ним нежничать, хватай его! — улюлюкал Чонин, сложив руки у рта домиком. Хёнджин в полете ухмыльнулся, а потом подтянулся и встал на древко метлы, лавируя в воздухе как сноубордист. У Феликса сжалось сердце от страха и восхищения. Если бы Хёнджин вдруг оттолкнулся от метлы и полетел без нее, Феликс бы ничуть не удивился — так органично он смотрелся в полете. Внимательные карие глаза не отрывали взгляда от снитча. Вытянутая ладонь приближалась к безнадежно трепыхающемуся шарику, а потом рванулась вперед и схватила снитч как мухоловка свою жертву. Внизу заверещали и захлопали в ладоши. Чанбин покачивал головой, скрестив руки на груди, но по его кривой ухмылке Феликс знал, что друг тоже был впечатлен. Сам Феликс хлопал в ладоши и улыбался, глядя на его триумф. Он был настолько прекрасен в тот момент, что казался нереальным. Хёнджин вновь подлетел к елке и завис рядом с Феликсом. Не успев подумать, Феликс повернулся к Хёнджину и на выдохе выпалил: — Это было очень круто. Я раньше никогда такого не видел. Хёнджин посмотрел на него из-под выбившихся из прически белых прядей, и его темные блестящие глаза казались еще выразительнее, чем были. А потом он улыбнулся так, что эти сияющие глаза превратились в маленькие щелочки-полумесяцы. Феликса окатило теплом, и мурашки суетливо поползли по рукам. Феликс не знал, что Хёнджин умеет так улыбаться. То есть, он, конечно же, видел его улыбку раньше и жадно ловил именно ее среди сотни других, но никогда бы не подумал, что эта улыбка будет когда-либо обращена к нему и заслужить ее будет так... просто? — Хочешь тоже снитч погонять? – буднично спросил Хёнджин, отпуская золотой шарик, позволяя ему отлететь на расстояние вытянутой руки и снова ловя в капкан своих пальцев. — Хочешь самоутвердиться за мой счет? — Феликс иронично выгнул левую бровь, смотря на Хёнджина так, будто он сморозил самую умилительную в мире глупость. Хван рассмеялся, запрокинув голову назад, и его смех звонко отразился от сводчатого небесного потолка. — Я соскучился по квиддичу, — выдохнул он почти мечтательно. — На улице холод собачий, даже над стадионом не полетаешь. Да и даже если... Метать мячи в пустые кольца так себе тренировка, — он закатил глаза. — К тому же ты последний из оставшихся тут, кто садится на метлу, — Хёнджин оглядел Феликса несколько придирчиво. Его взгляд дольше положенного задержался на почти побелевших руках, хватающихся за рукоять метлы, на сжатых ногах и немного нахмурился. Кто-то снизу левитировал к ним наверх елочный шар размером с небольшой игрушечный мячик. Хёнджин перехватил его, а потом случился самый большой позор в жизни Феликса, который будет фантомом преследовать его даже после смерти. — Лови, — Хёнджин буднично подкинул шар в надежде, что Феликс его поймает. И Феликс поймал, ведь это было совсем нетрудно. Поймал и отпустил рукоять метлы. В одну секунду мир качнулся, а потом Феликс почувствовал, как он неумолимо соскальзывает с древка. Он взмахнул руками, пытаясь поймать равновесие, схватиться за рукоять метлы, и паника зазвенела в его голове школьным колоколом, возвещавшем о начале урока. Шарик выпал из рук и полетел туда, откуда поднялся, а вскоре Феликс обнаружил, что и сам он летит вслед за ним. Школьное звездное небо постепенно удалялось от него, а сознание вопило, что внизу земля, что сейчас он ударится об пол и разобьется. Вот-вот! Сейчас. Еще чуть-чуть и его не станет. Кажется, вопило не только сознание, но и сам Феликс. Собственного голоса он не слышал, лишь в какофонии ужаса, страха и непонятно откуда взявшегося ветра чувствовал, как сильно саднит горло. Внезапно острая боль пронзила его плечо. Что-то схватило его за руку и притормозило падение. Ослепленный красными всполохами паники, Феликс отчаянно вцепился в то, что его удержало. В ушах звенело, боль от плеча, казалось, перетекла во все тело, и он ничего перед собой не видел. Лишь чувствовал, что его держит рука. Теплая. Живая. Спасительная. Кто-то знакомый смачно ругнулся, что-то зашебуршало, затряслось, зашевелилось наверху там, где было его спасение, а потом падение вновь возобновилось. Кто-то знакомый в полете схватился за него, Феликс тоже инстинктивно обвил вокруг него руки и зажмурился. Вдруг падение остановилось. Но пустоты не было. Феликс определенно знал, что он не умер. Его неудавшийся спаситель тяжело дышал ему в шею. Болело плечо и только оно. Феликс совершенно точно понимал, что почти все его кости целы, а сердце, живое и испуганное, исходило бешеным стуком в грудной клетке. Кто-то словно постелил подушки на место их падения. Но не успел Феликс выдохнуть, как приятная невесомость покинула их, они рухнули на землю. Удар прострелил его в плечо, словно бы в него воткнули раскаленную кочергу, но это все еще было меньшее из возможного зла, которое могло бы с ним произойти. Человек, в которого он вцепился, зашевелился и медленно поднял голову. Феликс разжал руки и поднял дрожащие ресницы. Светлые пряди Хёнджина кольнули его щеки, а дыхание быстрое, сбитое обдувало его лицо. Если не знать истории, можно было бы подумать, что Феликс и Хёнджин были любовниками — так сильно