О любви и озере

Цзян Ваньинь вернулся спустя почти год отсутствия — без каких-либо объяснений, словно ничего необычного не случилось. Просто на очередное приглашение на совет кланов не ответил отказом, а приехал лично. Пересылаемые им письма всегда были безукоризненно вежливыми, а указанные в них причины отсутствия — достаточно вескими, но все же несколько отказов подряд не могли не показаться подозрительными никому — и меньше всех отцу. Цзинь Цзысюань знал, насколько того сердило такое отношение и разделял его чувства. И все же это не было попыткой разорвать отношения: несмотря на отсутствие брата, дева Цзян несколько раз посещала Башню Золотого Карпа по приглашению матери, а их помолвку восстановили, пусть и день для свадьбы пока не выбрали. Цзинь Цзысюань никогда не думал, что будет счастлив этой помолвке до того, как она неожиданно оборвалась, но теперь мысли о ней наполняла его радостью и нетерпением. Если ничего не помешает, все будет улажено сразу после совета. Поэтому, несмотря на легкое раздражение, Цзинь Цзысюань был доволен, что Цзян Ваньинь наконец присутствует в зале. Вэй Усяня он, напротив, предпочел бы не видеть и дальше. До сих пор встречи с ним редко заканчивались хорошо, не испортил бы все и на этот раз. Весь день он черной тенью сопровождал Цзян Ваньиня — следовал не позади, а рядом, будто равный ему, наклоняясь, шептал ему что-то на ухо; как и во время войны, не носил с собой меч. Казалось, будто их обоих совсем не касались ни слухи, ходившие о них все это время, ни удивленные шепотки за спиной теперь. Даже удивительно, что здесь, во время собрания, он наконец занял место позади Цзян Ваньиня, как полагалось помощнику главы клана, а не устроился возле него. Сидя по правую руку от отца, Цзинь Цзысюань смотрел и удивлялся, где они пропадали весь прошедший год и когда Цзян Ваньинь успел стать таким уверенным в себе. Обсуждение разных вопросов длилось уже долго, когда отец наконец перешел к тому, что беспокоило его давно. Цзинь Цзысюань не сомневался, что до этого дойдет. — Есть один вопрос, который, думаю, беспокоит всех присутствующих: Тигриная печать. Вам не кажется, что настолько опасную вещь не стоило бы оставлять в руках одного человека? Орден Ланьлин Цзинь готов предложить свою помощь. Говоря об «одном человеке» отец смотрел на Вэй Усяня, но ответил ему Цзян Ваньинь: — Орден Юньмэн Цзян уже позаботился об этом. Печать уничтожена. Отец был опытным политиком и сохранил на лице прежнее выражение, пусть и вряд ли кто-то из присутствующих усомнился в том, что он недоволен полученным ответом. По залу прошел удивленный шелест. Цзинь Цзысюань не мог бы сказать, будто не рад уничтожению Печати: видел ее в действии и понимал, насколько она опасна. Знали и остальные. Вряд ли они поверили, но и высказывать свои сомнения вслух не станут, если промолчит отец. — В таком случае я рад, что главе ордена Цзян хватило здравого смысла разобраться с этим, — сказал он наконец. Цзинь Цзысюань не сомневался: это еще не конец, о Печати еще вспомнят — как и о прочем. После того, как завершилась война, многое изменилось, и кланы продолжали делить территории, упрочнять свое место в новом мире. Исчезнуть в таких обстоятельствах на год было глупо и опасно, но все-таки Цзян Ваньинь выглядел едва ли не самым спокойным человеком в зале. А за его спиной едва заметно улыбался Вэй Усянь. Цзян Ваньинь остановил его сразу после собрания, окликнул и направился быстрым шагом к нему. — Цзинь Цзысюань. — Глава клана Цзян. — Цзинь Цзысюань склонил голову в чуть более низком ответном поклоне. Относиться к Цзян Ваньиню, знакомому с детства и к тому же младшему, как к вышестоящему по положению, было все еще непривычно. Вэй Усянь остался в стороне, не спеша присоединиться к своему главе, и Цзинь Цзысюань был рад, что не придется иметь с ним дело. — Как здоровье вашей сестры? — Хорошо, благодарю. Я как раз хотел поговорить о ней. Приглашаю вас погостить в Пристань Лотоса: от ее имени и от своего. Сердце забилось чаще, радостнее. К этому тоже по-прежнему не удавалось привыкнуть. — Я с удовольствием навещу вас. — Хотелось встать на меч и направиться в сторону Пристани Лотоса сразу после совета, но такая поспешность смотрелась бы глупой и смешной, и Цзинь Цзысюань сдержал недостойный порыв. — На следующей неделе у меня как раз будет такая возможность. Будь Вэй Усянь рядом, наверняка и в этом увидел бы повод оскорбиться. Цзян Ваньинь спокойно кивнул, принимая его ответ. — Мы будем ждать вас. *** Он прибыл в Пристань Лотоса раньше оговоренного времени: подгоняло нетерпение и, даже вылетев вовремя, он мчался слишком быстро. Наверное, стоило спуститься в ближайшем городке и пересидеть в каком-нибудь трактире поприличнее, чтобы не показаться излишне торопливым, но желание поскорее увидеть деву Цзян пересилило гордость. К тому же, слуг с собой он не брал, а значит, некому было обратить внимание на непривычное для него поведение. Вид озера и Пристани Лотоса сверху завораживал — конечно, не сравнить с Башней Золотого Карпа, но все же резиденция на берегу озера смотрелась