Отравленная сласть

Очередное возмущение Сюэ Яна по поводу недостаточно сладких клецек переполнило чашу терпения кого-то на небесах. Дело в том, что когда он по обыкновению устроил скандал в закусочной и собрался разгромить в ней все и сбежать, не заплатив, хозяин позвал десяток крепких парней. Слишком крепких. Когда его, наконец, выволокли из телеги и бросили куда-то в траву, сопротивляться он уже не мог, лишь в голове крутилась мысль о том, чтобы выжить и отомстить. Десятикратно, нет, стократно: каждый его синяк, каждая сломанная кость стоила человеческой жизни, а то и нескольких. Но долго эти мысли не могли его развлечь – сознание покинуло его. В чувство Сюэ Яна привело осторожное прикосновение. Он повернул голову, поморщившись от боли, но ничего не увидел. Перед глазами висела какая-то мутная пелена и никак не желала убираться, сколько бы он ни мотал головой. Из-за нее послышался ласковый голос: – Позвольте, я помогу… – тут же в нем зазвучало возбуждение: – Да вы же… вы… неужели вы сам Сюэ Ян, знаменитый темный заклинатель? Я так мечтал о встрече с вами! Сюэ Ян насторожился. Он и так заподозрил худшее – что из-за всех тех ударов по голове лишился зрения. Кто же мог так мечтать о встрече с ним? Уж не тот ли лавочник, чью лавку он попытался разгромить? Или родители тех детей, которые украли его конфеты и потом обнаружились в старом засохшем колодце – слишком поздно, конечно. Или еще какие-то недобитки – мало ли таких оставлял Сюэ Ян на своем пути? И вот теперь кто-то откровенно признается, что искал его. – Я тоже темный заклинатель, – продолжил голос уже тише, и Сюэ Яна ласково погладили по синякам. – Я многому научился сам, но у меня в жизни было две мечты – встретить Старейшину Илина и вас. Однако к Вэй Усяню я не успел. Хвала небу, я застал в живых вас, его верного последователя. Вот это для Сюэ Яна было уже слишком. Он только понял, что его не собираются убивать прямо сейчас. Он попытался приподняться, все еще в надежде разглядеть своего собеседника, но по ребрам стрельнуло резкой болью, и он снова отключился. Приходя в себя урывками, он понимал, что его куда-то несут, что его раны обмывают, что он лежит на мягком, где пахнет пылью и лекарственными травами. Добрый человек, что принес его, наверное, к себе в дом, кормил, лечил его и поил лекарственными снадобьями, сладкими настолько, что даже Сюэ Яну приходилось запивать их водой. Но не мог же он попасть на небеса со всеми своими прегрешениями? – Да кто же ты такой? – спросил Сюэ Ян, когда достаточно оклемался. – Я темный заклинатель, – повторил ему незнакомец, – Тан Цзиньсин мое имя. – Тан как сладости? – ухмыляясь, спросил Сюэ Ян. – Ага. А Цзиньсин как утренняя звезда. – Сам придумал? А по-настоящему? – Если я скажу, как звала меня мамка, мне придется вас убить. Не хочу, чтобы кто-то слышал этот позор. «Какой он милый, – подумал Сюэ Ян. – Хорошо, что я не знаю, как меня мать назвала». Он нежно улыбнулся. – Что же приключилось с вами, почтенный? – продолжил назвавшийся Тан Цзиньсином. – Отчего вы в столь ужасном состоянии? И Сюэ Ян, поначалу спотыкаясь, но потом все сильнее горячась, начал рассказывать новому знакомому историю своих злоключений – как бедному темному заклинателю в клецки сахара недокладывают, а потом еще и бьют, когда он возмущается. И новый знакомец возмущался вместе с ним, а потом сказал: – Это нельзя спускать им с рук просто так. Они должны знать, что обижать