они друг к другу прижимались. Будь это глупый магловский фильм, над ними бы родилась омела, и они, может, даже поцеловались бы на радостях, что остались живы. Но Хёнджин смотрел на него ошарашенно, и в глазах его плескался чудом пережитый ужас. Феликс огляделся по сторонам и наконец заметил происходящее вокруг себя. Чанбин стоял неподалеку, выставив палочку вперед. Его рука дрожала, и он был бледнее призрака. Феликс понял, что он был тем, кто в последний момент остановил их падение, когда они были в метре от земли. Тяжесть и тепло человеческого тела отдалилось от Феликса. Хёнджин сел, и руки у него подрагивали. Минхо подбежал к ним, осмотрел каждого на предмет повреждений, задержал острые и цепкие как рыболовные крючки глаза на Феликсе. — Сесть сможешь? — чутко спросил он. Феликс кивнул и попытался подняться. Кочергу в плече словно бы повернули, и парень не удержал болезненного стона. — Тише-тише, — Минхо помог ему сесть, стараясь не беспокоить поврежденный участок. — Я за преподавателями, — Чонин подпрыгнул, а потом сорвался с места и помчался к выходу, как степной лисёнок. — Вас надо отвести к мадам Помфри, — и не дожидаясь ответа, Минхо перекинул здоровую руку Феликса через плечо и как щенка поставил его на ноги. — Я в порядке, — прошептал Хёнджин. Вид у него все еще был ошарашенный, но у него ничего не болело. Разумеется, кроме души, которую он чуть не вытряхнул. — Заткнись и иди со мной в больничное крыло, — не терпящим возражений тоном сказал Минхо и посмотрел на Хёнджина так, что Феликс удивился, как Хван вообще сумел выдерживать такой весомый взгляд. Ли вдруг понял, почему Минхо был назначен старостой Слизерина, и невольно подумал, что это было одно из лучших решений, принимаемых когда-либо в Хогвартсе. Сразу после решения назначить Чана старостой школы, конечно... — Я тоже пойду с вами, — вызвался всё еще бледный Чанбин, но Минхо остановил его жестом. — Останься и дождись Чонина с профессорами, объясни им все, а мы пока позаботимся о твоем друге, — Минхо кивнул будто бы в подтверждении своих слов и повел Феликса к выходу. Ноги его плохо слушались, потому он постоянно спотыкался, и Минхо ставил его на ноги как новорожденного щенка. Ковыляя к выходу, Феликс обернулся на Чанбина. Взгляд у него был такой, что у Феликса сердце сжалось до размера горошины и облилось кровью. Чанбин предупреждал его не рисковать, спас его и Хёнджина от падения и, наверняка, едва не поседел, пока смотрел, как тело Феликса стремительно мчится на свидание с землей, а он даже поблагодарить его не успел, даже не извинился. Он хотел крикнуть, пытался оживить свой онемевший язык, напрячь сухое горло, но Минхо довел его до ворот и свернул, а неподвижная фигура Чанбина скрылась за стеной. До крыла шли молча. Хёнджин семенил рядом, и ноги его тоже не слушались. Все трое были чернее тучи, предчувствуя рождественский нагоняй, который им устроят учителя. У Феликса еще и плечо адски болело, и мадам Помфри обязательно будет его лечить, низвергая при этом поток из нравоучительных лекций видавшей виды целительницы. Все сложилось в точности так, как Феликс думал, и теперь он сидел на больничной койке с отекшим вывихнутым плечом и под негодование мадам Помфри ждал свою чудо-настойку. Хёнджин сидел на койке напротив, поглядывая на Феликса, и Ли всей кожей чувствовал, как Хван был им недоволен. Это резало его больнее ножа, и он не смел поднимать глаз. Минхо стоял в стороне, напротив окна, разглядывая как снежинки кружатся на полотне бело-черного вечера. Его невозмутимое спокойствие и утешало, и нервировало одновременно. — Зачем ты сел на метлу? — не выдержал Хёнджин, упираясь руками в край кровати и слегка подаваясь вперед. — Хотел помочь, — угрюмо ответил Феликс. Чувствовал он себя ужасно. Просто кошмарно. Наверняка, Хёнджин думает, что Феликс – самое глупое создание на Земле. Или даже уже ненавидит его. — Помог? — Хёнджин склонил голову набок и все смотрел на Феликса. Внимательно, пристально, цепко. Феликс ничего не ответил. Хуже ситуации просто не придумаешь. Хотел омелу, а получил вывих плеча и укоризненный взгляд человека, по которому с ума сходил и ради которого все это затеял. — Это же не шутки, мы могли бы разбиться, — продолжал Хёнджин. — Я знаю, — неожиданно громко выпалил Феликс, а затем его щеки стыдливо заалели, и он снова опустил взгляд. — Я уже извинился и поблагодарил тебя. Мне жаль, ясно? — Феликсу казалось, что ни одни слова на свете он не говорил столь же искренне, как эти. — Я не хотел, чтобы так получилось, — добавил он уже тише. — Я это понимаю, — Хёнджин твёрдо кивнул. — И всё же стоит рассчитывать свои силы. Не умеешь — не берись. — Не умеешь — научись, — все так же угрюмо ответил Феликс. Так ему всегда говорил отец. — Но начинать надо с малого, мистер Ли, — вкрадчиво и строго добавила мадам Помфри, оказавшись рядом с кружкой, терпко пахнущей полынью. Феликс невольно скривился. — А ты думаешь восстановить связки можно с помощью тыквенного сока? — она вручила Феликсу целебное пойло и негодующе всплеснула руками. Феликс вдохнул едкий запах и его чуть не вырвало в эту же кружку. — Надо нос