***
На самом деле Юн слабак. Эта тупая уверенность появилась совсем недавно, ведь раньше он не считал себя таковым. Да, худощавым, да, молодым, да, слишком красивым, но — не слабым. Ведь он умел то, чего не умели другие: выживать. Не сражаться, не защищать, а именно это. Спасти себя, свою шкуру, сбежать и отсидеться. Юн считал это величайшим в мире даром, но потом появилась она, эта глупая смелая девчонка, готовая в омут броситься с головой и ни о чем не жалеть. И он видел все: ее взлеты и падения, ее слезы и боль. Но в одночасье она повзрослела, и больше не было той глупой Принцессы, не знающей мира. И осталось в этих воспоминаниях, в которых они засыпали в одной палатке, прижимаясь друг к другу теплыми боками, что-то по-доброму печальное. Юн хорошо узнал ее, Йону, за время их поразительного путешествия. Но кому это интересно? Всем прекрасно известно о пещерах Сэйрю, в которых мальчишка чуть коньки не отбросил от беспокойства за эту дурынду. Отлично помнится сражение на море, когда у Юна поджилки тряслись только от вида тонкого лезвия, приставленного к шее Принцессы. О, лекарь прекрасно сохранил в памяти Сэй, пленение в Кае, все обвалы и передряги, в которые влипала их шумная компания. Можно говорить до бесконечности, обсуждая нервную дрожь, которая пронимала юного лекаря ежесекундно. Юн слабак, и он это знает так же хорошо, как и то, что Хака до сих пор не нашли. Зверь оставил Йону одну, не предложил Драконам и лекарю даже выбирать — теперь им всем придется стать сильнее ради Принцессы. Юну придется стать мужчиной. А ведь он слабак!.. Мальчишка глубоко вздохнул, нервно перебирая какие-то склянки, принесенные Мин-су еще утром, слушал ленивые россказни Мэйньян о пяти генералах Южного Кая и думал о том, что нужно бы навестить Принцессу, только вот смелости на это не хватало. Сколько они не виделись? — уже дня три, наверное. А ведь Йона собиралась на войну. Сердце от мысли об этом болезненно сжалось, и снова всплыли те старые, словно весь мир целиком, чувства. Страх, лютый страх за дуреху, его дуреху, — Юна! — которая вдруг стала непоправимо взрослой. И уже язык не повернется назвать ее так, ведь там, с трибун, она выглядела Королевой. — Смотреть на тебя жалко, — сообщила Мэйньян, поглаживая Хошечку между ушей. — Так трясешься, будто сам на поле брани собираешься, а не ваша обожаемая Принцесса Йона. И в словах ее не было и капли презрения, напротив, голос ее прямо-таки сочился бесконечным уважением. Это ее возвращение Хо так расположило к принцессе? Как наивно думать в подобном ключе — это пожарище души неугомонной красноволосой девчонки заставило даже женщину из стана врага пропитаться ее светом. И Юн невольно загордился, тут же одернув себя и нахмурив брови. — Война — мерзкое дело, — ни к кому не обращаясь пробухтел мальчишка, разглядывая надпись на очередной склянке. — Никто и не спорит. Только вот людям она бесконечно нужна. И ваш король, и твоя Принцесса — понимают. А ты? — Что — я? — хмуро спросил Юн, исподлобья взглянув на бывшего генерала Кая. — Ты принимаешь решение Принцессы Йоны отправиться на войну? Тебя-то она с собой не берет, — хмыкнула Мэйньян, подпирая руками подбородок и болтая ногами. Кажется, она была в хорошем расположение духа, чего не скажешь о лекаре. Он сморщил нос, уже без особой цели трогая горлышки сосудов и теребя этикетки. Юн слабак, и все это видят. — Тебе нужно отдыхать, — бросил он, резко поднимаясь и ставя ящичек со снадобьями куда-то на стол. Женщина не ответила, только многозначительно фыркнула, провожая его внимательным взглядом до двери. «Тебя-то она с собой не берет» — и от этого становилось дурно, ведь они всегда — всегда! — были рядом, сражались бок о бок, Юн видел бьющихся Драконов на расстоянии вытянутой руки, но теперь — не так. Теперь нужно быть во дворце и быть готовым отправится в военный лагерь, теперь нужно учится и не думать о Хаке, который остался по ту сторону хребта. Не думать о Принцессе, которая осталась по ту сторону стены. Теперь — нужно быть сильнее, чем ты есть. Неосознанность привела его — какая неожиданность — в комнату, выделенную