Простите мне мою слабость

      Йона больше не плакала на людях. Она же должна быть сильной, она же наследница короля Хирию. Она повелевает четырьмя драконами, она стоит по левую руку от нынешнего правителя. На нее смотрит народ. Но ведь девочке с красными словно рассвет волосами иногда хочется уткнуться лицом в подушку, задохнувшись в слезах. Но вместо этого она идет в кабинет Су-вона, стопками читает книги, перебирает документы, словно пытается заглушить боль.       Джи-ха видел это, беззвучной тенью скользя за своей принцессой. Заглядывал в окна и хмурился, замечая поджатые губы. Он не подходил ближе. После той трагедии в провинции Кин никто из драконов не приближался к Йоне. Пожалуй, в ее окружении остался только Су-вон. Уже больше недели прошло — никаких вестей. Зеленый дракон стиснул зубы, отталкиваясь от дворцовой крыши и устремляясь в небо. Но — не высоко, ведь привлекать внимание теперь нельзя, теперь нужно слушать короля… Свобода, свобода, свобода. Рекурю жил этой свободой, но это было так давно, что и не вспомнить. Теперь он привязан к девчушке с волосами цвета зари. Кровь дракона? Ой-ли.       Принцессу любить не позволено, принцессу позволено защищать, оберегать, но любить как девушку — никогда.       Дракон широко ухмыльнулся, приземляясь во внутреннем дворике дворцового комплекса, скрытом от чужих глаз высокой аллеей густых деревьев. Кровь дракона играет лишь малую роль в том, что Джи-ха готов сделать ради смелой крошки. Вся его фамильярность, вся эта напыщенность и свободолюбие, ведь они ничто перед большими сливовыми глазами, в последнее время ставшими такими взрослыми и серьезными.       Он влюбился. Влюбился сильно и безвозвратно. И… безответно. Рекурю посмотрел на небо, жмурясь от слепящего лунного света. Ночь сегодня так прекрасна. Йона любила драконов, потому что так надо. Йона любила Хака, потому что не могла этому сопротивляться. Джи-ха снова хмыкнул, осторожно шагая к темным окнам королевского покоя. Никто не позволял ему здесь быть, но увидеть принцессу ему никто не запретит. Ни ему, ни кому-либо из драконов. Это было негласно, это было неоспоримо. Порвать всех, как грозился Шинь-я, Зеленый, конечно, не посмеет, но…       «Что бы ты сказал, Громовой зверь, увидя, как я крадусь к принцессе посреди ночи?» — с улыбкой подумалось Джи-хе, и он сам же дал ответ — пристукнул бы рукояткой Гуань-дао. Без вариантов.       Но он просто хотел ее увидеть, коснуться взглядом недоступных бледных щек и мягких отросших красных волос. Убедиться, что принцесса в безопасности, хотя, о какой безопасности может идти речь на пороге войны? Джи-ха оскалился, тихо, почти без единого звука приземлившись на подоконник раскрытого настежь окна. Этой ночью жарко, но дракона пронизывает беспокойный холодок. Верил ли он в то, что его крошка держала зло на то, что приключилось с Хаком? Нет, конечно, но вина глодала его изнутри, пожирая органы, мысли и распоследние вспышки ехидства. Рекурю чертовски устал.       Он скользнул в комнату вместе с порывом ветра, надежно скрываемый занавесками. Замер, прислушиваясь к мерному дыханию, но все-таки слегка сбившемуся. Плакала? Мало вероятно, возможно, просто неспокойный сон. Будить принцессу Джи-ха, конечно, не будет, слишком дорого обходится ее сон в последнее время, уж ему-то не знать? Все четыре дракона это знали, но молчали, готовясь к скорой войне. Они знали, за кого и за что будут сражаться. Уже да.       Зеленый нерешительно уселся прямо у окна, задумчиво наблюдая за лунными лучами, скользящими по совсем еще детскому лицу. Невольно подумалось, что в свои шестнадцать сам Рекурю вовсю беспредельничал на пиратском корабле, свободный и слишком дикий. Теплых воспоминаний удостоился и старый Гаро, безызвестно умерший в забытой Хирию деревне. А что было бы, если бы Красный дракон переродился одним поколением раньше? Скорее всего Джи-ха был бы обычным мальчишкой, с восторгом наблюдавшим, как старший Рекурю уходит следом за юной принцессой с глазами цвета ранних сумерек.       