зажать, — посоветовал Минхо. — И залпом пить. — Эм... — Феликс растерянно глянул на свою обездвиженную руку и горько вздохнул. Хёнджин встал и подошел к пуффендуйцу. Без всяких объяснений он взял кружку из пальцев Феликса. На пару миллисекунд пальцы Хёнджина накрыли его руку почти на половину. Ладонь Хёнджина была больше его, казалось, раза в два, и Феликс вдруг почувствовал себя таким крошечным. — Зажми нос здоровой рукой, — велел он, а потом отодвинул покрывало и сел рядом. Феликс послушался его. — Пей, — Хёнджин поднес пойло к губам Феликса, а вторую руку положил на затылок, и его пальцы утонули в белом облаке его волос. И Феликс позволил влить в себя зелье, стараясь глотать быстро и помногу, чтобы не успеть распробовать. Со стороны это наверняка выглядело очень странно, но Феликс был благодарен как никогда. Если бы его еще и вырвало от запаха при них, он бы в этом же зелье и утопился. Внезапно двери распахнулись, отчего Феликс подпрыгнул на месте. Преподаватели, которым Чонин сообщил новость об упавшем студенте, влетели в больничное крыло как коршуны, и мантии развевались от их быстрой ходьбы. Обеспокоенные лица окружили Феликса, вытесняя из его поля зрения лица Хёнджина и Минхо, обрушили на него лавину вопросов и взрослого беспокойства. Когда они расступились, слизеринцев в крыле уже не было. Феликса оставили ночевать под крылом мадам Помфри. Хоть его рука уже через пару часов и была как новенькая. Он откровенно маялся, находясь тут совсем один, запах лекарств все еще витал в воздухе и смешивался с запахом жареного сыра, исходившего от тарелки, что принес ему школьный эльф домовик в качестве ужина. Вдруг со стороны двери послышалось копошение, а потом она открылась и в проеме показалось лицо Чанбина. — Чанбин! — Феликс улыбнулся, и на мгновение в палатах стало ярче. Друг ничего не ответил. Он подошел к больничной койке, плюхнул на тумбочку пакет с мандаринами и притащенный из Большого зала вишневый чизкейк, так же молча пододвинул стул, молча сел к Феликсу боком и сложил руки на груди. Улыбка Феликса погасла. Чанбин на него дуется. Конечно то, что он пришел сюда, уже говорило о том, что Чанбин настроен на общение, и Феликсу нужно просто объясниться, чтобы Со его понял и простил, но за сегодняшний день Феликс пережил уже немало тяжелых для себя разговоров, и потому жизненной силы в нем теперь просто кот наплакал. — Спасибо, что ты спас нас, — сказал очень серьезно Феликс. — Если бы ты не среагировал, мы бы разбились. — Не понимаю, зачем ты полез туда?! — Чанбин негодующе всплеснул руками. — Все ты понимаешь, — Феликс бросил спину на подушку, прислоненную к изголовью койки. — Феликс, влюбленные люди склонны совершать сумасшедшие поступки, но если ты вдруг расшибешься, то все будет бесполезно... — Я знаю-знаю, — Феликс дотянулся до плеча Чанбина и немного сжал. — Ты прав, конечно. Понятия не имею, что на меня нашло. Я просто подумал, что это мой шанс стать с ним ближе, понимаешь? И я решил рискнуть. — Ликс, — Чанбин вздохнул. — Ты чудесный сам по себе. Тебе не нужно из кожи вон лезть и притворяться летуном, чтобы кому-то там понравиться. Никому так делать не нужно. Твой человек полюбит тебя неуклюжего, неумеющего держаться на метле, сумасшедшего, — Чанбин растрепал его светлую макушку. — Спасибо, — Феликс ласково посмотрел на Чанбина огромными глазами оленёнка Бэмби. — Вот только что уж теперь говорить? Хван меня ненавидит. Я чуть его не угробил, — блеск в его глазах погас, и даже на солнечные веснушки набежала тучка. — Не думаю, что он тебя ненавидит, — хмыкнул Чанбин. — Как тебя вообще можно ненавидеть? Он что, бессердечный? Феликс легонько засмеялся и потянулся за мандарином. С появлением Чанбина у него наконец снова появился аппетит.❄️❄️❄️
Феликса выпустили из больничного крыла на следующий день. Мадам Помфри возмущалась, но позже даже она согласилась с тем, что было бы жестоко оставлять Феликса в крыле на Рождество. С этих пор Ли старался не попадаться на глаза Хёнджину лишний раз. Ему было бесконечно, невыносимо стыдно перед ним. Однако, сколько бы Феликс ни прятался, Хёнджин все равно каким-то чудом оказывался рядом, когда это было нужно. Он поддержал его за локоть и поставил на ноги, когда Феликс поскользнулся на льду, он ловил вещи, которые Феликс случайно ронял. В общем Феликс чувствовал себя проблемным детсадовцем, за которым Хёнджин следил. Ли это просто ужасно расстраивало. Лучше бы Хёнджин игнорировал его, чем относился как к неумелому ребенку. Но, видимо, ему придется пожинать плоды своей ошибки. К субботе навалило тонны снега. Весь Хогсмид превратился в одну пушистую подушку. Рождество здесь чувствовалось особенно живо. Колокольчики то и дело звякали на дверях магазинов, отовсюду слышались праздничные звуки рождественского хорала, а цветные огоньки подмигивали Феликсу из окон и с крыш каждого домика деревушки. Он чувствовал себя так, будто бы оказался внутри снежного шара. — Нам нужно зайти в магазин Доминика Маэстро, я хочу подарить Сынмину нервущиеся гитарные струны, — сказал Чанбин, стряхивая с макушки снег, свалившийся на него со старинной резной вывески