такого уважаемого и могущественного человека, как вы, недопустимо. Вы еще нездоровы, но я помогу вам отомстить. – Ха! Значит, вы и правда мой последователь? – Разумеется, я слышал о всех ваших изобретениях. Трупный порошок – прекрасная вещь: эти нелюди заслуживают страданий и медленной смерти. – Мы напустим порошка в харчевню, где они сидят… – Или можно подсыпать его в пищу… – Предложить им что-то вкусное… – Танхулу! – Цзиньсина словно посетило озарение. – Мы добавим яд в сироп для танхулу и предложим им. А чтобы они его взяли, вам, учитель, надо будет изобразить смирение и притворно извиниться за свои шалости. Сюэ Ян вытаращил глаза, хотя это не сильно ему помогло восхищенно уставиться на Тан Цзиньсина. Восхищение ему пришлось выражать словами: – Ну ты и мудак! – Я бы никогда не додумался до такого, если бы не следовал вашим наставлениям, дорогой учитель. Сюэ Ян не привык, что его так почитают. У него был, конечно, лучший друг, Мэн Яо, но и все. Сейчас он понял, что в жизни бывают и хорошие моменты, когда встречаются два темных заклинателя, которые безмерно уважают друг друга, и идут вместе творить зло. **** – Ха-ха-ха-ха-а-а, – заливался Сюэ Ян. Они с Тан Цзиньсином возвращались из города, где Сюэ Ян, с самой постной рожей, какую только мог изобразить, раздавал людям сладости и кланялся. Тан Цзиньсин при этом обещал, что орден Цзинь компенсирует лавочнику понесенный ущерб, и он же произносил извинения от имени Сюэ Яна, потому что тот боялся, что не сдержится и заржет. Теперь он, наконец, был доволен. – Жрали мои конфеты, как будто так и надо! Жаль, я не увижу, как будут страдать. «Господин заклинатель так добр, что любого хулигана приведет к смирению»! Ха-ха-ха-ха-ха! Получат они у нас смирение! Тан Цзиньсин тихонько хихикал и поддакивал. – Вы прекрасный актер, почтенный учитель. Никто и не догадался, отчего у вас так кривилось лицо – эти глупцы считали, что от стыда. Но теперь, полагаю, нам стоит побыстрее покинуть этот негостеприимный город, иначе даже недалекие крестьяне догадаются, кто отравил лавочника. В мире еще есть много мест, где вольные темные заклинатели могут поразвлечься. Планы Тан Цзиньсина были просты и изящны. Например, когда Сюэ Ян предложил вырезать языки отравленным трупным порошком крестьянам, чтобы они больше походили на ходячих мертвецов, Тан Цзиньсин наложил заклятие на свой меч, чтобы он сам находил жертву. От заклятого меча веяло колким морозцем, а его сияние, казалось, прорывалось даже сквозь ту серую пелену, что теперь вечно висела у Сюэ Яна перед глазами. На пробной «дневной охоте» удобно сидящий в развилке дерева Сюэ Ян по всполохам темных и светлых энергий следил за бойней, которую они устроили: просверки меча мелькали то там, то здесь, и отравленные крестьяне падали один за другим. Тан Цзиньсин, то и дело отвлекаясь от управления мечом, рассказывал ему, как нелепо и жалко выглядят загнанные в лес жители деревни. Говорить они уже не могли, а только выли и рычали, как настоящая нечисть, и темной энергией от них сквозило тоже как от настоящих. Теперь оставалось только, выдавая себя за праведного заклинателя, получить деньги у деревенского старосты – это была уже идея Тан Цзиньсина. Сюэ Ян же предложил имя для этого заклинателя – Сяо Синчэнь. Когда дело вскроется, от такой славы «Ясная луна и ласковый ветерок» не отмоется никогда. Решив, что хорошую шутку не грех и повторить, злодеи-напарники не раз от