Её величество Смерть.

      Босые ступни медленно ступали по пыльной каменистой дороге, неся юное тело девушки вглубь небольшой деревушки. Нежная кожа на ногах уже давно перестала быть столь мягкой и нежной, какая она была раньше, становясь грубой и сухой от долгой ходьбы по острым камням. Боли почти те не чувствовали, легко снося царапины и раны от неровной дороги.       Черные, словно крылья ворона, волосы развевал легкий ветер, ероша и путая те, создавая тем самым ещё больше работы для их носительницы. Мертвые небесно-голубые глаза с безразличием вглядывались в дорогу, что убегала далеко вперед, исчезая за горизонтом. Тонкие, почти белые, губы были поджаты, словно девушка нервничала, ускоряя свой шаг с каждым пройденным домом. Румянец был едва заметен на бледных щеках. Худые пальцы, со слегка выпирающими фалангами, одной руки обхватывали рукоять серпа, пока вторая несла аккуратно связанную копну пшеницы, дабы она не развалилась по дороге.       Одета она в красивое льняное платье, украшенное ручными орнаментами из шёлковых нитей. Талию опоясывал красивый пояс, подчёркивая изящную фигурку девушки и поражая худобой. Многих мужчин это могло и заворожить, и оттолкнуть, ведь нынче на Руси в приоритете были румяные красавицы — больше детей сможет появится на свет.       Мара — такое имя она носила в простонародье, посещая деревню за деревней и унося жизни простых смертных с собой, в новый мир. В их глазах она была не более, чем бездушным существом: безжалостным, холодным и до ужаса прекрасным. Крестьяне остерегались её, не смели перечить, и лишь самые отчаянные переступали ей дорогу. Или же безумные, тут уж как посмотреть на это. Женщины берегли своих мужей, чтобы те не сошли с ума от черноволосой красавицы и не последовали за ней неизвестно куда.       Очередное посещение деревни не ушло незамеченным, даже под покровом ночи. Деревня словно опустела в тот же миг, как девушка ступила за её пределы. Даже собаки перестали лаять на случайных прохожих, поджимая хвосты и прячась под избами. Люди тоже словно давно погрузились в мир Сна — погасили свечи, стараясь не привлекать лишнего внимания смерти, чтобы она не заглянула случайно к ним на огонек. Глупые, наивные простолюдины. Как бы они не старались — черновласая посетит избу каждого рано или поздно. И никто не станет исключением.       Мягкой поступью девушка спешила на встречу, скользя сквозь ночь и прохладу в известном только ей направлении. В это время суток она могла отдохнуть в компании единственного, бесстрашного или просто глупого — она не определилась — смертного, что сумел завоевать её доверие. Среди всей черни людских душ он, пожалуй, был самым чистым, несмотря на свои резкие и грубые высказывания. Его прямолинейность могла рано или поздно его погубить, но он не слишком сильно переживал на этот счет, всегда отмахиваясь: «один раз пережил тебя, значит переживу и во второй.»       Ночь мягким пуховым одеялом укрывала деревню, посылая с собой сладостные грезы каждому, кто только желал окунуться в мир Сна. На охоту выбирались ночные звери, для которых наступила пора бодрствовать. Сквозь стволы деревьев леса то и дело мелькали темные тени, а в кронах были слышны громкие хлопки крыльев. Совсем недалеко где-то ветер тихо шуршал сухими колосьями пшеницы и травой, лаская слух.       Ночная прохлада дарила успокоение и умиротворение, пронизывая сквозь одежду и пробегаясь мурашками по всему телу. Хотелось остаться навсегда в атмосфере темного времени суток, словно в вакууме, не ведая о свете дня и о людях, чьи души прогнили насквозь, подобно самому темному дёгтю. А также об обязанностях, что так тяготили душу, сковывая тяжёлыми цепями. Раньше она приносила ей счастье, радость и желание показать людям лучший мир. Но это было много веков назад — сейчас крестьяне стремятся оттянуть момент кончины разными способами: сбегая, умоляя, угрожая. Сколько черноволосая повидала за свою жизнь. Если бы у неё было живое тело — то давно утопилась в ближайшей быстрой реке или повесилась, оставаясь на века в загробном мире. Но увы, это лишь далекая мечта.       