одного из магазинов. — А потом зайти в "Зонко" и купить мыло из жабьей икры, — Чанбин захихикал и в этот момент страшно напомнил Феликсу вредного Пивза. — Зачем тебе мыло? — удивился Феликс. — Тоже отдам Сынмину в качестве подарка, — он ехидно улыбнулся. — Хочу над ним подшутить. Представляешь, пойдет он мыть руки моим мылом, намочит его, и бац! — Чанбин хлопнул в ладоши, но из-за того, что он был в варежках, эффект получился не таким оглушительным. — Вся раковина в головастиках. — И часто ты ему такие подарки даришь? — Феликс выгнул бровь. — Всегда, — ответил Чанбин. — Усыпляю бдительность хорошим подарком и подкладываю шуточный. Считай, что это мой язык любви. — Тогда мне стоит быть осторожнее с твоими подарками. — Ну вот, зачем я тебе это сказал? — сокрушился Чанбин, толкая дверь в музыкальный магазин и под звуки колокольчиков пропуская Феликса вперед. Ли довольно рассмеялся ему в ответ. Чанбин выбирал струны очень долго. Вид у него в этот момент сделался такой серьезный, что Феликс решил не отвлекать его разговорами. Он ходил между стеллажами, рассматривая волшебные музыкальные инструменты, а когда ему наскучило и это, остановился возле окна, выходившего на баснословно большой холм, с которого на деревянных санях катались дети. На вершине холма старый волшебник раздавал сани на прокат за символическую плату в пару сиклей. А Феликс не катался с горки очень и очень давно. В груди заныла ностальгия о детстве, когда все было проще и его волновало только то, что принесет ему Санта под елку и достаточно ли вкусные печенья Феликс для него испек. Когда Чанбин закончил с выбором, Феликс послушно пошел за ним и в "Зонко", как они и договаривались. Выбор мыла занял гораздо меньше времени, чему Феликс был несказанно рад, и, как только они переступили порог лавки "Зонко", Феликс схватил друга под локоть и потащил в сторону холмов, объясняя все по дороге. Чанбин не возражал и позволил себя тащить. На холме они взяли по саням у старого улыбчивого мага. Оглядевшись по сторонам, Феликс кивнул в сторону самого крутого холма. Чанбин посмотрел на него с сомнением, но возражать не стал. Ему было и страшно, и любопытно одновременно. — Нет, это какая-то жесть, — Чанбин остановился у края длинного спуска. — Это всего лишь горка, Чанбин, — хохотнул Феликс. — Совсем не страшно. Тебе тут даже врезаться не во что. — И все равно как-то я этому холму не доверяю, — Чанбин не спешил ставить санки на край, в то время как Феликс уже сидел на своих в миллиметре от того, чтобы сорваться вниз. — Ну хочешь, я скачусь первым и покажу тебе, что это совсем не страшно, — Феликс уселся поудобнее и сложил ноги на сани, уже надеясь оттолкнуться и поехать, но что-то его удержало. Феликс нахмурил брови и порывисто обернулся, уже собираясь отчитать Чанбина, но взгляд его врезался в лицо Хёнджина, что стоял позади, прижимая ногой полозья саней к земле и не давая Феликсу сойти с места. — Ты... — Феликс прищурился. — Воу, — Хёнджин удивленно вскинул брови. — Откуда такая враждебность, летун? — Пусти сани, — отчеканил Феликс. — Обязательно, — ответил Хёнджин. — Только после того, как ты встанешь и расскажешь мне, как твоя рука. — Она зажила в ту же ночь, — Феликс попытался выдернуть сани из-под ног Хёнджина, но Хван сел на корточки и схватился цепкими длинными пальцами за край саней. Тогда Феликс встал и развернулся, нахмурив веснушчатый лоб. Его грозный вид Хёнджина не напугал. Он поднял голову, смотря на Феликса так, будто бы он сказал что-то умилительно-забавное. — И поэтому ты решил повредить ее еще раз? — вкрадчиво поинтересовался он, склонив голову набок. — Перестань относиться ко мне так, будто бы я фарфоровый, — Феликсу наконец удалось выдернуть санки из рук Хёнджина. Впрочем, он их уже не держал. — Не фарфоровый, — Хёнджин поднялся. — Хрустальный. Феликс почти вспыхнул, но тут услышал, как кто-то неподалеку завизжал. Парень подпрыгнул на месте и обернулся. Минхо смеялся над тем, как Чонин с громким полукриком-полусмехом спускался с горы. — Так вы тоже катаетесь? Почему-то осознание этого выбило землю у Феликса из-под ног. Все кругом говорили о том, что слизеринцы холодные, злые, что к ним не подойти, не подступиться. Но именно эти самые "злые" слизеринцы возятся с ним и его вывихнутой рукой, один из них с тех пор блюдёт за ним как за зеницей ока, а после эти же недосягаемые, высокомерные, как называют их обычно, люди словно дети скатываются с горки и смеются так открыто, как никто никогда не подозревал, что они умеют. — Ну да, мы руки не ломаем и не берем на себя то, что нам не по силам. — Я не сломал, а вывихнул, — поправил Феликс, важно выставив палец вверх. — И с горки мне по силам скатиться. — Как бы тебе сказать... — Хёнджин задумчиво поджал губы. — Я за тобой наблюдаю, и ты немножко, — Хёнджин прищурился и жестом показал знак "чуть-чуть", — неуклюжий, а если уж быть совсем честным, то ты еще и не самый везучий. Уверен, ты скатишься, и перед тобой елка вырастет там, где ее никогда не было. — Неправда! — Феликс едва не поперхнулся от возмущения. — Вообще-то, — вклинился Чанбин, — правда. Феликс возмущенно