на удивление гармонично. Цзинь Цзысюань мысленно отметил для себя упомянуть об этом в разговоре с девой Цзян — наверняка она оценит похвалу своему дому, улыбнется мягко и благодарно. Думать об этом было приятно. Он приземлился неподалеку от причала и пошел к воротам. Когда прилетал в гости с матерью когда-то в детстве, не переставал удивляться, что на входе в Пристань Лотоса даже привратников можно было встретить не всегда, и орденские мальчишки свободно бегали к озеру и лоткам с едой неподалеку. Теперь на входе стояло двое адептов, несших караул, — видимо, сказалась война. Или смена хозяина Пристани Лотоса. Пока один из адептов помчался доложить о его прибытии, Цзинь Цзысюань прошел во внутренний двор и огляделся. Изнутри Пристань Лотоса почти не изменилась: все те же узкие дорожки среди каналов с водой, много резного темного от времени дерева и лиловый шелк флагов со знаком ордена, большое тренировочное поле чуть в стороне. Ходили слухи, будто резиденция Юньмэн Цзян была почти полностью сожжена во время нападения Вэней, но Цзинь Цзысюань не заметил следов огня и погрома. — Пристань Лотоса почти не пострадала во время захвата: Вэни собирались использовать ее как надзирательный пункт, — раздался за спиной голос Цзян Ваньиня, и Цзинь Цзысюань обернулся, злясь на себя за то, что позволил ему подойти так близко незамеченным; засмотрелся и отвлекся, еще и глазел по сторонам так, что тот сразу догадался о его мыслях. — Погибли только люди. — Приношу свои соболезнования. — В любом случае, слишком поздно — сколько уже прошло времени? Но Цзян Ваньинь кивнул, принимая их. — Рад видеть вас в Пристани Лотоса. В последний раз Цзинь Цзысюань был здесь еще в детстве — и тогда они оба явно не испытывали никакой радости от встречи друг с другом, даже не пытались показывать обратное. Столько всего изменилось за прошедшие годы. Цзян Ваньинь вел его в главный зал: после запутанной системы переходов и лестниц пустые, почти ничем не украшенные коридоры Пристани Лотоса всегда казались простыми, запомнились легко еще во время первого приезда. Дева Цзян была там, ее веселый смех он услышал раньше, чем увидел ее саму, — и удивился. В Башне Золотого Карпа она всегда была тихой, говорила мало, а ее смех, кажется, он и вовсе услышал впервые. Но ему нравились такие перемены. Цзян Ваньинь открыл дверь, и Цзинь Цзысюань сразу нашел ее взглядом. Улыбка удивительно красила ее: оставалось только удивляться, как она могла казаться ему невзрачной, слишком обыкновенной. — Дева Цзян. — Цзинь Цзысюань поклонился ей, только теперь понимая, что не заметил сидевшего на ступенях возле ее кресла Вэй Усяня — видимо, это он рассмешил ее. Сейчас уголок его губ кривился неприязненно, но до прихода Цзинь Цзысюаня он наверняка улыбался иначе. — Кажется, ты собирался быть только к ужину, — протянул он с наигранным удивлением. — Неужели так спешил? Наверное, не стоило начинать визит с ссоры, но Цзинь Цзысюань собирался сделать именно это. Обязательно сделал бы, если бы успел. — А-Сянь! Зачем ты так? — Она подошла к нему, и для Цзинь Цзысюаня перестало иметь значение, что там болтает этот несносный человек. — Пойдемте. До ужина еще есть время. Теперь они шли по другому коридору, ведущему во внутренний дворик с небольшим прудом и беседкой, как помнил Цзинь Цзысюань. Место тихое и уединенное, только для главной семьи — даже слуги почти не заходили туда. Вряд ли нашлось бы много орденов, где молодую девушку оставили бы в таком месте с мужчиной, пусть даже женихом. Но Юньмэн Цзян всегда славился более свободными нравами. Иногда говорили — распущенными, но теперь Цзинь Цзысюань заткнул бы любого, кто попытался бы дурно высказаться о семье его невесты. Дворик выглядел именно так, как запомнил Цзинь Цзысюань: небольшой, с каменными скамейками в тени вьющихся по деревянным балкам лиан. Дева Цзян присела на одну из них, и Цзинь Цзысюань опустился рядом. Он ждал обычных в таких случаях вопросов о том, была ли приятной его дорога, и уже мысленно подготовил ответы. У него никогда не было сложностей с тем, чтобы вести беседу, но почему-то в ее присутствии красноречие покидало его. Но дева Цзян заговорила о другом. — Я очень рада видеть молодого господина Цзинь в Пристани Лотоса. — И он снова почувствовал, как приличествующие случаю фразы разлетаются из ставшей разом пустой и легкой головы. — Я тоже очень рад видеть деву Цзян. — Как здоровье вашей матушки? — Благодарю, она в полном здравии. Провожая его, мать снова требовала, чтобы он не обижал деву Цзян, — но Цзинь Цзысюань и без того не собирался. — Вы же останетесь погостить у нас подольше? Цзысюань точно знал: она действительно хочет, чтобы он остался. И готовые уже было сорваться слова, что он приехал на пару дней, необъяснимо изменились. — У меня есть свободная неделя, я могу провести ее с вами. Произнести это оказалось так просто, а вознаградившая его ласковая улыбка окупала возможное недовольство отца тем, что он задержался слишком долго. Он привез ей в подарок украшения — золотые цветы на шпильках мягко поблескивали в проникающих сквозь листву