Резкий удар заставил Мару пошатнуться и выйти из собственных мыслей, а боль, прошедшая словно круги на воде, зашипеть. Пшено выпало из руки и той она схватилась за плечо, что и было подвержено удару. Тонкие губы растянулись в оскале, а взгляд был переведен за спину. На земле быстро обнаружилась причина резкой боли: небольшого размера камень. Он не был способен переломить кость, но немного покалечить — вполне. Взгляд холодных голубых глаз осмотрел округу. Ветер завывал, поднимая вверх клубы пыли с дороги. Ни души не было видно поначалу, но саму смерть так просто не обмануть.       Поведя ушибленным плечом, девушка хмыкнула, разворачиваясь и продолжая не спеша идти дальше, чувствуя спиной взгляд пары глаз на своей фигуре. Рывок в сторону и мимо неё со свистом пролетает камень, едва касаясь кончика её изящного носа. Мгновение и она уже схватила мелкого негодника за шиворот огромной ему рубашки, поднимая слегка над землей. Мальчонка определенно не ожидал такого поворота событий, трепыхаясь в хватке самой смерти.       — Пусти! — взвизгнул рыжик, пытаясь ударить Мару и сбежать.       — Тебя, видимо, не учили манерам от слова совсем, да? — хмыкнула черновласая, мертвой хваткой вцепившись в загривок пацана, по телу которого тут же от холода рук прошелся табун мурашек.       — Нет! Отпусти! — продолжал трепыхаться тот, полностью игнорируя слова смерти и зля тем самым её только сильнее.       — Тц, глупый — глупый птенец. — Покачала головой богиня, перехватывая сильнее мальчонку и хватая свободной рукой его щеку, из-за чего он тут же заайкал, щурясь и пыхтя от боли.       Рывком повернув к себе румяное личико, Мара заглянула в его карие, почти медовые, глаза, пронзая взглядом. Ребёнок замер, с ужасом вглядываясь в мертвецки бледное лицо и чистые, как ручей, голубые глаза, что на данный момент сияли ярче всяких сапфиров. Этот взгляд пробирал до самой глубины, разбирая все потаенные грехи и пронзая не хуже острых шипов. Парниша сглотнул, сожалея о своём порыве.       — Запомни раз и навсегда, малыш. — хотела уже начать говорить и внушать ребенку истину девушка, но её грубо прервали:       — Отпустите его! Он не хотел! — Раздался тоненький девчачий голосок и из-за поленницы высунулась такая же рыжая макушка с длинной косой.       Румяное, полное веснушек лицо и зеленые глаза с мольбой смотрели на богиню, а маленькие ладошки сжимали ткань потрепанного сарафана, что скрывал худое телосложение. Губы поджались от страха за брата, судя по всему, а с глаз едва не срывались капельки кристальных слез. Бедное дитя, так переживает за глупую кровинушку.       Хмыкнув, хрупкая рука Мары переместилась с загривка на голову, начиная перебирать рыжие пряди, размышляя… Люди, особенно маленькие дети, глупы, чтобы понять, что смерть — не самый ужасный конец, который их только может ожидать. Наоборот они должны радоваться тому, что Мара существует в принципе, даруя им лучшую жизнь в ином мире, нежели оставляя их бесплотными призраками и упырями слоняться по свету и убивать когда-то их близких. Но кто поверит ей, если она начнёт объяснять эту, казалось бы, простую истину?       Волосы мальчугана начали терять свой солнечный рыжий цвет, становясь седыми у корней, а румянец на пухленьких щечках тускнеть. Медовые глаза словно заволокло пеленой, а тот начал терять сознание, шатаясь из стороны в сторону. Именно в этот момент девушка пришла в себя от громкого вскрика той самой девочки, отдергивая руку и парень с глухим ударом упал наземь. Потерял сознание. Чтож, будет ему на будущее уроком и подарком, что тот смог пережить встречу с самой смертью.       Равнодушно хмыкнув, богиня подобрала с земли капну, а девчушка бросилась к брату, падая на колени и взывая к его имени. Сегодняшний день сильно её вымотал, а боль в плече от удара только усугубляла нынешнее положение. Мальчугану повезло, что он выжил в сегодняшний холодный вечер, не превратившись в упыря. Ему бы пошла новая роль.

