***
Когда они наконец-то нашли Альберта, на улице уже было темным-темно. Лишь благодаря свежевыпавшему снегу дети могли хоть немного ориентироваться среди ветвистых еловых лап, поваленных стволов и пеньков, крутых спусков и резких подъемов. Тусклый свет звезд и луны не мог пробиться сквозь тяжелые, густые облака, затянувшие все небо, от края до края. Как и предполагал Самуэль, самый младший из Вандербумов сидел, забившись в дальний угол полуразрушенной, старой часовни — там, где еще оставалась часть кровли, и холодный, зимний ветер не продувал до костей, а снег лишь частично проникал внутрь здания, сквозь прорехи в трухлявом потолке. Каким-то образом мальчик умудрился даже раздобыть небольшой, керосиновый фонарь. И теперь, его теплый свет выхватывал из полумрака худощавые руки и впалые щеки Альберта, сидевшего прямо на ледяном полу перед своим скромным источником освещения. — Я не собираюсь перед ним извиняться, — громким шёпотом в очередной раз зашипел на сестру Самуэль, еще издалека приметив знакомую, сгорбленную фигуру младшего брата. — Я замерзла и хочу домой! Извинись уже и пойдем! Но Самуэль тут же выдернул пальцы из слабой хватки Эммы, и отступил назад. Он упрямо скрестил руки на груди, насупившись, будто недовольный щенок. — И не подумаю. Даже не подойду к нему. И вообще, это была твоя идея сюда тащится! Я с самого начала не хотел! — Мама вас прибьет, и меня заодно! — Тебе нужно, ты его и уговаривай вернуться! — Нет, ты! — Я все сказал! — Сэм оперся спиной об одну из более-менее целых стен, и отвернулся от надувшейся сестры, всем своим видом давая понять, что уговорить его не удасться. — Вечно виноваты вы двое, а разгребать за вас все мне! — слёзы обиды невольно навернулись на глаза Эммы, а к окончательно замерзшим щекам прихлынула кровь, ненадолго отвлекая от пронизывающего холода. Ей так сильно хотелось оставить этих двух безмозглых индюков друг с другом, а самой вернуться домой. Вот только страх наказания все равно был сильнее болезненного чувства несправедливости. Поэтому, поняв, что ответа от старшего брата она так и не дождется, Эмма бросила напоследок едкое и обиженное: «Ну и стой и мерзни здесь один, как придурок!» и быстро зашагала по направлению к Альберту. Слёзы застыли на морозе гораздо быстрее, чем она успела размазать их по щекам. Альберт, кажется, заметил ее присутствие только тогда, когда девочка подошла к нему почти вплотную. Он поднял на нее глаза; из-за окружающей темноты, они показались Эмме еще чернее обычного. Только золотистые отблески света керосинового фонаря в глубине зрачков придавали им хоть какую-то живость. Задержав взгляд на сестре только на пару мгновений — будто бы лишь для того, чтобы воочию убедиться в личности своего незваного гостя — Альберт опустил глаза и вновь уставился на подрагивающий огонёк в фитиле. Будто бы здесь никого никогда и не было, кроме протяжно воющего ветра в кронах деревьев. — Ты тоже будешь со мной в молчанку играть? — не выдержала неприветливой тишины Эмма. — Зачем пришла? –немногословный и тихий ответ. Впрочем, другого она и не ждала. — За тобой. — Я не пойду. Я хочу остаться здесь. После такой фразы Эмма была готова сесть и зареветь прямо тут, на ледяном полу рядом с этим остолопом. Боже, еще один упрямый придурок. — Ал, пойдем домой! — дрожащим от подступающих к горлу слёз голосом пролепетала она, хватаясь совсем негнущимися пальцами за предплечье младшего брата и изо всех сил вытягивая его в сторону выхода из часовни. Не ожидая столь резкого перехода от слов к действию, Альберт неуклюже покачнулся, заваливаясь набок. Но через пару мгновений он, как и Самуэль незадолго до него, бесцеремонно¬ выдернул свою руку из хватки Эммы и грубо отпихнул сестру. Его взгляд, до этого просто безразличный и отсутствующий, превратился в озлобленный и пугающий, как у маленького волчонка. — Я же сказал тебе, я никуда не пойду! Отвали от меня! — его крик эхом отдался в руинах часовни, смолкнув где-то в пустоте зимнего неба. Губы Эммы тут же задрожали, а глаза наполнились слезами. Альберт раздраженно выдохнул и сжал зубы, прикрывая веки. Он прекрасно знал, что за этим последует. Судорожный вдох — и тишину разорвали сдавленные, протяжные рыдания. — Ты можешь свалить ныть в другое место, Эмма?! — но вместо ответа на полный презрения окрик брата, девочка плюхнулась на пятую точку на том же месте, где и стояла, закрыла лицо трясущимися ладошками. И зарыдала еще громче. — Альберт… дурак… Мама… хочу к маме… — раздавались еле