Иммортал-сити: когда оковы падут

– У меня две новости: хорошая и плохая, – Элисон Мур не без доли кокетства поправила выбившуюся из причёски прядь. – С какой начать? – Как вам будет угодно. Снова она здесь? Герхард надеялся, что ни одного надоедливого генетика в стенах своего отдела больше не увидит. После вчерашнего провала адепты Исхода, даже самые упёртые и недальновидные из них, должны были понять: на Лану в их авантюре рассчитывать нечего. – М-м-м… итак, первая: я пока остаюсь с вами. – Понятно. А хорошая новость? – Но это же и была хорошая! – аспирантка надула губки. – Сэр Стоун, вы такой грубый! Так и стараетесь подчеркнуть, что мне здесь не рады… А я что? Я не решаю, где мне быть – на всё воля шефа. Так вот, шеф недоволен. Это и есть плохая новость. Вчерашней отповедью вы сильно его задели. Линдберг требует повторить эксперимент. Если понадобится, то и неоднократно, пока не получит удовлетворяющие его результаты. Потому… знаете, надо подобрать Лане какую-то более подобающую одежду: ваш халат слишком ей велик. Между прочим, свой халат Герхард так назад и не получил – пришлось взять на складе другой. Почему? Лана его не отдала. Да, сколь бы это ни было поразительно, дикарке пришлось по душе ходить одетой. В отделе до глубокого вечера обсуждали сей феномен, и, в конце концов, в качестве рабочей гипотезы приняли следующее: HomoRegressus склонны к подражанию. Лана стремится жить по законам своего нового окружения, а так как видит вокруг себя только одетых людей, то и сама не прочь обзавестись каким-нибудь нарядом. Она хочет стать такой, как остальные – это дало бы ей статус полноценного члена «стаи»… так, вероятно, думает дикарка. Так, вероятно, склонны размышлять и HomoSapiens. Не зря же существует униформа: она наглядно демонстрирует статус, род деятельности, читай – принадлежность к тому или иному сообществу. Униформа существует для всех профессий, многие горожане даже в нерабочее время предпочитают носить именно её, а не гражданские наряды. Индивидуальность – то, чего все подспудно стремятся избегать. И это ещё раз доказывает, что регрессивные люди не так уж сильно отличаются от прогрессивных: в их социуме всё то же самое. – Гхм. Так вот, – напомнила о себе Мур, – Долли сегодня принесла для Ланы кое-какую одежду – старое платье своей внучки, гольфики… Лана прелестно смотрелась бы во всём этом, но она не захотела переодеваться! – Позвольте, угадаю: платье было не белым? – Голубым… а что? – Мы все здесь носим белые халаты. Лана хочет такой же. Боюсь, мне придётся поискать в городе портного, который пошил бы что-то подобное ей по размеру. И кстати, кого вы называете «Долли»? Миссис Стокворт? Имейте совесть! Долорес – кандидат наук, и она в матери вам годится. Не нужно с ней фамильярничать. – Она не против, – Элисон пожала плечами. – А ждать нам некогда. Я бы сама в два счёта пошила одёжку нужного цвета, если б вы мне немного помогли. – Простите уж, но я портновскому ремеслу не обучен, – Герхард развёл руками. – И не нужно, – она посерьёзнела и перешла на шёпот. – Сэр Стоун, я сейчас задам вам вопрос. Очень странный вопрос, но вы не удивляйтесь… Вы какое бельё предпочитаете носить? Вот это номер. Да, Элисон Мур и раньше была немного бестактной, но чтоб настолько?! – С какой целью вы интересуетесь моим бельём? – учёный был так ошеломлён, что даже забыл рассердиться. – Просто я подумала… ну, может, вы носите такие майки… белые, трикотажные… ну, те самые, что так нравятся старикам… Час от часу не легче… – Элисон, но ведь вы совсем недавно говорили, что я молодо выгляжу! Да, это действительно прозвучало немного обидно. – Но ведь вы так консервативны! – Мур запнулась. Кажется, и сама поняла, что наговорила лишнего. – То есть, я не утверждаю, что вам обязательно должно нравиться это старомодное бельё… но вдруг? Не говорите ничего! Просто я сейчас выйду, а вы… если на вас сейчас именно такая майка – снимите её, пожалуйста, и отдайте мне. Я немного подошью бретельки, чтоб стали короче – получится замечательный белый сарафанчик для Ланы. Смущённо пожав плечами, аспирантка удалилась. Вот уж несносная… И всё бы ничего, но на Герхарде действительно сейчас было надето бельё, очень похожее на описанную мисс Мур консервативную «стариковскую» майку. Стоун мало интересовался модой – возможно, слишком мало для своего статуса, однако раньше это не причиняло ему ни малейшего дискомфорта. Теперь же отчего-то захотелось снять текстильное убожество – в самом деле, почему бы не проходить до конца дня в рубашке на голое тело? Возможно, Лане новое одеяние понравится. Хмм… «Умей Лана говорить, она точно никогда не обозвала бы меня консервативным стариканом! Как однажды заметила Альба, моя девочка тут повежливее многих». *** Элисон Мур в компании миссис Стокворт и пресловутой Альбы дожидались Герхарда в комнате отдыха. Вооружившись нитками и иголками, они мигом подшили подаренную