тридцать четыре минуты

Это, блять, не секс, это падение. Лань Чжань даже не знал, что он так умеет. Очень хочется списать всё на алкоголь. Трабл в том, что он не пьян. А вот его партнёр – он, блять, даже не знает его имени – запрокидывает голову, заливая в себя остатки самбуки, прямо во время того, как Лань Чжань втрахивает его в стену. У него чёрные волосы, перекинутые на одно плечо, андеркат, который колется под ладонью Лань Чжаня на его затылке, алая лента, дважды обёрнутая вокруг шеи на манер чокера. У него смуглая кожа и закатывающиеся от наслаждения глаза. Он, если честно, ёбаная катастрофа. Они встретились тридцать четыре минуты назад. Лань Чжань предполагает, что тридцать четыре, может быть, уже больше, он едва ли заставит себя обернуться, чтобы взглянуть на проекционные часы, освещающие полумрак туалетной комнаты. Тридцать четыре! Хорошо, может быть, сорок девять. Он думает, что пятнадцать минут они точно трахаются. Он ничерта не думает. Он царапает зубами эту солёную кожу на приглашающе подставленном горле и сжимает пальцами обхватывающие его бёдра. В голове такой вакуум, какого не добьётся ни одна медитация. Возможно, ему стоит оставить этого парня себе – исключительно ради оздоровительных практик. Презентация новой линейки смартфонов Gusu 8.0 прошла на высоте. После неё хотелось простого человеческого заткнуть уши наушниками Gusu Earbuds A-Series и отправиться на пробежку, а потом выпить масала латте и лечь, блять, спать. А что мы имеем? Первые семьдесят шесть минут пребывания в Цинхе Не – этом дорогущем, мегапонтовом, ультралюксовом клубе – смешались в одно уродливое пятно цвета брезгливости и с привкусом прогорклой скуки. Лань Чжань так сильно ненавидит все эти тусовки. Он был вот настолько – расстояние между пальцами в эмодзи «окей» – близок к тому, чтобы возненавидеть собственного брата и его отвратительных друзей, которые таскают его на все эти афтерпати. Он потягивает гранатовый безалко мохито и с неудовольствием поглядывает на пьяного примерно на шесть запятая три из десяти Лань Сичэня, танцующего в компании массивного Не Минцзюэ и его миниатюрного парня, чьё имя Лань Чжань не запоминает из принципа. То, как они трое ведут себя друг с другом, заставляет его ставить почку на то, что у них был трисам, а он вообще-то очень ценит свои почки. Впрочем прямо сейчас взгляд Сичэня прикован к чему-то справа от Лань Чжаня. Он скашивает глаза в направлении этого голодного взгляда и замечает в нескольких метрах от себя высокого скуластого парня в фиолетовом кроп-топ худи. В каждой острой чёрточке его лица читается такое презрение к окружающей атмосфере, что Лань Чжань тут же проникается к нему. А потом всё взрывается. Парень крутится на барном стуле и привстаёт, опираясь локтями на стойку, чтобы окликнуть бармена. И больше не закрывает собой того, кто сидит рядом с ним. Того, кого тридцать четыре минуты спустя Лань Чжань втрахивает в стену туалетной комнаты. Лань Чжань вообще-то довольно правильный. Он соблюдает рабоче-семейные регламенты (аж три тысячи), признаёт ценность дисциплины и является гордостью строгого и очень правильного дяди. Не без нотки бунтарства, конечно, – иначе он был бы просто унылым. Недостаточно правильный, чтобы не забиться слева от плеча до щиколотки абсолютно разномастными тату, но достаточно, чтобы не ебаться в туалете с первым встречным. Впрочем, кажется, всё-таки недостаточно. У него даже презервативов не было, блять. Чёрта с два бы его это остановило, но красные губы растянулись в озорной улыбке, а в зубах оказался квадратик серебристой фольги. Тридцать четыре минуты, потраченные впустую. Нахуя он ждал так долго? Наверное, надо было познакомиться. Наверное, сверление взглядом с бегущей в нём светодиодной строкой «я выебу тебя через тридцать четыре минуты» не считается за знакомство. Наверное, блять, ему вообще не надо было сюда приходить, наверное, надо