имени Сяо Синчэня предлагали на улицах бесплатные леденцы. Леденцы варил Сюэ Ян – это можно было сделать и на ощупь, а Тан Цзиньсин в это время готовил для них начинку из ядовитого порошка. И он даже не запрещал Сюэ Яну, выходя из образа, ругаться на тех, кто пытался обмануть слепого и лез за второй конфетой: ведь доза яда была тщательно рассчитана, не стоило тратить его зазря. Сюэ Ян не уставал восхищаться изобретательством ученика. И сам ученик ему нравился все больше – он был заботлив, причем заботился только о нем, Сюэ Яне. Актер он был настолько хороший, что Сюэ Ян с трудом отличал притворную ласковость, с которой его последователь раздавал детям ядовитые конфеты, от искренней дружелюбности, с которой тот покупал ему уже настоящие конфеты в лавке. Сюэ Ян считал, что с человеком со сладкой фамилией его могла свести только сама судьба, и что если они будут достаточно ловки, чтобы вовремя убраться из городка, где пошалили, можно считать, что полоса невезения в его жизни закончилась. С таким последователем можно работать вместе – и кто знает, может, когда-нибудь слава о них будет похлеще, чем у Старейшины Илина. Их вечерние беседы были полны взаимного уважения и любви. Как-то Тан Цзиньсин спросил его: – Почтенный наставник, скажите, какова, на ваш взгляд, вершина злодейства? Что вы хотели бы свершить, прежде чем уйти на покой? И Сюэ Ян, разнежившийся в тепле и уюте маленькой гостиницы, ответил с набитым ртом: – Предать лучшего друга. – М-м-м… замечательно. – Тан Цзиньсин поправил ему упавшую на лицо прядку волос. – Но для этого надо сначала завести лучшего друга... – Есть у меня лучший друг, – проглотив, наконец, свои любимые клецки, признался Сюэ Ян. – Но он такой скользкий гад, что предавать его как-то ссыкотно. – Приятно слышать, что ваш лучший друг действительно вам под стать. Жаль, что я пока не дотягиваю до этого уровня, – с грустью признал Тан Цзиньсин. – Ну-у… Зато хорошо, что ты мне… не друг, – как-то смущенно фыркнул Сюэ Ян, опуская ему голову на плечо. *** Несколько пакостей в окрестностях Ланьлина не прошли незамеченными – их навестил сам глава Цзинь, который оказался тем самым лучшим другом Сюэ Яна. Цзинь Гуанъяо славился своей вежливостью и доброжелательностью, и сложно было поверить, что за ними скрываются глубины порока, о которых Сюэ Ян говорил с таким уважением. – Ваша слава, даочжан, летит впереди вас, – сказал их гость после того, как они обменялись приветствиями на пороге закусочной. – Я должен поблагодарить вас за спасение моего друга… Его прервал заливистый смех. Сюэ Ян чуть не упал со своего сиденья, перевернув подлокотник – так ему было смешно. – Мэн Яо, эх, Мэн Яо, неужто мы и тебя обдурили? Ведь это никакой не даочжан, никакой не Сяо Синчэнь, это Тан Цзиньсин, мой ученик. Хотя признаю – в учениках ему осталось недолго, он уже вот-вот превзойдет учителя! Цзинь Гуанъяо от удивления замер с открытым ртом. В наступившем молчании Сюэ Ян с его обостренным слухом мог расслышать, как он дышит. Потом Цзинь Гуанъяо наклонился ближе, пытаясь поймать расфокусированный взгляд Сюэ Яна, и с ужасом отпрянул, воскликнув: – Ты что, не видишь? – Не вижу, ну и что? А-Син мне помогает, мы отлично справляемся. – Да-да, я слышал. Сяо Синчэнь – ясная луна и ласковый ветерок – и его безымянный друг, Весельчак с конфетами. Нечисть в землях вокруг Илина вы хорошо проредили. Но зачем конфеты? Ты же… – Сюэ Ян попробовал перебить, но Тан