Алые путы

Последний день лета в утопающем в зелени пригороде магического Лондона выдался прохладным и солнечным. Сегодня был праздник. Новый праздник. Вопреки мрачной торжественности этого памятного дня, многие из собравшихся не могли сдержать улыбок, со слезами и облегчением вдыхая свежий воздух, радуясь тому, что остались живы, радуясь, что война наконец закончилась. Сюда, казалось, пожаловал весь Лондон: маглы и волшебники, стар и млад. Студенты Хогвартса гордо щеголяли мантиями в цветах своих факультетов, юные девушки — платьями в цветочек. Старики, тихонько сидевшие в тени тополей, сетовали на то, что остались живы, в то время как война беспощадно сгубила так много молодёжи. Каждый из них кого-то потерял. Абсолютно каждый. В минувшие выходные проводилась панихида по всем павшим в боях. Но сегодня был совершенно особенный День памяти: посвящённый только трём героям. Волшебники выстроились в бесконечную вереницу и смиренно ждали возможности возложить цветы и подношения к заветным надгробиям. Они воспевали героев, плакали и не переставали благодарить троицу, ушедшую в мир иной, за принесённую ими жертву. И, хотя на торжестве собрался практически весь Лондон, как волшебный, так и большая часть магловского, тем не менее, прибытие одного человека взволновало всех присутствующих. Повсюду послышались шёпот и пересуды, многие принялись оборачиваться в попытке рассмотреть его, и дети засновали в толпе, спеша поделиться друг с другом этой новостью: — Он здесь! Невилл Лонгботтом протиснулся сквозь толпу и вышел навстречу появившемуся мужчине, который держался чуть поодаль от всех. До него тоже донеслись обрывки разговоров, но он с трудом мог поверить, что этот человек действительно пришёл. — Мне здесь не рады? — спросил Драко Малфой. Он держался непринуждённо. Взгляд его серых глаз был непроницаем, а на плечах красовалась лучшая парадная мантия. Светлые волосы доходили до плеч. На предплечье Малфоя восседала крупная, царственного вида птица с белоснежным оперением в тёмную крапинку. Глаза её покрывал бархатный клобучок, а лапы были связаны мягкими путами. Невилл предположил, что это была одна из разновидностей сокола. Внешностью Малфой теперь поразительно напоминал своего отца. — Ты просто застал нас врасплох, — выйдя из ступора, ответил Невилл, взвешивая каждое слово. — Я не ожидал, что ты придёшь. Никто не ожидал. По крайней мере… Не сегодня. — Но я получил приглашение, — тихо ответил Малфой и достал из-под мантии блестящий белый конверт, как будто от него требовали предъявить доказательства. — Тебе здесь рады, — вежливо заверил его Невилл. — Ты потерял не меньше, чем мы. И ты пришёл на помощь Гарри в последней битве. Малфой действительно сумел удивить их всех. Казалось, он до последнего был на стороне Волдеморта и преданно служил этому безумному волшебнику даже после того, как были убиты его отец, мать и Снейп. Однако в переломный момент войны именно Малфой помог армии Дамблдора пробраться во вражеский стан. Именно он привёл Гарри в убежище к Волдеморту, где они оба встретили свою смерть. Невилл не удержался и добавил: — И всё же, я не думал, что увижу тебя здесь. — Я пришёл отдать дань уважения, — сухо парировал тот. Невилл моргнул: — Да, разумеется. Толпа расступилась перед ними. Эти двое — одни из немногих оставшихся в живых, чьё поколение в учебниках по истории окрестили «потерянным поколением Хогвартса». Из ста пяти учеников со всех четырёх факультетов, которые должны были выпуститься вместе с Невиллом, войну пережили только двадцать. Из этих двадцати остались только один гриффиндорец и один слизеринец. Невилл и Драко. Они действительно были последними. Три строгих надгробия венчали холм, обнесённый элегантной кованой оградой, ворота которой сейчас были открыты для посетителей. Земля вокруг ограды была усыпана цветами, фотографиями и подношениями. Когда