Волк, который был рождён как пёс

— Зима в этом году придёт раньше, — буркнул Тесак, раскапывая коренья. — Мы не можем больше тут находиться. — Без тебя знаю, — огрызнулся Бинх. — Но нас всё ещё некому вести. Зима грозила быть суровой и безжалостной — на это указывала погода, это видел в своих пророческих снах Тесак, это чувствовал Бинх — а у него была чуйка на неприятности, которая появилась с возрастом. Стае придётся уйти отсюда, иначе они все просто погибнут от голода. Ну, или их перестреляют, такой вариант тоже всегда существовал. — Вакула? — Сам говорил, Вакула больше не водит стаю с тех пор, как пропала Алена. У него своя забота, — Бинх бросил взгляд за спину, на поляну, где вокруг самого дородного их волка то и дело носилась дочь, самый поздний щенок в этом сезоне, кусая за уши и хвост. — Стая пойдёт за вами, — как из ниоткуда со своим мнением рядом возник Гоголь, и едва не поплатился за это: Бинх едва сдержался, чтобы не кинуться на него с клыками. Ограничился лишь предупредительным рыком. — Не пойдёт, — а этот насмешливый тон Бинх не мог терпеть даже больше, чем неожиданные появления за спиной. — При всём моём уважении, но стая никогда не доверится пришлому волку. Тем более волку, который так и не нашёл себе пару… — Шавкам слово не давали, — развернувшись, Бинх клацнул клыками в опасной близости от гордо подставленной шеи Гуро. Породистый пёс, он всё ещё что-то тут вынюхивал, целенаправленно раздражая добрую часть стаи. И Бинха в первую очередь. — Тем более вам-то какое дело? Вас зимой всегда ждёт миска горячей каши и ошейник потуже. Жаль, что без намордника. Гуро оскалился — высокий, чистопородный, он совершенно точно не собирался покидать дом, но зачем-то очень интересовался, куда пойдут волки. Вряд ли чтобы потом привести охотников, но всё же, всё же… — Стаю поведёт не волк, — вдруг замер Тесак, глядя на луну, пробивающуюся сквозь ещё не до конца опавшую листву, — вернее… Все трое навострили уши. Хоть Тесак и не был самым лучшим и сильным охотником стаи, да и вообще считался в ней странным, но его знания и связь с чем-то, что другие волки считали не больше, чем легендами, не раз выручали стаю. Тесак вдруг прижал уши и склонил голову к земле. — Нас поведёт волк, который был рождён как пёс. От таких новостей Бинх едва не взвыл. Ещё хуже! — Поздравляю, — Гуро даже не прятал яда в голосе. — Стаю поведёт тот, кто едва пережил осень и дай боги чтобы пережил первый снег. Никогда не сомневался в способностях дражайшего Никки, — последнее прозвучало так ехидно, что почти физически ощущалось, и Бинх вздрогнул, услышав эту собачью кличку. — Я хочу на это посмотреть. И на реакцию остальных. Ошарашенный не меньше других, Гоголь сел на землю и в растерянности даже не шевелил хвостом. — Но… Но… Мой отец был полукровкой, да, но… Но волчья стая? — У нас нет выбора, — уже меланхолично заметил Бинх, кивая в сторону поляны: стоило возвращаться. — К тому же… Вам доверяет Вакула. Вакуле доверяют остальные. Это может сработать. Тем более ваше чутьё спасло нас летом. Чутьё Гоголя было вещью ещё более непонятной, чем видения Тесака. Кажется, они были одной природы, но проявлялись крайне по-разному: если Тесак просто видел что-то во снах, то Гоголю это виделось в реальности. Например, этим летом он завалился на поляну, предупредил стаю о верховом пожаре. По его словам, он увидел огонь, когда отправился к реке — пара минут спокойной ходьбы, но при этом выглядел так, будто выбрался из самого пекла: шерсть его, тёмная, с чёрным отливом, кое-где будто дотлевала, на лапах виднелись ожоги, и с собой он принёс явный запах палёной шкуры. Зато осенью едва не утопился в болотной луже, которую знали даже щенки. Но в стае все к Гоголю относились с относительным дружелюбием и снисхождением: пусть собака, он всё-таки был полезным. — Разберёмся, — Бинх