лучах, складываясь то ли в пионы, то ли в лотосы. Возможно, дерзость с его стороны, но Цзинь Цзысюань хотел, чтобы у нее было что-нибудь более личное, чем обычные в таких случаях безделушки, такое, что могло напоминать ей о нем. — Такие красивые. — Тонкие пальцы взяли из его рук украшение, мягко коснулись цветка, провели по всей длине и замерли на чуть притупленном острие — и только тогда Цзинь Цзысюань понял, что уставился на ее руки до непристойного пристально, и поднял взгляд. — Я обязательно надену их. Теперь он смотрел ей в глаза, но, кажется, и это было недостаточно прилично: он не помнил, чтобы они были такие темные — будто глубины озера, начинавшегося почти у самых ворот Пристани Лотоса. Невозможно было не тонуть в них. С большой неохотой он перевел взгляд на листья лотосов в пруду. — В последний раз я приезжал сюда еще в детстве, — сказал он невпопад. — Да, с тех пор многое… изменилось. *** Ужин проходил в главном зале, но низкие обеденные столики стояли ближе друг к другу, чем Цзинь Цзысюань помнил по прошлым приездам. Место на возвышении, предназначенное для главы ордена и его супруги, осталось свободным: Цзян Ваньинь опустился за такой же, как у каждого из них, небольшой столик, место рядом с ним занял Вэй Усянь, предоставив им с девой Цзян сесть напротив. Цзинь Цзысюань был рад сидеть всего лишь на расстоянии вытянутой руки от девы Цзян — даже если это означало весь вечер видеть перед собой Вэй Усяня. Пренебрегая приличиями, тот оперся локтями о стол, положил подбородок на запястье. Черная флейта привычно торчала у него из-за пояса, но мечей ни у него, ни у Цзян Ваньиня при себе не было, и Цзинь Цзысюань почувствовал себя неловко от того, что не оставил Суйхуа в выделенной ему комнате и теперь он лежал рядом с ним. — У нас редко бывают гости, — словно извиняясь, произнесла дева Цзян. — Еще и Цзян Чэн не хочет сидеть, где ему положено, — вдруг заявил Вэй Усянь, и Цзинь Цзысюань растерялся от его какой-то озорной мальчишеской улыбки. — Говорит, не сядет, пока у Пристани Лотоса не появится хозяйка. А сам не ищет. И Цзян Ваньинь, удививший Цзинь Цзысюань во время собрания своей серьезностью и уверенностью, вдруг резко потянулся к Вэй Усяню, кажется, пытаясь отвесить подзатыльник, но тот увернулся. Выставил перед ним ладони, будто не он первым начал дразнить. — Не перед гостем. Вдруг показалось, что не было прошедших лет, войны и смертей, — а он сам все еще мальчишка, приехавший вместе с матерью в Пристань Лотоса: иначе бы зачем им вести себя настолько по-детски? В Башне Золотого Карпа никто бы не позволил себе за столом подобного поведения, тем более при госте из другого ордена. Цзян Ваньинь бросил на Вэй Усяня хмурый взгляд, но опустился обратно на свое место. —Хозяйка Пристани Лотоса — сестра. — Пока у нас ее не забрали в Башню Золотого Карпа. — Вэй Усянь снова посмотрел на него, и теперь его веселье выглядело мрачным. Цзинь Цзысюань сжал кулаки, еле сдерживая желание сказать ему что-нибудь злое, оскорбительное — желание не менее глупое, чем поведение Вэй Усяня. — И все-таки, предлагаю выпить за счастье сестры. Из стоявшего у него на столе кувшина он сначала плеснул в свою чашку, потом, не глядя, протянул в сторону руку и налил Цзян Ваньиню. По-прежнему не понимая, как реагировать на происходящее, Цзинь Цзысюань тоже наполнил чашу, поднял ее и так же, как они, выпил залпом. Сладкое тягучее вино обожгло горло, едва не заставив закашляться. Вэй Усянь продолжал наблюдать за ним, будто считал, что вино окажется для него непривычно крепким. — Она не твоя сестра, — словно со стороны услышал свои слова Цзинь Цзысюань. — Ошибаешься. — Улыбка Вэй Усяня стала еще шире. Цзян Ваньинь коротко кивнул, подтверждая. — Значит, те слухи не врали? Лицо Цзян Ваньиня застыло, и Цзинь Цзысюань понял, что вино все-таки было излишне крепким, раз он начал вести такие разговоры, будучи гостем. Его слова попали совсем не в ту цель, куда он метил. — Врали. Моим отцом действительно был Вэй Чанцзэ. А вот он был братом дяди Цзяна: дед не отказывал себе в плотских радостях. Хотя до твоего отца ему, конечно, было далеко. Цзинь Цзысюань дернулся, собираясь вскочил с места. — Пожалуйста, не ссорьтесь, — негромко попросила дева Цзян. Здесь, в Пристани Лотоса, ее голос словно имел особую силу. И неожиданно для себя Цзинь Цзысюань снова расслабился, взял в руки палочки, собираясь приняться за еду. — Прости, сестра. — Кривая усмешка исчезла с лица Вэй Усяня, теперь он казался гораздо спокойнее и даже как будто раздражал не так сильно. — Сестра выбрала тебя, и мы не возражаем, — сказал Цзян Ваньинь, будто забыв о сказанных раньше Цзинь Цзысюанем оскорбительных словах. — Поэтому надеюсь, что мы сможем стать одной семьей. Так и не начавший есть Вэй Усянь снова взялся за кувшин, наливая вино себе и Цзян Ваньиню. Кувшин Цзинь Цзысюаня неожиданно подхватили тонкие руки девы Цзян, и он мог только потрясенно смотреть, как они изящно наклонили его над чашей и хрупкий фарфор начал наполняться прозрачной, чуть мутной жидкостью. Раньше Цзинь Цзысюань видел такое, только когда