разборчивые, приглушенные всхлипы. Шорох мелких камушков под ногами и тихий хруст снега совсем рядом заставили девочку ненадолго умолкнуть и поднять зарёванное и раскрасневшееся от слез лицо. Но к своему удивлению она увидела лишь удаляющуюся спину Альберта, освещенную все тем же слабеньким огоньком из керосинового фонаря в его руках. — Т-ты… оставишь меня здесь одну?.. В темноте?.. — жалобно протянула Эмма, растерянно хлопая все еще мокрыми от слёз ресницами. Альберт остановился. Но во взгляде, которым он одарил ее из-за плеча, девочка не увидела ни капли сочувствия или раскаяния. В нём читалась только холодная ненависть. Почему-то при виде этого звериного взгляда Эмма инстинктивно замерла, чувствая, как холодок медленно побежал вниз, по ее позвоночнику. Ей хотелось попросить Ала остаться, зарыдать громче, позвать Самуэля, но слова сами застряли у нее в горле так и не высказанным комком. Что-то странное, деструктивное, мешало ей сделать это. Ведь это Альберт, ее глупый, младший братишка. Тогда почему сейчас ей стало… страшно? — Ладно, ладно, хорошо, я все понял! –внезапно раздавшийся из-за угла как обычно жизнерадостный и громкий голос Самуэля заставил Эмму вздрогнуть от неожиданности. Даже фонарь в руках Альберта заметно покачнулся. Жуткий, сверлящий взгляд мальчика переметнулся от сестры к старшему брату, только-только ступившему в крохотный круг света из темноты часовни. Сэм немного переминался с ноги на ногу, спрятав руки настолько глубоко в карманы пальто, насколько это вообще было возможно. Заметив, что его внезапное появление привлекло такое внимание, он вновь растянул губы в самой яркой из тысячи своих улыбок. — Эмма, ты заревела так громко, что я почти оглох. А еще я жутко замёрз. Так что, давайте сворачивать этот рождественский поход. Ал, — когда Самуэль обратился к своему брату, он стал уже гораздо серьезнее. Улыбка слетела с его губ, а озорная хитринка в глазах уступила место чему-то больше похожему на жуткую усталость. Совсем как у взрослых — Давай вернемся домой. Мама наверняка нас уже хватилась. Если тебе нужно чтобы я попросил прощения — я попрошу. Только давай пойдем обратно. Вместе. Произнеся это Самуэль протянул руку Альберту — открыто и уверенно, как делал все в своей жизни. С мгновение младший брат смотрел на протянутую к нему ладонь. Со спины Эмма не могла увидеть, что за выражение лица сейчас было у Альберта, хоть ей было и изрядно любопытно. Но вот Самуэль казался ей сейчас гораздо старше своих лет — серьезный, по-взрослому тяжелый взгляд и легкая, еле заметная улыбка, одними уголками губ. Альберт немного повременив и смерив взглядом брата с ног до головы, переложил фонарь в другую руку, убрал освободившуюся ладонь в карман брюк — и молча прошел мимо мальчика, по направлению к выходу из часовни. Самуэль последовал его примеру, вновь пряча руку в глубину запорошенного снегом кармана пальто. Вот только улыбка на его лице полностью исчезла. — Пойдем, Эмма — бросил он через плечо, немного сгорбившись, будто подражая вечно сутулившемуся Альберту. Почему-то девочке показалось, что он выглядит до боли грустно.***
Большую часть обратного пути они шли в тишине. Альберт — на отдалении, освещая дорогу; Эмма и Самуэль — рядом, плечом к плечу, как старые союзники. Ситуация поменялась лишь когда до дома оставалось всего пятнадцать минут пешего хода. К тому моменту, слой выпавшего снега стал настолько большим, что идти поодиночке стало совсем тяжело. И когда Альберт в очередной раз увяз в суробе и упал, окончательно погасив фонарь, ни у него, ни у Эммы с Самуэлем не осталось иного выбора. Эмме было немного непривычно идти под руку с двумя братьями одновременно; хотя, вернее будет сказано, что ей было непривычно идти так именно с Альбертом. Со старшим братом ее связывали очень тесные, дружеские отношения, и не было ничего странного в том, что они частенько могли взяться за руки или уснуть вместе в одной кровати, но вот младший с ранних лет держался ото всех особняком. Даже сейчас Эмма осознавала, что хоть Альберт и идет к ней достаточно близко для того, чтобы то и дело соприкасались их плечи, эмоционально он все равно был максимально далек от нее, от настоящего мира, и тем более от Сэма. — Р-ребята… А как вы думаете, что мы получим в этом году на Рождество? — неуверенно прервала девочка затянувшуюся тишину. Обычно этим занимался Самуэль, но в это раз даже он был необычно задумчив и тих — Я… Я хотела бы новую куклу… А вы? Снег приятно поскрипывал под ногами. Даже отсюда