кивнул на камень посреди поляны, — Тесак, сообщи всем новость про вожака. Пусть переварят. Нельзя сказать, что стая с радостью приняла такой расклад вещей, но выбор был не то, чтобы большой — ночами уже заметно подмораживало, пищи становилось всё меньше, а голодных соперников — всё больше. — Мы должны идти, — однажды ночью раздалось над ухом, и Бинх тут же вскочил. Перед ним, гарцуя от нервного напряжения, топтался Гоголь, напуганными — такими, медведь его задери, голубыми, собачьими — глазами глядя прямо в душу. — Они идут. Они идут и хотят всех нас убить. И они знают, где нас искать. — Гуро? — спросил Бинх, окончательно стряхивая с себя остатки сна, и даже удивился, когда Гоголь отрицательно покачал головой. — Он не стал бы! Он… он же не мог? Правда? Мы ведь… приняли его… Мы ведь… — Он собака. А это приговор, — отрезал Бинх и завыл, помогая разбудить остальную стаю. Весть о необходимости уходить понравилась не всем, но едва вдалеке раздался нестройный собачий лай, волки тут же посмотрели на Гоголя. Мелковатый, худющий, слишком собака, несмотря на волчью кровь, сейчас на него надеялись все. И за его робкими первыми шагами стая потянулась недоверчиво, но единодушно. Другого выбора у них не было. Лай раздавался то тут, то там, будто их окружали со всех сторон. Гоголь шарахался от каждого лишнего звука, сбивался с шага, едва слышно поскуливал — Бинх слышал это и шёл лишь твёрже, стараясь не подавать виду, что сомневается. Если сказано, что он их поведёт, значит, так тому и быть. Видения Тесака никогда не врали. Когда они вышли к реке, уже начало светать. Вода едва покрылась ледяной коркой, слишком хрупкой, чтобы перейти, но достаточной, чтобы усмирить бурное обычно течение. У края Гоголь замер, вглядываясь в горизонт, и стая остановилась вместе с ним: через реку они никогда не переходили, это была их граница. Нужды не было. Что дальше — неизвестно… — Вот вы где! — хриплый лай сзади мгновенно заставил всех волков обернуться. Гуро — взмыленный, в ошейнике (вернулся, значит, к людям, паршивый) выскочил к берегу. — Чего застыли? На вас объявлена охота. Перебьют всех до единого. Шевелите лапами! Будто в подтверждение его слов относительно недалеко раздался выстрел, поднялась в небо стая птиц, и Гоголь, вздрогнув, поджав хвост, не отрывая взгляда от Гуро, попытался скомандовать: «Идём?» Бинх прыгнул первым. Прямо на этот хрупкий лёд, ломая кромку, погружаясь в холодную воду лапами. Неудобно, неприятно, тяжело — но возможно. Волки замерли, а затем прыжок повторил Тесак. Благодаря куда более длинным лапам, он почти не вымок, а за ним потянулись и другие. Гоголь так и остался на этом берегу, растерянно оглядываясь то на стаю, то на Гуро. Бинх видел в его глазах сомнения — и почти знал, какой выбор тот сделает. — Оставайся! — вдруг зычный Тесачий голос разорвал напряжённую тишину. — Твоё место там. Рядом с ними. Мы дойдём сами. — Но… — Оставайтесь, — повторил Гуро, и именно сейчас Бинх был с ним впервые согласен. Гоголь даже в стае скорее всего просто не пережил бы зиму. Слишком собака, слишком привык к человеку. Это не вытравить, это слишком залезло ему в мозг и образ жизни. — Яша! — прозвучал человеческий голос с этой стороны реки, и раньше, чем кто-либо успел сориентироваться, громыхнул выстрел. Бинх тут же сорвался с места, уводя стаю ниже по течению. Он не чувствовал чьих-то меток, но даже если они и были, не обратил бы внимания: подспудное желание выжить и увести стаю дальше от опасности гнали его всё дальше, не обращая внимания на путь. Земля была одновременно едва промёрзшей, но всё ещё топкой — приходилось на ходу выбирать места безопаснее. Он остановился, завидев, что впереди лежал крутой каменистый овраг. Спускаться надо было медленней, но сюда явно не сунутся люди: место неудобное, что для собак, что для охотников. Бинх