Бал темных сил

Этим днём погода была просто ужасная, тучи в небе затянулись настолько сильно, что многим казалось — вот-вот грянет сильный ливень. Небо приобретало тёмный окрас и из пепельно-серого становилось полностью чёрным. Такой отвратительной погоды не знали уже давно — большинство людей сидело по домам, а если и выходили, то обязательно кутались в дождевики и защищались от непогоды зонтами, несмотря на сильный ураган. Поднялся сильный ветер. Деревья гнулись, словно акробаты в цирке, а звук завывающего ветра было слышно даже в подвальных мастерских. Большинство боялось того, что ветер сумеет поломать деревья, и те упадут на дома, автомобили, или кого-нибудь из прохожих, что вышли в такую непогоду по сильной нужде. Однако были и смельчаки, которых ни буря, ни гроза абсолютно не беспокоили — они совершенно спокойно разъезжали по мокрым дорогам на большой скорости, не боясь быть ударенными молнией, ходили по мокрым улицам без всякой опаски замочить ноги, и вместо того, чтобы пережидать грозу в тёплом доме, работали, не покладая рук, дабы прокормить себя и своих домочадцев. Погода была очень зловещая, и судя по началу сегодняшнего дня, она предсказывала только сплошную беду. Штирлиц не очень любил такую погоду, ведь не всегда послепогодные последствия могли хорошо повлиять на окружающую его среду. Когда у мужчины было приподнятое настроение, он даже любил сильные ливни вперемешку с грозами и бурным ветром, громко завывающим за окном. Но на сей раз настроение русского разведчика было сильно подавленным. На работе был полнейший завал, да и Мюллер наорал абсолютно ни за что. «Стало быть, не мой сегодня день… — подумал Штирлиц, сидя на невысоком стуле рядом с книжной полкой. — Ветер бушует такой, что аж уши закладывает. Благо, форточки-то у меня все закрыты, а как просквозило бы?». В последнее время у Штирлица была какая-то необъяснимая грусть — он был постоянно вялым, меланхоличным, желания работать не было абсолютно, и много кто это замечал. Мюллер без конца лепил ему выговоры, все товарищи от него разом отвернулись — кому нужен депрессивный, заторможенный меланхолик? Отто впал в сильную депрессию, а всё потому, что сильно скучал по своей родине. Он ни в коем случае не мог выдать себя, так как если бы его раскрыли, то последовали допросы и смерть. Поэтому он всегда действовал с особой осторожностью, и тщательно обдумывал каждое задание, которые то и дело без конца поступали от Мюллера. По отношению к своему начальнику Штирлиц был в основном нейтрален — никогда не спорил и старался не проявлять особого энтузиазма в работе, за что, видимо, и получал, хоть и незаслуженно, но спорить никогда не пытался. Он вёл себя так для того, чтобы спасти свою шкуру, ведь если в сторону главаря поступит хоть малейшее возражение — считай, обречён на гибель. Мужчина сидел в полумраке, лишь оконный свет немного освещал его мрачноватую комнатушку. Но несмотря на это, он даже умудрялся читать книгу, не боясь посадить себе зрение. Читал Штирлиц много, в основном его привлекали книги, связанные с историей, изредка он мог пролистывать и романы, однако его никогда не интересовали книги про любовь — он считал их абсолютно несерьёзными. Не брезговал Отто и детективами, так как такие книги помогают лучше думать и развивают мозг. Погрузившись в свои мысли, Штирлицу на время удалось позабыть о своих проблемах. С его плеч внезапно свалился тяжёлый камень, а на душе временно отлегло. Ветер за окном завывал всё громче и громче, и пару раз в небе послышались первые раскаты грома. От этих звуков мужчине стало немного не по себе, однако тревогу вмиг прогнали мысли о читаемой книге — уж очень интересным был её сюжет. Теперь он уже не думал о своих заботах — он с головой погрузился в читаемую историю и почувствовал, что он и сам стал как бы героем книги, какой-то важной, пусть и небольшой, деталью рассказа. А быть в этом мире для кого-то важным, бесспорно, приятно каждому человеку. Увлёкшись чтением, Отто фон Штирлиц даже на миг позабыл про сильный ливень за окном. Однако в его окно кто-то постучался… Разведчик невольно повернулся к окну и увидел, что за ним стояло что-то высокое. Глаза у этого существа были белые и пустые, а на голове были длиннющие оленьи рога. Штирлиц, несмотря на свою завидную храбрость, на сей раз не на шутку перепугался — с какой это радости с ним вдруг происходит такая чертовщина? Может, это всё плоды его бурной фантазии, или последствия недосыпа, или какие-то неполадки в голове — да мало ли что могло стать причиной такого жуткого видения. Внезапно существо вытянуло длинную когтистую руку, и стала скрести ею по оконному стеклу. Вспышки грома и сильный ливень лишь больше придавали картине зловещности и жуткого мрака. Штирлиц пулей подскочил к окну и молниеносно закрыл шторы, лишь бы не видеть этого ужаса. С каждой минутой становилось всё непонятнее и страшнее — кому вообще взбрело в голову так над ним подшучивать?! Может, Мюллер от злобы решил над ним поиздеваться? Может, товарищи, видя его безэмоциональное состояние, пытаются его растормошить — непонятно. Несмотря на то, что разведчик не верил в мистику, простым языком увиденное объяснить было никак нельзя. Мужчина тяжёло задышал, а его сердцебиение ускорилось в несколько раз. За окном послышался громкий, но очень противный смех, а затем звуки ветра немного утихли и послышались шаги, отдалённо напоминающие звуки конских копыт. Паника сделала своё дело — Штирлиц растерялся и не знал, как поступить в данной ситуации: позвать на помощь или действовать самому. Ему хотелось только одного — чтобы всё, что с ним сейчас происходит, оказалось просто страшным сном, но нет! Это всё было взаправду, хоть на первый взгляд казалось сущим бредом. Мужчина не знал, куда себя деть, он неподвижно стоял на месте, осматривая помещение перед собой. За окном всё ещё слышался смех таинственного существа. Только теперь он слышался весьма далеко от квартиры разведчика. Поскольку хохот и образ ужасной твари уже скрылись из виду, Штирлиц решил, что опасность миновала, и теперь бояться нечего. Однако то чувство ужаса, которое он испытал, и ту жуткую картину просто так из головы не выбросишь. Внезапно голова разведчика сильно закружилась, а в глазах начало сильно темнеть. Руки безумно дрожали и книжка выпала из рук штандартенфюрера. Он медленно начал сползать на пол, голова кружилась всё сильнее, и этот назойливый смех снова вернулся в его подсознание. Только теперь Штирлицу казалось, что смеялось множество маленьких существ, уж очень писклявым был этот смех. Ему хотелось поскорее сбежать из этого ужасного места, но из-за сильного головокружения и упадка сил он не мог этого сделать. Тело абсолютно не слушалось — руки и ноги стали ватными и потеряли чувствительность, перед глазами стелился туман, а в ушах звенело и без конца звучал противный хохот. «Да что же это такое? Когда всё это наконец закончится?» — эти вопросы никак не давали разведчику покоя. Он всё никак не мог понять, что же всё-таки вызвало эти непонятные галлюцинации, а смех звучал всё противнее и противнее, и Штирлицу казалось, что его голова сейчас просто взорвётся от этих отвратительных звуков. В глазах плыло с повышенной скоростью, а страх нарастал с каждой секундой. На мебели Штирлиц увидал пару призрачных существ, которые пристально глядели на него. Их зверинный оскал провоцировал сильные сомнения у Штирлица, ибо эти «милые» создания не вызывали у него никакого доверия. Он всё ещё никак не мог понять, кто эти существа, откуда они взялись, и почему позволяют себе его тревожить. Таких ощущений, которые даже словами трудно было описать, Штирлиц не испытывал уже давно. Мистика… Несмотря на то, что разведчик по истине своей был реалистом, сейчас он уже начинал верить в потусторонний мир. Ему казалось, что сама судьба шлёт ему какие-то недобрые знаки. Тем временем призрачные существа сильно задёргали головами, после чего из их уст послышались исковерканные и даже немного леденящие душу голоса: — Тёмный Ангел прийдёт за тобой! Тёмный Ангел заберёт твою душу!.. Штирлицу становилось всё страшнее и страшнее — он не понимал, чего от него хотят, почему всё это происходит именно с ним, и за что судьба его так наказывает. Обычно он никогда не трусил, но сейчас ему стало по-настоящему страшно, и было отнюдь не до геройства. Мужчина и забыл, как бесстрашно он боролся за свою Родину, сколько испытаний на него свалилось, и как храбро он тогда себя вёл. По сравнению с тем, что было, это, по идее, казалось сущей мелочью, но точно не для бедняги Отто. Он судорожно попытался встать с пола, для этого придерживаясь обеими руками за стенку, но внезапно грянул сильный гром и дверь резко распахнулась, таким образом ударив разведчика по затылку. Он с громким криком упал на пол, и всё, что он увидел — это яркую вспышку молнии. Пытаясь прийти в себя, он заметил то, что маленьких существ уже не было. «Да сколько можно?! Ну почему, почему весь этот ужас происходит именно сейчас и именно со мной?! Чем я таким провинился, а главное — перед кем?! Перед Мюллером, за неисполнение его дурацких заданий?! Перед своими коллегами?! Перед невинными людьми, которых убили, и тех, кого так и не удалось спасти? За что, за что меня судьба так наказывает?!» — так думал Штирлиц, понемногу приходя в себя. Ему хотелось только одного — забыть весь этот кошмар, как дурной сон. Аккуратно поднявшись, разведчик абсолютно на ватных ногах не спеша направился к дивану. Ему было безумно страшно, и одному в квартире ему тоже не хотелось оставаться. Кромешная тьма заставляла думать о жутком существе с рогами за окном, а также и о маленьких тварях неизвестного происхождения. Этот смех не выходил из головы Штирлица, а проигрывался каждую секунду, словно плёночный магнитофон. Дошло уже до того, что даже в собственной квартире он не мог чувствовать себя в безопасности. Ему хотелось побыстрее смыться отсюда: в другой город, страну, да хоть на Северный полюс — куда угодно, лишь бы избавиться от этого ужасного смеха и голосов в своей голове. — М-да, почудится же такое? — задумчиво выпалил Штирлиц, ложась на диван. — Что со мной происходит? Одному только Марксу известно… Он попытался заснуть, надеясь лишь на то, что жуткий смех всё же не вернётся к нему в голову. Прикрыв глаза, он попытался представлять всё что угодно, лишь бы хоть как-то отвлечься от чувства страха и того ужаса, который с ним сегодня происходил. В голове блуждали смешанные мысли, некая паника в перемешку со злобой и кучей вопросов. Но к кому были эти вопросы? Очевидно, так и останется загадкой… Он так и не смог расслабиться и ни о чём не думать — то, что произошло, забыть было просто невозможно. Сердце без остановки билось в груди Штирлица, он то и дело вздрагивал от каждого шороха. Обхватив свой торс руками, Отто машинально стал прижиматься вплотную к диванной спинке. Из его уст обрушился нервный смех, а после разведчик невольно расплылся в безумной улыбке. В этот момент он понял — с ним явно что-то не так, однако этим было не с кем поделиться, а потому приходилось всё держать в себе. От безысходности мужчина начал медленно но уверенно сходить с ума.

