__________
Bloodwitch - Motorcade
Восточный район играет огнями, тысячами ярких банеров и вывесок. Проскользнув через вечно вечереющий Юго-Восток, Чонгук оказывается в родной темноте, гонимый ветром в спину. Вампиры считают своим вторым именем слово «Тусовка», и стыд их за это явно не берёт. В отличие от размеренного ритма и приятной тишины Юга, здесь царствует и грохочет музыка из всех щелей, а стиль города похож на жертву соития готики и кибер-панка. Чон топает по оживлённой улице в такт какой-то инди-рок песни из очередного клуба, доброжелательно шипит и показывает пару клыков сородичам. Если вы слышите выражение «Он и мёртвого разбудит», тогда знайте, что это точно про Восток Ада и его неугомонных жителей, желающих испить все соки жизни после смерти. Пара девушек, выглядящих как Катрина Калавера, успевают поочереди втянуть Чонгука посреди площади в несколько танцевальных покруживаний прежде, чем он снова растворяется в шумной яркой толпе. Вампиры любят эпатаж, крайне большое количество внимания к собственной персоне, а также являются проклятыми эстетами до самых кончиков ног. А Чон, как глава района, — типичный представитель, хотя скорее даже гиперболизированный. Город пожирает вас за один присест, как и тысячи других, и вот вы уже клеточка определённого органа, вы уже часть огромного организма. Чонгук свой город слышит, он шепчет ему о том, как прекрасен рёв спорткаров, как глушит и заставляет трепетать крик толпы и как музыка плывёт по венам, заседает самой сладкой зависимостью. Только вот, стоит двери дома захлопнуться, так вся усталость накатывает гурьбой на плечи и давит к кафелю ниже и ниже. Щелкает замок, и шум смолкает, дымкой расползается по стенкам черепной коробки. Теперь хочется просто таблетку-шипучку от головы и прохладную ванну, чтобы смыть грязь. Холодные пальцы скользят по предплечью, и воспоминания о жгучих лучах солнца, что так приятно грели, мелькают перед глазами. — Может, тебе бокальчик вина налить? — Юнги появляется незаметно и укладывает мягкие ладони на спину, когда Чон только падает на кожаное кресло в ярко освященной гостинице. Он всегда вовремя являлся с грацией гордой породистой кошки и словно мурлыкал на ухо, согревая даже с отсутствием физического тепла. — Да, было бы просто волшебно... Чонгук откидывает голову назад, встречаясь с нежностью шелковой чёрной рубашки на вампире. Юнги дарит ему приятный взгляд бордовых очей, чуть прикрытых копной пепельных волос, а после ускользает к барной стойке с намерением откупорить за сегодня хотя бы бутылочку красного. Да, племянник у него что ни на есть замечательный! Если уж со своим братцем и его женой Чон не имеет общаться ни малейшего желания, то в Мине младшем он давно почерневшей души не чает, как и в его сестрице-близняшке Юнджи. И пусть из Чонгука крайне херовый старший сын, зато роль отвязного дяди играет, что надо, да так, что Юнги вместо собственных родителей и бабушки с дедушкой выбрал переехать к нему и ещё ни разу не говорил о том, что сожалеет насчёт этого. Мин — тот самый спокойный и внешне непоколебимый вампир, что изображает из себя стену белокаменную, но знает всех и присутствует на каждой глобальной вечеринке, а в главных слухах города буквально купается из ночи в ночь, настоящий серый кардинал. Да, он и вправду стена, однако та, у которой есть уши. И если бы Чон однажды потерял его из виду, то точно бы знал где искать, потому что там среди пышных платьев, костюмов-троек и маскарадных масок извечно мелькают лисий разрез глаз и еле заметная ухмылка тонких синеватых губ. Есть у Юнги один существенный минус, что неслабо капает на нервы. Минус проживает под покровительством Ким Тэхёна, что кажется венцом творения такого рода, как оборотни, и лишь строгим голосом затягивает разум склизкой волной раздражения и потайного желания раздвинуть колени и показать шею для метки альфы. Настолько мощны гормоны волка, что подобного хочется аж сильному вампиру. А вот любовничек Мина напоминает верного милейшего пёсика, либо Пак Чимин таковым является исключительно с Мином. И из-за своей безоговорочной родительской любви к племяннику Чонгук отхватывает на Южном районе, чтобы передать очередное письмецо с подарочком, ибо почта в Аду идёт медленнее приближения вечного к смертному одру. Чон ступить на землю волков Юнги самостоятельно не позволяет, это единственный запрет, что действует в их отношениях, потому что оборотни разборчивостью отличаются далеко не все, а хоронить куски младшего вампир наотрез отказывается. Чимин же, будучи правой рукой вожака, смеет отлучаться единожды в пару месяцев в гон на неделю. — Держи. Это то, которое ты любишь, — Мин ставит бокал на низкий столик, сверкая увешанной дорогими камнями и металлами рукой. Он сапфировый наркоман, готов драгоценностями себя осыпать сверху до ног, натуральная сорока. — Мне думается, что Тэхён в один из моих визитов всё-таки попытается вспороть мне брюхо, — посмеивается устало Чонгук и устраивается в кресле поудобнее. — Пора выкрасть твоего Ромео из плена семьи Монтекки, ты так не считаешь? — Будет тебе! Если мы заберём его, холодная война между нами точно укрепится ещё на пару сотен лет. А вожак не так прост, как кажется. У Чимина предположение, что он сохнет по твоим вампирским телесам, — Юнги многозначительно улыбается и скрещивает деловито пальцы на груди. — Знаешь, мне сказали, что каждый раз Тэхён, говоря о тебе, выглядит взбудораженным волком перед жаткой. Очень неоднозначно, верно? — Не неси чепухи в мой дом! — озадаченно давит смешок Чон. — Прекращай игры в сломанный телефон со своими слухами, племяш, твой старик скоро пару седых волос заработает. Младший привычно укладывает ладони на шею сзади, успокаивающее поглаживая, и продолжает загадочно растягивать губы. Автоматический свет в комнате отключается от отсутствия движения, дом заполняет темнота холодно-синего неба с неоновыми бликами живущих улиц через панорамное окно. Чонгук облегчённо выдыхает, когда родные руки обвивают в кольцо со спины и узкий подбородок падает ему на макушку. — Поживём-увидим, дядя...__________