цокнул, наблюдая за тем, как Хёнджин по-свойски хлопнул Чанбина по широченному плечу. Но тут в его голове словно бы зажглась лампочка. Омела здесь, конечно же, не появляется, но вдруг... Вдруг... — Тогда скатись со мной, — выпалил Феликс, поражаясь собственной, непонятно откуда взявшейся смелости. Краем глаза Феликс заметил, как устало ухмыльнулся и покачал головой Чанбин. — С тобой? — Хёнджин удивленно вскинул брови. — Я скачусь в любом случае, — упрямо сказал Феликс. — С тобой или без тебя, — он положил сани на снег и уселся на них. — Если хочешь успокоить свою душу, садись со мной. Или трусишь? Хёнджин улыбнулся снисходительно и даже немного впечатленно. Без лишних слов он пристроился сзади. Кажется, он чувствовал тепло его тела даже через толстые слои одежды. Ему вдруг резко стало нечем дышать. — Подтолкни, — махнул Хёнджин Чанбину. Чанбин выполнил просьбу, и в следующую секунду их сани понеслись вниз по склону в урагане снежной пыли. Хёнджин сжимал Феликса руками и ногами, пытался управлять санями, хоть и делать это было сложно. У Феликса внутри все подхватывалось то ли от скорости, то ли от того, как крепко Хёнджин прижимал его к себе. Ему хотелось кричать и смеяться, и он не отказывал себе в этом удовольствии. Он кричал и смеялся и слышал, как Хёнджин взвыл сзади на манер американского койота. Сани на полной скорости врезались в большой, пышный сугроб, и Хёнджин и Феликс, так же сцепившись вместе, кубарем покатились по снегу. У Феликса появилось чувство дежа вю. Пару дней назад они валялись на полу Большого зала, только сейчас Феликс смотрел на Хёнджина сверху, плечо у него не болело, и слизеринец напротив выглядел расслабленным, лежал на снегу, раскинув руки и прищурившись на солнце, светившее ему в глаза. — Мы все еще живы? — Хёнджин лениво открыл один глаз, когда Феликс заслонил его собой от солнца. — Вроде живы, — ответил Феликс, хоть и был неуверен в правдивости своего ответа, потому что лежать и смотреть на расслабленного Хёнджина ощущалось как рай. А еще и губы у него были такие призывно пухлые и розовые, что хотелось их потрогать пальцами. Хотя бы пальцами. — Эй, долго еще будете валяться? — Чонин, который спустился с холма раньше них, стоял, оперевшись на сани, и лениво ждал, когда они обратят наконец на него внимание. Они синхронно повернулись в сторону Чонина, что наблюдал за ними своими лисьими улыбчивыми глазами. Феликс вскочил, мигом оказываясь на ногах. Он спешно отряхнулся, поправил съехавшую шапку, стараясь при этом выглядеть как можно естественнее. Думать о том, насколько влюбленным и очевидным идиотом он казался, когда минуту лежал на Хёнджине и пялился на его губы, ему не хотелось. В противном случае он загорится от стыда, расплавит снег под своими ногами и неминуемо провалится в сугроб. Хёнджин же не суетился. Он сел, все так же щурясь на солнце, лениво огляделся по сторонам. Белизна вокруг была почти ослепительна. Можно было подумать, что они находились в вакууме, где кроме бескрайнего белого нет ничего. — Как скатился? — спросил Хёнджин Чонина. — Отлично, — с готовностью ответил Чонин, подбирая санки под мышку. — Еще хочу. Пойдемте уже. Я замучился тут вас ждать, — и он похрустел по снегу в сторону склона с твердым намерением взобраться на него. — Ну ты только глянь, — Хёнджин проводил Чонина веселым взглядом, а потом повернулся к Феликсу. — Все малявки такие деловые или только вы? — Ему было у кого учиться наглости, — Феликс недвусмысленно глянул на Хёнджина. — Справедливо, — согласился он. — А ты тогда в кого такой? — Ты имеешь в виду ангельски очаровательный? — Феликс улыбнулся. — Я сам по себе такой. И вообще, не сиди на снегу, — и младший протянул Хёнджину руку, за которую тот доверчиво схватился. А потом, не отпуская руки, потащил его к подъему за собой. И счастью Феликсу не было предела. Потому что до этого Хёнджин держал Феликса за руку только во снах, как он раньше думал, несбыточных. Они расцепили руки наверху только для того, чтобы вновь усесться на сани вместе и скатиться со склона, все также обхватывая друг друга руками. Чанбин, видя их веселье, тоже присоединился к катаниям, а после и вовсе вошел во вкус. Минхо, с которым Хёнджин шуточно сцепился на холме, несколько раз врезался в сани Хёнджина и Феликса и, довольно смеясь, переворачивал их на середине склона. После этого простое катание приняло соревновательный характер, где каждый старался перевернуть сани друг друга и окунуть наездника в сугроб. Победитель тот, кому удалось оказаться внизу с ни разу не перевернутыми санями. Они врезались в сугробы, опрокидывались снова и снова, отряхивали друг друга, а потом, сцепившись руками возвращались на вершину холма. Время пролетело незаметно. Яркий бело-голубой день сменился апельсиновым закатом, заставив школьников, облепленных комьями снега, вернуть сани старичку и бежать в "Три метлы", чтобы напоследок выпить сливочного пива, отогреться и после мчаться на поезд, что унес бы их обратно в Хогвартс. В "Трёх мётлах" Минхо угостил всех сливочным пивом и пышными вафлями в карамельном сиропе. Сидели шумно и неугомонно. Наверное, они доставили