***
Золотые сережки тянут ей уши. Жгут ей уши. Она закусывает нижнюю губу. И не может оторвать взгляд. Он стоит у доски. В черных строгих брюках и белой рубашке, расстегнутой на несколько пуговиц. Его черные волосы взъерошены и он нервно объясняет другим людям, собравшимся здесь, необходимость своего плана. Но она жжет себя сильнее. Когда ловит, всего на секунду, его горячий взгляд. Когда смотрит на его ноги, стоит ему присесть на край стола. У собравшихся здесь — нет вопросов; у нее же сплошные. Молния ее голубого платья слегка скрипит, когда Гарри тянет за собачку вниз. В его кабинете стоит прекрасный-отвратительный зеленый диван. И после этого бесконечного собрания Гермиона прогибается над ним.***
У Гермионы Грейнджер счастливый брак и хороший муж. Именно поэтому она не появляется дома. Рон Уизли в целом привык: и к дикому расписанию своей жены, и к ее приоритетам, и даже к тому (почти) что она не взяла его фамилию. Гермиона же так и не привыкла к самой себе. Время после конца университета- бесконечная череда закрытых (не-закрытых) гештальтов. И она мягко выписывает их внутри своего ежедневника: успешный брак, карьера, прямые (наконец-то!) волосы, Драко Малфой трахающий ее внутри какой-то забытой коморки. Потому что давно, еще в Хогвартсе, она заглядывалась на него. А потом трахающий ее на кровати у себя в доме. И, конечно, время с друзьями. Прекрасные совместно проведенные выходные с четой Поттеров. У Гермионы каждый раз сводит скулы от зависти. Идеальная-гармоничная-замужняя-спокойная Джинни сводит ее с ума. Ее прекрасные-сладкие фартучки сменяются один за одним; а стряпня становится лучше из раза в раз. Так говорит Рон. Но Гермиона кусает щеку до крови каждый раз, поэтому вкус еды всегда одинаков — словно все смешали с металлом. И вернувшись в свой дом, она старается. Старается хлопотать как Джинни, старается готовить как Джинни, старается быть счастливой как Джинни. Ее хватает на пару дней. Все, что она помнит потом — вновь каморка и белые волосы Малфоя, вновь ежедневник и новая цель уже на следующей, 27 странице. Она завидует ей от всей души. И все же сходит с ума через пару суток.***
У него белые-белые рубашки, с всегда закатанными рукавами. Черные-черные брюки. Все еще его старые очки. И чемодан бесконечных амбиций. Золотой мальчик всегда метит в самое сердце. На самую вершину. И Гермиона однажды, на секунды, ловит себя на том, что не может оторвать взгляд от его таких соблазнительных рук и таких прекрасных амбиций. Разве амбициозные люди могут быть просты? Она, к сожалению, понимает его. И то, как он смотрит на свою секретаршу; и то, что нет ничего, что стоит выше него. И понимает как плохо-ужасно-отвратительно поступает. Понимает, когда, приходя к нему, надевает узкие тугие платья; понимает — когда распускает волосы и садится на самый краешек своего дивана; понимает, когда мягко улыбается алыми губами, заглядывая ему в глаза. И делает, и делает, и делает вновь. На ее очередной день рождения — он дарит ей золотые и тяжелые, плетеные круглые серьги. Джинни говорит, что они также прекрасны как Гермиона; Рон — что они достойны Гермионы. А Гарри мягко улыбается и заглядывает ей в глаза. И час спустя, в туалете маггловского паба, она впервые слышит как он тянет собачку ее платья вниз. Гарри Поттер не назвал бы это любовью. Гермиона все-еще Грейнджер назвала бы это скукой; желанием получить цель любой ценой. У них с Гарри схожести больше, чем у двух зеркал смотрящих друг на друга.***
Когда дверь ее кабинета скрипит, она нехотя поднимает глаза от бумаг. Драко в сером пиджаке мягко прикрывает за собой дверь. На улице давно вечер и его шаги тонут в мягкости ковра. Он курит сам, и когда дает закурить и ей, протяжно тянет как старый друг. И осуждает, как старый друг. — Ну, ты и в дерьме, Грейнджер. Для отношений нужны как минимум двое. А я не вижу здесь ни одного. Она пожимает плечами. И закуривает еще одну. Драко касается ее ноги. И что-то скрипит под ними, когда они еще раз ставят точку. Гермиона не умеет уходить, только обрубать. Рубить на корню, вырывать с корнями. И начинать заново. Еще. Еще. Еще. И две недели спустя, холодным дождливым апрельским утром она подает документы на развод. Пытается почувствовать сожаление или разочарование, но чувствует только облегчение. Как будто узел, один из маленьких узелков, наконец перестает ее душить. Гарри врывается в ее кабинет парой часов позже: как ветер, как ураган, как вихрь. Сережки- уже сложены в золотую коробочку, но руки не поднимаются вернуть их. Но он игнорирует и ее, и коробку, и открытую дверь — Нам надо поговорить. Но Гермиона не говорит. Гермиона смотрит. И видит, что на его пальце больше нет кольца. И ей кажется, что она не рыдала так со своих восемнадцати.Вода капает как вино попадает в стакан — даже по капле Но спустя столько лет он полон