Дротик прилетает ровно в центр мишени рядом с другими. В баре пахнет деревом и немного пивом, слышатся тихие разговоры за немногочисленными местами. Стул под Тэхёном зависает на двух ножках, пока ноги альфы покоятся на столе мёртвым грузом. В жёлтых глазах плавают оттенки скуки и апатии. Течение жизни в городе опять становится плавным и неспешным, треклятая жара цепляет кожу, от неё постоянно клонит в сон. Как бы не так, Киму на душе неспокойно, как пред началом бури. Не спасает и лёгкая ритмичная музыка из радио, женский высокий голос только раззадоривает оголённые нервы. Внутрь заходят три оборотня, крепкие и загорелые, как на подбор, но долго мнутся, заприметив раздражённого вожака. Тот одаривает всех нечитаемым взглядом и показывает жест рукой, мол выкладывайте. — Чимин так и не объявился с того момента, как начался гон. Мы прочесали всё на районе вдоль и поперёк, но ни его самого, ни запаха нет, будто испарился. — Пошла вторая неделя, он должен был вернуться, — рычит Тэхён и резко сбрасывает ноги со столика, заставляя парней вздрогнуть, как осиновые листья на ветру. Гормоны злого волка бьют по носам всех приближённых и внутреннее животное каждого из них сдерживает испуганный скулёж. — Реджун, ты за главного, я поеду порешаю. Ким быстрым шагом направляется в свою квартиру, чтобы через двадцать минут оказаться в старой потёртой машине, одетый на порядок теплее, чем следовало бы на Юге. Он чувствует, что без хладных ручонок вампиров это не обошлось. Его путь следует на Восток.__________
Здесь пахнет похотью, алкоголем, дорогой парфюмерией и кровью, куда без этого. Тэхён теряется в красках, звуках этой непрекращающейся вечеринки и ощущает себя не в своей тарелке. Найти Чимина через всю какофонию ароматов будет очень непростой задачей, но вожак хотя бы предполагает, где искать. Оборотень выходит из автомобиля и думает, что выглядит слишком приметно в чёрной водолазке, строгих серых брюках и с таким же пальто подмышку среди вампирской молодёжи всех цветов радуги, но все вокруг лишь приветливо машут и даже подмигивают. Да уж, дети ночи нынче без предрассудков. Самый известный клуб района «Тёмная сторона луны» выглядит словно замок из средневековых сказок, не считая долбящих басов из любой щели, огромного количества неонового освещения и десятка пляшущих тел. Ах, точно, а ещё парочки вышибал на главном входе, что привередливо осматривают каждого, кто желает попасть внутрь. Это становится главной проблемой. — Вы есть в списке? — грозный мужчина сканирует его бегло оценивающе, особое внимание уделив опасно сверкающим жёлтым глазам. Кажется, он заранее понимает ответ непрошенного гостя, поэтому поза становится более напряжённой. Не дав и слова сказать Тэхёну, в дверях появляется пепельноволосый парень с лёгкой ухмылкой на тонких губах. Явно не последний вампир в кругах местной буржуазии, раз охранники без лишних перепалок расступаются пред ним. — Пропустите. У него специальное приглашение. От мурлыкающего голоса мурашки по спине пробегают табуном, но его обладатель также быстро, как возникает, так и пропадает из виду, звеня массивными украшениями и оставляя после себя флёр престижа. Ким щурится от вспышек стробоскопа и сжимает челюсть, стоит войти в клуб, потому что он оказывается прав. Запах Чимина витает в воздухе еле слышно, значит оборотень здесь как минимум был. Тэхён ловит взоры, голодные и жадные, что непонятно хотят сожрать или выебать до потери пульса, они цепляют по скрытой тканью шее, по выпирающим запястьям, по длинным стройным ногам и персиковому безучастному лицу. Вампиры падки на экзотику, красивую внешность, а также обожают безбожно флиртовать с первым встречным, это лежит в их натуре обольстителей. Но взгляд, определённо прожигающий его затылок, будто желающий волосы сделать ещё на пару тонов светлее, трудно не узнать из толпы, это заставляет трусливо обернуться. Чонгук салютует оборотню бокалом, лежа на образном троне в вип-ложе. Он повелитель этого праздника душ в свете софитов, пред которым все вьются кубком почтенно шипящих змей. Чон слизывает с губ сладкую-сладкую кровь острым языком с металлическим шариком на кончике, не разрывая зрительный контакт. Клыкастая улыбка становится шире и шире, пока Тэхён решительно наступает всё ближе, от него прёт злостью до трепета приятно. — Что же мой волчонок забыл здесь? — вампир поднимается с изяществом балерины и встаёт на расстоянии двух шагов от гостя. — Где он?! — агрессивно и громко скалится Ким, обращая на себя внимание окружающих. В ответ раздаётся раздражённое цоканье. — Неприлично заявляться ко мне без спроса и сразу показывать зубки, кидаясь неоднозначными вопросами. Поверь, у меня тоже есть клыки, и тебе не понравится, если я их выпущу, — голос ниже на несколько тонов, чем обычно, дико пугающе. Тэхён чувствует холодное дыхание на собственном лице резко приближавшегося Чонгука, от которого доминирующую чёрную ауру можно кусками мастики отрывать. Волосы встают дыбом от мысли, что сейчас возможно все кости разом переломают. Тени вокруг нагнетают, нагнетают, а внутренний волк сбегает куда-то в глубины сознания. Ему крышка. Хотя нет, ему полный пиздец. Но судьба с ним мирится, наверное. Леденящий взгляд устремляется куда-то далеко за спину, в замершую толпу. Чон отстраняется и подаёт знак охране, те сразу направляются туда, где только что бегал его взор. К ногам подтаскивают сопротивляющегося демона, явно кто-то из низших чертей из самых окраин Ада. Тот бьётся в мёртвой хватке птицей и смотрит сквозь так испуганно. У Чонгука пустой бокал лопается в руке, оставаясь битым кровавым стеклом меж пальцев. — Кто-то в шпионов решил поиграть, как мило... Я уже пару ночей слежу за тобой, слизняк, — вампир плотно проходится ладонью по чужой щеке, разрезая кожу острыми мелкими осколками, смешивая горючие слёзы парня, чёрную кровь со своей. — Тем, кто пренебрёг гостеприимством Востока уготовлена худшая учесть, — отрывая глаза от искажённого болью лица, Чон с улыбкой обращается к народу. — Дети мои, ужинать подано. Пока вопящего демона раздирают на куски, Чонгук возвращается к Тэхёну без единой эмоции и вытирает руки об деловито предложенное полотенце от девушки из персонала. Здесь все уже привыкли к подобным зрелищам. Это совершается для эффекта запугивания всех, кто имеет плохие намерения, приходя на Восточный район, это предупреждающая казнь. — А ты, волчонок, за мной. Живо! Ким нервно сглатывает и идёт следом, не смея больше перечить. Фигура Чона возвышается среди остальных, окутанная чувством триумфа, какой-то безоговорочной власти над прочими. Заигравшись в свои кошки-мышки, он и забывает, каков на самом деле Босс Востока, и насколько плохо могут кончиться шутки с ним на его же территории. Оборотня, как молнией пробивает. Образ игривого, не представляющего опасности вампира лопается мыльными пузырями. И почему он раньше не видел, не замечал? У Чонгука широкие крепкие плечи вздымаются, обтянутые футболкой, словно второй кожей; бицепсы при любом движении перекатываются, а бёдра в кожаных штанах созданы шеи ломать в один щелчок. Он существо, прожившее больше Тэхёна минимум в два раза и кажущееся на первый взгляд безобидным, но предназначенное быть