От мыслей об этом передернуло, и Зеленый неопределенно мотнул головой, обращая взгляд на полную желтоглазую луну. Каким бы он ни прослыл эгоистом, но представлять счастливого и гордого Гаро рядом с Йоной было невыносимо. Было мерзко и слишком до дрожи в костях обидно. Джи-ха никому не отдаст свою крошку.       Распоследний эгоист приложил ладонь к лицу, взъерошив зеленую челку, в свете луны отливающую серебром. А Гаро бы позволил принцессе страдать? Позволил бы Хаку быть смытым волной? Предшественник никогда не слыл храбрецом, но неспокойный червячок завозился где-то в сердце, заставляя задуматься. Йона сказала, это не страшно, сказала, мол, это же Хак, все нормально. В этом ее «нормально» скрадывалась боль, непонимание, ложь и страх, такой же липкий и колючий, как плоды вьюнка, который рос на береговых скалах в Аве. И в этом, хоть и косвенно, был виноват Джи-ха. Глупо было винить себя, дракон знал, но окажись он чуть быстрее! Хотя бы на половину секунды, хотя бы на самый короткий скачок.       И тогда бы Йона не пряталась в королевском кабинете и не плакала по ночам.       Принцесса была сильной, иногда даже слишком, но Рекурю видел, как это сложно — распрощаться с маской хрупкой девушки и окончательно стать воином.       — Ты слишком громко дышишь, Джи-ха. Порой кажется, твое пыхтение слышит даже Джу-до, дежурящий за пару комнат отсюда, ты знаешь?       — Только не говорите, что вам не нравится слушать мое дыхание? — шутка вышла вялой и не к месту, но Зеленый честно пытался скрыть свое замешательство — еще ни разу за время его ночных сидений у окна принцесса не просыпалась.       — Ты приходишь сюда так часто, что, боюсь, скоро твоего пыхтения мне будет не хватать, — Йона переняла эстафету, поднимаясь с футона и блестя сливовыми глазами. В серебре ночного света они выглядели слишком чарующе, чтобы не открыть рот. — Что тебя гложет, Джи-ха?       Вопрос застал в расплох, хотя был более чем ожидаем, и дракон отвернулся, сделав вид, что считает звезды — сегодня они были особенно яркие. Хотелось говорить с ней долго и чувственно, но крошка и так измотана без его душевных заморочек. А Рекурю мальчик взрослый, обойдется без психологической помощи в лице такого же уставшего человека. Им бы на пару дней забыть о войне, короле, смерти, делах насущных. Вот бы опять очутиться в округе Клана Огня в доме забавного священника и слушать возмущения Юна в его адрес. Наверное, этим временем дорожили бы больше, коли знали, что будет впереди.       — Ты сгубишь себя своим бесполезным чувством вины, — Рекурю вздрогнул от ее голоса, оборачиваясь. Принцесса все так же сидела на месте, задумчиво глядя куда-то сквозь него. — Ты видел, как я плакала? — даже не спросила, а просто констатировала она непреложную истину, как-то странно дернув рукой. — Я совсем размякла в последнее время, да? — жалкая усмешка коснулась прекрасного бледного лица и мертво замерла на губах. Джи-ха скривился, неопределенно крякнув и почувствовав легкий укол вины — он не должен был видеть ее такой.       Изменения затронули их всех, но именно Йона пережила огромные перемены. Зеленый с какой-то доброй печалью отмечал, как она вытянулась, фигура ее обрисовалась, черты лица стали изящнее, глаза — мудрее, движения — грациознее. Девочка, которую он встретил в Аве, становилась женщиной, и это вызывало одновременно и восхищение, и глупое отчаяние. Джи-ха боялся, что Йонушка совсем скоро станет просто Йоной, потому что обзывать так единственную наследницу бывшего императора и впредь просто бы не повернулся шаловливый драконий язык, охотный до колкостей и каламбуров. Теперь между ними все станет по-другому.       — Скажешь что-нибудь? — принцессе наскучило глядеть на задумчивого Зеленого дракона, считающего звезды, в голосе ее промелькнуло нетерпение.       — Что мне вам сказать, принцесса?       — Мне по душе, когда ты называешь меня как-нибудь глупо, так, чтобы возмущало Киджу, — признание вышло каким-то детским, но Джи-ха мигом обратил на нее взгляд, позволив себе осторожную улыбку, и поправился:       — Что мне сказать тебе, крошка?       — Что ты перестал винить себя во всем случившимся.       