смущённым доктором майку и, хихикая, потащили её в виварий. Через минуту вернулись уже вчетвером: Лана, одетая в импровизированный сарафан, выглядела на самом деле премило. Она была почти похожа на обычную девочку и улыбалась, впервые со вчерашнего дня. – Мисс Мур… за её улыбку я уже готов простить вам недавний конфуз, – Герхард, совершенно растроганный, ласково погладил свою питомицу по голове. – Но, клянусь, если снова будете интересоваться моим нижним бельём – я поставлю об этом в известность нашего куратора в Министерстве морали. – Вы разбиваете мне сердце! – Элисон притворно всхлипнула и прижала руки к груди в театральном жесте. – Что ж, обещаю: дабы моё поведение не сочли сексуальным домогательством, впредь я буду паинькой. А теперь… как насчёт отметить это небольшим чаепитием? Сэр Стоун, мы ведь молодцы? Достойны некоторого поощрения? – Отлично, пойду заварю чай, – не дожидаясь ответа патрона, Альба унеслась прочь. Следом сбежала и Элисон, бормоча что-то про сладкие пончики. – Ты с нами, солнышко? – Долорес присела на корточки рядом с Ланой. – Раз ты носишь платье, то имеешь право и сидеть за столом. Я научу тебя пользоваться посудой. Хочешь? Неужели безумие заразно? Сначала в отделе появилась странноватая Альба, затем эстафету чудачества подхватила Мур, и теперь вот это… Герхард смотрел на миссис Стокворт с неприкрытым изумлением. Что произошло с почтенной пожилой дамой, раз нынче она отзывается на имя «Долли» и обещает научить пить из чашки регрессивную особь человека?! – Вы осознаёте, насколько странно это прозвучало? – вкрадчиво начал Герхард, мысленно уже выписывая сотруднице отпускные по состоянию здоровья. – Лана не может пользоваться посудой! – Отчего нет? – Долорес пожала пухлыми плечами. – У неё хорошо развита мелкая моторика. Лана легко осваивает новые навыки, и… мне кажется, пора уже прекратить относиться к ней, как к животному. Пусть бы свободно гуляла по отделу, никто не причинит ей вреда. Наблюдения за нами помогут адаптироваться в новом ареала обитания, раз вы твёрдо намерены не отпускать Лану на волю. С тем мальчиком. Выходит, Стокворт тоже вовлечена? И Линдберг, конечно же, не потрудился сообщить, что в отделе радиобиологии у него уже есть свои люди! Никому нельзя доверять, решительно никому… – Насколько глубоко вы осведомлены? – снова этот тревожный зуд. – Весьма поверхностно. Слышала кое-какие сплетни, только и всего, – не похоже было, что Долорес лжёт. Но лжецы часто неотличимы от порядочных людей, тем и опасны. – В самом деле? Руководство не доверяло вам… специфических поручений? Чего-то связанного, скажем, с Зеро? – В прошлом месяце генетики потребовали доступ к моим отчётам о ядовитых и хищных растениях Пустоши – причём дали понять, что отказ сильно оскорбил бы… главного. Это не секретные данные, так что у меня не было объективных причин их утаивать. И тем не менее, подозрения закрались… Зачем генетикам такие сведения? Вот я и стала повнимательнее прислушиваться к разным сплетням. Про Зеро и нашу Лану многое болтают. Уж не знаю, что из этого правда… но создаётся впечатление, вся Бездна сошла с ума. Только вам одному и удалось сохранить здравый смысл – не сочтите за лесть! – и всё же я рада трудиться именно под вашим руководством. Вы человек влиятельный, вы сумеете защитить нас всех. Если придётся. И её, – Долорес обняла дикарку, и было в этом жесте что-то пронзительно искреннее, материнское. – Особенно её. Лана как никто другой нуждается в вашей защите. Долорес Стокворт – действительно чья-то мать, даже уже чья-то бабушка. Но ещё она из тех прекрасных женщин, кто готов делиться материнской нежностью со всеми, кто в этом нуждается. И Лана, маленькая одинокая Лана действительно нуждалась в нежности Долорес. В защите и заботе Герхарда Стоуна. В живой экспрессии хохотушек Энжи и Элли. В привязанности Зеро, по-детски трогательной и настоящей. «Мы все – её новая стая. Но… за стол?!» А хотя… Миссис Стокворт смотрела на патрона вопрошающе, но с уверенным достоинством. Без тени сомнения, что тот, в конце концов, разрешит ей эту шалость. Пусть поворчит для приличия – начальству, между прочим, и положено ворчать. Пусть назовёт «дикое чаепитие» экспериментом и придёт за стол с непрошибаемо-каменным лицом, с деловитым интересом – таким, в сущности, смешным, если понимать, что в глубине души он испытывает к Лане всё ту же нежность. И желает ей только добра. Нет, никто в отделе давно уже не считает дикарку просто интересным образцом закупольной фауны. Он – особенно. Стоун любит это существо, по-отцовски сдержанно, по-отцовски беспредельно. – Подробный отчёт об этом вашем эксперименте – сразу после чаепития мне на стол, – выдохнул патрон с деланной строгостью. – Результат может быть интересным. Но не надейтесь на слишком многое… – и, подумав, добавил. – Проследите, чтоб молодёжь не вела себя развязно – пусть не подают Лане дурного примера.