машиной для убийств. Оборотень для него не более, чем щенок, решивший полаять на Цербера. И даже уменьшительно-ласкательное прозвище «Волчонок» теперь имеет веское обоснование. Массивная дверь в мрачный кабинет открывается нараспашку с характерным металлическим звуком. Лампы на стенах включаются по очереди, заливая комнату тёплым слабым светом. Чонгук падает в кресло и вальяжно закидывает щиколотку, скрытую тяжёлым ботинком, на поставленное ровно колено, напрягшиеся мускулы ожесточают выражение пирсингованого лица в полутьме. Он даёт волю злости, пока Ким стоит натянутой струной от него через деревянный лакированный стол. — Надо быть виртуозным идиотом, чтобы припереться сюда в одиночку и рычать на меня в присутствии моих же подчиненных. Ты либо просто придурок, либо пиздецки самоуверенный придурок без тормозов и инстинкта самосохранения в придачу. Что же тебя, блять, побудило на такое безрассудство, вожак?! Ты знаешь же прекрасно, что я любому, кто грозит моим землям или родным, глотку вспорю без промедлений. Тебя не то что везение спасало, а то, что я знаю, что ты не из подлых сук, как те черти. Однако милосердие моё — акция одноразовая и недолго действующая, так что советую говорить чётко и честно, либо врать настолько убедительно, чтобы я не усомнился ни в одном твоём слове, — Чон сжимает пальцы, перебирает браслеты на запястьях, чтобы не перевернуть стол или что-то ещё к чёртовой матери. Тэхён мысленно просит себя не тушеваться и не трусить под напором вампира, что ему кое-как удаётся, хотя боль, бьющая по вискам с частотой пульса, активно этому мешает. Чонгук щёки кусает до крови, ответа ждёт. А от ответа явно зависит количество вдохов и выходов, отсроченных гостю. — Я ищу своего приближённого, Пак Чимина. Запах здесь повсюду, ещё свежий. Я уйду, как только получу его обратно, — Ким ладони в карманах брюк мнёт, думает, когда лучше обратиться, чтобы спасти жизнь и себе и своему нерадивому другу. — Вот же блядство, — констатирует факт вампир, потирая переносицу со сведёнными бровями. — Начали за здравие, кончили за упокой, называется. Оборотень макушку светлую набок склоняет в непонимании, что хочет тот растолковать таким образом. Для Чона же ситуация кажется до абсурда комичной, что глаз дёргается аж. Племянник получит по самые по ненасытной заднице, месяц будет полы драить заместо служанки в их доме, а может, что похуже, та посмешнее. Чонгук встаёт с места, хватает связку ключей и выводит Тэхёна обратно на танцпол. Тусовщиков заметно поубавилось. Уборщицы отмывают кровь от светлой плитки абсолютно безэмоционально, а вампиры оккупируют бар, заливая поздний ужин алкогольными шотами. От этого секундно перекорёживает. Они поднимаются на второй этаж с раздельными комнатами, и через громкую музыку в коридор еле-еле доносятся многочисленные стоны. Бордель в чистом виде, что можно ещё сказать. Дверь в самом конце, больше и красивее остальных, скорее всего ведёт в подобие президентского номера дорогущих отелей. Чон находит на глаз подходящую отмычку и без лишних комментариев проворачивает её в замочной скважине. Ручка поддаётся следом. Парней обдаёт концентрированным запахом секса, крови и Чимина, всё завершает тот самый флёр престижа, дорогих сладковатых духов. Юнги активно седлает своего альфу, но не успевает выпустить и стона, как глаза пересекаются с озлобленным взором собственного дяди и полным неподдельного шока — вожака с Юга. Мин агрессивно начинает кашлять, неуклюже накрывая себя с любовником смятым одеялом. — Я, конечно, дико извиняюсь, но, Мин, мать твою, Юнги! Почему из-за твоего Ромео у меня чуть не случается межрасовый, сука, конфликт?! Кто мне говорил, что Чимин уже добрую недельку назад укатал к себе до следующего гона, а?! — Чонгук не кричит, он делает хуже, он громко и чётко проговаривает каждое слово, что ударяет по голове кувалдой, заставляя раз за разом голову младшего опускаться ниже и ниже. — Ну, дядя... Как раз об этом, — Мин неловко улыбается, замечая, как глаза Тэхёна становятся от новостей всё больше и больше, и молится, дабы те не выпали под конец. — Мы с Чимином давно хотели сказать вам, обоим, — на последнем слове ставится особый акцент. — Мы собираемся пожениться и просим ваше благословение. Ким никогда не слышал до этого такого отборного вампирского мата без единого цензурного слова, при том, что каждое из них имеет в предложении лексическое значение. Он сам пребывает в некой прострации от ситуации, в которую точно не ожидал попасть. Юнги реакция Чонгука не удивляет от слова «Вообще». Чимин старается из-под одеяла не высовываться и только держит прелести любимого крепче, чтобы никто не смог отцепить; его волосы напоминают взрыв на макаронной фабрике, а персиковые щёки заливает немаленький такой румянец. — Чимин, ты уже.. — Тэхён многозначительно смотрит на Пака с немым вопросом, тот бегло кивает, поняв о чём речь. — Блядство. Запечатление — штука, с которой шутить при любом раскладе нельзя. А Чимин — романтик до мозга костей, даже если бы можно было, не стал бы. Осознавать, что твой самый близкий друг повязал себя на целую вечность с вампиром, даётся тяжело. Но Ким не был бы мудрым (в какой-то мере) вожаком, если бы не принял его решение. Чонгук же чувствует себя консервативным дедом на семейном празднике и от всполошившихся нервов достаёт из кармана портсигар. Чиркает спичка и комнату наполняет едкий дым. С первой затяжкой становится спокойней, со второй — желание убивать направо и налево падает в глубины сознания. — Ты же бросил курить, — говорит одевающийся Юнги, недовольно морща чувствительный нос. Пак, уже одевший хотя бы нижнее бельё, открывает окно, чтобы не чуять противного аромата тлеющего табака. — Я пиздабол, должен же быть твой дядя в чём-то неидеален, — усмехается привычно Чон, стряхивает пепел в хрустальную пепельницу на тумбе и передаёт половину сигареты Тэхёну, тот сродясь не курил, но тут воздержаться не может. — А вот теперь, когда я в здравом уме и рассудке, давайте поговорим, дорогие жених и жених. Повисает неприятная тишина. Ким тушит бычок, окружив Чонгука рядом терпким ароматом парфюма, и неловко треплет светлые волосы на затылке. Видимо предстоит длинный разговор.__________