Под загадочным «всем случившимся» Йона подозревала потоп в провинции Кин и исчезновение Хака, чтобы понять это даже провидцем не надо быть — все ясно по дрогнувшим губам и сиплому голосу. Джи-ха тихо фыркнул. Разговор был бессмысленным и слишком откровенным. А он убедил себя, что говорить с принцессой теперь не может — не заслуживает. Лучше бы она и дальше спала.       — Посмотри на меня, — уже не попросила, приказала, не смешливо, серьезно, хоть на лице и зажглась улыбка. Дракон ослушаться не посмел, заглянул в глаза, и взгляды их столкнулись, оба сумеречного цвета, но если глаза принцессы сияли ранними сливовыми плодами, то у Джи-хи они отдавали поздней сиренью, густой, но уже отцветающей. — Ты должен быть сильным, слышишь? Даже когда хочется винить себя во всем, упиваясь глупой жалостью.       Дракон замер, словно сквозь пелену наблюдая, как принцесса осторожно поднялась с футона и подошла к окну, садясь перед Зеленым на колени совсем рядом, он даже видел отражение собственного удивленного лица на дне темных зрачков. Ее слова сочились взрослостью, какой-то сухой мудростью и уверенностью. На миг Джи-хе показалось, что, возможно, король Хирию был именно таким — серьезным, всевидящим и спокойным. Непоколебимым и… взрослым. Его крошка бесповоротно выросла.       — Простите мне мою слабость, — полушепотом проронил Рекурю, завороженно глядя в ее лицо, на мгновение вспомнив ту роковую встречу в Аве, перечеркнувшую все его планы, но подарившую нечто более ценное.       Йона не ответила, только неопределенно качнула головой, сжимая его ладонь и прижимая к своей груди. Опоры в виде Громового зверя не было, и ей придется, хочет она или нет, всецело довериться драконам, полностью и слепо упасть с обрыва с полной уверенностью, что ее спасет от удара тело Орю, словит могучая рука Хакурю, поднимет со дна сила Рекурю и подскажут новый путь глаза Сейрю. И четыре дракона сделают все, чтобы так оно и было. Хотя бы в отсутствие Громового зверя.       — Я не должна плакать, — Джи-ха вздрогнул, потому что голос ее задрожал. Опустил взгляд, встречаясь с блестящими влажными глазами. — Но я так боюсь…       Протяжный всхлип разбил ночную тишину, и Зеленый прижал маленькую принцессу к себе, пряча ото всех ее позорное рыдание. Уткнулся губами в красную макушку и вздрогнул сердцем, осознавая собственную слабость.       — Я бессилен перед вашими слезами, — тихо сказал Зеленый дракон своей госпоже, чувствуя соленую влагу, катящуюся по бледным щекам. Скорее бы ты оправдал свое бессмертие, Громовой зверь, и побыстрее вернулся.       А Рекурю позаботится для тебя о маленькой принцессе, которая так отчаянно пыталась стать взрослой.       — Не волнуйся, крошка, уж что-что, а бороться со страхами я умею.       — Только пообещай, что для начала справишься со своими, — последовал глухой ответ, и ткань на груди стиснули сильнее. Джи-ха заулыбался: преодолеть собственную слабость здесь предстоит всем, но Рекурю знал, что сражаться с ней в одиночку ему не придется.       — Непременно.       И пусть это сердце трепещет не от его шепота, и пусть девичья душа рвется к другому. Зеленый монстр будет беречь наследницу Хирию, и, может, однажды, еще не раз увидит ее счастливую улыбку.       И сияла луна, и шалил ветер, а двое, принцесса и дракон, боролись с собственным бессилием ради друг друга и вместе друг с другом, ведь одна была в ответе за тех, кто ей доверился, а второй до сих пор глодал себя чувством вины перед ней. Но они оба когда-нибудь обретут тот самый покой, когда эта луна будет светить в окна счастливого дома.       Принцессу любить не позволено, принцессу позволено защищать, оберегать, но любить как девушку — никогда. Но Джи-ха с удивлением понял, что ему достаточно просто быть рядом, ощущая обжигающее дыхание на своей груди. Просто смотреть на то, как она становится счастливой.       Давай же, Громовой зверь, выбирайся из передряги, ведь это невпервой! А Рекурю защитит для тебя маленькую (уже слишком взрослую) принцессу. И, может, тогда она простит ему его слабость.