много неудобства остальным посетителям бара, но в тот момент Феликсу было все равно на это. Куда больше его интересовало то, как бы выиграть у Хёнджина борьбу на больших пальцах. С разницей в размерах их рук это было больше похоже на борьбу вредной белки с добродушным медведем, но Феликс не сдавался, а Хёнджина умиляла его упрямость. Он смеялся, пока Феликс пыжился и забавно морщил веснушчатый нос, но выигрывать Хёнджин не спешил, хотя мог бы сделать это в два счета. После он и вовсе поддался Феликсу, позволив поймать свой большой палец и задержать его на пять секунд, чтобы победа засчиталась Феликсу, и он исполнил презабавнейший победный танец. В поезде они ввалились в одно купе. Минхо достал из кармана небольшую флягу. Они с Хёнджином переглянулись и заговорщически улыбнулись. У женщины, возившей тележку со сладостями, выпросили стаканчики и накупили шоколадных лягушек и лакричных конфет. Глинтвейн разлился в их стаканы запахом корицы, имбиря и апельсинов, а в головы – приятной пустотой и легкостью. Они разговаривали, смотрели на проносящиеся мимо деревушки в окно и махали каждому снеговику, которого увидят напротив домов. Было здорово. Феликс не помнил, когда в последний раз было настолько здорово. Еще и Хёнджин доверчиво и нежно положил голову на плечо Феликсу и слушал болтовню о том, какие у маглов существуют изобретения и как они вообще живут без магии. Вопреки всем прошлым страхам Феликса, чистокровный Хёнджин не скривился, не прервал его, не говорил, что все это глупости, и не считал Феликса неправильным волшебником лишь потому, что у родителей его не было способностей к волшебству. Он слушал, переспрашивал, уточнял, лениво потягивая глинтвейн из своего стаканчика. А после вообще сказал, что запишется на курс магловедения, как только начнутся занятия. Феликс был счастлив, и он так боялся, что как только поезд прибудет в Хогвартс, они разойдутся и сказка закончится, но Минхо предложил собраться вместе и продолжить их посиделки. Феликсу вдруг захотелось его обнять за это предложение. Было решено собраться в гостиной Пуффендуя. Там, как считал Чанбин, было уютнее всего и народу почти не осталось. А Феликсу было все равно где, лишь бы с ними. Условились, что Минхо и Чонин принесут еще глинтвейна, Чанбин быстро отправит подарок Сынмину и притащит из комнаты гитару, а на Феликса и Хёнджина ложилась самая ответственная миссия — раздобыть еды. Для этого они направились на хогвартскую кухню. Феликса очень удивило то, что Хёнджин не знал, как пробраться туда. На факультете Пуффендуя эта была едва ли не первая информация, которая передавалась младшим от старших курсов. Феликс, будучи еще совсем зеленым, просил домовиков, чтобы они приготовили ему брауни, а после и вовсе научился готовить их сам. Теперь уже он кормил эльфов своей выпечкой, а не наоборот. Услышав историю про брауни, Хёнджин сказал, что тоже очень хотел бы попробовать выпечку Феликса, и Феликс пообещал, что завтра, на Рождество, испечет для него шоколадный пирог. Довольные, как сытые коты, они возвращались в гостиную с руками, забитыми бедрышками в кляре, ежевичным пирогом и фруктами. Был вечер, и из окон им уже подмигивали звезды. Комендантский час еще не наступил, однако попадаться на глаза Филчу не хотелось. Старик наверняка будет недоволен тем, что они набрали еды, хотя ужин уже давно прошел, разгонит их по гостиным и испортит все веселье. По закону подлости на Филча они наткнулись уже на следующем повороте. Завхоз поджигал факел, который задуло сквозняком, и Феликса с Хёнджином он заметил не сразу. — Бежим, — Хёнджин дернул Феликса за рукав, и они вместе умчались в противоположную сторону. — Эй, куда?! — Филч, словно по старой привычке, кинулся в погоню за убегающими учениками. Хёнджин петлял в коридорах, а Феликс, что уже трижды запутался в том, где они находятся, просто следовал туда, куда вел Хёнджин. Он не любил щекотливых ситуаций, но сейчас ему было как никогда весело, и он даже подловил себя на том, что все это время их побега он смеялся. Хёнджин затащил его в темную нишу, спрятавшись там за статуей горбатого волшебника. Хёнджин притих и приложил палец ко рту. Феликс прикрыл рот ладонью, стараясь не издать ни звука. Филч, кряхтя и ругаясь, оказался здесь через минуту. — Где вы, мерзкие негодники? — громко спросил он темноту. Хёнджин поджал губы, смотря на Феликса блестящими в темноте глазами. Феликс слышал, как он дышит, чувствовал его дыхание в своих волосах. Они были очень близко друг к другу, и Феликс еле сдерживал порыв прижаться к нему. Ну и где? Где эта чертова омела, когда она так нужна? Феликс в надежде посмотрел над собой, но бездушное растение так и не сжалилось над ним, а шаги Филча постепенно удалились, убрав надобность в том, чтобы оставаться под этой нишей дольше. — Что там? — Хёнджин заметил взгляд Феликса и тоже посмотрел наверх. — Нет-нет, ничего, — Феликс замотал головой. — Мне просто показалось... Неважно. — Показалось, что появилась омела? — догадался Хёнджин, и снова обратил улыбчивые глаза к Феликсу. — Да, вот было бы неловко, — Феликс притворно рассмеялся, стараясь не выдать то, что