Смутное время

Всю ночь во сне Мирон убегал от динозавра. Болезненное воображение рисовало его далеко не таким дружелюбным, как на пластыре. Фёдоров пытался спастись, но, как назло, бежал слишком медленно. Когтистая лапа коснулась его плеча. К большому удивлению обоих, статическое электричество не причинило Мирону боли, в воздухе раздался лишь противный электронный треск. Динозавр схватил его за голову и приложил все усилия. Боли не было, а вот треск становился всё громче и настырнее. Зубодробительный шум выносил мозг, раздражал слух, будто кто-то протягивал колючую проволоку сквозь уши. Мирон проснулся и с трудом разлепил глаза. Электронный треск никак не прекращался, и мужчине понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что это был звонок в дверь. Он давно не слышал этого звука, гости перестали приходить к нему много недель назад. Мирон тяжело встал и потянулся. Спина сильно ныла после ночёвки на стуле. Дверь затряслась от ударов. Мирон застонал и побрёл в коридор, машинально обогнув куски битого зеркала на полу. Он даже не посмотрел в глазок, просто повернул ручку замка. Дверь широко распахнулась сама, и на пороге предстал Охра. ― Бро, что с тобой?! – с ходу выпалил он. Мирон поморщился и отступил назад, впуская друга в квартиру. Ваня с тревогой осмотрел его на наличие каких-либо серьёзных повреждений. Некогда именитого репера было тяжело узнать. Он ссутулился, взгляд потух, кожа приобрела болезненно сероватый оттенок, на лице появилась неровная щетина, синяки под глазами, казалось, можно было разглядеть с Москвы. Из кармана растянутых треников торчал смятый блок сигарет. На костяшках пальцев запеклась кровь. Охра даже не знал, с чего начать. ― Ты в порядке? – наконец решился он, снимая куртку. Банальный вопрос, неимоверно тупой в данных обстоятельствах. ― Да, – сухо отозвался собеседник, прочищая горло. Он не привык много говорить в последнее время, поэтому голос звучал непривычно хрипло и низко. ― С кем подрался? – Иван кивнул на его руки. ― Сам с собой. Охра чувствовал себя в этой квартире как дома. Знал каждый угол, каждое пятно на обоях и вмятину на старом паркете, только вот больше не узнавал их. Стены будто посерели вместе с единственным обитателем квартиры. Евстигнеев мог поклясться, что под потолком завелась чёрная плесень, скрываясь в полумраке, омрачая мысли, отравляя атмосферу. Окна уже давно никто не открывал, спёртый воздух пах пылью, тоской и одиночеством. Будто улавливая ход мыслей гостя, Мирон закурил прямо в квартире, довершая букет запахов. ― Где ты телефон посеял? Мы тебе звонили, а ты трубку не брал, – пожаловался Охра. В ответ Мирон лишь безразлично пожал плечами. Да какая к чёрту разница? Глупый кусок пластика, набор бездушных микросхем. Лишнее хранилище воспоминаний о былых днях и победах, давно пора было от него избавиться, чтоб глаза не мозолил. ― Там же, небось, куча компромата в галереи, а в записях демки треков. Сольют же, если найдут, – попытался вразумить его Евстигнеев. ― Пусть сливают, мне плевать, – Фёдоров попытался глубоко затянуться, но не получилось. В позвоночник ударила резкая боль, он поперхнулся и закашлялся, прикрывая рот ладонью. ― Всё настолько плохо? – тихо, почти шёпотом, спросил Иван, рассматривая рваную надпись над столом. Мирон проследил за его взглядом и потушил окурок о стену, ставя им точку после надписи «Творческий импотент». Лучший ответ на заданный вопрос. Иван взглянул в угол, где припадал пылью дорогой португальский кожаный блокнот. Он лежал, расправив мятые страницы, будто раскинув руки. На столе в луже чернил валялись пластиковые осколки ручки. Было ясно, что у Оксимирона опять творческие разлады, муза