было воспользоваться тем, как набравшийся алкоголя и храбрости Сичэнь подошёл к парню в фиолетовом и перекрыл обзор, и свалить. Наверное, не надо было встречаться глазами с этой бестией и читать в этих глазах «ты меня выебешь». Пальцы обхватывают узкую бутылку и делают плавное движение вверх-вниз. Из тридцати четырёх минут остаётся ноль. Туалетная комната минималистичная и изысканная. У неё массивная дверь, отличная звукоизоляция и крепкие стены. Всё-таки Не Минцзюэ не выглядит как кто-то, кто не трахает своего бойфренда в туалете собственного клуба. Звукоизоляция, кстати, это лишнее. По скромному сегодняшнему мнению Лань Чжаня. Потому что он, блять, хочет, чтобы эти восхитительные стоны, слетающие с губ парня, пока Лань Чжань растягивает его, было слышно. Он хочет вырубить музыку силой мысли и заставить всех захлебнуться в зависти, потому что тот, кто издаёт такие стоны, достался не им. Песня меняется, и Лань Чжань больше не хочет её выключить, потому что синти-панк так идеально подходит этому блядскому безымянному парню. Наверное, они проебали момент, когда стоило узнать имена друг друга, но, в самом деле, не сейчас ведь это делать, когда член Лань Чжаня несдержанным рывком входит в открытое, разработанное отверстие. Он сам стонет, распахивает глаза, ловя пристальный взгляд своего партнёра. Чёрный зрачок расползся по радужке. Капли алкоголя стекают по подбородку. Той рукой, в которой нет бутылки, он ведёт по шее вверх, вплетается пальцами в волосы, тянет. Лань Чжань чувствует каждое кольцо на них. Губы приоткрываются. Парень делает ещё глоток, а затем прижимается ртом к этим приоткрытым губам, и Лань Чжань проглатывает сладкую пряность самбуки. Пальцы стискивают волосы, дёргают, голова запрокидывается, а шею прямо под челюстью обжигает засосом. Это слишком. Лёгкие отказывают. Лань Чжань крепче обхватывает его за талию и насаживает на себя, выбивает гортанный стон, перебивший очередной засос. Пользуясь моментом, он заводит свободную руку себе за шею и перехватывает запястье, пригвождает его к стене над головой. Парень смеётся, стонет и смеётся. Лань Чжань прикипает взглядом к тонким губам с нечётким от поцелуев контуром. Маленькая родинка под ними, резвый язык между них. Лань Чжань целует его снова и не хочет прекращать это примерно никогда. Парень сжимает его в себе, опустевшая бутылка выскальзывает из пальцев и падает ровно на сброшенные в ноги чёрную и белую рубашки. Она выдерживает встречу с полом, но звон бьющегося стекла всё-таки раздаётся – это разбивается что-то в мозгах. Три тысячи запретов продержались тридцать четыре минуты. Незнакомые зубы цепляют мочку уха Лань Чжаня, незнакомый язык жарко скользит по линии челюсти. Лань Чжань тянется рукой ниже и с нажимом касается пальцами растянутого вокруг его члена отверстия. Размашисто лижет подставленную шею, а затем впивается болезненным укусом. Парень всхлипывает, прерывисто дышит. И кончает, ни разу к себе не прикоснувшись. Ещё два толчка – и вслед за лёгкими отказывает вообще всё. Лань Чжань кончает, где-то на периферии мозга мечтая о том, чтобы сделать это не в презерватив, а прямо в прижатое к нему распалённое тело. Горячий лоб прислонён к холодной стене. Это было бы некомфортно, но между кафелем и его кожей – густой шёлк чёрных волос. Лань Чжань слушает расслабленное дыхание над своим ухом – даже самый удачный синти-панк не способен заглушить этот звук. Пальцы снова вплелись в его волосы – ласкают, массируют. Он почти готов замурлыкать, но вместо этого чуть поворачивает голову и хрипло шепчет: – Как тебя зовут? В ответ раздаётся искристый смех и такой же хриплый шёпот: – Вэй Ин. Лань Чжань выпрямляется, чтобы посмотреть в сияющие глаза. Вэй Ин находит его губы и втягивает в короткий мягкий поцелуй и проказливо улыбается: – Я пропустил презентацию. Расскажешь мне о функционале новых смартфонов, господин Лань?