***

      Небольшая, ветхая избушка встретила Мару пустотой, чему та сильно удивилась. Полумрак окутывал тёмную фигурку девы, впуская в избу и скрывая от внешнего мира. Лучину никто судя по всему даже не удосужился поджечь — совершенно новая щепочка была без толики обугленности и полностью холодной. Черноволосая красавица тяжело вздохнула, заметив, что и нетронутыми оказались тонкие одеяльца на печи: косо свисали вниз, пачкаясь в саже и пыли, словно кто-то в спешке спрыгивал с большого сооружения. Никаких сомнений не было более: этот негодник опять убежал, недождавшись Мары.       Неспеша девушка вышла из избы, медленно двигаясь за дом, на едва уловимое журчание ручейка. Ноги гудели от усталости, но та упорно продолжала легкими шагами идти по мягкой траве, ощущая, как та приятно щекочут ступни и охлаждают те. Звуки бегущей воды полилось громче, вместе с тихой музыкой. Не было никаких сомнений, что это был именно он.       Чуть ускорившись Мара оказалась на берегу небольшого кристального ручейка, около которого раскинули свои ветви изящные берёзки, определённо создавая днём прохладную тень. Вокруг же росли маленькие ночные фиалки, украшая это место лиловым, переходящий постепенно в розовый, а потом в белый, цвета. В воздухе же летало множество светлячков, освещая берег, подобно маленьким сошедшим с неба звёздочкам.       Под одной из березок сидел молодой юноша, поджав ноги под себя и положив на колени гусли. Он был белес, подобно первому выпавшему снегу: мягкие волосы полностью сливались с белой кожей, отличаясь лишь на пару тонов; пушистые ресницы закрывали алые, как рубин, глаза, что внимательно вглядываясь в траву перед собой, не смея отвести взора. Он напоминал призрака или духа своей внешностью, но черноволосая знала — он более, чем живой. Пальцы его мягко перебирали струны инструмента, создавая приятную и успокаивающую для слуха мелодию, что так и наводила сон.       На нем была простая льняная рубашка, что мешком висела на его теле ничем не удерживаемая: ни поясом, ни шнурком. На ногах были самые обычные порты и лапти из бересты.       Он был полностью погружён в свою игру и дева не смела прервать её. Лишь робко приблизилась к музыканту, опуская около него и облокачиваясь о ту же берёзу, что и он, прикрывая глаза. Перебирание тонких струн создавали волшебную мелодию, что могла в одно мгновение успокоить смерть, даже после самого ужасного дня сбора душ. Всё в одно мгновение словно испарялось, унося с музыкой из её мыслей куда-то прочь и позволяя расслабиться. Воистину чудесное чувство, ради которого Мара возвращалась к этому юноше из раза в раз. Чтобы почувствовать себя собой и уйти от своих проблем хотя бы на одно мгновение. Хотя бы на одно…       Совсем скоро игра прекратилась и музыкант отложил свой инструмент, чтобы перевести всё своё внимание на пришедшую подругу.       — Ты сегодня позднее, чем обычно… — тихо звучит его голос, а сам хозяин пододвигается ближе к черноволосой, чтобы переложить её тело с твёрдого ствола дерева на собственную грудь.       Тонкие и изящные пальцы зарылись в волосы, мягко распутывая те и массируя уставшую голову богини, отчего она ещё больше расслабилась, с облегчением выдыхая.       — Да, да… — с неохотой отвечала та, зарываясь носом в тонкую рубаху и пряча в той слабую улыбку. Она была рада оказаться здесь.       — Почему ты не можешь устроить хотя бы день отдыха для себя… — недовольно фыркнул альбинос, проводя рукой вдоль волос и пальцами, подобно гребешку, расчесывая те от застрявших редких веточек. — Мы бы пробыли весь день вместе: только ты и я. — на лбу Мары оказался запечатлён легкий поцелуй, вызывающий на бледных щеках румянец.       — Вито-Вито-Вито. — снисходительно посмеялась она, щелкая по носу юношу и заставляя его недовольно поморщиться. — Ты как был глупым мальчишкой, так и остался. Практически ничему не научился из моих долгих и муторных рассказов.       — Ну, чему я научился в идеале, так это заплетать тебя, Марэна. — ухмыльнулся тот, мягко, ненавязчиво, переворачивая разморенное тело девушки и вынуждая ту сесть для удобства. Тонкие пальцы продолжали мягко массировать кожу головы, заставляя тем самым богиню превращаться в лужицу от этих манипуляций. Этот парниша определенно был колдуном.       