Цзиньсин ласково коснулся его запястья, и Цзинь Гуанъяо продолжил: – Это явно идея даочжана, я прав? Поэтому и Тан? – Да перестань ты называть его даочжаном! – Ладно, ладно. Я хотел предложить вам службу – управление одной из наблюдательных башен. В глуши, конечно, но вы столь эффективно уничтожаете нечисть вдвоем… – О-о, вот теперь я узнаю того гада ползучего, с которым подружился, – фыркнул Сюэ Ян. – Слепец на наблюдательной башне – отличная шутка. Мудак. На самом деле Сюэ Яна что-то тревожило. Ну не мог такой хитрец, как Мэн Яо, не знать о вырезанных деревнях или о массовых отравлениях и превращении в ходячих мертвецов. И однако он вел себя так, словно разговаривал не с самым крутым темным заклинателем после Вэй Усяня, а с каким-то бродячим шарлатаном, который выучил полтора талисмана. Опасается подслушивания? Не доверяет Тан Цзиньсину? Скорее всего. Мэн Яо только смущенно хмыкнул, и Сюэ Ян стал объяснять: – Слушай, если ты не веришь А-Сину, брось, он верный человек. Мы с ним все это и проворачивали, все эти пакости. И трупный порошок для конфет он готовит, я ж не могу. И если б ты знал, какое у него крутое духовное оружие – меч сам находит темную энергию, неважно, от порошка или от настоящей нечисти. Эти мерзкие крестьяне глумились над калечным сиротой – так им и надо! – Трупный порошок? Никогда не слышал. Ни о толпах ходячих мертвецов, ни о каких-то крестьянах. А-Ян, вы с Сяо Синченем истребили всю нечисть на границах моих земель, а в городах регулярно одаряете детей конфетами, уж не знаю, зачем. Вас простой народ превозносить готов. Я, конечно, удивлен такой переменой в тебе, друг мой, но как глава ордена я рад, что могу на вас положиться. А-Ян? Что с тобой, А-Ян? Понимание навалилось на Сюэ Яна, словно усевшийся слон. Нет, он не мог сердиться на Тан Цзиньсина за то, что тот разыграл его буквально вслепую. Ведь Тан Цзиньсин изначально не был ему другом, а был таким же мудаком, как и он. Да еще и покупал ему конфеты. И на Мэн Яо он сердиться не мог, хотя очень хотелось. Ну что стоило оставить его в блаженном неведении? Он бы до конца дней не знал о своем падении и продолжал радостно раздавать детям леденцы и сбегать, не дожидаясь, пока они умрут. Но они не умрут. Потому что он, Сюэ Ян, предал все свои идеалы и стал прямо-таки слепым орудием в руках творящих добро. Он никогда уже не достигнет вершин злодейства. Что еще ему остается? Кажется, прежде чем исчезнуть из этого мира, он еще успел услышать визг заметившей фонтан крови подавальщицы. *** – … не очнулся ли там твой больной ублюдок! – Прошу, наставница, будьте снисходительны! Умоляющий голос вроде принадлежал Тан Цзиньсину, а кто же его наставница? Стоп, почему он вообще что-то слышит и мыслит? Он жив? Где он? Сюэ Ян попытался открыть глаза, и у него получилось. Было темновато, но он, проморгавшись, различил полог над кроватью и балки, к которым он крепился. Приподнявшись, Сюэ Ян тут же рухнул обратно, чуть не потеряв сознание: он был пока слишком слаб. Между тем скандал набирал обороты: – Никакой снисходительности! Хватит уже таскать сюда трупы всяких мудаков, чтобы я их оживляла! – Перед Небом и Землей клянусь, это был последний, других я к вам не приведу. – Других не приведешь, а этого? Знаю я твои клятвы. А вдруг он опять? После твоих шуточек... – Ну вы и муд…ры, наставница. И вот тогда Сюэ Ян понял, что от этого даочжана и его странного ордена ему уже никуда не деться.