Эмма уже могла увидеть знакомые, тёплые огни родного дома. — Сэмми?.. — Что? Ты что-то спросила? — Самуэль будто только-только вынырнул из своих мыслей и рассеянно взглянул на сестру. — Что ты хотел бы получить на Рождество, Сэмми? Мальчик поднял глаза к небу и надул губы, всерьез раздумывая над вопросом. — Ружье, — наконец сказал он. И впервые за долгое время весело хихикнул — Хотя я понимаю, что скорее всего мне его никто не подарит. Но получить ружье было бы классно! — Фии, — разочарованно протянула Эмма в ответ — Ты как всегда… Ружье это жутко скучно, чего с ним делать? — Как что? Конечно же стрелять! Эмма почувствовала, как Альберт, идущий рядом, устало вздохнул. — А ты, Ал? — немного неуверенно спросила она другого брата. Посмотреть в его сторону она отчего-то так и не решилась — Или не скажешь?.. -… Бабочку. Брови Эммы удивленно взлетели вверх, а взгляд вперился в профиль Альберта. Его выражение лица так и осталось каменным и непроницаемым. Да и девочка сомневалась, что ее младший брат вообще умеет шутить. — Бабочку? — переспросила она. — Бабочку. Что именно тебя так удивляет? — Альберт покосился на сестру. На пару мгновений Эмме показалась, что в его глазах промелькнул нескрываемый интерес. — Ээээм, — девочка замешкалась не совсем понимая, как выразить до конца свои мельтешащие туда-сюда мысли — Просто… Это на тебя не похоже, наверное? — Глупый Альберт, бабочек зимой не бывает! Самуэль быстро вернулся к своему обычному поведению стоило ему услышать про очередные странные придумки младшего брата. И теперь он язвил и ехидничал все с тем же хитрым выражением лица так, словно и не бывало этой получасовой игры в молчанку — В Южном Полушарии. — Что-что? — В Южном Полушарии. Есть. Бабочки. Даже сейчас, — если бы человеческую интонацию можно было облечь во что-нибудь физическое, то после ответа Альберта на улице должно было похолодать на пару сотен градусов. Взгляд, которым он одарил Самуэля поверх головы Эммы был красноречивее всяких слов. — Никто не повезет тебе бабочек из… что ты там ляпнул? — не унимался Самуэль, распалившись лишь сильнее от реакции брата и дерзко встретив его полный ледяного презрения взгляд. — Заткнись. — А-Ал… а почему именно бабочка? — Эмма быстро попыталась уладить вновь разгоревшийся конфликт. Меньше всего ей сейчас хотелось, чтобы Альберт опять разозлился и сбежал обратно, сведя все ее усилия на нет — Потому что она красивая? -… Нет. — Но она же красивая. — Мне это не важно. — А что важно? Альберт умолк, будто раздумывая, стоит ли отвечать на это вопрос. Наконец, он произнес: — Когда со всей силы сжимаешь бабочку в руках ее крылья приятно хрустят под пальцами. И потом на коже остается много разноцветной пыльцы. Неловкая тишина, повисшая после этого безумно краткого объяснения очень сильно отличалась от предыдущей. Эмма вновь ощутила, как что-то засосало у нее под ложечкой, а к горлу подкатился неприятный, душащий связки ком. Когда при следующем шаге плечо Альберта снова должно было коснуться ее плеча, девочка непроизвольно отодвинулась немного подальше. Хотя вряд ли ее младший брат заметил хоть какие-то перемены в общем расположении духа. Наконец, Самуэль легко и прямо озвучил то, что вертелось у всех в голове. У всех, кроме единственного виновника столь гнетущего молчания. — Ну и жуткий же ты, Альберт. — А ты тупой. — Ал, — задумчиво произнесла Эмма, уже не обращая внимания на склоки братьев и рассеянно рассматривая лишь россыпь снежных блёсток под своими ногами — Давай следующей весной попробуем половить бабочек вместе. Только мы будем их рассматривать, и потом обязательно отпускать. Хорошо? Она подняла глаза на Альберта и взглянула на него очень серьезно. По-взрослому, отчасти стараясь подражать столь зацепившему ее ранее выражению на лице Самуэля. Ей казалось, что так у нее тоже получится выглядеть чуточку старше и мудрее в глазах других. Так, у ее слов появится вес и она тоже сможет в чем-то нагнать своих братьев. Эмма не ожидала услышать хоть что-то, кроме обычного краткого и сухого отказа, но… -… Не думаю, что так играть с бабочками мне понравится. — Давай хотя бы попробуем? Альберт тоже перевел взгляд на снег под ногами. Обычно, он размышлял над любым ответом бесконечно долго, но в этот раз почему-то ответил почти мгновенно: — Разве что только один раз. Эмма довольно хихикнула и притянула за руку брата чуть ближе к себе. Не смотря на то, что Альберт был жуть каким костлявым, ей стало заметно теплее. — Тебе будет очень весело, обещаю!