Свадьба играет долго и пьяно добрые сутки. Вампиры всегда рады ещё одному поводу для вечеринки и активно раскрепощают зажатых оборотней в огромном клубе. Кто-то беспробудно пьёт, кто-то собачится, а кто-то занимает вип-ложе. Но праздник не меняет суть вещей. Чуда не происходит по щелчку пальцев, и все вечные с волками не начинают массовую дружбу народов. Такое кровосмешение считается исключением без порицания из-за высокого положения обоих женихов. Но это тоже можно отнести под оценку «устраивает». Положение вещей остаётся неутешительным: женатики неумолимо продолжают стоять на том, что Тэхён и Чонгук обязаны провести медовый месяц с ними, как самые близкие. И те, состроив обречённые лица, соглашаются под последующий визг довольного Юнги. Чон убеждается вновь, что он совершенно не умеет отказывать своему племяннику, а тот нагло это использует при удобном случае. Вожак же просто понимает, что чиминова обращённая туша уляжется на него при первой же попытке слинять обратно на юга и передавит все органы разом. Пак сам по себе невысокий, но крепкий парень с желтоватыми кудрявыми волосами и милой мордашкой, но в теле волка имеет мощь точно равную Киму и может есть стаи мелких вредных демонов на завтрак, а при ощущении неуважения со стороны появляется место в его характере и кровожадности. Юнги о такой черте уже мужа знает, но в глаза видит только оборотня, растекающегося рядом с ним в ванильный пудинг. Даже становясь огромным зверем, Чимин не брезгует ложиться вампиру в ноги и охранять сон возлюбленного ценой своей жизни. На самом деле история того, почему младшие желают их компании, остаётся очень мутной и странной, толком не объясняющейся. И сводится всё по итогу к фразе: «Просто так надо, больше ничего не скажу, отстань». Тэхён нервничает, когда вкидывает в автомат монету для звонка. Время тянется чертовски долго, а голос на другом конце провода пропитан беспокойством. Реджун информацию выслушивает терпеливо и говорит, что будет держать район под контролем, пока того не будет. Остаётся только на это надеяться. Проводить дни (точнее ночи) с Чонгуком не так уж плохо. Тот не достаёт, шутками не блещет, чаще всего с головой уходя в работу, а после уставший просто расклеивается на кресле под хорошую музыку в компании новых слухов от Юнги и пару бокалов красного. Если бы у вампиров развивался алкоголизм, то у Чона он бы определённо был. Но со своим организмом парень является из полного комплекта лишь трудоголиком. Оборотни гоняют в баскетбол на площадке рядом с домом и пару раз чуть не выбивают окно, за что получают нехилый нагоняй. Они просто смеются и продолжают, потому что им без физической активности, как вампирам без крови. Холодильник в доме пополняется запасами обычной еды, что там отродясь не бывало — вечным оно без надобности. А вот волки есть хотят и даже очень. Очередной раз заходя на кухню за чашкой кофе, Чонгук мотает головой и говорит, что завел две бетономешалки. За это ему прилетает кусок хлеба по шее и куча невнятных предъяв. Медовый месяц протекает спокойно, без типичных путешествий и тем более без происшествий. Но минус всё-таки имеется, маленький, курьезный такой, однако имеется — секреты, которыми раньше Юнги в сторону своего дяди не обладал, резко появляются. Они с Чимином вечно шушукаются, и это выглядело бы смешно, если бы не раздражало. Однажды краем уха, Чонгук слышит фразу из уста Пака: «На врагов так не смотрят». Она заседает где-то под рёбрами и каждый раз давит, когда на периферии зрения мелькает внимательный тэхеновский взгляд. Мин таскает мужа на званые вечера, прикрывая заживающую метку на шее тонким слоем бинтов и шёлковым платком. Вампир трепетно хранит воспоминания того, как она появилась. Обеспокоенные жёлтые глаза и нервный тон о нежелании причинить боль ласкают слух до сих пор. Оборотень нехотя меняет рванные джинсы на костюм-тройку, и только жадные взгляды Юнги помогают отвлечься от созданного тесной одеждой неудобства. Тэхён проводит большинство ночей в одиночестве после того, как оба женатика входят во вкус светской жизни, а Чонгук пропадает по делам района. Иногда белые стены начинают будто давить на виски и сужаться, от чего помогают лишь книги с полок гостиной. Ким впервые желает променять одиночество и тишину на чужие бессмысленные разговоры и суету, поэтому начинает выскальзывать в открытый мир навстречу шумным проспектам. Идёт последняя неделя пребывания на Востоке перед отъездом, а дальше опять патрулирование, разборки и нескончаемый солнцепёк. Оборотень, конечно, скучает по дому, но ощущение потери чего-то важного не даёт покоя.__________
Always Never - Millions
Чонгуку не спится, вот вообще никак. Юнги с Чимином продолжают битый час сношаться в соседней комнате, по звукам судя, задействуют все предметы и поверхности. Им по стенкам стучи не стучи, всё равно в итоге получишь такой же стук в ответ и стон в придачу. Что за несправедливость, в собственном доме покоя не дают! Прогулка по прохладным улицам города тоже результата не имеет, пару бокалов любимого вина и подавно. Музыкальный центр играет песню на повторе непонятно который раз. Рассматривать потолок оказывается занятием скучнейшим, как он раньше справлялся с часовыми играми в гляделки с крышкой гроба остаётся тайной. Чон запускает пальцы в вьющиеся волосы, и перед ним наваждением мелькают чувственные черты: миндалевидные глаза с животными сияющими радужками, красивая линия носа, губы средних размеров с выделяющейся верхней галочкой, острая линия челюсти, светлые неуложенные вихри, постоянно лезущие на лицо. Тэхён лежит в другой части дома, наверняка, видит седьмой сон. Интересно, его брови, когда он спит, тоже хмурятся? Длинные ресницы периодически чуть хлопают? Он причмокивает губами или плотно сжимает челюсть? А в какой позе спит вожак южных? Чонгук встряхивает головой, чтобы прогнать глупые мысли, его любопытство повторно сведёт в могилу. Только мысли, придя, знатно обосновываются внутри черепной коробки и при любой попытке выгнать начинают бунтоваться. — Ладно, я просто посмотрю. Это же не преступление? — трёт виски вампир и поднимается с дивана в гостиной. Врать грешно, а врать самому себе непростительно, но кто же ему об этом скажет. Дверь в гостевой спальне не заперта. Чон крадётся кошкой, будто боится быть застуканным с поличным. Он аккуратно опускается на край кровати. Оборотень лежит на боку с приоткрытым ртом, обнимая ногами одеяло, и тихо сопит. Безумно мило и умиротворённо. Хочется лечь рядом и украсть немного тепла, чтобы также беззаботно уснуть на пару часов. Резкий звук с улицы заставляет повернуться, вампир замечает открытую форточку, что портит весь смысл звукоизоляции в доме, и бурчит себе что-то невнятное. Чонгук выдыхает и возвращает голову в прежнее положение. Два ярких жёлтых глаза смотрят немигающе прямо на него, словно зверя потревожили во время зимней спячки. Горячие руки хватают под подмышки и валят. Его быстро подминают под себя и продолжают глядеть ужасно долго, Тэхён в одних хлопковых штанах с чёртовски обдающим жаром торсом; на шее шнурок с оберегом, который