за тем, чтобы чаша отца была полна, следили девушки из ивового дома, куда тот привел его впервые. Тогда он не понимал, насколько это выглядит одновременно непристойным и невинным. Дева Цзян налила немного и себе, коротко улыбнулась ему, ставя кувшин обратно на край его стола, и Цзинь Цзысюаню подумалось, что он всегда бы хотел принимать вино только из ее рук. Цзинь Цзысюань обвел взглядом всех их, сидящих рядом. Они и правда казались чем-то неуловимо похожими, как люди, у которых была какая-то общая тайна — о которой ему рассказывать не собирались. Они и раньше были такими, всегда сторонились его, когда бы он ни приезжал. Не дева Цзян, конечно: по слову матери та показывала ему Пристань Лотоса, водила к озеру — держалась робко и неуверенно, но дружелюбно, в отличие от брата и Вэй Усяня… обоих братьев, оказывается. А они наблюдали со стороны, будто подозревали, что он только ждет момента, чтобы обидеть ее. Сейчас они тоже наблюдали за ним — но иначе. Как будто были готовы принять, все-таки раскрыть тайну — если он сейчас не ошибется. Цзинь Цзысюань поднял чашку. — Я хочу выпить за семью. И понял, что выбрал правильные слова. *** Ночью чужой дом казался непривычным, полным незнакомых шорохов и скрипов. Цзинь Цзысюань думал, что после долгой, торопливой дороги и вина, сделавшего голову тяжелой, а мысли — медленными, он заснет быстро. Но вместо этого просто лежал в постели и невольно прислушивался. В Ланьлине в это время года было гораздо прохладнее, здесь же даже ночью влажная духота давила, мешала дышать свободно. А еще в Башне Золотого Карпа не было слышно плеска воды, шума деревьев. В какой-то момент ему даже почудился детский плач, а этого уже никак не могло быть: в этой части дома размещались только комнаты членов семьи и особо важных гостей — так сказала служанка, провожавшая его днем в комнату. Наконец, отчаявшись заснуть, он выбрался из постели и принялся одеваться, собираясь немного пройтись. Он никого не встретил в коридоре и дворе, адепты, охраняющие ворота, с поклоном пропустили его. Возле озера и правда дышалось легче: слабый ветер дул в лицо, разгонял легкую рябь по поверхности воды. Почти оглушительно потрескивали какие-то ночные насекомые. Цзинь Цзысюань отошел чуть в сторону от основного причала, ступил на неширокие мостки неподалеку, с которых открывался лучший вид на воду, а его самого не было видно от ворот Пристани Лотоса. Брошенная в воду ветка отозвалась коротким плеском: вода стояла достаточно низко, чтобы можно было сесть на край и свесить ноги, не намочив сапоги. Видимо, кто-то тоже нашел ночь хорошим временем для прогулки и даже для купания: на песке, чуть в стороне от пристани, лежали одежды. Приглядевшись, Цзинь Цзысюань понял — слишком знакомые: такой богатой вышивки и насыщенно-пурпурного шелка не могло быть ни у кого другого. Черные одежды тоже были весьма узнаваемы. Несмотря на ночь, поверхность воды просматривалась хорошо, и Цзинь Цзысюань медленно оглядывал озеро. Возможно, они отплыли куда-то дальше, либо затерялись среди листьев у берега. Задумавшись, он почти успел забыть о них, когда кто-то вынырнул в отдалении, смахнул рукой волосы с лица. Слишком далеко, Цзинь Цзысюань не смог бы точно сказать, кто именно из них, — в любом случае, скоро из-под воды показалась вторая фигура, попыталась утащить первую на глубину. Глупые детские игры, почти такие же как те, за которыми он тайком наблюдал в свой первый еще приезд в Пристань Лотоса, не решаясь присоединиться к ним. И все же было в них что-то странное. — Они любят плавать по ночам, — тихо произнес нежный голос над его плечом, и Цзинь Цзысюань едва не свалился в воду от неожиданности. Второй раз за день задумался настолько, что не заметил, как к нему кто-то подошел, — такого с ним не случалось со времен ученичества и даже тогда раздражало: идеальная добыча для какой-нибудь темной твари. — Особенно теперь: днем бывает слишком много дел. Дева Цзян бесшумно опустилась рядом с ним, лиловый шелк подола коснулся его руки, и Цзинь Цзысюань порадовался, что теперь достаточно темно, чтобы ни его стыда за собственную рассеянность, ни смущения от ее близости она не заметила. — Не ожидал встретить вас здесь. Опасно гулять одной в столь поздний час. Но дева Цзян только покачала головой. — Не в Пристани Лотоса. — Она улыбнулась. — К тому же я не одна, а с братьями. Цзинь Цзысюань невольно оглянулся на снова кажущуюся спокойной поверхность воды: как они заметят, если вдруг с ней что-то случится, когда только и делают, что ныряют? И как успеют на помощь? — Не сердитесь на них, они просто беспокоятся за меня, боятся отпустить в чужой дом. У нас никого не осталось, кроме друг друга. — Я не сержусь. — Действительно, после не самого приятного начала остальной вечер прошел хорошо: задирать его Вэй Усянь перестал, а с Цзян Ваньинем они и раньше не враждовали. Вряд ли они смогли бы стать хорошими друзьями, раз уж и в детстве не сложилось, но общаться без взаимных оскорблений, хотя бы ради того, чтобы не огорчать деву Цзян, было в их силах. — В следующий раз, когда захотите