как трапезную для Драконов и Принцессы. По идее, помощнику королевского лекаря сюда наведываться никто не позволял, но… — Юн? Киджа и остальные были на учениях, об этом мальчишка догадался по пустой комнате, в которой за столом у окна сидела только Принцесса. Какая оригинальность — обычно, по словам Джи-хи, она целыми днями пропадала в кабинете Короля Су-вона, с головой зарываясь в документы, в карты, в архивные записи. Неужели она была такой всегда? Нет, Юн, просто такой ее сделала жизнь. — Юн, — снова повторила она, но теперь в ее глазах мелькнуло понимание, она даже попробовала улыбнуться, только вот эта ее улыбка никому сейчас была не нужна. — Говорят, вы выходите через три дня? — куда-то в сторону спросил лекарь, скривив губы. Отчего-то захотелось покапризничать, заявить, что ей не нужно соваться куда не надо, но слова застряли в горле, осталась только дрожь в руках и бесконечное желание стать сильнее ради глупой Принцессы. — Юн… Другие слова забыла, что ли? Мысли были раздраженные, путались, лекарь топтался на месте, не смея и шагу сделать. Хака нет, кто ж ее защитит, глупую? Драконам придется стать сильнее. Сильнее, сильнее, сильнее… — Я пришел сказать, что… верю тебе, — выдохнул мальчишка совсем не то, что хотел сказать. Но пылающие огнем глаза отбили всякое желание высказать все свое отношение к этой войне, а в особенности к ее опрометчивому решению. — Но если с тобой хоть что нибудь случится, — хоть что-нибудь! — я тебе этого никогда не прощу. Слышишь? Никогда! Кажется, от его слов Йона вздрогнула, дернулась в его сторону, да так и сталась на месте. Через сколько боли они прошли? Сколько врагов одолели? Сколько вечеров провели возле костра? Кажется, столько не живут, сколько Юн знает эту смелую Принцессу, которая боится только одного — терять дорогих людей. И это похвально, это не стыдно так, как стыдно быть слабым. Но отчего-то Юн понимает, что ради нее он все-таки стал сильным. Стал… мужчиной. И он находит в себе силы сделать первый шаг, а потом еще и еще, пока не оказывается рядом с Йоной. Несколько секунд глядит в ее глаза, а потом садится на колени и прижимается своим лбом к ее, чувствуя, как знакомое тепло пронизывает тело. И нет в этом ничего такого, только бесконечно высокое противоречивое чувство, которое воспитало силу. — Спасибо, Юн.Ради тебя, глупая Принцесса
10 января 2022 г. в 23:11
Юн не слабак, и он это прекрасно знает. Чтобы выжить, нужно иметь огромную силищу, и мальчишка невероятно гордился этой своей способностью к выживанию. Только вот выживание выживанию — рознь, и забота о нескольких голодных ртах немного отличается от необходимости прокормить себя одного. И он это знает, и снова просыпается с утра пораньше, щурясь от первых солнечных лучей, пробирающихся в палатку. Место рядом уже давно остыло — принцесса пускает стрелы в несчастные деревья или размахивает добытым где-то кинжалом, как пить-дать.
Лекарь оскалился, закрыв лицо рукой. Непоседливая девчонка опять вернется с ссадинами на бледных руках, не наберешься на нее лечебной мази. Нужно приготовить чистые тряпки и согреть воду, Йона не иначе, как в грязи вываляется, прежде чем вернуться в лагерь. Слишком упрямая, слишком взрослая. Юн улыбнулся своим мыслям, тут же нахмурив брови, и вылез из палатки, зябко поведя плечами от утреннего холодка. Драконы еще дрыхли, но не ровна минута, как повылезают из всех щелей, а еще завтрак готовить. И принцессу следует дождаться и отругать.
Иногда Юн путался в собственных чувствах, иногда он подозревал, что влюблен. Анализировал, как подобает любому гению, взвешивал, наблюдал за переменами в собственной душе от близости с принцессой, но все было тщетно — эти всполохи, эти огоньки, эти замирания и вспышки словно бы тока были непонятны и загадочны. Скорее всего, это все-таки была любовь, но не та, с которой Хак порой глядит на Йону, а та, с которой старшие братья закатывают глаза на мелких шумных сестер. Эта его любовь была почти что святой, капельку материнской даже, больно высокой.
— Вот же блин, — полушепотом выругался мальчишка, набирая в чайник родниковой воды.