***

Разведчик даже не заметил того, как погрузился в глубокий сон. На улице всё ещё бушевала гроза, но спящий Отто фон Штирлиц этого не слышал. Тихо посапывая, разведчик на некоторое время смог позабыть о том, что недавно увидел. Провалившись в глубокий сон, Макс сумел ненадолго расслабиться. Наконец, его больше не тревожило ничего — ни голоса в голове, ни раскаты грома, которые могут напугать до чёртиков кого угодно, ни противный писклявый смех, ни ужасающая рогатая тварь, абсолютно ничего в данный момент не тревожило Штирлица. Он даже сам себе удивился — неужели весь этот ужас всё-таки закончился?

***

Наступил новый день, который, словно чистый лист бумаги, помог немного позабыть о вчерашней грозовой ночи. На улицах Берлина было мокро, а в воздухе витал запах дождевой сырости. В некоторых местах были полупрозрачные лужи, вот только было очень плохо, что гроза-негодяйка всё-таки сумела повалить несколько деревьев. К счастью, деревья были не особо большими, и не упали на кого-нибудь. Люди начали понемногу выходить из своих домов — погода позволяла, да и не сидеть же дома весь день. Однако об осторожности не забывал никто — от деревьев держались подальше, а то мало ли что произойдёт. «Давно не было такой ночи… — подумал Штирлиц, на секунду приоткрывая глаза. — Спал — как убитый, ничего не скажешь…» — сознание молодого разведчика было весьма размытым, оттого он не сразу сообразил, как оказался на диване. Мужчина поднялся на ноги и попытался вспомнить всё, что произошло вчера, однако когда в его сознание вернулся образ рогатого чудовища, он понял, что лучше этого не делать, и попытался выбросить все воспоминания о вчерашнем из головы. — Рогатый силует, призрачные посланники и Тёмный Ангел, похищающий души. Что бы это могло значить? — вдруг задался сам себе Отто, с замысловатым видом закрывая распахнутое окно. — Я живу на пятом этаже, неужели эта тварь настолько высокая, что сумела дотянуться до окна моей квартиры?! Казалось, что всё произошедшее вчерашней ночью было похоже на страшный сон, но нет — это произошло на самом деле! Что-то здесь не так. Несмотря на то, что разведчик отнюдь не верил в мистику и потусторонний мир, эта ситуация окончательно перевернула его восприятие. «Странно, но сколько я себя помню, я всегда находился в здравом уме… — подумал Штирлиц, подбирая с пола упавшую книгу. — Эти странные существа… эти странные послания и жуткий смех, пронзающий меня до костей. Всё это не похоже на чей-то розыгрыш, уж очень всё выглядело реалистично». Мужчина никак не мог понять, как такое вообще может происходить. Это нужно было выяснить как можно скорее, но ему совсем не хватало на это смелости.

***

Окончательно прийдя в себя, Штирлиц всё же стал собираться на ненависную работу — это значило, что ему прийдётся как минимум полдня выслушивать гневные речи Мюллера, созерцать угрюмые лица своих коллег, возиться со всякими дурацкими заданиями от начальника и возвращаться домой поздно, с красными глазами и сильной усталостью. Настроение у мужчины было паршивое — мало того, что не выспался, так ещё и до сих пор мерещилось это рогатое существо и в ушах звучал противный смех, совсем как в ту роковую ночь. Завтракать совсем не хотелось — когда на душе неспокойно, то и о еде думать не хочется, поэтому Штирлиц просто привёл себя в порядок, собрал всё, что ему было нужно, и вышел из квартиры, негромко хлопнув дверью.

***

Выйдя из подъезда своего дома, Отто небыстрой походкой направился к машине. В его голове витали депрессивные мысли, а на сердце было что-то вроде груза. Разведчик чувствовал сильный страх и подавленность, оттого весь мир вокруг него резко приобрёл серые краски. Сев в автомобиль, Штирлиц включил зажигание и, как ни странно, мотор завёлся с первого раза. Немного надавив на газ, он стал осторожно продвигаться вперёд по не особо ровной дороге, думая о том, как же пройдёт сегодняшний день: чего от него ожидать — горя, или, может, всё-таки хоть чуточку радости. По сырой брусчатке проезжали автомобили, недружелюбно сверкая своими фарами. Штирлиц сосредоточился на дороге, но навязчивые мысли и не очень приятные воспоминания давали знать о себе практически каждое мгновение. Дождь снова начал моросить, крошечные капельки уже стекали по лобовому стеклу автомобиля Штирлица. Небо сгущалось, но уже не до такой степени. «Да… погода меня сегодня не радует, что уж говорить о работе… Надеюсь, Мюллер соизволит наконец не орать и всё же оставит меня в покое, и после тяжёлого трудового дня я всё-таки смогу вернуться домой в нормальном настроении…» — думал Отто, продолжая ехать. Дорога на работу сегодня казалась необычайно долгой, хотя раньше такого не было, и мужчина, ещё даже не начиная трудиться, уже порядком утомился. Мимо него проносились узкие и широкие улочки с жилыми домами. Небольшие лавки и магазины, а также парикмахерская, в которую очень любил захаживать Борман по выходным. А ещё где-то вдалеке показалась маленькая, на первый взгляд невзрачная пекарня, в которую Штирлиц время от времени заглядывал, дабы насладиться головокружительным ароматом свежей выпечки, и хоть ненадолго расслабиться. В основном он здесь угощался сладкой выпечкой — и вкусно, и настроение поднимает. А крепкий чёрный кофе к такому угощению — просто отличное дополнение. «Надо будет как-нибудь зайти в эту пекарню, — подумал Штирлиц, на секунду замыслившись о вкусных булочках с белой глазурью. — Мало ли, может у них что-нибудь новенькое появилось…». Однако приятные мысли тут же развеялись, как только автомобиль подъехал к «любимому» рабочему месту разведчика. Его настроение испортилось окончательно. — Ну здравствуй, моя «любимая» работа… — с некой тяготью в голосе выпалил Штирлиц, тяжёл вздыхая. — Как я по тебе скучал… Мужчина припарковал автомобиль и, выходя, хлопнул дверью с такой силой, что чуть стёкла не вылетели — это было верным признаком того, что он был ужасно зол. Штирлиц молча со своим привычным недовольным выражением лица направился ко входу, надеясь только на то, что хоть сегодня вечер настанет быстрее обычного. Войдя внутрь, штандартенфюрера тут же поприветствовала охрана привычным им жестом и криками «Хайль Гитлер!». Мужчина ответил тем же, и всё с той же недовольной физиономией направился к центральной лестнице. В голове у мужчины пребывали разные мысли: о предстоящем рабочем дне, об утомительных заданиях от Мюллера, и… о том жутком существе! Снова?! Только не это! Разведчик тут же попытался выбросить всю эту чертовщину из головы, и стал размышлять о чём-то другом. Но положительные мысли никак не хотели приходить в голову Максима Максимовича. Негативные эмоции в буквальном смысле переполняли его, из-за чего у штандартенфюрера СС начала болеть голова. «Как же мне плохо! Только бы в обморок не упасть! Да ещё и на глазах у коллег! А иначе — сразу начнутся допросы-расспросы, а я же не скажу, какой ужас произошёл со мной вчера — они попросту не поверят!» — думал Штирлиц, массируя виски. Шатаясь в разные стороны, Штиля на отяжелевших от боли ногах направился к себе в кабинет. Неприятные ощущения сопровождали Штирлица аж до самого кабинета, но зная, что он скоро присядет, почувствовал некое облегчение. Войдя в кабинет, и присев в кресло, мужчина наконец смог немного расслабиться, боль в голове стала понемногу утихать, и в ноги, которые до этого казались неподъёмными камнями, пришла небольшая лёгкость, и Штирлиц успокоился. «Да что со мною происходит? — тревожно вопросил штандартенфюрер сам у себя, подпирая рукою свою голову. — Неужели я схожу с ума? Да нет, быть такого не может… Был же я здоров, бодр, полон сил. В какой момент всё свернуло не в ту степь?.. А ведь мне надо разузнать у немецких генералов план контрнаступления на Москву…». Штирлиц постарался прийти в себя, поскольку знал, что он нужен на работе, и у него сегодня очень много дел, которые нужно завершить. Наконец мужчина обрёл силы, и попытался настроить себя положительно на выполнение всех предстоящих заданий и планов. За окном всё так же было пасмурно и моросил лёгкий дождик. Разведчик постарался больше не придавать этому значения, ведь знал, что если он снова подумает о негативе, то с ним обязательно произойдёт какая-нибудь фигня. «Ну и погода! И как в такую пору могут приходить позитивные мысли?! Ну как?! — раздражённо думал Штирлиц. — Я уже и так порядком утомился за всё это время — этот противный смех, странное существо с рогами, и ещё этот Тёмный Ангел, о котором я и знать не знаю! Сколько ж можно уже?!». Как ни старался разведчик, а думать о хорошем ну никак не получалось, и это уже начало его конкретно злить. Внезапно дверь в кабинет герра Штирлица резко распахнулась, и на пороге очутился Генрих Мюллер. По его виду можно было понять, что он был в сердитом настроении, что не очень любил Штирлиц. — Штирлиц, бляха-муха! Ну сколько можно вас ждать?! — грозно вопросил группенфюрер, скаля свои белоснежные зубы на молодого разведчика. — Ну? И почему же вы молчите?.. — раздражённо поинтересовался Мюллер, ставя при этом руки в боки. — Я… Я только приехал на работу… — слабо выпалил Штирлиц, держась одной рукой за голову. — Так, а почему у вас такой кислый вид? — уже чуть мение раздражительно уточнил мужчина, не меняя эмоций на лице, — Опять всю ночь по барам шастали, да?! «Мне, по вашему, больше нечего делать?! Какое вам вообще до этого дело?! А если бы и шастал, то что с того?! Я, между прочим, живой человек, а не робот, и тоже имею право на отдых!» — раздражённо подумал разведчик, но про себя. — Да так, просто немного нездоровится что-то, — ответил Штирлиц уже вслух, дабы поскорее прекратить этот разговор. — Штирлиц, вот вы снова меня обманываете, — пробормотал Генрих с некой ненавистью в голосе. — Я не желаю больше слушать вашу ложь! Сейчас же принимайтесь за работу, а иначе я пожалуюсь на вас фюреру! Уж он-то вам точно вправит мозги! — после этих слов озлобленный группенфюрер вышел из кабинета разведчика, громко хлопнув дверью. «Да пошли вы к чёрту вместе со своим фюрером! Себе, для начала, мозги вправьте!» — эти мысли пребывали в голове Штирлица на данный момент. Как же ему хотелось высказать этому проклятому Мюллеру всё накипевшее, но так как разведчик своей репутацией и шкурой дорожил, делать этого не стал. Конечно, группенфюрер со своим сложным характером уважения аж никак не заслуживал, формальности ради уважать его всё-таки стоило, и это очень сильно бесило Штирлица. Ненависть Штирлица к Мюллеру была настолько сильной, что порой её было трудно описать словами. Отто не понимал, за что можно вообще уважать этого человека? Конечно, в некоторых моментах Генрих Мюллер был действительно хорошим человеком, но это бывало очень и очень редко… Однако проявлять неуважение в открытую было достаточно опасно, зная вспыльчивость и постоянный гнев Мюллера, хотя с этим «черноротым» по-другому общаться было в принципе невозможно. Если считать себя бессмертным, то можно было высказать ему пару ласковых, но никто на это решаться не смел. Тяжёло вздохнув, Максим опустил свою голову и покинул пределы собственного кабинета.