никогда не снимается, а запястья покрыты кожаными браслетами. Чон знает, что это какие-то шаманские штучки, с которыми тот тоже не расстаётся. — Всё-таки решил меня грохнуть по-быстрому, пока я сплю, да, хитрый кровосос? Кажется, за всё это время Ким ни разу не моргнул, пристально следя за вампиром. А что Чонгук? Чонгук абсолютно безбожно пялится на чужие оголённые участки кожи, желая запечатлеть их на подкорке мозга навечно. Чёрт знает, когда появится ещё возможность поглядеть на это тело без лишней одежды, надо ценить момент. — Ты куда смотришь, сукин сын? — Тэхён прогибает шею, чтобы словить зрительный контакт, и цепляет секундную пульсацию чёрных сердец на красных радужках. Его сердце тоже предательски пропускает удар. — Ну, вообще, чисто теоретически, из нас двоих сукин сын именно ты, — язвит Чон, пока еле ощутимо скользит по часто вздымающимся бокам подушечками пальцев. Главное, чтобы их обладатель не заметил, но удержаться просто невозможно. — Там Юнги с Чимином траходром устроили, даже мёртвый восстанет от такого шума. У тебя тихо, не слышно, вот я и пришёл, — тише продолжает он, зацикливая взгляд на оранжевых потресканных губах. Тэхён либо слепой и бесчувственный, либо тоже не знает, что врать себе непростительно, поэтому продолжает игнорировать очевидное, что слепит в сознании неоновой надписью. Внутри всё вдоль и попёрек исписано «Чон Чонгук», в каждом уголке выцарапаны инициалы, тело слушаться отказывается, а всему виной Чон, мать его, Чонгук, такой пугающий и одновременно манящий. Но страх с гордостью больно режут по сердцу наживую, не дают лишней буквы пикнуть. — Мне-то что? Иди к себе спи, глаза мозолишь только, — Ким падает на другую часть кровати и легонько толкает в плечо. Длинные пальцы ненароком задевают холодную руку, за хозяина просят остаться, прилелеять. Чонгук нехотя поднимается и шаги делает медленно, ждёт, когда остановят, обратно к себе потянут, но оборотень лежит бездвижной статуей и безучастно смотрит в окно. Вампир обречённо выдыхает и идёт на выход, как-будто на эшафот в объятья смерти. В груди застывает тяжёлый груз противной тоски. Чон останавливается, прикрывая за собой дверь, и не может позволить ступить дальше. Мысли грузно накидываются на него, в клочья разрывают спокойствие, грызут так больно, что кажется, куски живой плоти отдирают без анестезии. — Та пошло оно всё к чёрту! — вырывается тихий всхлип, и слеза жжёт ледяную кожу. Чувства ему не позволят, так не может больше длиться. Чонгук, как ошпаренный, влетает обратно и седлает чужие колени. Тэхён не успевает сделать вздоха — его губы чувственно накрывают. Крышу сносит безотказно, он поднимается, обвивая плотно руками чонгукову спину и отвечает на поцелуй со всей копившейся пылкостью. Пальцы бегают, изучают столь желанное тело, хватают за шею в грубой манере, зарываются в тёмные волосы. Проколотый язык проникает в рот, встречается с тэхёновым, тот дарит взаимную ласку мокро и горячо. Обоих пробирает до дрожи, током бьёт колоссально. Сейчас время, когда можно быть честными, искренними. Ким подчиняет, поворачивает послушную голову вампира за загривок, задаёт темп. Тот плавится, лепится в жарких объятиях пластилином. Холодные ладони скользят по острым ключицам, специально касаются вставших сосков, спускаются по рельефным мышцам торса к самой кромке штанов. Тэхён рычит в растерзанные губы, ранки зализывает и прижимает сильнее, впритык, бока под свободной майкой сминает до лёгкой боли. Чонгук мстительно кусается, однако осторожно, сверкая в темноте обеспокоенно глазами. Оборотень цепочкой поцелуев по тонкой шее гуляет, мажет по бледным скулам ощутимо, клюёт в подбородок нежно совсем, до бабочек в животе, а затем и вовсе всем языком по сонной артерии проходится. Чон мягко смеётся, еле слышно, и снова утягивает в новую череду поцелуев без шанса на спасение. Колени ноют от позы, но горячие руки за бёдра придерживают, отпускать не желают вовсе. Возбуждение стреляет дробью по телу, вынуждает бессильно наваливаться друг на друга. Перед глазами начинает плыть, а кожа пылает от нескончаемых прикосновений, стоит ей чуть-чуть остыть, как снова нападают пальцы и губы. Разрывая поцелуй, Чонгук медленно отстраняется и встает с кровати. Тэхён в непонимании хмурит брови по-привычному. Тот мажет по нему довольным взглядом и направляется к двери. Хорошего понемногу. — Зачем? — бросает в тишину оборотень. — Пак правду говорил: на врагов так не смотрят. Спокойной ночи, Тэхён, — вампир хитро улыбается и скрывается в коридоре, оставив после себя дикий стук сердца в ушах и мучительное возбуждение. Ким утыкается красным лицом в подушку и зло шепчет: «Вот же мудак!». Но улыбка всë равно вырывается наружу. Чон впервые назвал его по имени.__________
Чимин с Юнги переглядываются странно, в кружках сметённые выражения лиц прячут. Тэхён, не удосужившись надеть после пробуждения на себя футболки, преспокойно упирается тазом об кухонный гарнитур без задних мыслей и ума не приложит, что же так смутило друзей. Часы пробивают три часа ночи — обычное время пробуждения для вампиров, к которому оба оборотня уже привыкли. Чонгук вваливается в кухню, зевающий и помятый, с вихрем на голове и в чёрной пижаме с причудливым принтом серого цвета. Заметив оборотня, тот сверкает верхними клыками в прекрасном расположении духа и хлопает себе по шее двумя пальцами, будто на что-то намекает. Понимание приходит быстрее, чем ожидалось. Ким сбегает в узкую ванную комнату. В зеркале его встречает яркий фиолетовый след на собственной коже с парой засохших царапин вокруг. Руки сильно сжимают раковину в порыве злости, приправленной стыдом. Хочется влететь обратно в кухню, стукнуть виновника головой об тяжёлую кофеварку, а потом наехать с предъявами на контуженного. Мысль о том, что кто-то узнал, чем они занимались в гостевой спальне вместе, вызывает чистой воды смущение. Сзади наваливается значительной частью веса тело. Чон носом ведёт по загривку, специально мурашки провоцирует и смотрит то ли томно, то ли нежно в отражении. Он позволяет Тэхёну повернуться в своих объятиях, но дальше не пускает, путь преграждает. Кажется, от напряжения вот-вот лампочка перегорит, или зеркало пойдёт уродливыми трещинами. — Хватит вести себя как ребёнок, волчонок. Принимай свои чувства без этого оскорбительного стыда, твоё поведение меня малость обнадёживает, — Чонгук глядит плотоядно, но печально как-то и грубо скулы чужие сжимает, затем целуя выпирающие губы мимолётно. Он-то умеет вовремя быть взрослым. Больше бледные руки не держат Кима. Вампир уверенно ускользает к себе в спальню, чтобы быстро одеться и уйти на долгие часы по делам. Долгие они будут как раз для Тэхёна, оставленого наедине с огромной бурей сомнений внутри.__________