пустил вперёд нескольких волков, взглядом пересчитывая стаю. Кого-то не хватало. Он не считал Гоголя — в том, что тот поддастся на увещевания Гуро и, несмотря на всю вольную жизнь, останется с людьми, он почти не сомневался. Гуро он, конечно, тоже не считал — эта псина от людей не отойдёт никогда в жизни. Но кто же тогда? Кто же? Бинх хотел было позвать Тесака, чтобы помог вспомнить — в конце концов, Тесак-то как раз родился и вырос в стае и отлично знал тут всех, — и именно сейчас осознал, что после выстрела не слышал его шагов рядом. Догадка, болезненная, чудовищная, пронзила мозг, а перед глазами возникла картина, как наяву: раненому волку… или это собака?.. Нет, наверно, всё-таки волк… Под ним — кровь, много крови. Он не встаёт. Он не может, ранен… На него бросаются собаки, рвут, ещё живого, на части, а затем — ещё выстрел. Убийство не ради мести, не ради пропитания — ради забавы… Бинх на пути обратно зашёл чуть дальше от реки — густой кустарник и низкий ельник хорошо скрывал его, и ветер дул в его сторону, донося запахи. Пороха, собак, людей. И крови. Не сильно много, но ощутимо. Бинх углубился дальше в сторону, на запах, и рыкнул от неожиданности, когда от огромного поваленного дерева будто призрак отделился Тесак. — Твои магические штучки меня добьют, — прошептал Бинх, и лишь затем понял, что именно ему показалось странным. Тесак не шёл. Он полз. И примятая трава открыто вела к этой его временной лёжке. — Что… — вопрос Бинх не успел задать, сообразив самостоятельно, что произошло. Он уже видел такое. И закончилось всё крайне плохо… — Я не выживу. — Ляг, — скомандовал Бинх, и мысленно порадовался, что они в еловом лесу. Потому что ему нужна была большая еловая лапа — крепкая и достаточно широкая. Грызть такую было сложно, но поджимало время. Сейчас или никогда. Бросить Тесака он не мог. — Ложись, — указал он на ветвь, и в ответ на просяще-умоляющий взгляд лишь больше разозлился. Настолько, что сам же схватил Тесака за загривок — ну и здоровый же, зараза! — и потянул так, как надо. Ветвь с Тесаком на ней оказалась крайне тяжёлой ношей, особенно с учётом, что её приходилось тянуть, пятясь задом. Но кровь кипела в жилах, редкий лай — неужели отстали? Или сменили тактику? — лишь подгонял двигаться быстрее. До оврага вряд ли доберутся — место сложное, псы лапы переломают, если вдруг решат броситься. И люди не сунутся, неудобное место, гиблое для них. Пошёл дождь, мерзкий, холодный и мёрзлый, и к моменту, когда он дотащил Тесака к тому месту, где оставил стаю, их запахи уже пропали. Это почти означало гибель. Если в стае они вдвоём ещё могли бы выжить, то без… однозначно нет. Бинх потянул ветвь чуть в сторону, где склон был менее крутым. Они спустятся, передохнут, и он поищет путь. Если стая прошла дальше, значит, что-то их убедило двинуться вперёд. Следы ли добычи, отсутствие меток или что-либо ещё… — Тесак! — щенячий тявк заставил Бинха оскалиться и обернуться, но вместо врага он увидел лишь волчонка. Василинку. Свою, Вакулову дочь. Их самого позднего щенка в помёте, ещё слишком маленького, чтобы самой охотиться. Её и в пути-то Вакула в пасти нёс, почему сейчас одна? Неужели… засада? — Марушка сказала, вы вернётесь, — совершенно спокойная и уверенная, она как будто не удивилась ни тому, что Бинх вернулся, ни тому, в каком состоянии был сейчас Тесак, — и что вам помощь нужна. — Опоздала твоя Марушка, — этим странным именем Василинка почему-то звала ту, кого Тесак обычно называл Аниу — волчицу, мать всех волков, что ночью была луной. — Тесак ранен. Он… не сможет ходить. Я знаю такое, я… видел. — Неправду говорите! — тявкнула Василинка. Она подобралась ближе, лизнула Тесака в нос — тот приоткрыл глаза и лишь немного оскалился, дружелюбно, насколько мог. — Тяните! Мы вас ждём. Чутьё Бинха не подвело — овраг удачно