***

Выйдя из своего кабинета, разведчик первым же делом направился к Айсману. Ещё позавчера фюрер требовал от него роспись на одном из важных документов, но у Отто не было ни сил, ни времени. Уже изрядно утомлённый работой Штирлиц, идя по коридору, размышлял, как было бы хорошо, если бы сегодня был выходной, и ему не пришлось бы торчать здесь, а можно было бы прогуляться в парке, сходить в библиотеку и выбрать там какую-нибудь новую интересную книгу, или просто остаться дома и хоть полдня поспать. Однако мечтать, как говорится, не вредно, и всё же разведчику пришлось идти на выполнение своих заданий. Кабинет Айсмана находился на первом этаже, в самой отдалённой части Рейха. Многие коллеги поговаривали, что он специально выпросил у фюрера самый дальний кабинет для «свиданий» с секретаршей Мюллера — Барбарой Крайн. Эти слухи очень сильно раздражали оберштурмбаннфюрера, так как обычно по отношению к женщинам он вёл себя довольно равнодушно, а если и пересекался с Барбарой, то только для решения вопросов, связанных с работой, и не более того. В Рейхе почти каждый день рождались новые слухи и сплетни. Нередко работники рейхсканцелярии могли месяцами обсуждать чей-то роман, смерть, или даже подозревать кого-нибудь из своих коллег в госизмене. Постоянные сплетни, слухи, выдумки, и прочие рассказы о других очень не нравились Мюллеру, так как он по натуре был серьёзным реалистом, который не любил фантазий, вранья, драмматизма и приукрашивания подробностей ситуаций. Поэтому большинство рабочих Рейха старалось не обсуждать свежие сплетни при Мюллере, Гитлере, и других важных верхушках Рейха. Айсман в это время сидел в кабинете и разбирал документы, пытаясь найти тот, который должен был подписать Штирлиц по требованию фюрера. — Шайзен, да где же эти документы?! — ругнулся про себя оберштумбаннфюрер, возясь в картотеке среди кучи бумажек. — Штирлиц должен прийти с минуты на минуту, а у меня до сих пор ничего не подготовленно! И в этот момент дверь открылась и штандартенфюрер вошёл внутрь, застав Айсмана за поиском нужных документов, вернее, за разбрасыванием бумаг по кабинету. — Айсман, всё в порядке? — осторожно вопросил разведчик, от чего Курт от неожиданности аж подскочил. — А?! А, Штирлиц, это вы?.. — усталым тембером в голосе произнёс мужчина, присаживаясь на диван. — А я вот бумаги ищу… Столько всего навалилось на меня, просто ужас какой-то!.. Ни минуты отдыха, ни минуты покоя!.. — Как я вас понимаю, у меня у самого голова кругом идёт! — пожаловался собеседнику разведчик. — Сам не знаю, что со мной в последнее время происходит… — и в этот момен он запнулся, вспомнив о той жуткой ночи, и том ужасном существе. — Штирлиц? С вами всё в порядке? — обеспокоенно вопросил Курт, отрываясь от бумаг. — Как-то вы неважно ввглядите… Отто снова схватился за голову, и сделав пару шагов назад, пробормотал: — Н-нет…н-нет… н-нет! Только не снова! Внезапно перед глазами у Штирлица появилась пелена, голова закружилась, и в ушах снова раздался тот самый противный смех, как в ту жуткую ночь. В этот момент мужчине стало по-настоящему страшно, казалось, что он вот-вот потеряет сознание, но к счастью этого не случилось. Через пару минут разведчик вновь пришёл в себя. Штирлиц не хотел признаваться в том, что на самом деле стало причиной такого его состояния, поэтому слабым голосом ответил: — Я… я, наверное, недоспал… да и погода вчера была какая-то неважная… Всё может быть… Но вы не подумайте, что я вчера пил, я весь вечер дома сидел! Что я, алкаш, по вашему? — Нет, нет, что вы! — боязным тоном произнёс Айсман, делая непонятные жесты руками. — Герр Штирлиц, я всё понимаю, сам был свидетелем вчерашней погоды. Всё никак уснуть не мог, поэтому ласкал себя, представляя на месте своих рук руки Барбары… Ой!.. — и в этот момент оберштурмбаннфюрер машинально зажал свой рот обеими руками. «М-да… Оказываеться, в нашем Рейхе слухи-то вовсе и не слухи…» — подумал Штирлиц, стыдливо отводя голову в сторону двери. «Ну и зачем я это сказал?! Теперь он по-любому разболтает Мюллеру и всем подряд… Ох, ё-моё!» — подумал Айсман, краснея, как варёный рак. — Герр Штирлиц, вы ничего не слышали! — зашуганно произнёс Курт, вскакивая с дивана. — Что-что? Вы что-то сказали? Что я пропустил? — осведомился разведчик, притворяясь, что ничего такого не расслышал. — Да так… я просто говорил, что никак уснуть не мог… — повторил Айсман, выдохнув с облегчением оттого, что расспросов от Штирлица по поводу того, о чём он по глупости проболтался, не последовало. — Да, вчера был ужасный ливень, а я как раз читал свою любимую книгу, — лояльно произнёс Штирлиц, улыбнувшись еле заметной улыбкой. — А что за книга? — бодро поинтересовался Курт, подходя к коллеге. — Да так… просто детективные истории, ничего особенного. В последнее время читаю всё, что первое под руку попадётся, — ответил Отто, махнув рукой. — А вы, кстати, что сейчас читаете? — Камасу… Тоже детективные рассказы, — быстро протараторил Айсман, неловко улыбнувшись при этом. Штирлиц сразу же почуял неладное и ехидно заулыбался. — Ну и что же там рассказывают? — ухмыльнулся штандартенфюрер. — А, и кстати, Камасутра — это так детектива зовут? — продолжал подтрунивать разведчик, выяснив, в чём дело. — Да какая, к чёрту, Камасутра?! У вас проблемы со слухом?! — разозлился Курт, кое-как пытаясь не спалиться. — Я же вам русским языком сказал, что читал детективные рассказы! — А мне показалось, что вы сказали слово на букву «К», — язвительно продолжал Штирлиц, саркастично улыбаясь. — Вы озабоченный, герр Штирлиц! — взвизгнул оберштурмбаннфюрер, невольно топнув ногой. — Кто обзывается, тот так и называется! — обиделся штандартенфюрер, и тут же сменил тему. — Кстати, вы помните, что говорили мне на днях, что я должен подписать кое-что… — Ах да! — воскликнул Айсман, хлопнув себя по лбу. — Я как раз об этом думал… — Ну так и что вы медлите? Дайте документы, быстро всё порешаем, и я уйду! — начал уже возмущаться разведчик. — Или вы про них забыли, а, Курт? — Нет-нет, что вы, я сейчас… — воскликнул Айсман, явно нервничая. — Я просто не успел… столько дел, столько дел… — Я вас прекрасно понимаю, но вы бы не могли немножечко поторопиться? — малость нетерпеливо прошипел Штирлиц, скрещивая руки на груди. — Вы хорошо здесь устроились, Курт, очень даже хорошо! Если я сейчас не принесу эти документы Мюллеру, то он выебет мне мозг! А не вы Барбару!.. — Ой, да при чём здесь Барбара?! — воскликнул Айсман, доставая папку, в которой лежали те самые документы, которые он так долго искал. — Не нервничайте, штандартенфюрер, прошу вас! Никто не будет вам ебать мозги, мы сейчас всё быстро и мирно решим! — Большое спасибо, герр Айсман, — саркастично поблагодарил его Штирлиц, всё так же подло улыбаясь.— Я пошёл к Мымлеру, а вы тут и дальше фантазируйте. Мешать не буду. Забрав папку с документами, Штирлиц направился к своему «любимому» начальнику, надеясь, что хоть сегодня его никто не будет песочить. Штирлиц шёл молча, пытаясь не думать ни о чём, а особенно о тех ужасающих существах, которые так и норовили ворваться к нему в память. Внезапно перед глазами разведчика промелькнула невысокая тень. На долю секунды он заметил, что позади тени болталось что-то длинное, похожее на плащ или накидку. «Ну вот опять, чёрт возьми… Только этого мне ещё не хватало! Я только недавно ту рогатую тварь забыл!» — думал Штирлиц, потирая глаза, пытаясь развидеть тень неизвестного жуткого существа. — Эй!.. Эй!.. Эй!.. Т-ты-ы-ы. — послышался дёрганный призрачный голос, и внезапно настала гробовая тишина. Услышанное и увиденное повергло разведчика в шок. Что вообще произошло? Кто издаёт эти звуки? Что это за существо? Почему и откуда берутся эти ужасные видения? Столько вопросов… и ни одного ответа… «Опять эти дурацкие галлюцинации… Да что со мною не так?!» — агрессивно вопросил Штирлиц сам у себя, роняя документы на пол. — Нет… Нет… Нееееееет! — закричал Штирлиц, падая на колени. Схватившись за голову, Отто фон Штирлиц резко замотал головой в разные стороны. Внезапно в глазах разведчика снова потемнело, в ушах послышался громкий писк, и казалось, что его мозг сейчас просто взорвётся и разлетится на мелкие кусочки по всему помещению. — Герр Штирлиц! Что с вами?! — вдруг послышался незнакомый голос позади него. Отто медленно оглянулся назад, и увидел мчащего к нему на всех парах Вильгельма Холтоффа. — Да ничего, ничего, всё нормально, — слабым голосом ответил Штирлиц. — Просто немного голова заболела. Наверное, переутомление или погода… кто его знает! Но вы за меня, пожалуйста, не беспокойтесь, я уже чувствую себя лучше. — О най, най, най. Герр Штирлиц, вам срочно нужно обратиться к врачу. Может, я отведу вас в медпункт?.. — обеспокоенно вопросил Холтофф, помогая своему коллеге встать с пола. — Вид у вас какой-то неважный… — Не стоит, Вильгельм, не стоит, — отказался Отто, приложив руку к виску. — Со мной всё в порядке, и нечего меня опекать, как малолетнего, в конце концов! — Извините, герр Штирлиц… Извините… — виновато пробормотал мужчина, опуская голову вниз. — Я же испугался за вас, всё-таки мы с вами коллеги, как ни как. — Ничего, бывает. Я и правда немного погорячился, вы уж простите меня, — робко сказал разведчик, чувствуя себя виноватым. — Просто вы и правда ведёте себя со мной, как с ребёнком, а это приятно далеко не каждому. — Так… всё же, Отто, что с вами случилось? — обеспокоенно продолжал вопрошать Холтофф. — Да я же Вам сказал, ничего! Почему вы такой назойливый?! — вскипал Штирлиц, стиснув от злости кулаки. — Вас Мюллер послал за мной присматривать?! — Да с чего вы это взяли? Никто меня никуда не посылал! — возмутился Вильгельм и замахал руками. — Я вас сам сейчас пошлю куда подальше! — Но-но-но, а вот это уже лишнее! — воскликнул штандартенфюрер, погрозив пальцем. — Вы, Холтофф, я смотрю, совсем оборзели! Вас бы выпороть хорошенько! — Да вы же прекрасно знаете, Штирлиц, что я душа компании всей рейхсканцелярии! Я беспокоюсь практически о каждом, и не хотел бы с вами ругаться! — оживлённо выдал Вильгельм Холтофф, после чего демонстративно развернулся и направился прямиком вниз по лестнице. «М-да… Всех, включая и меня самого, уже давным-давно не мешало бы отправить в дурку!» — подумал Штирлиц, смотря вслед уходящему Холтоффу. В этот момент Штирлиц вновь почувствовал, что ему делается нехорошо, и он вот-вот потеряет сознание. «Да что же опять происходит?! Может… меня уже пора отправить в дурку?!» — думал Штирлиц, приложив руку к виску. Мужчине казалось, что он действительно начинает сходить с ума. Возможно, оно так и было. Ибо если ему вчера мерещились странные создания, а на утро разведчик проснулся в состоянии глубочайшей депрессии и ужаса — значит что-то с ним явно было не так! Однако Штирлиц побоялся поделиться своими переживаниями с кем-либо, поскольку их могли посчитать полнейшим бредом и не поверить. Несмотря на то, что такие вещи нельзя было держать в себе, Отто всё же предпочёл о них промолчать. Голова у разведчика всё ещё кружилась, но он, взяв все свои силы в кулак, не спеша направился к Мюллеру.