он мечтал об омеле над ними последние несколько дней. — Да, наверное... Феликсу вдруг показалось, что слова Хёнджина звучали несколько неуверенно. Но он отогнал от себя эти мысли, не желая надумывать и питать себя несбыточными надеждами. Оторвав завороженный взгляд от Хёнджина, он неуклюже выбрался из укрытия, с опаской оглядываясь по сторонам. — Пошли, — Хёнджин снова оказался рядом, а цепкая рука уже держала его за локоть. — Пока он не вернулся. И они ринулись в сторону гостиной Пуффендуя. Чонин, Минхо и Чанбин уже ждали их у двери, чтобы Феликс настучал нужную для входа комбинацию. Шумной гурьбой они ввалились в гостиную и разложились возле небольшой уютной елки. Еще один стакан глинтвейна растекся по телу сиропом. Чонин включил радио, настроил его на музыкальную волну, где во всю мощь легких пели знаменитые "Ведуньи". Хёнджин нашел где-то рождественскую шапку, натянул ее на голову и, встав рядом с движущимися кактусами, стал имитировать их танец. Чонин присоединился к нему, а Феликс смеялся, закусывая глинтвейн ежевичным пирогом. Когда песня сменилась голосом диктора, радио выключили за ненадобностью. Они разговаривали и поднимали тосты. Феликс чувствовал, как пространство вокруг него начинает немного покачиваться, словно бы он находился на палубе. Потом играли во взрывчатые карты на желания. Минхо каким-то одному Мерлину известным образом всех обыгрывал, вытаскивал Чонина, потому что младшеньких обижать нельзя, и каждый раз придумывал желания. Хёнджина он заставил играть весь следующий раунд с носками на ушах, Феликса кормить его фруктами с ложечки, а Чанбин должен был всю игру расхваливать каждое малейшее движение слизеринца. Минхо странный, но очень веселый. Чонин же довольно хихикал, находясь под крылом своего хёна. Надо сказать, что один раз им все же удалось общими усилиями обыграть Минхо, и тогда Хёнджин загадал ему старую добрую классику — станцевать стриптиз. Однако и это Минхо ни капли не смутило, и он станцевал так, что под конец танца у всех присутствующих горели уши и щеки, а Чонин, закрыв глаза ладонями, громко спрашивал, за что ему все это. Даже из проигрыша Минхо в итоге вышел победителем. Они пили еще, а после Чанбин взялся за гитару. Играл он так бойко и быстро, что, казалось, струны под его пальцами могли вспыхнуть. Феликс к этому времени уже достаточно осмелел, чтобы встать в самом центре их импровизированного круга и начать отплясывать под знакомые мотивы. Ноги сами несли его танцевать, и он был так счастлив, так прекрасен в этот момент, что, казалось, он и вправду светится. Словно солнце проснулось раньше положенного времени и осветило и согрело гостиную Пуффендуя своим светом. Феликс схватил с мягкой софы оставленный Хёнджином слизеринский шарф и повесил его себе на плечи. Он чувствовал, что Хёнджин смотрит на него. Смотрит не отрываясь. И, может, это его пьяное сознание воспалилось, может, он выдавал желаемое за действительное, но Феликсу казалось, что он узнает этот взгляд. Узнает, потому что сам смотрел на Хёнджина с таким же восхищением вот уже не первый год. Улыбнувшись, Феликс протянул Хёнджину руку, и, когда тот за нее схватился, вытянул его танцевать. Они не отпускали рук, кружились, смеялись, кормили фруктами и пили глинтвейн из стаканчиков друг друга, а вокруг мерцали искры, которые Чонин выпустил из своей палочки. Гостиная наполнилась их голосами. Когда Феликс устал, Хёнджин отвел его к софе и усадил на нее. Сам сел рядом и вытянул руку вдоль спинки дивана так, что всего одно движение — и он уже обнимает Феликса за плечи. Ли примостил голову на его плече, чувствуя, как на него плавными волнами накатывает сон. — Устал, летун? — движение было совершено, и Феликс ощутил приятную тяжесть на своих плечах. Он кивнул, лениво и медленно моргая. — Отвести тебя в спальню? — спросил Хёнджин, согнув руку и ласково поглаживая пальцами веснушчатую щеку. Феликс почти мурлыкал от этой нежности. — Нет, — Феликс замотал головой. — Не хочу, чтобы вечер заканчивался. Вдруг завтра такого не будет? — Почему же нет? — Хёнджин мягко рассмеялся. — Ну вот начнется учеба, вернутся твои друзья, и ты обо мне забудешь, потому что тебе перестанет быть со мной интересно... — Ч-ш-ш, что ты говоришь такое, глупый? Куда я денусь от вас? От тебя? — Точно не денешься? Большущие глаза олененка Бэмби уставились прямо на Хёнджина. — Точно-точно. Феликс мягко улыбнулся и, отчего-то смутившись, боднул Хёнджина головой в плечо. Он поднял взгляд наверх к потолку, надеясь хотя бы сейчас разглядеть волшебную веточку над их головами. Но ее снова там не оказалось. Феликс разочарованно прикрыл глаза и так и провалился в глубокий, крепкий сон.❄️❄️❄️