погулять, можете звать меня, — предложил он — и сам в первый момент оробел от своей дерзости, засомневался, не поймет ли его дева Цзян неправильно. — Я очень благодарна молодому господину Цзинь за предложение, — сидя рядом с ним она поклонилась, и теперь руки коснулся не только шелк одежд, но и прядь волос, вызвав приятную дрожь. И она не отказалась, не выглядела оскорбленной. Ночь и правда многое меняла: слова давались проще, были возможны самые невероятные поступки. Цзинь Цзысюань осторожно положил свою руку поверх ее, и она не оттолкнула, не показала ни словом, ни жестом, что его прикосновение ей неприятно. Скорее наоборот. Цзинь Цзысюань оглянулся на воду, почти ожидая, что кто-нибудь из ее братьев вынырнет рядом, расценив его поведение как угрозу для сестры. Но даже их по-прежнему не было видно. Он вдруг понял, что его беспокоило: находились под водой они гораздо дольше, чем был способен любой, даже самый тренированный, человек. Как озерные гули, которыми он, едва не плача от злости, обзывал их в детстве после того, как они заметили его, спрятавшегося за толстым стволом ивы, и стащили в воду, намочив его нарядные одежды. Глупые детские обиды отпускали медленно. Ни Цзян Ваньинь, ни даже Вэй Усянь на гулей похожи не были. Рука девы Цзян мягко пошевелилась под его ладонью, отвлекая. Она казалась прохладной, и Цзинь Цзысюань подумал, не пора ли им вернуться. — Вам не холодно? — Совсем немного. Вы могли бы проводить меня домой? Цзинь Цзысюань даже не смел ожидать, что его желание исполнится так скоро. Он поднялся на ноги, протянул руку, чтобы помочь подняться ей, уже заранее жалея, что ворота слишком близко и путь до Пристани Лотоса займет совсем немного времени. Оглянувшись, он увидел показавшиеся над поверхностью воды головы и снова так и не смог различить в темноте, кто из них где. Руку дева Цзян у него так и не отняла, а он сам был слишком взволнован, чтобы заметить, что по-прежнему бережно сжимает ее в своей показавшейся в сравнение с ее большой ладони. Заметил только у самых ворот и торопливо выпустил, наверняка залился краской: тонкая светлая кожа, его личное благословение небес, иногда оказывалась проклятием. Дева Цзян чуть склонила голову, посмотрела благодарно, но, когда они прошли мимо охранявших ворота адептов и оказались в тени коридора, сама взяла его за руку — и в ответ сердце забилось, кажется, где-то в горле. Ее покои оказались совсем недалеко от его комнаты, и, уже отворив дверь и собираясь уйти к себе, дева Цзян ласково сжала его руку на прощание. — Приятных вам снов, молодой господин Цзинь, — сказала она. И Цзинь Цзысюань уже был почти уверен, кто будет в его сегодняшних снах. Как будто до сих пор отчетливо чувствуя ее прикосновение, он кое-как добрался до комнаты, рухнул на постель, едва скинув верхние одежды. Ночь больше не казалась душной и тревожной, теперь она напоминала темные глаза девы Цзян, и он легко погрузился в сон, будто в глубины озера. *** Утром все произошедшее вчера казалось сном: приятным, удивительным и совершенно невероятным. Выглянув из окна, он понял, что времени уже гораздо больше, чем прилично для пробуждения, особенно в гостях. Но когда он, умывшись и приведя себя в порядок, вышел во двор, увидел не так много людей. Только несколько слуг, да тренирующиеся на площадке адепты: во время войны, а особенно после нее, желающих вступить в прославленный орден, сумевший сохранить статус великого, несмотря на почти полное уничтожение, более чем хватало. В отличие от Пристани Лотоса, Башня Золотого Карпа, тихая по ночам, была заполнена людьми и шумом днем — возможно, именно непривычный покой этих мест и помешал ему проснуться вовремя. В любом случае, он не жалел об этом, чувствовал себя выспавшимся и счастливым. Во внутреннем дворике, где они вчера разговаривали с девой Цзян, ее не было — зато обнаружился Вэй Усянь. Сидел, поджав под себя ногу, и крутил в пальцах флейту, ловко перехватывая пальцами черным бамбук с так и мелькавшей красной кистью. — Сестра на кухне, — сообщил он, пропуская какое-либо приветствие. — Хочет сегодня приготовить что-то особенное. Сходи к ней — думаю, она будет рада. Только не съедай весь суп, оставь и нам. Мельтешение кисти остановилось. Цзян Ваньиня рядом не было: видимо, занимался делами ордена или уехал куда-то. Разговор был не для хорошего солнечного утра, и, наверное, ему вообще не следовало спрашивать об этом, но он не был уверен, что потом ему еще выпадет возможность застать его одного. — На прошлом совете кланов Цзян Ваньинь сказал, что Тигриная печать была уничтожена. Это так? Вэй Усянь пожал плечами. — Спрятана. — И не давая Цзинь Цзысюань времени возмутиться, добавил: — В любом случае, это почти одно и то же: я не собираюсь ее использовать. Он не дразнил, выглядел серьезным — наверное, именно это окончательно убедило. Несмотря на сомнения, Цзинь Цзысюань ожидал другого ответа: даже если Печать все еще существовала, с чего бы ему раскрывать эту тайну так просто? — Тогда зачем ты ее оставил? — Был слишком занят, чтобы заниматься ею сейчас. — Снова показалось, будто Вэй