***

Проходя мимо кабинета Кальтенбруннера, разведчик заметил, что дверь в его кабинет была открыта настежь. Это показалось мужчине очень странной и даже подозрительной деталью. Поскольку Эрнст всегда закрывал двери своего кабинета, если его там не было. «Интересно, почему же он решил оставить дверь открытой? Может, он просто куда-то спешил, и забыл о ней? Хотя… нет-нет, это всё как-то странно… Да что ж за день сегодня такой! Хоть сейчас бери, да направляйся в психушку! Меня там заждались уже!» — думал Штирлиц, приложив руку к голове. В открытой двери Максим Максимович отчетливо разглядел рабочий стол коллеги и высокое окно с красивыми шторами, отдающими каштановым оттенком. На столе стояла стильная настольная лампа, чернильница с перьевой ручкой на подставке, а на краю стола аккуратно расположилась небольшая стопка бумаг. Эрнст всегда был опрятен и аккуратен, а потому на его столе всегда царил строгий порядок! Штирлиц всегда был внимателен, поэтому он заприметил чёрный телефон, стоящий в другой стороне рабочего стола Кальтенбруннера. «У нас в Рейхстаге, видать, мода пошла на эти чёрные телефоны… — подумал Штирлиц, засмотревшись на рабочий стол коллеги. — Даже у Кальтенбруннера он стоит!..» — мужчина снова углубился в свои мысли. По его лицу пронесся лёгкий холодок, а затем и вовсе распространился по всему телу. Внезапно раздался сильный раскат грома, и небо из пепельно-серого стало мрачным и чёрным! Словно ворон. Вспышка молнии была настолько сильная, что на пару секунд кабинет Кальтенбруннера засветился полностью белым цветом, подобно листу бумаги. Разведчик сильно перепугался, но вовсе не от внезапной грозы, а от того, что увидел дальше… Идеальный порядок, которым он любовался пару мгновений назад, резко куда-то исчез. Вместо него там царил полнейший бедлам и хаос! Бумага была разбросана по кабинету герра Кальтенбруннера, а телефонная трубка свисала с его рабочего стола, словно альпинист с высокой горы. Повсюду были следы свежей алой крови, что было явно недобрым знаком для разведчика. «Господи, да что здесь творится?! И откуда, чёрт возьми, здесь взялась кровь?!» — и тут Штирлицу стало страшно. Неужели Кальтенбруннера… Этого ещё не хватало. Ой, нет-нет, только не это! Нужно было срочно выбросить эту чертовщину из головы! Внезапно зоркий глаз Штирлица заприметил одну очень странноватую фигуру, отдалённо напоминающую человека. Правда, этот силуэт не имел длинных конечностей и длинных оленьих рогов, нет. Это существо имело необычайно длинные волосы, а его глаза и широкая улыбка с острыми, словно капкан, зубами светились белым сиянием. — Проходите, проходите! — пронзительно громким голосом воскликнуло странное теневое существо и слегка приподнялось, едва опираясь своими когтистыми руками об рабочий стол. «А это ещё что?! Неужели смерть за мной пришла? Ой, нет, только этого мне не хватало! — прошептал разведчик, дрожа при этом от страха. — А может, это и есть тот самый… Тёмный Ангел! О, Господи! Ну почему эти видения не удосужатся оставить меня в покое?!». — Эй, солдатик! Чего замялся?.. Проходи, говорю!.. — громогласным эхом повторило создание, улыбнувшись при этом ещё шире. В этот самый момент у Штирлица чуть не остановилось сердце, волосы на голове встали дыбом, и он как будто окаменел, не зная, что ему делать дальше. Всё, что с ним происходило, было на самом деле жутко. — Помогите! Помогите мне кто-нибудь! — заорал разведчик, и в этот момент понял, что голоса нет, и ему стало очень страшно. — На помощь! Помогите мне, кто-нибудь! — продолжал беззвучно вопить мужчина. Неужели это чудовище отняло у него дар речи! — Ну чего вы сразу кричите, герр Штирлиц?! — послышался басистый и слегка хрипловатый голос Эрнста. — Я отходил в библеотеку, что за паника? Меня, что ли, потеряли? — уже с насмешкой добавил он, хлопая товарища по плечу. — А? Что? — воскликнул штандартенфюрер, испуганно оглядываясь по сторонам, придя в шок от того, что снова может говорить. — А, Кальтенбруннер, это вы! Почудится же такое! Ну и напугался же я, прямо до чёртиков! «Это ж надо было такому привидиться! Дурдом какой-то, а не день, честное слово!» — подумал разведчик, выдохнув с облегчением. — Отто, что с вами? Вы что-то выглядите… неважно… — обеспокоенно осведомился Кальтенбруннер. — Да что вы все заладили: неважно, неважно! — уже в сотый раз за день возмутился разведчик. — Всё, всё со мной в порядке! Давайте уже к делу! — К какому делу? — поинтересовался мужчина, вопросительно глянув на Штирлица. — С вами точно всё в порядке? Если что, то вы прекрасно знаете моё отношение к бумажной работе. Я хоть и опрятен, но никаких печатей и подписей в документах не ставлю! — Ой… точно… что же это я! Я же направлялся к Мымл… ой, то есть, к Мюллеру! — внезапно воскликнул разведчик, хлопнув себя по лбу. — Знаете что, Штирлиц, я чего-то потихоньку начинаю сомневаться в вашей адекватности… — задумчиво произнёс Кальтенбруннер, почесав затылок. — Или же у вас началась… профдеформация, что-ли… в общем, мне кажется, вы слишком устаёте на этой работе… может, это немного не ваше? Тут Штирлицу стало по-настоящему страшно! Он боялся, что его могут рассекретить, и возвращаться на родину без заданий он, увы, не мог… За такое бы товарищ Сталин заслал бы его на соловки, или что могло быть страшнее для Максима Максимовича — расстрелять! Поэтому он решил, что ему нужно было как можно скорее удалиться, дабы избежать подробных расспросов о том, чем он занимался, где был и что видел. Со своими словами сейчас нужно было быть особенно осторожным: не болтать много, и не дай Бог сказать что-то не то — любая неосторожно брошенная фраза могла стать для Штирлица последней! — Ну почему же сразу не моё? — с лёгкой обидой в голосе задался Штирлиц, глядя на своего коллегу. — Просто я работаю почти без выходных, да и отпуска у меня давно не было. Я же не робот в конце концов, чтобы пахать дни и ночи напролёт… — Конечно, конечно, вы совершенно правы, просто я беспокоюсь за вас, только и всего! — тихо сказал Кальтенбруннер. — Мы же с вами, всё-таки коллеги! Как я вас понимаю… Ох уж и негодяй, этот Мюллер — заставляет нас пахать, как лошадей! — и вдруг после этой фразы Эрнст закрыл ладонями рот, поскольку побоялся, что начальник может их услышать. Обычно, он не позволял себе так о нём отзываться, однако, иногда был не прочь перемывать ему косточки — с характером Генриха этим можно было заниматься бесконечно. — Ладно, герр Штирлиц, идите… — опечаленно прошептал мужчина, заходя к себе в кабинет. — Но вам бы уж точно не мешало бы отдохнуть. — После этих слов, мужчина закрыл дверь своего кабинета, и Отто, тяжёло вздыхая, направился к кабинету Генриха Мюллера.

***

Мюллер сегодня был явно чем-то недоволен, хотя… таким он был почти всегда — вечно угрюмый, злой на весь мир, а особенно — на своих подчинённых. Обычно ему было ой как тяжело угодить, зная его вздорный характер. Наорать на кого-либо просто так для группенфюрера было — раз плюнуть! Он очень обожал это дело — начальник, как-никак. Штирлиц терпеть не мог Мюллера за его отношение ко всем и всему, и ему всегда так хотелось насолить, поиздеваться, устроить ему какую-нибудь гадость, в конце концов, однако совесть и угроза увольнения не позволяли ему этого сделать. В кабинете Генриха Мюллера всегда царила мрачная и даже напряжённая атмосфера. Стены его кабинета имели натуральное дубовое покрытие, поверх которого был наложен блестящий лак. На полу с угрожающим выражением морды раскинулась широкая шкура молодого амурского тигра. Он был словно живой… Мебель у группенфюрера была вся кожаная, что показывало его жёсткость и ярость к тем, кто этого реально заслуживал! Атмосфера была отчасти немного жуткая, и вместе с этим изысканная — дорого-богато, как и положенно «большой шишке». Однако Мюллеру не нравились косые, завистливые взгляды со стороны коллег — мало ли какой черноротый может чего-нибудь «эдакого» нажелать, и