Когда немая просьба была выполнена на слегка румяной щеке остался новый поцелуй — награда за покорность. И она прекрасно действовала на смерть, желающую получить ещё больше таких мягких касаний губами. Как следует прочистив слегка неряшливые волосы, Вито принялся мягко заплетать те, попутно успевая делать массаж уставшей, после долгого дня, Маре. А та и не была против, оставаясь сидеть и силясь не заснуть от процесса. Они ничего не говорили друг другу, наслаждаясь сладкой тишиной и умиротворением, что витали в воздухе наравне со свежестью чистого ружейка. Ветви березок тихо шуршали от дуновения ветра, убаюкивая.       Черные, как смола, волосы постепенно складывались в большую, красивую косу, открывая идеальное личико Марэны: острый подбородок, слегка выпирающие скулы, мендалевидные, словно капельки кристальной воды, глаза и тонкие брови, подчёркивающие форму тех. Небольшой шнурок закрепил причёску, а юноша продолжил, украшая ту бутонами фиалок, вплетая их прямо в волосы. Они прекрасно сочетались с чёрными волосами и, по скромному мнению Вито, только сильнее красили богиню.       Когда музыкант закончил он облокотился о березку, ложа в исходное положение девушку — на свою грудь. Та лишь поудобнее устроилась, потеревшись о слегка помятую и грубоватую рубашку. Но это ничуть не мешало ей наслаждаться моментом, держась на грани с реальностью и сном.       — Ты всегда знаешь, как меня расслабить. — проурчала Марэна, приподнимаясь и оставляя на устах Вито поцелуй, незамедлительно получая на него ответ.       — На то я тебя и знаю с самого своего рождения. — улыбнулся тот, начиная зацеловывать любимое им лико неприкосновенной богини смерти. А она лишь довольствовалась таких большим порывом ласк и прикосновений. Она слишком долго ждала таких моментов. Пожалуй, она впервые за столь долгое время не жалела, что не смогла забрать одну смертную душу.

***

      — Прошу… Не забирай его… — дрожащим голосом умоляла девушка, стоя на коленях и цепляясь за длинные полы юбки Мары.       Черноволосая фыркнула, холодно стреляя голубыми глазами и ненавязчивым движением ноги прося отцепиться от себя. Крестьянка подчинилась, оседая на пол и заливаясь горькими слезами. Тело её била мелкая дрожь, а истерика накатывала сильнее, когда фигура смерти всё ближе и ближе с ребенком на руках подходила к выходу из избы. Закутаный в пелёнки малыш не сопротивлялся, пыхтя и потирая маленькими кулачками совсем недавно открывшиеся глаза.       Синяя, словно ночное небо, радужка глаз блестела под белыми лучами луны, притягивая взгляд к себе. Румяные щечки мило надувались каждый раз, когда ребенок вдыхал воздух в свою крохотную грудь. Когда богиня прислушивалась она могла слышать, как размеренно стучит детское сердечко, отдавая свои последние удары. Холодные прикосновение смерти уносили крупицы жизни медленно, растягивая последние минуты.       А малыш, будто не осознавая ничего из этого, лишь с любопытством возрился на незнакомую деву и звонко засмеялся, лопоча что-то на своём, детском языке и протягивая ладошки вверх. Это не могло не вызвать улыбку на лице Мары, пока мать дитя сходила с ума и чуть ли не выла от разлуки. Жаль, что нить судьбы должна оборваться у этой крохи, чья душа не очернилась огромным миром.       Поправив пелёнки, Мара ступила за порог, начиная размеренно идти прочь из деревни, упорно игнорируя мольбы отчаявшейся матери, что не хотела терять своего единственного ребенка. Ночную тишину сокрушал своим звонким смехом мальчишка, пытаясь ухватиться за длинные тёмные пряди волос своими крохотными ручками, абсолютно игнорируя то, как его пальцы коченеют, а слои ткани перестают дарить спасительное тепло.       — Ты ещё совсем маленький, чтобы осознать, куда я тебя несу… — тяжело вздохнула Мара, подставляя под детскую хватку свой палец и наблюдая за тем, как ребенок становится более вялым и усталым. — Поспи.        Сладко зевнув, мальчик, на предложение, только высунул свой язык, пока его волосы и кожа полностью окрасились в белый цвет. Глаза потеряли свою синеву и уже внимательно смотрели двумя красными рубинами на черновласую красавицу. Богиня замерла, останавливая ход и внимательно всматриваясь в свёрток. Пару минут назад сердце едва-едва билось, а сейчас продолжило отбивать привычный ему ритм, циркулируя кровь по всему тельцу. Душа не покидала тело мальца, а тот лишь задорно покусывал тонкие пальцы богини своим пока что беззубым ртом, только слюнявя тот.       — Чтож…это очень интересно… — похлопала глазами Мара, вызывая новую порцию смеха и лепета.