они приблизились к могилам, то заметили Римуса Люпина, стоявшего там в одиночестве. У него был крайне измождённый вид: лицо выглядело усталым и осунувшимся, преждевременная седина выбелила все волосы, а нога была безнадёжно покалечена. Казалось, что за эти несколько месяцев он постарел лет на пятьдесят. Когда он встретился взглядом с Малфоем, его глаза налились ненавистью, и он весь подобрался, как будто перед прыжком. Драко неуверенно остановился, замерев в ожидании, но Люпин вдруг резко поник, съёжившись, будто смятый листок пергамента. У него не осталось сил поддерживать огонь охватившей его ярости. Он был полностью опустошён. Люпин устало протянул трясущуюся ладонь, и они пожали друг другу руки. Это движение растревожило сокола, который возмущенно заклекотал, и хозяин поспешил успокоить птицу. — Хотел бы я винить тебя во всём, — прохрипел оборотень, глядя на молодого волшебника слезящимися глазами. Горе отпечаталось на его лице. — Я хотел бы винить себя, я хотел бы винить каждого, — его голос сорвался в конце, сдавленный спазмом в горле из-за нахлынувшей скорби. — Все, кого следует винить, мертвы, — ответил Малфой, обманчиво спокойный тон его голоса таил в себе свирепые нотки. — Знаю, но я желал бы ещё раз отправить их на тот свет, разорвав на части собственными руками. Как же тяжело, невыносимо тяжело. Я чувствую себя таким старым и никчёмным. Скольких мы потеряли. Не уцелел никто, ни умудрённые годами волшебники, ни совсем ещё не познавшие жизни юнцы. Дамблдор, МакГонагалл, Снейп, Грюм, Тонкс, все Уизли, за исключением Перси, чёрт бы его побрал. Я бы с радостью променял этого проклятого труса на любого из них. И дети... бессчётное множество детей. Столько имён, что всех и не перечесть, — горькие слёзы текли по его щекам, и он стиснул зубы, пытаясь взять себя в руки. — Я направил в Министерство предложение создать на этом кладбище мемориал в память обо всех погибших волшебниках, — тихо сказал Малфой, мягко оглаживая шелковистые перья на груди своего питомца, отчего птица издала довольную трель. — Уверен, что его поддержат. И тогда здесь возведут стену памяти, на которой увековечат имена всех погибших в этой войне. — Достойная идея, Малфой. Спасибо. — Римус выпрямился, тяжело вздохнул и утёр слёзы сложенным платком. — К сожалению, это единственное, что я могу теперь сделать для них, — с горечью усмехнулся Малфой. — Как бы бесполезно это ни было, я никак не могу избавиться от чувства... что я должен был умереть там вместе с ними. — Я чувствую то же самое, — прошептал Невилл. — Я должен был умереть вместе с Джинни. Взгляды всех трёх мужчин невольно устремились к надгробиям, и Малфой шагнул к ближайшей мемориальной плите. — Рональд Лэнс Уизли. 1981— 2003. Храбрый воин, любимый сын. Он мужественно отдал свою жизнь ради окончательного поражения Волдеморта, — Малфой сделал паузу, а затем тихо продолжил: — Он пал в бою, сдерживая натиск Пожирателей смерти, и перебил большинство из них в том коридоре. Именно благодаря ему Гарри смог добраться до Волдеморта. Люпин и Невилл порывисто вздохнули. Им обоим не удалось пробраться в самые глубины логова Волдеморта. Среди горстки людей, выживших в последней битве, Малфой знал больше остальных о том, что произошло в под самый конец сражения. Он повернулся ко второму надгробию, посередине, и, заколебавшись на краткий миг, всё-таки прочёл: — Гарри Джеймс Поттер. 