останется Генрих без денег, славы, репутации и полномочий! Поэтому он предпочитал держать всех своих коллег в ежовых рукавицах, и очень редко шёл на поблажки. Любимое время суток Генриха Мюллера был вечер или глубокая ночь. Поскольку в это время в рейхсканцелярии было очень мало народу, а то и не было вовсе. Когда на улице наступала ночь, группенфюрер зашторивал окна и работал при включенной лампе. Его абсолютно никак не пугали головы лосей, медведей и рысей, весящих на стенах в разных местах кабинета. Ни гробовая тишина, порой сводящая с ума любого адекватного сотрудника рейхсканцелярии, ни даже чьи-то шаги или разговоры, доносящиеся за пределами его кабинета. Ему, в отличии от остальных, было, в основном, всё равно. Можно сказать, что Мюллер не имел не только чувства страха — он, по мнению многих, не имел вообще никаких чувств, кроме, разве что, чувства злости на своих подчинённых. Генрих обладал чертовски переменчивым настроением — сначала мог быть спокойным, как удав, а через минуту — срывался на всех и вся. Это ужасно бесило Штирлица, однако с этим, хочешь не хочешь, приходилось мириться. Сидя за столом, Мюллер с важным видом (впрочем, у него всегда был такой деловитый и слегка высокомерный взгляд) заполнял важные документы и подписывал бумаги. Работа была безумно скучна, но почему-то Мюллеру она очень нравилась. Медленно выписывая предложения, он что-то очень-очень тихо напевал себе под нос, а голос его звучал грубо, и даже немного устрашающе. В этот самый момент раздался стук в дверь — тихий и неуверенный. — Да, входите, — недовольным голосом произнёс Мюллер, не отрываясь от бумаг. — Извините, группенфюрер, вы заняты? — осведомился Штирлиц, входя в кабинет. — А что, не видно? — дерзко ответил Генрих, подняв глаза. — Извините, пожалуйста, — виновато пробубнил разведчик, входя в кабинет Генриха. — Я принёс бумаги, как вы и просили… У герра Айсмана царил полнейший бардак в кабинете, и… — Опять?! — грозно вопросил Мюллер, кидая яростный взгляд на Отто фон Штирлица. — Он уже закалибал меня со своими беспорядками! Вечно перебирает документы, которые и так идеально хранятся в картотеке!.. Видать, я даю ему слишком мало заданий… — прошипел мужчина, отводя свой сердитый взгляд в сторону. «Ага, да, мало! Да мы тут все пашем, как лошади, а вам плевать! Вам вообще хрен угодишь! Да для таких, как вы, давно уж пора заготовить отдельный котёл в аду!» — думал штандартенфюрер, закатив глаза. — А вы Штирлиц, ещё с утра пришли какой-то не такой! — с придиркой заявил группенфюрер, указывая на Штирлица указательным пальцем. — У вас очень странное поведение… С вами точно всё в порядке? — Да в порядке, в порядке… — безэмоционально ответил разведчик, смотря куда-то, лишь бы не на Мюллера. — А вам с какой стати это знать? Вы же этим никогда раньше не интересовались! — А что? Я разве не имею право спросить о вашем состоянии? — лояльно задался мужчина, уже со спокойным выражением лица. — Да нет, имеете, просто… как-то неожиданно было от вас это услышать… — робко ответил Штирлиц. — Просто, вас… мне кажется, моё состояние мало волнует… зачем вам лишние проблемы? На вопрос разведчика группенфюрер лишь тяжко вздохнул, и поднявшись со своего места, выдал: — Голубчик вы мой, если вы считаете меня каким-нибудь Цербером, или десподом, то вы глубоко ошибаетесь. Я, знаете ли, человек строгий, но справедливый! Да, бывает такое, что я могу перегнуть палку. А как иначе?.. — задался он, разведя обе руки в стороны. — Работа у нас с вами очень серьёзная, поэтому я и бываю так груб… Я всегда, всегда на нервах! Уже сил у меня просто нет! Как моральных, так и физических… Вот если бы женскую ласку мне получить… Да что я перед вами распинаюсь, вам же всё-равно это неинтересно слышать… — с сильной тоской в голосе произнёс Мюллер, опускаясь обратно на стул. И действительно — в данный момент Штирлиц думал абсолютно не о том, о чём должен был, и вообще не вникал в то, что говорит ему Мюллер, в данный момент его мысли были об ужасающих существах, которые всё никак не могли прекратить его преследовать. — Штирлиц, ну что вы молчите?! — сварливо воскликнул сидой группенфюрер, размахивая своими кулаками. — Я вам тут душу пытаюсь свою раскрыть, а вы опять думаете о своих пьянках, гулянках, и очередных прогулах на работу! НЕГОДЯЙ ВЫ! НЕ! ГО! ДЯЙ!.. — Да нет-нет, что вы, я вас внимательно слушаю! — воскликнул Отто, вздрагивая от его возгласа. — Да? И каким же вы местом слушаете меня, а, Штирлиц?! — вскричал Мюллер, продолжая размахивать руками. — Своей ненаглядной задницой? — Группенфюрер, да что ж вы так кричите? — испуганно осведомился штандартенфюрер, боясь, как бы начальник его не избил. — Успокойтесь, ради Бога, я же ничего такого не… — Я СПОКОЕН! — заорал Генрих не своим голосом. — СПО-КО-ЕН! Просто меня уже конкретно заебало ваше безразличное отношение ко всему! У вас пустой взгляд, стеклянные тупые глаза! Если б вы знали, как мне хочется врезать вам по морде! — Ну почему же, они стеклянные?.. — лояльно прошептал Штирлиц, смотря в сторону окна Мюллера. — И почему они вдруг тупые?.. И в конце концов. За что вы хотите врезать мне по морде? — спокойным, почти слабым тембром в голосе вопросил разведчик. — Вы же сами мне говорили, что ариец должен быть серьёзен, и улыбка без причины, это глупо. — Да, говорил! Но вы, Штирлиц абсолютно безинициативный, заторможенный, ленивый… да вы не человек, а просто овощ какой-то! — продолжал возмущаться Генрих. — Осмелюсь с этим не согласиться! — спокойно ответил штандартенфюрер. — Это, я считаю, ваших рук дело! Я из-за вас таким стал! Вы меня таким сделали! — и в этот самый момент Отто, сам того не понимая, перешёл на крик. Он даже не ожидал от себя такой реакции на начальника! — Да как вы смеете?! — возмутился Генрих, вскакивая со своего места, словно ошпаренный. — Как вы смеете кричать на меня?! И почему это я виноват, а?! — сквозь зубы прошипел группенфюрер, прожигая своим взглядом бедного Штирлица. Штирлиц был в шоке — у него в голове пребывали смешанные чувства: с одной стороны, он был рад, что наконец смог высказать Мюллеру всё, что хотел, но с другой стороны, чувствовал себя виноватым за то, что позволил себе настолько дерзкое поведение. — Учтите, Штирлиц, я вас прощаю, — сварливо проворчал Мюллер, устраиваясь на своём стуле поудобнее. — Но это будет первый и последний раз! Вы себе стали слишком много позволять, но я это долго терпел… Да, я не спорю, я тоже не подарок! Но я же вам дал что-то вроде намёка, мне просто не хватает ласки… женской ласки… Неужели я настолько чёрствый человек?.. В этот момент, когда Штирлиц услышал те самые три заветных слова: «Я вас прощаю», ему стало по-настоящему жалко группенфюрера. Да, у него действительно нелёгкая работа, отнимающая много моральных сил. Штирлиц начал понимать — поскольку Мюллер начальник, ему приходится гораздо тяжелее: не так-то просто командовать — нужно ещё и быть ответственным за вмех и вся, а это — труд тяжёлый. — Ну ладно, Штирлиц… — печальным тоном продолжил он, облокотившись головой о свою ладонь. — Давайте мне свои бумажки, и можете идти работать… Штирлиц, как и положено, отдал документы Мюллеру и наконец вышел из того злосчастного кабинета. Покинув это адово место, разведчик испытал огромное облегчение и удивление. Как это так: начальник-садист, изверг, последняя тварюка — взял и простил? От Мюллера можно было ожидать всего, но прощения — априори нет, поэтому этот случай можно было назвать эдаким «событием века». — Я поражён… Я просто поражён… — удивлённо прошептал Штирлиц, вытирая со лба только что появившийся холодный пот. — Это же надо?.. Как это так?.. Со мной явно происходит что-то уж очень странное… Странное, до жути! «Да уж… я считаю, из всех событий, что со мной за это время произошли, получился бы неплохой ужастик! Рассказать — никто бы не поверил!» — продолжал думать Отто, прокручивая в голове те самые ужасающие воспоминания.