бросила его, и он вымещает гнев на всём, что попадётся под руку. Очень не хотелось бы оказаться рядом в такой момент. ― Так где телефон? – вернулся к главному вопросу Евстигнеев. ― Может, на балконе. Или где-то под ним. Иван обрадовался, наконец получив хоть какое-то направление, и поспешил на балкон. Он вошёл в комнату, которая когда-то была спальней Фёдорова. Теперь она больше походила на клетку. На незаправленной кровати валялась смятая постель. Кончик простыни свисал на пол, будто рука, просящая о помощи. Дорогой резной стеллаж с редкими книгами припал толстой пылью. Из большого открытого платяного шкафа на пол вывалилась одежда, но никто не спешил её поднимать. На полу валялись окурки, мятые листы бумаги, мелкий мусор и блестящие пакетики из-под вредной еды. Под тумбочкой рассыпались таблетки. На пыльной крышке ноутбука пальцем аккуратно вывели слово «хуй». Иван осторожно, будто по минному полю, добрался до балконных дверей. Он убрал с пути тяжёлую гардину, подняв завесу пыли. Евстигнеев оглушительно чихнул. Фёдоров наблюдал за ним, скрестив руки на груди и опёршись на дверной косяк. Телефон нашёлся на балконе. Паук уже успел заплести его паутиной, что было довольно символично. Ваня вернулся в комнату, плотно закрыл балконную дверь, и вручил аппарат владельцу. Мирон, казалось, был даже расстроен тем, что ему вернули смартфон. ― Окси… – начал было Охра, но тот лишь резко поднял руку, останавливая его. Хозяин квартиры подошёл к резному стеллажу и достал с верхней полки папку. Мирон вытащил из неё красную книжечку, а саму папку небрежно бросил на пол. Книжечка оказалась паспортом, который он открыл и сунул под нос другу. ― Мирон. Фёдоров Мирон Янович. Не Окси, не Оксимирон, не МС. ― Мир… Да что с тобой? – растерянно спросил Ваня. В ответ – молчание. Атмосфера давила всё больше. Впервые Евстигнеев почувствовал себя лишним в этой квартире. Гость наклонился и поднял упавшую папку. Из неё высыпались цветастые бумажки, такие лишние в этой серой квартире. Диплом Оксфордского университета, какие-то грамоты, благодарственные письма. Паспорт Великобритании, загран… Иван силой вытащил паспорт РФ из каменных пальцев друга и аккуратно сложил всё обратно. Папка со щелчком закрылась и встала на прежнее место. ― Ладно, ты не Оксимирон, я понял, – решил играть по заданным правилам Евстигнеев. – У тебя еда есть? Я с самого утра к тебе поехал, не завтракал. ― Поищи сам. Иван шумно вдохнул, пытаясь сдержать эмоции. Его начинала здорово бесить новая манера друга отвечать парой сухих слов на все вопросы. Он вошёл на кухню и присвистнул. Стол был заставлен бутылками, завален крошками и разными обёртками. Холодильник тоже не пестрил разнообразием. Судя по запаху, где-то что-то испортилось уже очень давно. ― Так не годится, – Охра оглянулся по кухне в поисках мусорки. Не удивительно, что он её не заметил с первого раза. На её месте возвышалась неустойчивая на вид гора мусора, будто кто-то играл то ли в тетрис, то ли в дженгу в реальном мире. Не рискнув приближаться к шаткой конструкции, Евстигнеев вытащил из-под стола пакет сети алкогольных магазинов, одним широким жестом смёл в него мусор со стола и отнёс его в коридор. Хозяин квартиры не мешал, но и не помогал, лишь наблюдал за другом, сложив руки на груди, будто отгородившись, открестившись от происходящего. Охра вернулся на кухню и деловито осмотрелся ещё раз. Мочалка в раковине потрескалась от старости. Иван заглянул под крышку сковородки, и тут же пожалел о своём любопытстве – его едва не вывернуло от запаха. Почти вся кухонная утварь, безнадёжно испачканная в остатках еды, улетела в следующий пакет. ― Скажи мне честно, – он взял Мирона