Усянь проверяет его, смотрит, как он поведет себя в неприятной ситуации. Цзинь Цзысюаню это не нравилось, но и гнева, который обязательно должен был прийти от такого обмана, он не чувствовал. — Думаешь, тебе кто-то поверит? — Поэтому мы и сказали, что она уничтожена. Считаешь, твой отец позаботился бы о ней лучше? — Еще вчера Цзинь Цзысюань бы с ним разругался, возможно — подрался. Сейчас он сел на соседнюю скамейку, пытаясь разобраться в себе. Он догадывался. Еще тогда, на совете, глядя на улыбку Вэй Усяня, понимал, что все не может быть так просто, но считал обманутым и Цзян Ваньиня. Цзинь Цзысюань привык отделять Вэй Усяня от остальных заклинателей — скорее всего, просто из-за того, как заносчиво он себя вел, не носил меч, подчеркивал одеждой и словами то, что он не с ними. Но Цзян Ваньинь точно знал о Печати: после вчерашнего вечера Цзинь Цзысюань не сомневался: они гораздо ближе друг другу, чем можно было ожидать. — Ну так что, сразу полетишь в Башню Золотого Карпа рассказывать новости или потом? — Вэй Усянь подбросил флейту, поймал ее, снова начиная крутить между пальцами. — Нет. Действительно будет лучше, если она останется у тебя, — ты же ее создал. Возможно, ему показалось, но Вэй Усянь как будто удивился вполне искренне. — Знаешь, я чуть ли не впервые думаю, что сестра не ошиблась, выбрав тебя. — Не нужно мне твое одобрение! — Ты немного похож на Цзян Чэна, — сказал он вдруг, наклонился чуть ближе. Его глаза были такие же бездонные, как у девы Цзян. Цзинь Цзысюань встал, собираясь уходить. Но снова вспомнил кое-что. — Я слышал детский плач. — Едва уловимый, как будто издалека, но все-таки достаточно отчетливый, чтобы не считать его игрой собственного воображения. — В этой части Пристани Лотоса есть дети? — Да. У нас с Цзян Чэном. Почему тебя это удивляет? — Значит, у Пристани Лотоса все-таки появилась хозяйка? — Хозяйка Пристани Лотоса — сестра. — И откуда тогда дети? — Сами родили. Цзинь Цзысюань возмущенно вскинулся, когда Вэй Усянь рассмеялся. Его право не рассказывать, но мог бы обойтись без своих глупых шуток. — Все, я пошел к деве Цзян. — Да иди уже, она тебя ждет. И не забудь оставить нам суп. Запахи кухни и особенно того супа напоминали о истории, за которую ему было стыдно тогда и тяжело вспоминать до сих пор. С другой стороны, не случись этого недоразумения, и он бы никогда по-настоящему не оценил деву Цзян. Она стояла у стола, с аккуратно подобранными рукавами, чтобы не замочить во время готовки, и Цзинь Цзысюань на миг замер, разглядывая ее тонкие бледные запястья. — Хорошо ли спалось молодому господину Цзинь? — Она оглянулась, золотые шпильки с до неприличия похожими на пионы цветами в ее прическе сверкнули на солнце. — Очень хорошо, благодарю. Сны, которых он ждал, так и не явились, но спал он крепко и долго. Цзинь Цзысюань сел на скамью рядом со столом и только тогда подумал, что, наверное, стоило спросить разрешения, — но чем дальше, тем меньше он чувствовал себя здесь гостем и оттого забывался. — Вы голодны? И, Цзинь Цзысюань, пусть до этого не хотел есть, кивнул. Суп был густой, с мясом, резными дольками лотоса и яркими вкраплениями перца. Не совсем такой, как она готовила в военном лагере в Ланъя, гораздо лучше. Цзинь Цзысюань сделал первый глоток ароматного бульона, и он согрел изнутри. Кажется, он начинал понимать, откуда взялись опасения Вэй Усяня, что он им ничего не оставит. — Вам нравится? — Дева Цзян присела рядом, смотрела на то, как он ест. — Очень. — Я рада. — Ее улыбка согревала даже лучше, чем суп. Доев, Цзинь Цзысюань предложил погулять — если у девы Цзян нет других, более важных дел. Но еще раньше, чем спросил, чувствовал, что пока он здесь, он может распоряжаться всем ее временем: она давала понять это тем, как ждала, пока он доест, как шла рядом с ним вчера вдоль озера. Быть центром ее внимания оказалось приятно, оно не тяготило, как когда-то в детстве. Тогда ему казалось, будто ему навязывают ее, теперь, наоборот, боялся потерять. Выйдя из кухни, она сделала несколько шагов в сторону, ведущую к внутреннему дворику, но Цзинь Цзысюань остановил ее. — Там сейчас Вэй Усянь. Давайте пройдемся возле озера? И только потом понял, что это прозвучало так, будто ему непременно хочется остаться с ней наедине. Но так и было на самом деле — и дева Цзян, кажется, не видела в его желании ничего предосудительного. Днем озеро выглядело иначе: те же листья лотосов, пристань и мостки, но, освещенная солнцем, вода не казалась темной, не чувствовалось той ночной загадочности. Такие места всегда были опасны — достаточно было вспомнить Бездонный омут, заведшийся когда-то возле Цайи во времена его ученичества в Облачных Глубинах, и то, сколько беспокойства он принес ордену. А гули теперь развелись даже в небольших озерах и реках Ланьлина: слишком много мертвецов оставила после себя война. — Наверное, вам часто досаждают гули: столько рыбацких деревень вокруг, много кораблей на торговых путях. — Он не стал упоминать войну, чтобы не расстраивать ее. О гулях, наверное, говорить тоже не стоило, но только сейчас он