***

Тем временем Генрих с угрюмым выражением лица снова сгорбился за столом и что-то неторопливо продолжил записывать на белоснежный лист бумаги. В этот самый момент дверь кабинета резко открылась и послышался высокий, немного писклявый женский голосок: — Генрих, ты занят? Я хотела… От неожиданности Мюллер сильно вздрогнул, тем самым образовав на своих записях большую каракулю. — Блять, Барбара, вы что, в лифте родились?! Вас стучаться не учили?! — заорал группенфюрер, подскочив со стула. — Совсем обнаглели! Вы ко мне, как в церковь: когда захотели, тогда и зашли! Предупреждать надо! «О да, сладенький, накричи на меня, — думала секретарша, переминаясь с одной стороны на другую. — Майн группенфюрер, майн горячий ариец!» — мелькало в мыслях красавицы, пока Мюллер грозно ворча себе под нос вытирал чернила со своих запястий. — Простите, герр Мюллер… — виновато произнесла Барбара, устремляя свой взгляд в пол. — Я думала, что вы меня вызывали… — У вас склероз, или да?! — продолжал возмущаться группенфюрер. — Вы что, не помните, кто и когда вас вызывает?! Так на лбу себе напишите! — и в этот момент он ударил кулаком по столу, от чего у девушки аж подскочило сердце — это ведь именно то, чего она и добивалась. — Ох, простите меня, герр Мюллер, — сладко произнесла она, запирая двери кабинета начальника. — Я, наверное, заслуживаю наказания. Услышав это, группенфюрер понял, к чему она клонит, однако оставался неприступным. — Может, и заслуживаете, но того, чего вы на самом деле хотите, от меня не получите! Никогда! — совершенно спокойно ответил Генрих, постучав ручкой по столу, и после этого, думая, что у Барбары проблемы со слухом, членораздельно повторил: — Ни-ког-да! — Ах, какой вы догадливый, — съязвила девушка, прижимаясь вплотную к двери. — Я же прекрасно понимаю, что вам не хватает женской ласки и тепла. Так почему бы мне не дать их вам? Мой пупсик… В этот момент Мюллер как бы почувствовал, как Барбара наступила на его самую больную мозоль — нехватку женской ласки, и это очень сильно его разозлило, даже сильнее, чем приставучесть секретарши. — Это неправда! — возмущённо воскликнул группенфюрер, вскакивая из-за стола. — Вот вы верите во все эти глупые слухи, а я, между прочим, прекрасно понимаю, что это НАТУРАЛЬНАЯ ложь!.. — Но-но, Генри, меня же не обманешь! — захихикала она, похотливо погрозив пальчиком. — Ты, конечно же, снаружи — злющий пёс, но внутри — маленький котёночек, который так и ждёт, чтоб его приласкали, правда, малыш? — и после этой фразы девушка стала приближаться к Мюллеру всё ближе и ближе, а ему становилось всё страшнее и страшнее… — Какой я вам на хер м-малыш?! — уже спуганно воскликнул Генрих, прислоняясь к стене. — Не подходите ко мне, я сейчас охрану вызову! — Ну чччччччч. Тихо, мой маленький котёнок, — ласково произнесла Крайн, начиная растёгивать пуговицы на своём пиджаке. — Ты же так любишь кофе с молочком. — К-какой, к чертям, к-кофе?! Ч-что вы, ч-чёрт побери, т-такое несёте?! — еле смог выдавить из себя Мюллер — так сильно дрожал его голос. — Ну-ну, мой маленький трусливый комочек! Мамочка хочет играть с тобой! — страстно произнесла секретарша, взмахнув пышной шевелюрой, будто лев своей гривой. — Ну же, накажи свою непослушную секретаршу. Мой начальник! Мой папочка! Мой господин и повелитель! — начала вскрикивать она, откидывая пиджак куда-то в сторону. В этот момент у Мюллера в голове всё перемешалось, и он понял, что ничего не соображает — слова Барбары подействовали на него как гипноз. Вся его строгость и моральные принципы как будто куда-то испарились. Теперь же ему хотелось лишь одного — затрахать секретаршу до смерти — настолько горячей и сексапильной она была! — Ох, Барбара — возбуждённо произнёс группенфюрер, похотливо посматривая на светловолосую помощницу. — Вы меня… вы меня завели. Ну хорошо, моя сладенькая девочка, твой папочка сейчас тебя накажет, — после этих слов он не спеша принялся растёгивать пуговицы на своём пиджаке и рубашке, предвкушая жаркий секс с молоденькой секретаршей. «О, Боже, неужели это сейчас произойдёт! Да, да, мой милый Генри, накажи меня скорей! Я на всё готова ради тебя!» — восторженно думала Барбара, наблюдая за тем, как из-под рубашки начинает показываться обнажённое тело Мюллера, которое было очень даже ничего… Не качок, не атлет, но всё же… Девушка стала смущаться и возбуждаться всё больше и больше… — Знаете что, Барбара, — игриво начал было Мюллер, откидывая верхнюю часть одежды в сторону. — Вы девушка конечно же не плохая, но я не ожидал того, что вы пробудите во мне совершенно инные чувства. — Ах, мой любимый, но вы же сами говорили, что вам не хватает женской ласки! Вот я её сейчас вам и предоставлю! — воскликнула секретарша, покрываясь румянцем. Девушка засмущалась, но всё же решилась снять с себя блузу, обнажив шикарную грудь третьего размера. Генрих, заметив это, вмиг почувствовал, как в его штанах понемногу что-то начинает твердеть. — О да, милочка, вы прямо как чувствали, что мне не хватает женского тепла и ласки, — возбуждённо прошипел Мюллер, снимая с себя пояс со сверкающей бляхой на нём. — А вам явно не хватает хорошего ремня. — Ох… ну что вы, что вы! — тяжело дыша, вымолвила красотка. — Знаете… сейчас как-то неудобно… — Неудобно спать на потолке, милая моя! — усмехнулся группенфюрер. — Снимайте-ка юбочку, Барбара, сейчас папочка сделает вам а-та-та! «О, мой Бог, неужели! Наконец это свершится! Я готова! Готова ко всему!» — эти мысли пребывали в голове у девушки в данный момент. — Мой папочка Мюллер, я вся ваша! — воскликнула девушка, кидая мужчине свой кружевной чёрный лифчик. — Я готова ублажать своего папочку-начальника. Как же хорошо, что мы всё-таки с тобой вот так вот встретились! — сказала секретарша, положив руки ему на плечи. — А… твоя пассия, случайно, не заревнует? — Ой, милочка, да какая в мои годы пассия! Я один, одинок, словно дикий волк! — ответил Мюллер, и после этой фразы стал протяжно завывать, имитируя зов дикого зверя, что очень сильно понравилось девушке. — Ах ты ж мой маленький волчонок! — нежно произнесла Барбара, и в этот момент их губы слились в поцелуе — в таком страстном, будто они были готовы друг друга сожрать. Сладко причмокивая, из уст обоих послышались сладкие и очень мелодичные стоны. Группенфюрер медленно стянул с девушки её чёрную, словно перо ворона, юбочку, и аккуратно засунул руку в её кружевные трусики. — А-ах, Бо-оже, как прия-ятно! — громко застонала Барбара, продолжая извиваться всем телом. — Ге-енри, а-ах, где ж ты раньше был?! Искуситель белобрысый! — Нравится? — ухмыляясь осведомился Мюллер, продолжая шевелить своими шаловливыми пальчиками. — Если хочешь, могу ускориться! — О да, мой повелитель, делайте всё, что вашей душе угодно! — воскликнула девушка, откидывая голову назад. — Я сейчас — всего лишь куколка в ваших величественных руках! — Ну что, значит, кукла Барби не против немножко порезвиться со своим ненаглядным Кеном? — игриво-ядовито вопросил Генрих фон Мюллер, слегка приобняв