***

      С тех пор они неразлучны: смерть и простой человек, которого она назвала «живым». Как иронично. Возвращать обратно родной матери дитя Мара не захотела, какое-то время стараясь его таскать с собой и воспитывать. Но потом она поняла простую истину: ей не дано быть матерью. Сколько этот поганец ей нервов поистрепал за тот недолгий промежуток времени, пока девушка не подбросила его в ближайшую избу деревушки, что находилась неподалёку от её собственной. Затем она стала лишь издалека наблюдать за тем, как растёт малец, стараясь не вмешиваться в его жизнь… Но зато вмешался он сам, ведь наглости и дерзости ему было не занимать.       Из мыслей девушку вывела резка боль в плече, из-за чего она зашипела, скалясь и дергаясь в противоположную сторону.       — Стой. — Дернулся Вито, который, пока Мара была глубоко в своих мыслях, нашел у неё ушиб и слишком сильно надавил на него. — Извини, пожалуйста, не дергайся, хорошо?       Богиня на данные слова лишь проворчала нечто нечленороздельное себе под нос, замирая на месте и стараясь стерпеть прикосновение грубоватых пальцев к плечу. Боль иглами пронизывала тело, опускаясь по руке вниз и исчезая на кончиках пальцев. Альбинос внимательно осматривал ушиб, подмечая, что совсем скоро тот посинеет и будет приносить дискомфорт. Выпустив воздух сквозь сжатые зубы, юноша оставил на встрепенувшемся плече поцелуй, мягко обнимая деву.       — Я разберусь.       — Не нужно, в этом нет толку. — хмыкнула Марэна, поворачиваясь лицом к Вито и вглядываясь в его кровавые глаза. Красивый цвет. — Сколько ты боролся с людьми из деревни? Сколько едких слов сказал в их сторону, что они тебя тоже возненавидели всей душою? Так есть ли смысл говорить с ними и дальше, пытаясь внушить простую истину?       Юноша притих, хмуро опуская взгляд на траву и погружаясь в свои нерадостные думы. Было забавно смотреть, как это чистое, ничем не тронутое лицо покрывается морщинами и становится серьёзным. Ему это не шло.       — Ну чего ты такой серьёзный, а? — хихикнула Мара, оставляя второй щелбан на лбу паренька и заставляя его рефлекторно айкнуть. — Тебя не должно это тяготить в сию секунду. Так отбрось лишние мысли.       Подхватив более крупную руку Вито (когда только она успела так сильно вырасти?) черноволосая переплела пальцы с ним, внимательно вглядываясь в глубину глаз напротив. Хотелось утонуть в этом алом цвете кровавого моря навсегда. Погрузить свою оболочку полностью и отдаться ему без остатка. Что же с ней сделал этот смертный?       Минуты не прошло, как, сократив расстояние между их лицами, альбинос коснулся тонких бледных губ, сливаясь в сладком и таком пьянящем поцелуе, подобно медовухе. Сейчас весь мир будто остановился и стал таким незначительным. Были важны только алый цвет рубина напротив и сладкий привкус крови на чужих губах. Важно было только сердце партнера, что отбивало удары за грудной клеткой, отдаваясь в ушах. Важно было только то, что человек рядом живой под легкими прикосновениями её рук. Заканчивающийся воздух ничуть не смущал, сподвигая лишь яростнее целовать желанные губы, чтобы насладиться моментом в большей степени и ощутить металлический привкус более чётко.       Оторвав уста они внимательно вглядывались в лица друг друга, ловя любые изменения на родном лице: замутненный взгляд, лихорадочный блеск огней в очах, приоткрытый рот, почти красный румянец на белых щеках. Всё это до дури было приятно.       — Я найду тебя, — словно в бреду, шептала в уста напротив своих Мара. — найду, где бы ты ни был. Поставлю точку в твоей слишком долгой жизни и заберу с собой в новый мир. И не отпущу никогда оттуда. Слышишь? Никогда.       — Верю каждому слову, ваше величество Смерть. — ехидно ответил той Вито, заставляя недовольно фыркнуть (она никогда не любила это звание). Блеск голубых глаз, словно чистейших капелек росы, тоже сводит с ума альбиноса. — Я пойду с Вами, куда вы только пожелаете.       Уста вновь соединились в поцелуе, опьяняя и дурмяня похлеще алкоголя. Берёзки скроют их от лишних глаз, оставляя наедине в сию минуту, а ночная тишина поглотит любые звуки. Сейчас только они двое. Более ничего не важно.