задумался, что мало знает о ней: нравится ли ей поэзия и каллиграфия? На каких инструментах она играет? Нечисть была тем, в чем среди заклинателей разбирались все. — В последнее время их почти нет. Теперь здесь безопасно. Скажи ему об этом кто-то другой, и он бы не поверил. Но ей он был готов верить даже в том, что казалось невозможным. Они шли все дальше вдоль берега, и он снова не знал, о чем говорить, и мучительно пытался подобрать слова. Ночью все было гораздо проще, понятнее. — В детстве мне рассказывали, что в Юньмэн Цзян дети учатся плавать раньше, чем ходить. Дева Цзян едва слышно засмеялась, прикрывая рот ладонью, и Цзинь Цзысюань почувствовал себя увереннее. — Они почти правы. Жизнь ордена связана с озером. — И вы тоже умеете плавать. Она кивнула. — Все в Юньмэн Цзян умеют. Представилось, как дева Цзян только в нижних одеждах заходит в озеро, как намокшая ткань облепляет ее тело... Теперь был день, и темнота не могла скрыть его покрасневшее лицо. Но дева Цзян тактично сделала вид, что не заметила его смущения. — Если хотите, тоже можете искупаться. Вода в это время года теплая. — Возможно, когда-нибудь потом. Цзинь Цзысюань никогда не любил воду. Конечно, умел плавать — часть подготовки учеников Ланьлин Цзинь, — но удовольствия в этом он не видел. Даже охотно и явно с радостью плещущиеся в воде ученики Юньмэн Цзян, которых они видели по пути сюда, были неспособны изменить его отношение. В любом случае, дева Цзян вряд ли бы составила ему в этом компанию — он не мог посметь даже о том, чтобы спросить ее. А тогда и смысла в купании не было. Дева Цзян шла рядом с ним и улыбалась так, будто знала все, о чем он думал. *** Наверное, он выспался утром: сон снова не шел. Но в этот раз Цзинь Цзысюань не стал дожидаться, когда посторонние звуки и мысли начнут сводить с ума, а сразу оделся, собираясь идти к озеру, — почти надеясь застать там деву Цзян, с которой расстался совсем недавно, или хотя бы ее братьев. Может, даже сам бы собрался поплавать. Хотя, вспоминая детство, с ними бы он решился плавать в последнюю очередь. В коридоре было темно и тихо, но, выйдя на веранду, он едва не наткнулся на Цзян Ваньиня, стоявшего у деревянного ограждения, — и почувствовал разочарование от того, что сегодня тот не пошел на озеро. Цзян Ваньинь смотрел во двор, скорее всего, думал о чем-то, и Цзинь Цзысюань невольно замер, разглядывая его широкие плечи и туго стянутую поясом талию, собранные в пучок волосы. Он всегда выглядел так, будто война для него до сих пор не закончилась. Сегодня он вернулся только к ужину, выглядел усталым и сердитым — видимо, донимали какие-то проблемы. За столом Вэй Усянь как будто чаще подливал ему вина, а дева Цзян смотрела с большей заботой, чем обычно, но разговоров о том, где он был, не велось. Тогда Цзинь Цзысюань посчитал неуместным проявлять любопытство, не собирался спрашивать и теперь. — Снова идете к озеру? — спросил Цзян Ваньинь, не оглядываясь, и, поняв, что его заметили, Цзинь Цзысюань подошел и стал рядом с ним. В свете факела черты его лица казались мягче. В отличие от девы Цзян и Вэй Усяня улыбался он редко. — Собирался. Но теперь не уверен. — Не было смысла идти к озеру, когда вчерашний вечер все равно не повторится. Одному ему там нечего было делать. – Просто не могу заснуть. Цзян Ваньинь кивнул, принимая его объяснение. — В Юньмэне сейчас жарко — скорее всего, вы просто не привыкли. Дело было не только в жаре: казалось, будто сам воздух к ночи становится тяжелым — вызывал смутные чувства и желания, иногда настолько навязчивые, что они казались наваждением. По крайней мере, дети, которых он слышал, оказались настоящими. Он спросил у девы Цзян, когда они вернулись после прогулки, и она охотно показала ему их. Обычные дети, с такими же темными, как у их отцов и девы Цзян глазами, окруженные заботой и роскошью, как и ожидалось от детей главной ветви клана. О том, где их матери, дева Цзян не сказала, а сам он не спросил — почему-то тогда это показалось несущественным. Цзинь Цзысюань не собирался говорить ни о чем из этого Цзян Ваньиню. — Возможно, причина именно в этом, — согласился он. — Сходите к озеру. Меня оно всегда успокаивает. Вспомнилось, как вчера наблюдал за ним с Вэй Усянем, — и как редко видел их поднимающимися на поверхность. Наверное, под водой действительно прохладно и спокойно. Ночь была жаркой, но Цзинь Цзысюань почувствовал, как по спине пробежали мурашки. — Подозреваю, для этого надо родиться и вырасти в Юньмэн Цзян. — Цзинь Цзысюань покачал головой, чуть улыбнулся, показывая, что не подразумевает ничего плохого. — Мне не нравится, когда вокруг много воды. Цзян Ваньинь пожал плечами. — И все же вы тоже можете искупаться, если вам захочется. Озеро примет вас. Впервые за их разговор Цзян Ваньинь улыбнулся, и его улыбка казалась холодной, как источники на глубине озера. *** В эту ночь он так и не пошел на озеро — вернулся к себе сразу после того, как, пожелав ему спокойных снов, ушел с веранды Цзян Ваньинь. Проходя мимо комнаты девы Цзян, Цзинь Цзысюань чуть замедлил шаг, прислушался — но за дверью