за плечи, заставляя посмотреть себе в глаза. Тот брезгливо стряхнул с себя его руки, но Евстигнеев сделал вид, что не заметил этого, – ты таблетки пил? ― Какие? ― Чтоб свою биполярку в узде держать. Мирон неопределённо пожал плечами. И тут у Ивана лопнуло терпение. ― Так, ты заебал!!! – громкий крик эхом отразился от стен пустой квартиры. Ворона за окном напугано поднялась с ветки. – Хватит сопли на кулак мотать! Собирайся, мы едем к психиатру! Евстигнеев хотел толкнуть, встряхнуть друга, но не рассчитал траекторию, и вместо плеча звонко ударил его по щеке. Сам того не желая, он задел старый триггер, спустил курок. Мирон замер на пару мгновений, а затем намного сильнее толкнул Ваню от себя. Тот пошатнулся и налетел спиной на дверь ванной. Воздух из лёгких выбило. Фёдоров явно не собирался останавливаться и с размаху, не жалея, заехал другу кулаком в лицо. Брызнула кровь. ― А тебя ебёт?! Помощник нарисовался! Кто тебя просил приезжать?! Мирон снова занёс кулак, но Иван оказался ловчее и пихнул друга ногой в живот, отталкивая от себя. Не дав оппоненту опомниться, Евстигнеев схватил его за талию, с грохотом повалил на пол и навис сверху. Тонкая водолазка Мирона задралась, оголяя выпирающие рёбра. Он ещё никогда не был таким худым! Но сейчас это было не главной проблемой. ― Да, представь себе, меня ебёт!!! Ты всех от себя прогнал, разосрался со всей тусовкой, закрылся в квартире и не вылазишь уже столько недель! Клянусь, если для того, чтобы ты вернулся в строй нужно отправить тебя в психушку, то жди санитаров через пять минут! Мне нужен мой друг, а не… – он осёкся. Капля крови с разбитой губы упала на белую водолазку Мирона. – Не его тень. Евстигнеев встал и подал Фёдорову руку. Тот помедлил, но всё же поднялся, опираясь на руку Охры. Некоторое время они стояли друг напротив друга в полной тишине. Наконец Мирон заговорил. ― Не нужно, я сам справлюсь. ― Я надеюсь, – огрызнулся Иван. Он вытер разбитую губу тыльной стороной ладони. Где-то на задворках сознания Фёдорова зашевелились совесть и стыд. ― Прости за это. Погоди, у меня тут… Мирон поднял с пола свою куртку и нашарил в кармане пластырь, который ему вчера дала незнакомка с лесными глазами. Он секунду помедлил, будто сомневаясь, а потом протянул его другу. Тот удивлённо уставился на пластырь. ― Ты что, ребёнка ограбил? ― Как хочешь, – Мирон спрятал пластырь назад в карман. Евстигнеев потоптался на месте, раздумывая, чем же помочь другу. В памяти вихрем пронеслись воспоминания о совместных турах. Тогда Оксимирон уставал, как чёрт, терял голос, спал по 4-5 часов в микроавтобусе, но всё равно был счастливее всех. Что тогда держало его на плаву? Само собой, кроме творчества и дикой отдачи со стороны многотысячной фанбазы, этого уже не добыть. Чем он наслаждался и забывал обо всех неудобствах? ― Слушай, может тебе бабу какую-нибудь прислать? Какую-то покруче? Мирон поморщился. Ваня эпично промахнулся мимо цели. ― Нет, спасибо. ― Проблемы с этим? Могу подогнать всякого, точно поможет. ― Я же сказал, не надо, – твёрдо и громче, чем следовало, ответил Фёдоров. ― Бухать с нами поедешь? – снова попытался Ваня. ― Вы вчера уже тусили без меня, обойдётесь, – в Мироне взыграла гордость. Евстигнеев признал своё полное поражение. Нельзя спасти человека, который сам не хочет быть спасённым. Охра молча набросил свою куртку, вздохнул и положил руку на плечо другу. ― Ты звони хоть. Ну или пиши. В любое время, ты знаешь, я отвечу. Мирон лишь коротко кивнул. Евстигнеев прихватил с собой мусор и покинул гнетущую квартиру. Как только тяжёлая дверь за его спиной закрылась, он вытащил телефон из кармана и начал быстро набирать кому-то сообщение.