Troye Sivan - Talk Me Down
В машине виснет тишина, перебиваемая лишь шумом извне. Чимин внимательно наблюдает за добросовестно ведущим вожаком, что не позволяет себе глаз отвести на миллиметр в его сторону. Прощались они с Чоном на удивление молча и тяжело, пока Пак увлечённо вещал мужу о том, что те тоже должны будут их навестить вскоре, и упоённо расцеловывал умиротворённое лицо возлюбленного. — Тэхён.. — вот уже настроившийся на разговор блондин начинает, как рука старшего слетает с коробки передач и вытягивает указательный палец вверх, показывая жест о молчании. — Не сейчас, прошу, только не сейчас, — голос поражает отчаянием, Пак застывает, когда видит, как по персиковой коже дорожками скатываются слёзы. Ким не готов, точно ни в это время, ни в этом месте. Тэхён утирает горящие щёки, пока колёса автомобиля движутся по пустой трассе прочь из Восточного района. Хочется забыть и как раньше ненавидеть Чонгука, так будет проще. Но он не сможет. Невозможно забыть эти касания, этот сумасшедший бедовый взор, эти окутывающие холодом объятия и эти нежно наглые губы. По сонной артерии пульс скачет, тело кричит и просится обратно. Волк внутри калачиком сворачивается и тихо воет. Оборотень идёт против всего себя и бежит от своей любви на неопределённый срок. Чимин друга не понимает и такого сопротивления собственным чувствам тоже. Юнги в своё время ему кислород не то что не перекрыл, он его всецело заменил, открыл второе дыхание. Ким же хочет себя за плечи обнять, согреть, спрятаться от мира. Ветер из открытого окна лобзает тело на высокой скорости, желает напомнить всё, что было в городе ночи. Тэхён помнит чужой напор, ему страшно от этого давления и больно от печали красных глаз, которой его одарили на прощание. В жизни творится ебучая околесица, и парень не знает, что делать, поэтому продолжат то, что всегда — бежать за кем-то или от кого-то. В Южном районе волки все радостные от возвращения вожака встречают у любимого бара. Реджун даже честь отдаёт, говоря, что держал всё под контролем, пока того не было на посту. Но все быстро отстают, когда замечают отстранённое настроение Кима, что благодарит бесстрастно и просит налить кружку пенного, оседая на свой стул. Чимин с момента в машине не проронил ему ни слова и просто ушёл домой, сославшись на усталость. И вечно пекущее солнце не согревает айсберг, что растёт в сердце оборотня с каждой минутой. Дни идут, работа кипит, и рутина сжирает мысли без стыда, что дышать пропитанным серой воздухом становится спокойнее. Наверное, так будет даже лучше. Хотя один и тот же образ ни в какую не хочет покидать мир снов вожака, напоминая о том побеге. Это остаётся кошмаром, либо непризнанным раем.__________
Когда Чимин слишком для себя будничного радостный буквально вылетает из дверей бара, заставив колокольчик звонко брякнуть, Тэхëн понимает — грядёт буря. Оборотни суетливо переглядываются за столиками, а зубочистка между зубов жалостливо трещит, затем ломаясь и падая обломком прямо в стакан пива. На Юге не бывает гроз, зато вампиры зачастили. Не проходит и пары месяцев, как рычит мотор крайне громкий для здешних мест тачки, а карканье распуганных ворон раздаëтся на мили. Тихое радио глохнет под поднятым шумом улиц. Ким раскалывает ещё одну зубочистку пальцами, пытаясь унять внезапно появившуюся головную боль наравне с тревогой, и не выдерживает. Он с тяжёлыми шагами выходит наружу. Вселенная рушится вновь, проглоченная целиком Чонгуком, что опирается на капот автомобиля и переводит взгляд с замлевших в ласках возлюбленных на него. В этом взгляде можно прочитать всë: от грохочущей уставшей от самой себя тоски до долгожданного трепета встречи. Пока внутренний, давным-давно запечатлённый волк оживляется первый раз за всё пребывание дома, Тэхён крошится на мелкие кусочки и тонет в белом шуме на фоне. Он не замечает ни тянущего за руку в машину Чимина, что сияет ярче любой звезды, ни щебечущего обо всём на свете Юнги, что безумно рад видеть их обоих. Чон всю дорогу до коттеджа вожака кидает взоры в лобовое стекло, и искры надежды в его глазах плескаются донельзя пылающе. Ким себя, как пазл, собрать старается, зажатый в углу, и думать о чëм-то столь желанном не позволяет. Это игра на поражение, и он явно проигрывает с огромным отрывом в счёте. Дом встречает прохладой, скрывает от пытающей жары своими стенами. Тэхён падает на диван в зале, закинув разутые ноги на столик, и раскидывает в бессилие над ситуацией руки. Сказать Чонгуку катиться отсюда обратно на Восток физически не даëтся, слова застревают в горле цыганской иглой. Жëлтые очи расфокусированно бегают по комнате. — И вот я запрыгиваю в тачку, показав фак тому громиле, но мотор заглох, представляешь?! Дядя весь на попыхах выскакивает с переднего, бьёт того парня головой об бампер, пока я перебираюсь за руль и стараюсь завести этот драндулет, но эта дрянь вот никак! И только спустя ещё пару ударов дяди, как с толкача она начинает работать, и мы дали драпу куда подальше! Чувствую, я в Центре ещё ближайший месяцок не появлюсь, ну, его.. Юнги всё не замолкает, а Чимин сидит верным слушателем и смотрит любовно до сердечек над макушкой, что не хватает виляющего хвостика сзади нарисовать. В это время вожака тянут куда-то с дивана, смахивая накатывающий сон. Он не сразу понимает, как оказывается на втором этаже в конце коридора. — На кой чёрт ты приехал? — Тэхён вырывает локоть из хватки ледяных пальцев и встаёт напротив в пустой комнате, смотря прожигающе на быстро сменяющиеся эмоции на чужом лице. — На Востоке мы не закончили, нам нужно всё обсудить, — Чонгук выдыхает и скрещивает руки на груди, ненастроенный упускать момент. — Нам не о чем говорить! Ничего не было! — выплёвывает оборотень с необъяснимой агрессией и собирается удалиться подальше от всего этого. Он успел забыть, закрыть на замок всё, что кроется под его «ничего». Он знал — разговор неизбежен, и ждал с каждым днём, но чем больше внутри трепетало, тем больше злости на себя ядом капало на мозг. Чон перестаёт опираться на косяк и хватает в тиски горячие персиковые щёки, приближаясь вплотную, опаляясь нервным дыханием парня. Глаза вампира недобро темнеют от горьких слов, заставляя колени на секунду подкоситься. — Та что ты! Не помнишь, как губы мои целовал той ночью? А как отпускать меня не хотел? Не ври мне, волчонок, не зли, — зачарованно шепчет Чонгук, скосив взгляд на приоткрытый тэхёнов рот. — Даже если так, то поцелуй меня последний раз. Скажи, что ничего не чувствуешь, и я пропаду от Юга на долгие века. У Кима