1981— 2003. Мальчик, который выжил, чтобы стать Мужчиной, который победил Тьму. Благодаря тебе мрак рассеялся и восторжествовал свет. Память о тебе будет жить в нас и бережно храниться во все времена. — Ты видел, что случилось с Гарри? — спросил Люпин, его голос был тихим, но в нём отчётливо слышалось отчаяние. Ему нужно было знать, что стало с последним из тех, кого он считал своей семьей. Последним наследником Мародёров. Малфой медленно покачал головой, не в силах выдержать умоляющий взгляд Люпина: — Я проводил его до двери. Волдеморт знал, что проиграл. Он отступал. Поттер пошёл за ним. Он запечатал дверь, чтобы я не смог последовать за ним. Я слышал его крик после того, как он вошёл туда. Волдеморт, вероятно, устроил ловушку прямо на входе. Уверен, Поттер был смертельно ранен, как только переступил порог. Чудо, что он продолжил сражение. Он отказывался умирать до тех пор, пока не убил Волдеморта. Если бы только он, как глупец, не запечатал дверь... может быть, тогда я смог бы ему помочь. Ненависть к себе, сжигавшая его изнутри, так и норовила вырваться наружу. — К тому времени... скорее всего, ему уже нельзя было помочь, — хрипло отозвался Невилл, кладя руку на плечо Малфоя. — Думаю, ты прав, — глухо согласился Малфой, медленно шагнув вперёд, чтобы встать перед последним надгробием. Он уставился на надпись с непроницаемым выражением на лице, а затем присел так, чтобы оказаться на одном уровне с плитой. Сокол зашипел от неловкого движения и в ответ раздражённо дёрнул Малфоя за волосы. Он проигнорировал своего питомца и прочитал вслух: — Гермиона Сабриэль Грейнджер. 1981— 2003. Любимая всеми, кто её знал. Другой такой дорогой, храброй и прекрасной души, как эта, никогда не будет на земле. Ты стала нашим спасением, — его голос смягчился под конец фразы, и он достал из глубин своей мантии одинокую розу и положил её к остальным цветам перед постаментом. — Гермиона... мне так жаль, детка. Затем одним элегантным движением он поднялся и добавил с горечью: — Поттер собирался сделать ей предложение. Кольцо было у него в кармане, когда он пал в поединке. Этот глупец не должен был позволять ей сражаться. Гермиона была сильной ведьмой, но ей не следовало идти в бой, — в голосе Малфоя внезапно засквозило столько яда, что Невилл невольно попятился. Серые глаза белокурого волшебника застыли, превратившись в чёрный лёд: — Она была слишком хорошей. Он знал, что она не станет использовать смертельные проклятия даже во имя спасения собственной жизни. Может быть, ради чьей-то ещё она бы и решилась. Но, чтобы пойти на убийство, защищая себя, она была слишком чиста и невинна душою. Он знал это. Люпин отвернулся, на его глазах снова выступили слёзы: — Она никогда бы не осталась в стороне. Гермиона сражалась бы, несмотря ни на что. — Мы потеряли её в подземельях, — тихо проговорил Невилл, не сводя глаз с Малфоя, — когда их объяло огнём. Её тела так и не нашли. Сделав паузу, он осторожно продолжил: — Она была тебе небезразлична, Малфой? Губы блондина сжались, и он отвернулся: — Я ухожу. Кажется, я больше не в настроении для сегодняшнего торжества. Люпин и Невилл обменялись изумлёнными взглядами, когда Малфой, даже ни разу не оглянувшись, пошёл прочь, рассекая быстро расступающуюся на его пути толпу. — Малфой? — окликнул его Невилл. — Но почему...? Обернувшись, волшебник на миг помедлил с ответом: — Любимая всеми, кто её знал... — процитировал он глухим и безжизненным голосом. Невилл сделал два шага вслед за Малфоем, протягивая в его сторону руку: — Так ты любил её, Малфой? Он поперхнулся словами от подступивших слёз, хотя казалось, что он и так уже выплакал их целые океаны за последний месяц. Проведя столько времени в своём бесконечном горе, ему оставалось только удивляться, откуда брались новые слёзы, стекающие по щекам. — Она имела право знать! — выкрикнул он, едва не срываясь на рыдания. — Ты должен был сказать ей! Люпин положил руку на плечо Невилла. — Оставь его. В этот яркий, по-осеннему прохладный день люди продолжали праздновать и воспевать трёх храбрых воинов. Они будут и дальше чествовать своих героев, до тех пор, пока не затянутся раны, не притупятся воспоминания, а имена Золотого трио не станут лишь словами, бездумно нацарапанными на пергаменте каким-нибудь студентом Хогварта, изучающим Историю магии. И всё забудется.