скрывал ход через перелесок и дальше, вглубь леса. Ему то и дело попадались следы добычи — норы, следы, запахи. Будто эта местность была ещё ничьей и никакой стаи тут не было. Волки ждали их у огромного поваленного дуба. Его разросшиеся корни сформировали почти со всех сторон закрытую пещеру, а вокруг было достаточно места, чтобы они все разместились. Их как будто ждали. Стоило им появиться, как на помощь пришёл Вакула — и с ним перетащить ветвь было гораздо проще. Василинка тут же устроилась рядом с Тесаком, нашёптывая что-то то ли ему, то ли самому себе, а остальные члены стаи уставились на Бинха, ожидая… чего? Объяснений? Бинху не хотелось признаваться. Всю свою жизнь от отчаянно хотел забыть детство, когда его, словно на потеху, не пристрелили вместе с матерью, а забрали в дом, вырастили с другими собаками, надели хомут и заставили тащить упряжку. И при этом каждый день ему поминали то, что он — не пёс. Не порода, не достоинство упряжки, а лишь самая порченная её часть. Существующая больше на потеху, чем ради пользы. Он давно сбежал, перегрызя упряжь, но прошлое так упорно его преследовало, чтобы найти… аж тут? — Если стая решит, что я должен её покинуть, я это сделаю, — он смирился с этим, уже готовый к изгнанию, как это было уже раньше. — Если стая решит убить меня, я приму это с гордостью. Среди вас нет ни одной собаки и ни одного, выросшего среди людей. И… стая должна оставаться такой. — Вести стаю должен тот, кто сделает всё для её выживания, — низкий, басистый голос Вакулы, казалось, немного отдавался эхом, — Тот, кто не бросит никого из стаи на погибель. И если вожак нашей стаи знает, как ведут себя люди… — он замолчал, и Бинх внутренне напрягся. — Значит, он знает, как их лучше всего избежать. Несколько волков его поддержали, и никто не выступил против. Это было неправильно, как-то не честно по отношению к другим волкам, но… Но они боялись людей. Это было естественно. Бинх их ненавидел. А ненависть продуктивнее страха. — Тогда мы остаётся тут, — командовать ему было не впервой, но раньше это воспринималось скорее как советы, чем приказы. — С началом нового дня мы двинемся дальше. Он поведёт стаю за собой. Чего бы это ему ни стоило, как бы внутри ни сомневался. Он поведёт — и сделает всё возможное, чтобы каждый их них прожил свою жизнь. У людей он видел разных собак — в том числе тех, что были покалечены. Люди — не охотники, другие — их не убивали. Оставляли дома, выхаживали. Таких было немного, но Бинх их помнил и знал, что такие могут выжить, если о них заботиться. Он позаботится о каждом из стаи. — Марушка сказала, что Тесак будет ходить, — ночью Василинка совсем беззвучно подобралась к Бинху, как самая опытная охотница — он не услышал совершенно ничего, и даже несколько испугался. — Бегать не будет, но ходить будет. И сказала, что без вас он бы погиб. — Много говорит твоя Марушка, — несмотря на то, что все эти шаманские штуки Бинх видел собственными глазами, верить в них не становилось легче. — А я такое сам видел. Он не встанет. Но… Я всё равно не позволю его бросить. Будем охотиться за него. — Марушка говорит, что вы упрямый как пёс, — Бинх фыркнул, потому что эта детская обзывалка даже не была обидной. — Но вы ей нравитесь. Когда вы умрёте, она заберёт вас с собой. — Надеюсь, до этого далеко. — Марушка говорит, что далеко. — А Вакула тебе не говорил, что ночью щенки спать должны? — Бинх толкнул уже почти задремавшего волчонка в бок,. — Иди, пока отец стаю на уши не поднял. А я уж, так и быть, поверю твоей Марушке. Умирать Бинху ну совсем не хотелось, хотя он был уже скорее матёрым, чем взрослым. Но теперь у него появилось слишком много планов на будущее… И если Аниу он нравится, то пусть та подарит ему ещё много сытных зим. Стая будет жить, пусть пока что её будет вести волк, который был рождён как пёс.