лицо вытягивается в удивлении, когда рука соскальзывает с его скул, и Чон встаёт в прежнюю позу в ожидании. Под рёбрами всё сжимается до размеров атомов, до скрежета костей. Мысль, что вампир больше не появится под лучами палящего солнца и не сверкнёт ему белыми клыками, грызёт червём. Тэхён раболепно поддаётся, тянет на себя за полы куртки, и синеватые губы нападают изголодавшись. Оборотень цепляется за одежду на его талии и притягивает до звука трескающейся ткани и ниток. Пока сокращается расстояние до минимума, он понимает, что того никуда не отпустит. Чонгук из ледяной глыбы превращается в кусок масла на сковороде, плавящийся от прикосновений, скрестивший запястья за спиной парня, оказавшись вжатым в стену отпустившим переживания вожаком, что самозабвенно зацеловывает миллиметр за миллиметром. У Чона стон вырывается от того, как нежно тот давит кончиком языка по коже рядом с ключицами и до уха, вылизывает заботливо по-волчьи, метит собой каждую частичку. Вампир не знает, говорит в нём страсть или инстинкт обозначить своё, но в груди будто теплеет от этих жестов. Так делал с Юнги Чимин, а это что-то да значит для них. Любовническое доминирование у Кима течёт в жилах, стоит гормонам ударить в кровь, как сразу вся его будничная нерешительность канет в лету, и на свободу выйдет настоящий альфа, желающий только одно существо. В эти секунды не менее доминантный, вечно делающий первые шаги Чонгук себя может отпустить и обмякнуть в сильных руках, словно утонуть в бархатном палантине. Тэхён утыкается в висок, сопит совсем близко, носом по щеке скользит, власть перенимает внутренний волк, который обожает вампира, кажется, с первой встречи, что больше не даст расценивать свои чувства, как на помутнение. — Ты пахнешь как любовь, — оборотень пьян без вина. Чон ума не приложит, почему тот от контакта каждый раз готов ломать принципы, сыпаться обрушенной стеной ему в ноги. Жёлтые глаза дикие, безумные, но влюблённые до невозможности. Смешно, что таковыми они были всегда, глядели так всякий раз, но слова Кима всегда вызывали резонанс и заставляли забыть этот взгляд тоскливо облюбовывавший. — Ты пахнешь, как мой любимый травяной чай с мятой, как материнский дом, как дорогущее вино, которое вечно пьёшь, как воздух, нагретый южным солнцем. Я так давно хотел это сказать, — Тэхён прижимается лбом ко лбу, дышит полной грудью. Его тело бьёт мелкой дрожью. — А ещё, кажется, ты спровоцировал у меня ранний гон. В лице Чонгука мелькает удивление, он легонько поднимает проколотую бровь и выбирается из жарких объятий. Пока оборотень пытается прийти в норму, упирающийся в стену, тот захлопывает дверь, затем проворачивая защёлку. Не хочется, чтобы их застали в неловком положении, тогда он точно свернёт кому-то шею. Слишком продолжительно было ожидание. — Тогда твоё место на кровати, желательно без одежды, но мне непринципиально, — соблазнительным тоном шепчет вампир со спины, окутывая привлекающими ещё больше феромонами. Ким ему беспрекословно повинуется и падает на разложенный диван, попутно скидывая с взмокшего тела широкую серую футболку. Та тряпкой улетает куда-то на пол, став совершенно ненужной. — А твоё место на моём лице, — рычит Тэхён, от чьих слов глаза Чонгука вспыхивают ярко красным крайне возбужденно. Теперь его радужки напоминают медленно темнеющую кровавую баню, бурлящую тысячей пузырей. Оборотень лежит на простынях в открытой позе, тяжело дыша и смотря заведённым сияющим взглядом. В воздухе такая концентрация возбуждения, что можно создать тысячу склянок с афродизиаком и раздать нуждающимся. На пол громко падает ремень вместе со стеной ненависти, которая агрессивно скрывала свою почву. Чон сглатывает гулко, когда пальцы стягивают с бёдер обтягивающие чёрные джинсы. Очертания чужого твёрдого члена в тёмных шортах становятся отчётливее, а сам Тэхён сжимает челюсть от вида переливающихся накаченных мышц на бледных ногах. Ким считает, что участь быть убитым, зажатым меж этих бедёр, была бы его лучшей смертью.Michele Morrone - Watch Me Burn
Чонгук седлает его, как в их первый поцелуй, когда вся одежда с него остаётся лежать комом где-то на ковре, и припадает губами к кадыку, царапает клыками по горячей коже, что капли крови застывают цепочкой бусин. Оборотень закатывает глаза с откинутой головой, пока бесстыдно орудует вокруг напряжённого органа вампира. Низкие стоны скользят изо рта мелодией, которой управляет зализывающий ранки холодный язык. Тэхён хватает за волосы грубо, тянет на себя, жадно целует, что Чонгук чуть ли не ловит оргазм раньше нужного, но чужая рука пережимает, как зная, основание, заставляя щенячье заскулить в жаркий рот. Ким чмокает контур обкусанных губ и натурально вгрызается в место рядом с яремной ямкой, ставит засосы на косточках, идущих к плечам, запечатывает свой запах везде. Пальцы дразнят набухшие соски напару с языком, от чего Чон несвойственно себе громко и высоко стонет. В голову прокладывается живое моральное наслаждение от вида распаленного вампира. Желание сделать ещё приятнее, завести до предела овладевает телом. — Поворачивайся, руки назад, обопрись на стену, — приказным тоном говорит Тэхён, хлопая по бледному бедру. — Есть, сэр, — усмехается Чонгук и делает, что сказано, пока тот соскальзывает затылком на подушки. Ладони раздвигают добровольно выпяченные ягодицы, и слюна застревает где-то в горле от вида на сжимающуюся дырочку, желающую внимания. Ким сглатывает в предвкушении и припадает к расселине, сразу толкаясь языком сквозь расслабленные мышцы. Это точка невозврата. В вампирском разуме не осталось ни единого рычага давления для здравой мысли, только фейерверки от подступающего удовольствия и острые иглы ощущений. Тэхён тянет к себе ближе и, получив полное отсутствие расстояния, выбивает из Чона блядские скулящие стоны. Его язык точно решает поиграть в родео глубоко внутри. О, Великий, Чонгук не знал, что он настолько длинный. Контраст жëстких шлепков по упругим краснеющим ягодицам с мокрыми ускоряющимися движениями сводит с ума, доводит до пика безрассудства. У вампира истекающий смазкой член дёргается от каждого резкого толчка, желающий скорейшей разрядки, но над телом ещё долго будут сладко-приторно издеваться. Ким выходит с хлюпающим звуком, широким жестом слизывает всё с пульсирующей щели и вновь врывается на всю длину, громко довольно выдохнув. Он, не скрывая, наслаждается любой секундой, пока донельзя полный вожделения Чон сидит у него прямо на лице. Язык продолжает дразнить самый вход круговыми рывками, и наспех смазанные кремом с тумбы два пальца входят сначала совсем осторожно на одну фалангу, однако не почувствовав