её худенькую талию своей свободной рукой. — Ну конечно, милый мой! Это же моя мечта! — радостно взвизгнула Барбара, не чувствуя абсолютно никакого подвоха. Ехидно заулыбавшись, мужчина бросил её на диван, и оседлав сверху сказал: — Готовтесь-ка вы, Барбара фон Крайн, к самому суровому наказанию. Учтите, милая моя, никаких вам поблажек не будет! — Ох, так сразу! Генри… я даже и не знаю, что и думать… — тяжело дыша, вымолвила девушка. Она, конечно, хотела, чтобы начальник «отхлопотал» её как следует, но не ожидала, что он действительно согласится на это! — Ну что, моя сладенькая кошечка? Ты готова к нака… — и в этот момент раздался резкий и очень громкий стук в дверь кабинета грозного группенфюрера. От неожиданности оба возлюбленных подскочили и машинально повернули свои головы к источнику звука. — Кто это ещё может быть?! — яростно воскликнул Мюллер, тряся своими кулаками в воздухе. — Кто меня беспокоит?! Я сейчас сильно занят! — Герр Мюллер, это я… Курт Айсман… — робко, или даже спокойно произнёс мужчина. — Простите меня за беспокойство, я принёс все отчёты за осенний период. Вы же их так долго ждали… «Чёрт… Кайф обломал! И хули так не вовремя?! Блять, а я ещё и полуголый… и как я выйду в таком виде?!» — подумал Мюллер. Надо было срочно куда-то сплавить ненавистного подчинённого… — Курт, иди нахуй! Тебе русским языком было сказано: я занят! — заорал не своим голосом группенфюрер, не ожидая от себя такого, ведь считал себя «правильным, серьёзным» человеком, который матом не ругается. «Бляяя, что за хрень?! Сначала Мюллер, блин, орёт, что я ни черта не делаю, а когда я всё выполнил, как положено, берёт и посылает на три весёлых буквы! Вот же старый пиздюк! Маразматик ебучий! Долбоящер лысый!» — думал Курт, стиснув от злости зубы. — Идите, идите! Я сейчас очень занят! — грозно скомандовал Мюллер с серьёзным выражением лица. — А бумаги… бумаги можете занести лично фюреру! У меня и так дел по горло! Вы уж простите меня… — последнее вырвалось из его уст с виноватым, или даже робким, боязливым тоном. — Ну ладно, только потом если что-то не так, не шикайте! — ответил Айсман, отходя от двери. «Во, точно странный какой-то!» — подумал он после этой фразы. — Ну что, мой котёночек, может быть продолжим? — игриво произнесла Барбара, взяв за подбородок своего ненаглядного. — О, да, милая, всегда готов! — бойко воскликнул Генрих. — Красавица! Ангел мой! Барбушка моя! Куколка моя! Как же я хочу упиваться тобой вечно! — и после этой фразы он вновь заглотил девушку в страстном поцелуе. «О, Генрих, — думала она, неторопливо шевеля своим языком в ротике Мюллера. — Я давно люблю тебя, и хочу отдаться тебе здесь! И сейчас!» «Боже, она просто космос! Самая лучшая женщина, которую я когда-либо встречал! А как же эта белобрысая чертовка классно целуется… о, майн Готт, Барбара, какая же ты горячая! Ах, если б ты стала моей навсегда! Я хочу, чтоб твои губки ласкали меня вечно!» — думал группенфюрер, закатив глаза. Спустя пару секунд девушка слегка оттолкнула мужчину на край дивана, после чего, аккуратно подползя к нему, приспустила с него штаны. — Ты догадываешься, что я хочу сейчас сделать, милый? — то ли робко, то ли возбуждённо-язвительно вопросила она, глядя на своего любимого. «О да-да, сделай это! Сделай это для меня! Моя милая куколка Барби! Приласкай же своего ненаглядного папочку!» — думал Мюллер, представляя, как Барбара его ублажает, и тихонько постанывал при этом, что очень нравилось секретарше. — Ну, тогда я готова ублажать своего папочку, — страстно прошипела она, приспуская и нижнее бельё Мюллера. «О-о, наконец-то! Наконец я смогу насладиться тобой сполна!» — прошептал Мюллер, представляя, как Барбара массирует своими нежными ручонками его член. — Ну что, красавчик, давай теперь с тобой играть! — похотливо улыбаясь, произнесла девушка. Помогая Мюллеру избавиться от нижней части его гардероба, девушка демонстративно откинула его вещи в сторону и аккуратно прижалась своими губками к его лобку. — А-ах, Барбушка, как приятно! Я просто в восторге! — воскликнул Генрих, немного вздрагивая при этом. — Какие у тебя нежненькие губки! Умничка моя! Папочка очень доволен! Таких приятных ощущений Мюллер не испытывал уже давно. Наконец он понял, что ему действительно не хватает женской ласки — прав был Штирлиц. Но теперь группенфюрер был по-настоящему счастлив — Барбара подходила ему просто идеально. Эта девушка, словно чудодейственное снадобье — смогла наконец помочь Мюллеру «излечиться» от его чёрствости. — О, Барбара, как ты прекрасна! — восклицал группенфюрер, пока девушка ласкала своими губками его «пизанскую башню». — Ты просто фея! Фея любви! Прошу, заходи ко мне почаще! Ты меня окрыляешь! Девушка лишь невнятно мычала, тем самым возбуждая мужчину только сильнее. За окном уже начал идти дождь и завывал лёгкий, но заметно прохладный ветер. — Ох, Генри, какой же ты милый! — улыбнулась Барбара, поцеловав его в щеку. — Мне даже как-то пофиг на эту дурацкую погоду — с тобой у меня всегда будет солнце! Ты замечательный, помни это всегда! Услышав эти слова, Мюллеру на душе стало как-то теплее, и на его глазах даже выступили слёзы. Ему стало неловко, ведь группенфюрер считал себя чертовски серьёзным и никогда раньше не плакал, а сейчас вдруг взял и от любви растаял! Всё-таки Барби смогла растопить ледяное сердце своего Кена! — Ох, Барбара, я так благодарен вам за всё, — едва ли не плача произнёс группенфюрер, вытирая слезинки своим указательным пальцем. — Вы замечательная женщина! Я буду готов носить вас на руках, и не только!.. — Правда? Ах, мой милый мальчик, какой же ты славный! — ласково сказала секретарша, погладив мужчину по голове. — Только не плачь, прошу тебя. Чшшшш! Твоя милая Барбушка не позволит, чтобы малыш Генри плакал! Давай, пусть слезинки на твоих глазках будут появляться только от счастья, ладно? — Так я же и плачу от счастья… — лояльно выпалил Мюллер, приобнимая девушку за талию. — Ты прекрасна словно ангел. Я приятно поражён тем, что ты выбрала именно меня в качестве своего спутника жизни. Ты сумела разглядеть во мне, чёрством и ужасно мрачном человеке, того самого робкого и нежного Генри… — Не говори на себя так! — воскликнула секретарша, замахав руками. — Ты ничуть не чёрствый и ни в коем случае не ужасный! Ты… просто… недолюбленный! Недолюбленный… Боже, как же это было верно сказано! Ведь группенфюреру и правда не хватало нежности, заботы и ласки! Такой ласки, которую может дать только женщина! И вот, наконец он её получил, и теперь сможет почувствовать себя по-настоящему счастливым! — О, Барбара, вы совершенно правы! — тихо сказал Мюллер. — Наконец хоть кто-то, кроме меня самого, это понял! Меня все ненавидят! — Ну что ты, мальчик мой, не нужно так преувеличивать, — улыбнулась Барбара. — Я… я тебя очень люблю! — и вслед за этой фразой последовал нежный поцелуй в щёку, от которого у Генриха сразу улучшилось настроение. Он понял, что несмотря на свой вздорный характер ещё может быть по-настоящему любимым.