Он не понимал себя, и от этого становилось дурно. Эти противоречивые чувства, эти взгляды, эти ее закидоны, которым удивляется даже бесстрастный Шинь-я — все это колыхало сердце добрым теплом, а не горячим замиранием, о которых порой шептались деревенские девчонки в Катане. Не было ступором, в который порой впадал эмоциональный Киджа, если принцесса как-то не так на него подышала, не было дикостью, которая иногда полыхала в глазах Громового Зверя, не было печалью, случаем проскакивающей во взгляде Джи-хи. Юн видел все это, отмечал каждую деталь, прекрасно знал, кто в их шайке неровно дышит к Йоне, и, не дайте соврать, надает горячим половником по тыкве всякому, кто решит вдруг нарушить эту незримую черту, негласно проведенную между Принцессой, Драконами и Зверем.
Юн не был слабаком, и эту дурынду защитить сумеет. Только вот от собственной непонятности все равно было неуютно.
Мальчишка поерзал на бревне, разжигая утренний костер и ставя на него пошарканный чайник, добытый еще в Аве. Он насушил голубики, поэтому сегодня на завтрак будет пряное варево с кусочками ягод. Только вот деликатеса этого по кое-чьей неосторожности (не будем показывать пальцем на Зэно, который рассыпал содержимое мешочка, пока скакал с Ао как черт) осталось немного, и хватит на одну-две кружки. Попробовать заварить такой чай Юну страх, как хотелось, поэтому он достанется тому, кто раньше проснется. Ну, или вернется с ранней тренировки.
Словно в ответ на его мысленный зов зашуршали ближайшие кусты, и из них вылезла развеселая бодрая Йона, сжимая свой лук в правой руке. Лекарь тут же придирчиво оглядел ее на предмет возможных синяков или царапин и с неудовольствием заметил тонкие красные ссадины на ладонях и запястьях. Все так, как он и предполагал.
— Юн! — девчонка помахала рукой, жмурясь от яркого солнца. За ее спиной молчаливой скалой вырос Хак.
…И ревности тоже не было, только бесконечная благодарность Зверю за то, что защищает Принцессу.
— Сядь уже, дуреха, — пробурчал мальчишка, демонстративно намочив чистую тряпку свежей водой.
— Мать ругается, — выдал Хак, попутно демонстрируя тушки индюшек, пойманных, видимо, в процессе тренировки. А вот и обед.
— Много чести, — фыркнул Юн, осторожно беря Йону за руку и промывая незначительные царапины. Этот своеобразный ритуал был ценным, в момент, когда Зверь уходил, чтобы распотрошить птиц, когда Драконы еще не проснулись, когда солнце ласкало верхушки деревьев своим юным светом, время будто останавливалось, и Юн снова путался, чувствуя пальцами огрубевшую кожу, тонкие запястья, теплые ладони.
Красные волосы отливали огнем в лучах рассвета, на мгновение лекарь слишком увлекся любованием, застыв, ослепленный этим светом. Противоречие, непонимание, но от ее взгляда не бросало в жар. Вот она смотрит своими аметистовыми глазенками, хлопает ресницами, а мальчишка только и испытывает, что бесконечное восхищение и желание защищать, бросаться в пекло, обрабатывать эти ее незначительные ссадины, заваривать голубичный чай и любоваться рассветом.
Это не любовь, которую сокровенными вечерами восхвалял Ик-су, уходя в себя, это было нечто более высокое.
— Спасибо, Юн, — принцесса широко улыбается, сжимая его заботливые руки и смотрит прямо в глаза. На дне ее зрачков колышется печаль, правильная такая, почти что родная. Ей же сложно, и слабая она, но все равно упрямо идет вперед, вот точно так же улыбаясь неудачам.
— Чего это тебя на благодарность проняло? — прищурился Юн, но из рук ее не вырвался, напротив, придвинулся ближе. — Ты зубы мне не заговаривай. Ты еще получишь за свои истерзанные ручонки. Ну, Йона, что это такое? — он развернул ее ладонь тыльной стороной, приблизив к ее лицу. — Глупая принцесса.
И она улыбается шире, и печаль почти что выгорает в луче восходящего солнца. Йона вдруг сложила голову ему на плечо, лишь на пару секунд ввергнув того в замешательство — погрела шею теплым дыханием и быстро, будто бы нашкодивший ребенок, отстранилась, доверчиво и наивно глядя в его лицо. Ни на кого больше так не смотрела.
Юн не был слабаком, но в такие моменты позволял себе фыркнуть, зардеть и опустить взгляд, продолжая обрабатывать эти незначительные ссадины.