сопротивления врываются до самых костяшек под одобряющий стон сверху. В комнате душно безумно, в мыслях Чонгука нет вообще места кислороду. Глаза сами по себе закатываются, будто хотят посмотреть осталось ли от такой температуры что-то на месте мозга, когда персты внутри сгибаются и делают волновые поглаживающие движения. Тэхён сдабривает всё собственной слюной, стекающей по сжимающемуся сфинктеру, пока пальцы томительно давят на гладкие стенки, крутит ими, добавляет ещё, выбивая из вампира любую надежду на то, чтобы выйти из комнаты альфы незатраханным. Чона хочется ебать до потери всех жизненных признаков, чтобы даже вековой вампир потратил все силы до последней капли, хочется вылизать его везде, каждый участок бледной кожи, и, конечно, хочется запечатлеть навсегда, как мощные мышцы сокращаются от яркого удовольствия, зная, кто ему его принёс. — Тэхëн, пожалуйста.. — Чонгук не может договорить даже, потому что четыре пальца остервенело терзают его изнутри чертовски хорошо, качественно, до белых пятен перед глазами. — Чего ты хочешь, давай, скажи мне, — рычит оборотень, попутно зацеловывая порозовевшие ягодицы. — Хочу твой член во мне немедленно, — сказать чётко не получается, выходит мычащий полустон. — Будет исполнено, — ухмыляется Ким с дико расширенными зрачками, пока опускает тело вампира ниже. Чон дрожащими руками рывками пытается стянуть чужие шорты, что кое-как выходит. Его ждёт толстый, разбухший от гона ещё больше член, который заполнит до краёв. Тэхён прижимает красную головку к приоткрытому от долгой стимуляции входу, и та плавно скользит внутрь. Когда Чонгук не выдерживает и полностью насаживается на твёрдый большой орган, запястья грубо фиксируют на пояснице и начинают томительно медленные фикции. За самодеятельность вампира одаривают сильными шлепками левой руки, заставляя ещё сильнее сжиматься. Ощущения яркие, жгучие. Кусающий жар скачет по телам вместе с каплями пота, превращает всё в наиболее возбуждающую пытку. — Так сильно хочешь быстрее, будет тебе быстрее, — шипит оборотень и увеличивает темп на дикий, животный, желая выбить последние крупицы кислорода с каждым соприкосновением бёдер. Он не отказывает своим желаниям, с нажимом водит по переливающимся мышцам спины, сминает, оставляет красивые следы после себя, пока Чон натурально тонет в приступе кайфа от жёстких непрерывных толчков. Колени скользят по мокрой простыне, больно трутся и комкают хлопковую ткань, но кроет так, что плевать он хотел на какую-то там боль. Плевать на всё, когда Тэхён так хорошо его берёт, подчиняет себе. Стены глотают жадные громкие стоны, что без остановки льются из клыкастого рта. В нос бьёт запах пота и того самого крема. Чонгуку кажется, что он сливается с пространством, расстилается патокой, становится чем-то эфемерным, неосязаемым, хотя обжигающее тело оборотня чётко даёт понять обратное. — Чонгук, эй, отзовись, — Ким чуть сдавливает кожу на чувствительных рёбрах. Вампир сокрушительно падает с небес на землю, метнув за плечо стеклянный взгляд, но не позволяет легко обеспокоенному альфе прекратить движения. Слишком волшебно сейчас, чтобы вернуться в реальность. — Ты уверен, что сможешь выдержать узел? — Тэхён опускает глаза на то, как на его члене всё также скачет бледный зад, и сам не замечает, как быстро зависает от этой восхитительной картины. — Уверен, — урчит низко Чон и снова теряется в ощущениях, потому что его понимают с первого раза и выравнивают темп обратно. Они переплетают руки на чонгуковой пояснице, они переплетают души во имя общей судьбы.__________
Неделя гона, вызванная самим Чонгуком, проходит донельзя успешно. Юнги успевает придумать целую программу шуток, которой с радостью делится, только заприметив на горизонте макушку дяди, но их гордо отражают. Вскоре это ему надоедает, и он превращается вместе со своим мужем обратно в семейную парочку с идиллией, незамечающей никого вокруг. Чимин неоднократно намекает вожаку, что пора бы увековечить их союз по-волчьему. Тэхён каждый раз отнекивается, время тянет, потому что всё ещё окончально не осознал настолько серьёзны эти отношения. Страх, что вампир в один вечер молча оставит его обитель, мучает редкими сновидениями. — Сделай уже это, — говорит Чонгук одним днём, сидя на капоте своей машины посреди макового поля, когда они сбегают от всех на вечереющий Юго-Восток. — Ты точно готов к этому? — находясь на грани боязни и трепета от этих слов, шепчет оборотень, пока вжимается во вкусно пахнущий ворот вампирской майки. Чон пальцы вплетает в запутанные светлые вихри на чужой голове, красные лепестки сдувает с них. Лучше момента, кажется не будет. А если и будет, то ждать вампир совершенно не горит желанием. — Да. Я в тебя по уши и навсегда, покажи клыки, волчонок, — Чонгук целует в лоб нежно и затем откидывается лицом к небу. Тэхён устаёт думать и осторожно припадает к бледной коже над ключицей. Вечный брови хмурит от боли, но терпит, потому что это их точка невозврата, конец начала, что откроет новую главу. Горячий язык метку лижет аккуратно, кровь убирает, выступающую красными пятнами. Ким от собственной рубашки кусок отрывает и перевязывает, настолько это возможно, после любовно в щёку поцеловав того, что шагнул с ним в новую историю рука об руку. — Поехали обратно, пара.__________
— Не знал, что ты такой любвеобильный волчонок, — смеётся Чонгук, наслаждаясь градом поцелуев по всему лицу, когда перебирается с мягкого дивана на колени, оголённые короткими домашними шортами. — Привыкнешь за вечность, — явно довольно урчит в шею Тэхён и оставляет особенно нежное касание губ на заживающей метке. — Это на тебя так мелодрамы влияют, знал, что не надо проводить кабельное тебе в дом, — холодные, но родные руки гладят покрытые футболкой плечи до дури приятно. Вампир сам целует с запалом свою пару, переплетая привычно на секунду пальцы, пока на экране герои смущённо смотрят друг на друга под милую музыку. Горячие ладони теперь покоятся на лопатках, жмут ближе с каждым пылким толчком языка. Возбуждение даёт о себе знать, моля о продолжении в спальне. — Мы вам не помешали? — женский голос пробуждает от любовного забвения. Чонгук моментально падает обратно на диван, предварительно икнув от неожиданности, что выглядит крайне курьёзно. Он встречается взглядом с племянницей, а затем и с напряжёнными Юнги и Чимином за её спиной. — Я всë объясню, — выдаёт вампир и поднимает руки пред собой в жесте проигрыша. — С нетерпением жду, дядя, — усмехается Юнджи на такое заявление. Их опять ждёт длинный разговор. Хотя чего он стоит, когда впереди целая вечность, полная пылкой романтики из пресловутых бульварных романов.