***

Кабинет штандартенфюрера был мрачен, как и его владелец. Тусклый оконный свет еле-еле освещал небольшое помещение Штирлица. Сидя за столом, разведчик молча смотрел в одну точку, даже не двигаясь при этом. В его голове блуждали смешанные и весьма-таки волнительные мысли. Он всё ещё никак не мог отойти от тех странных событий, которые происходили с ним всё это время. Мужчина чувствовал себя расстроенным и совершенно подавленным. Было ощущение, что ещё немного, и он окончательно сойдёт с ума. «Почему моя жизнь внезапно стала чёрно-белой, словно английское кино? — подумал Штирлиц, продолжая смотреть на портрет фюрера, весевшего в золотой рамочке на другом конце его кабинета. — Неужели я так часто нервничаю, что уже начал терять рассудок? А как же миссия?! — внезапно вопросил у себя штандартенфюрер, даже легонько подпрыгнув на своём рабочем стуле. — Если я провалю это задание, то обратной дороги в Союз мне уже не видать!». От этих мыслей настроение разведчика испортилось ещё больше. Из-за этого ему даже на какое-то время внезапно захотелось покончить со своей жизнью раз и навсегда! Но раз уж он хочет вернуться на Родину, то ничего не поделаешь, всё-таки нужно довести дело до самого конца — собраться с силами и выполнить наконец это задание! Внезапно для Штирлица из радио послышались странные сигналы, напоминающие азбуку Морзе. От такого внезапного и громкого писка мужчина резко подпрыгнул вверх. — А?! Эт-то наверное Кэт! — шёпотом воскликнул Штирлиц, надевая на себя наушники. — Приём, приём! Как слышно? — послышался женский голос по ту сторону радио, вперемешку с сильными, и не очень приятными для ушей Штирлица помехами. — Не очень, если честно, но это лучше, чем ничего! — громко воскликнул разведчик, пытаясь перекричать помехи. — У вас есть для меня какие-то новости? Это что-нибудь срочное? — Да, герр Штирлиц, — звонко воскликнула радистка, быстро клацая своими пальцами по чёрной широкой клавиатуре. — Вам посланно очередное задание! Вы должны будете прикинуться адъютантом Курта Айсмана для того, чтобы выяснить у него, где же находится секретная штаб-квартира Адольфа Гитлера. Говорят, что именно там он прячет все сверхсекретные контратаки на СССР! А также на Великобританию и США! — Я вас понял. Постараюсь сделать всё максимально правильно, — кивнул разведчик. — Надеюсь на то, что операция пройдёт успешно! — Нисколько в вас не сомневаюсь, Штирлиц, — ответила Кэт. — Но учтите, вам прийдётся действовать с максимальной осторожностью! — Я знаю, знаю… — лояльно ответил Штирлиц, на лице которого появилась приятная улыбка. — Как говорится — кто не рискует, тот не пьёт шампанское! Хе-хе… — Красивая, однако, фразочка… мне бы хотелось вот так вот с вами… по-дружески посидеть, сделать глоточек… шампанского… Только вы… я… и всё… Такая романтика, ммм… — мечтательно произнесла радистка, прикрыв глаза, и даже начала тихо мурлыкать от удовольствия. — Кхэм… чего-чего?! — встрепенулся разведчик, откашливаясь. — Кэт, вы с ума сошли?! Какое шампанское, какая романтика?! Что вы, чёрт побери, такое несёте?! Я так просто выразился, в переносном смысле, а вы всё воспринимаете буквально! Вы всего-навсего моя радистка, и не более того! Не забывайте об этом! — Ой, ну а что? Уже и пошутить нельзя, что ли?! — саркастично, и всё так же звонко воскликнула Кэт, рассматривая свой маникюр. — Блондинки не в моём вкусе… — серо промямлил Штирлиц, показывая девушке явное недовольствие и раздражение от её шутейских слов. — Я шатенок и брюнеток больше люблю! — Ой, ну и ладно! Не очень-то и хотелось! — обиделась радистка, надув губы. — Знаете что, Отто, какой-то вы скучный! — Кэт, мне некогда веселиться, у меня ещё дел — выше крыши! — прошипел штандартенфюрер. — Если уж говорите, то, пожалуйста, по делу! Мы сейчас попусту теряем драгоценное время! — Хорошо, хорошо… — безэмоционально прошипела она, сложив руки на груди. — Вам задание понятно? — решила уточнить радистка с неким придирчивым тоном. — Не совсем… — робко выдал разведчик, внезапно застеснявшись. — Почему именно адъютант Айсмана? А не Гитлера, или, на худой конец, Мюллера? — Всё просто. Видите ли, Штирлиц, адъютант Айсмана — Карстен Бёлер — это не простая личность! Он знает абсолютно все секреты фюрера, а также именно он самый главный рассадник различных лже-сплетен и вымышленных историй о некоторых работниках рейхсканцелярии. — А, ну тогда я понял! — утвердительно произнёс разведчик, кивая головой. — Хорошо, Кэт, выполню всё, как положенно. Вы можете на меня рассчитывать! — Благодарю. Если вам всё ясно, то необходимо приступить к выполнению этого задания, и как можно быстрее, — сказала девушка, продолжая набирать текст на клавиатуре. — Вы просто обязаны выиграть время! На вас вся надежда! — Хорошо, я понял, — лояльно ответил мужчина, и помехи снова начали мучать слух мужчины. Непонятные отрывки фраз Кэт и жутчайшее шипение на заднем плане пугало Штирлица до чёртиков. Его дрожащая рука потянулась к регулятору звука, но внезапно что-то пошло не так… Его рука сильно дрогнула, а помехи стали только громче. Дождь уже вовсю барабанил по стеклу, что наводило на Максима лишь больше ужаса!.. «Да что же это?! Да что происходит?! Неужели снова какие-то нечистые силы пытаются мне помешать?!» — думал мужчина, не переставая дрожать от ужаса. — Алло! Алло! Вы меня слышите?! — громко кричала радистка, пытаясь достучаться до Штирлица. Голос Кэт звучал неестественно, казалось, что она говорит на каком-то непонятном языке, будто в неё вселился бес. «Бррр, да что же это за чертовщина такая?!» — прошептал штандартенфюрер, безуспешно пытаясь наладить связь. Внезапно раздался сильный удар грома, отчего Отто чуть не потерял сознание. Окна внезапно распахнулись в разные стороны, громко бахнув своими рамами по боковым стенам. Шторы, словно супергеройские плащи, взвыли ввысь! И яркая вспышка грома на пару миллисекунд ослепила Штирлица. «Боже, какой ужас! Ну и сумасшедший же день сегодня! — тихо прошипел разведчик, протирая глаза. — Сначала какие-то звуки, как из преисподней, а теперь я из-за этой молнии вообще чуть не ослеп нахрен!». Потирая свои зеницы, Штирлиц медленно поднялся со стула, и что-то кряхтя себе под нос, вышел из-за рабочего стола. Его взору тут же бросилось письмо, лежащее на красном ковре около распахнутого окна. — Письмо? — заторможенно вырвалось у разведчика, когда увидел белоснежный конверт, лежащий на полу. — Что оно здесь делает?.. — боязно вопросил Штирлиц сам у себя, не решаясь поднять конверт с пола. Возможно, это письмо с угрозой, либо какое-то очередное послание, да мало ли чего можно было ожидать ввиду последних событий! Разведчику было страшно, но в итоге он всё же решился и поднял конверт — а вдруг это что-то важное. *Ну здравствуй, Отто фон Штирлиц! Я очень много был наслышан о тебе. Помнишь меня? Тот самый силуэт за окном. Почему же ты зашторил окна в тот роковой вечер?! ИСПУГАЛСЯ, ДА?!.. Знай, что я пишу эти строки человеческой КРОВЬЮ! Кровью тех, кто был убит ни за что… Теперь вы не сможете навредить моим деткам… Они под моей защитой!.. Вы уничтожили лишь их оболочки, но души… Души уничтожить, увы, нельзя. Я отомщу каждому из вас! Твоему фюреру, и вождю не поздоровится. Вы умрёте мучительной смертью, и вашим палачом буду я! Те, кто страдал просто так, без какой-либо причины, не могут обрести покой в ином мире. Пока вы пьёте, радуетесь своему «величию» и развлекаетесь с различными фрау и фройляйн! Мои бедные, бедные души СТРАДАААЮЮЮЮТ!!! Вспомните, герр Штирлиц, как когда-то Мюллер заставил вас застрелить маленькую еврейскую девочку. А ведь вы могли этого не делать… Неважно, на чьей стороне вы находились, и кому конкретно были преданы и верны. И там, и там были свои кровавые тираны. Ваш Сталин — тоже не ангел… Поверьте мне, герр Штирлиц! Я превращу вашу жизнь в самый настоящий ад! Моё тело мертво, но душа обрела контроль над другими душами, жаждущими мести своим убийцам! А вскоре я заполучу контроль и над вашим разумом! P.S. Тёмный Ангел.*