было тихо. Час был поздний и, скорее всего, она давно уже спала. Возможно, дело действительно было в пряном душном воздухе Юньмэна. Или в разговорах, взглядах, почти неощутимых странностях этого места. Но сегодня сны все-таки пришли: живые и яркие. Непристойные. Ему чудилось, что ночные звуки в спящей Пристани Лотоса становились громче и тревожнее, пока он шел по длинным, гораздо более запутанным, чем наяву, коридорам до главного зала, где на застеленном лиловым шелком полу сплетались обнаженные тела. Дева Цзян и ее братья. Руки Вэй Усяня ласкали ее небольшую грудь, сминали мягко, чуть сжимая между пальцами соски, пока член Цзян Ваньиня входил в ее лоно. Цзинь Цзысюань никогда не осмеливался думать о ней так. И тем более — представлять ее вместе с кем-то из них. Он бы не знал, что делать, если бы такое происходило на самом деле. Но на самом деле это было невозможно. А во сне Цзян Ваньинь изливался в деву Цзян, запрокинув голову, и его длинные, не удерживаемые больше лентой волосы накрывали широкие плечи и гибкую спину. Прежде чем отодвинуться, он коротко целовал ее в губы, и она плавно, будто вода, подавалась ему навстречу, дотрагивалась до плеча так же, как иногда наяву. Но тогда они оба были одеты, в этом не было ничего непристойного. А здесь — было. Дева Цзян звала Вэй Усяня, и теперь его руки гладили ее бедра, его пальцы и член проникали в нее. Это было дико, чувственно и красиво. Во сне Цзинь Цзысюаня не мучила ревность, не беспокоило то, что совокупляясь, они совершали страшный грех. Он молча наблюдал за ними, стоя в проеме двери — до тех пор, пока с глухим стоном не выплеснулся Вэй Усянь. А после дева Цзян повернула голову, посмотрела прямо на него — и позвала таким же ласковым именем, как своих братьев. Он проснулся в отсыревшей от пота постели, чувствуя себя уставшим и возбужденным. В Ланьлин Цзинь не считали необходимым ограничивать желания плоти, и он двигал рукой по собственному окрепшему члену, а в темноте под закрытыми веками по-прежнему видел нежное хрупкое тело девы Цзян и ласкающие его сильные мужские руки, почти слышал, как дева Цзян зовет его. И, даже заливая липким семенем руку и постель, не почувствовал удовлетворения. Такие сны могли быть мороком — но в резиденциях кланов была хорошая защита, невозможно, чтобы сюда пробралась темная тварь. А тогда все это были его собственные видения. Значит, он был достаточно испорченным, чтобы ему снилось подобное, чтобы оно ему нравилось. *** — Ты ведь уезжаешь завтра? — напомнил Вэй Усянь за ужином о том, о чем сам Цзинь Цзысюань старался не вспоминать. Неделя прошла слишком быстро. Дни в Пристани Лотоса были заполнены солнцем, прогулками у озера и вниманием девы Цзян; душные ночи — липкими вязкими снами. Только на третий день вспомнив, что должен был вернуться в Ланьлин, он написал письмо матери — скорее всего, ее только обрадовало то, что он загостился, большую часть его жизни она сама настаивала на этом. Он отправил письмо с голубем — и больше не вспоминал об этом. А теперь уже пришел новый срок. — Тебя это радует? – Установившиеся с Вэй Усянем отношения были странными, больше всего похожими на затянувшееся перемирие, общение напоминало своими колкими фразами то, как тот разговаривал с Цзян Ваньинем. Цзинь Цзысюаню начинало нравиться. — Удивительно, но нет. Мы к тебе уже привыкли. Вэй Усянь улыбнулся непривычно мягко, как будто не дразнил, Цзян Ваньинь кивнул, подтверждая его слова. Но поверил Цзинь Цзысюань только тогда, когда ему на руку легла прохладная легкая ладонь девы Цзян. Он и сам привык — настолько, что уезжать не хотелось вовсе. Как и первый, этот вечер был полон разговоров и крепкого юньмэнского вина, кружившего голову. Вернувшись после в свою комнату, он, не раздеваясь, лег на постель, уже понимая, что снова придут сны, нездоровое возбуждение — и неудовлетворенность наутро. Этого не хотелось. Цзинь Цзысюань встал с постели и пошел к озеру. Он никого не встретил в коридоре, прошел мимо адептов на воротах и направился к тем же мосткам, где был в первую ночь. Сегодня там было тихо, спокойно — и совсем никого. Но сегодня ему никто и не был нужен. Цзинь Цзысюань снял прошитые золотом верхние одежды, а потом, подумав, и белые нижние, медленно зашел в теплую воду. И озеро приняло его. Возвращался он так же тихо и незаметно. Тени в коридорах становились гуще и темнее, звуки в спящей Пристани Лотоса — громче и тревожнее. Выпитое за ужином вино туманило мысли и путало движения. В главном зале горел свет — его было видно легкими отблесками на деревянном полу. Как и в своих снах, Цзинь Цзысюань подошел и открыл дверь. За ней, конечно, не оказалось устланного шелками пола и сплетенных в жарких объятиях тел. Они сидели чуть в стороне, все трое, руки Цзян Ваньиня и Вэй Усяня обнимали тонкий стан девы Цзян, гладили поверх одежды, иногда проникая под нее — пока еще неглубоко, ненадолго. Когда Цзинь Цзысюань вошел, все они посмотрели на него своими одинаково черными, как глубокая озерная вода, глазами. — А-Сюань? — позвала его дева Цзян, протянула к нему руки. И он пошел к ним.