Феликс проснулся, когда день уже разгорался и ярким солнечным светом пробирался к нему в окно. Отмахнувшись от солнечного зайчика, Феликс перевернулся и открыл глаза. Он обнаружил себя в своей спальне на своей кровати. Вчера кто-то перенес его и заботливо укрыл одеялом. Раздевать его не стали, посчитав это нарушением личного пространства, и Феликс был благодарен кому бы то ни было за это. Слизеринский шарф каким-то чудом все еще оставался на его плечах и пах Хёнджином. Феликс снял его с себя, сложил в руках и обязался вернуть, как только его увидит. А потом вдруг вспомнил о том, что было вчера, и уши у него загорелись как две рождественские лампочки. Вчера и вправду произошло? Или Феликсу все это приснилось? Феликс смущенно зарылся лицом в шарф, желая спрятаться в нем от своей вчерашней дерзости и легкомысленности. Шарф служил напоминанием, что все было реальностью. И горки, и глинтвейн, и карты, и стриптиз Минхо, и танец Феликса, и теплые объятия Хёнджина. Всё случилось с ним взаправду. А сегодня Рождество, и его друзья, наверное, уже увиделись за обеденным столом, который Феликс благополучно проспал. Он привел себя в порядок, переоделся и уже помчался было вниз, но опомнился. Как он может идти к ним без подарка? Для Чанбина у него уже подарок был приготовлен, но Минхо, Чонин и Хёнджин? Они сблизились вчера так внезапно, что Рождество застало Феликса врасплох. Феликс вдруг вспомнил, что вчера Чонину очень понравились его взрывчатые карты, поэтому недолго думая, Феликс забрал их из гостиной и быстро упаковал. Над подарком для Минхо пришлось подумать. Феликс перебирал в голове все, что ему удалось узнать о Минхо за то время, что он его знает. Идея пришла в голову внезапно, когда он бросил взгляд на свою полку с книгами. Феликсу как-то раз удалось отхватить лимитированную книгу с редкими трасфигурационными заклинаниями в магазине "Флориш и Блоттс". Сама удача ему ее подкинула. Но в трансфигурации он мало интересовался и был не так в ней хорош, чтобы суметь осилить описанные в книге заклинания, а вот Минхо смог бы. Поэтому Феликс обернул книгу в бумагу и добавил бирку, на которой написал, чтобы Минхо открывал подарок без посторонних глаз. Феликс не был уверен, что эту книгу можно было использовать несовершеннолетним волшебникам. С Хёнджином все было проще. Феликс обещал ему шоколадный пирог, поэтому, обернув вокруг себя слизеринский шарф, Феликс пошел на кухню к эльфам. Там его покормили завтраком и обедом и только потом позволили заниматься своей выпечкой. Феликс старался не напортачить, чтобы было не только вкусно, но и красиво. К счастью, руки его все еще на удивление хорошо слушались, и самый идеальный пирог в его жизни был готов. Феликс хотел вернуться в гостиную, чтобы взять остальные подарки и отправиться на поиски друзей, но так и остолбенел, встретив Хёнджина возле входа в гостиную Пуффендуя. — Привет? — неуверенно поздоровался Феликс. — Привет, – Хёнджин улыбнулся ему. — Я пытался настучать нужную комбинацию, чтобы зайти, но... — он разочарованно цокнул языком. — Я боялся, что ты сейчас проспишь все Рождество, если тебя не разбудить. — Я уже не сплю, — Феликс суетливо подошел ко входу и отстучал пароль. Круглая дверь откатилась в сторону, пропуская гостей. — Это кстати тебе, — уже находясь в гостиной, Феликс вручил Хёнджину пирог. — Я обещал тебе вчера. С Рождеством. — Спасибо, — Хёнджин пальцами отломил кусочек и засунул его в рот. Потом прикрыл глаза и промычал что-то вроде "Мерлин, как же вкусно...". — Я тут случайно утащил твой шарф вчера, — опомнился Феликс, снимая полосатый шарф со своей шеи. — Прости, я случайно, — Ли протянул вещь Хёнджину. Хёнджин поставил пирог на ближайший стол, затем взял шарф в руки, осмотрел, покрутил его в руках, а потом вновь накинул на плечи Феликса, хватаясь за концы и за них притягивая ошарашенного парня ближе к себе. — На тебе мои вещи хорошо смотрятся, — с хитрой улыбкой сказал Хёнджин так, что у Феликса от затылка по всему телу разбежались мурашки. Ли удивленно охнул и с надеждой посмотрел над собой, выискивая не появилась ли над ними омела. Злосчастного растения так и не было. — Это ищешь? — вдруг спросил Хёнджин, доставая из кармана маленькую зеленую веточку с белыми бусинами ягод. У Феликса глаза стали размером с блюдца. Он совершенно потерялся и не знал, что ему делать и что отвечать. — Почему ты так старательно выискиваешь ее всюду? — Хёнджин поднял Феликса за подбородок, когда тот стыдливо опустил глаза. — Омела — это святое. Под омелой ты и слизняка поцелуешь... — шепотом повторил Феликс слова Хёнджина. Хёнджин усмехнулся, вдруг оказавшись к лицу Феликса очень близко. А затем легким движением руки он отбросил веточку от них подальше. — Мне не нужна омела, чтобы поцеловать тебя, — Хёнджин пожал плечами, а потом, пока Феликс еще даже не успел опомниться, накрыл его губы своими. Всего секунда уходит у Феликса на недоумение, и он прижимается к Хёнджину ближе, плавится в его руках, будто желая врасти в Хёнджина всем телом. Его губы шелковые, со вкусом шоколада. Губы Феликса — мягкие и податливые. Все внутри болезненно и сладко вздрогнуло, забилось. Феликс цеплялся за Хёнджина так, что, казалось, он рухнет в пропасть, если вдруг его отпустит, а Хёнджин льнул к нему, сжимая в руках солнце, саму жизнь. Они разомкнули губы, но не объятия. Феликс зарылся носом в шею Хёнджина. Хёнджин прижимался то губами, то щекой к светлой, пушистой макушке. Они были рядом, и никто из них не замечал, как над ними выросла долгожданная омела, в которой, впрочем, больше не было надобности.