Краше весны, пьянее лета

Такого строптивого человека, как Вэй Усянь, надо брать только хитростью. Это колдун понял еще тогда, когда замыслил свой план, безнадёжно влюблённый и отчаявшийся когда-либо увидеть взаимность. Вэй Усянь, насильно запертый в магическом пространстве, будет требовать, угрожать, попробует драться и не оставит попыток выбраться, но Вэй Усянь, думающий, что он здесь добровольно… окружённый самыми дорогими людьми в его жизни, теми, кого он больше никогда не надеялся увидеть… о, Яо мог оживить и мёртвых ради своей цели! В иллюзии, разумеется. Волшебный мир, достойный богов, где все совершенно и правильно, где царит добро и справедливость, где нет боли и разочарования… где все принимали его драгоценного Вэй Ина — калеку без золотого ядра, заклинателя, что пошёл по иному пути, отступника и преступника, по мнению этого жестокого мира — порочных людей, что ополчились против лучшего из них… Яо его обожал. Он был готов пустить все силы, всю свою магию на благо лишь этого одного человека, коконом заклинаний опутать его, одурманить его разум и унести в мир грёз, мир бесконечных сновидений, где есть сестра, нежная и живая — ее а-Сянь может даже ощутить тепло ее ладоней на своём лице — где вся семья в сборе, и не винит его, а поддерживает, и маленький а-Лин — не сирота…. Теперь Вэй Ин улыбался. У Яо замирало сердце каждый раз при виде его улыбки. Вдохновляемый этой улыбкой, он ощущал тепло, словно солнце ласково коснулось его своими лучами, и творил колдовство, все лучше и лучше, сложнее и изобретательнее, тщательнее скрывал свой маленький созданный мир от посторонних глаз. Он был предназначен для Усяня… и только для него одного. Иллюзии были коньком Яо, но они ничего не значили без ощущений. Красивой картинки было мало — пришлось добавить запахи. Теперь Вэй Усянь не проходил мимо супа сестры в Лотосовой пристани. Пришлось добавить вкусы, а то при первой попытке Яо Вэй Ин с непониманием спросил у Яньли, неужели суп готовил кто-то другой. Пришлось добавить ощущений — Яо немного перестарался, и его возлюбленный порезал ногу о камень в озере. Он тогда отвернулся, не в силах смотреть на кровь. Здесь боль Вэй Ина была абсолютно реальна, и Яо ничего не мог поделать, чтобы ее убрать. Он решил, что и сам, реальный, неплохо впишется в чудесный воображаемый мир — и подошёл к объекту обожания. Он выбрал красивый момент — закат в Гусу, успокаивающее журчание воды, Вэй Ин, безмятежно болтающий обо всякой чепухе. Взволнованно облизнув губы, Яо приблизился. Цзян Чэн и Не Хуайсан, следуя его воле, ушли под каким-то предлогом. Колдун подошёл ещё ближе. Неужели наконец осуществится его мечта? Сейчас он поцелует любимого и тот ответит ему, не может не ответить, Яо оставлял ему письма и открытки, подарки — маленькие, со вкусом, выбранные с любовью. Никто бы не устоял. — Вэй Ин, — шепотом произнёс он и потянулся к парню, от всей души желая взаимности, надеясь на неё и внутренне сжимаясь от одной мысли быть отвергнутым. Он натыкается на сомкнутые губы, чувствует вздох, а потом Вэй Ин отстраняется. Но Яо не затем потратил так много сил и умений на иллюзии, чтобы так просто сдаться. Он обхватывает рукой затылок Усяня и притягивает его к себе, пытается разомкнуть его губы, и на мгновение ему удаётся — но поцелуй сразу же обрывают, Вэй Усянь опускает его руки, и Яо остаётся только ощущать послевкусие — вспоминать мягкие губы и запах спелых яблок. — Не надо, Лань Чжань, — тихо, с доброй улыбкой произносит Вэй Ин. Проклятье! У Яо непроизвольно сжимаются кулаки. Он совсем не похож на Ханьгуан-цзюня, как?.. Неужто его иллюзии настолько хороши? Выдавая желаемое за действительное, они должны были подчиняться лишь воле колдуна, но Яо так старался подстроить их под восприятие своего любимого, что они стали работать сами по себе, угадывая его желания. Но как он мог, как он мог желать Лань Ванцзи? — Почему?! — кипит от ярости Яо. Это уже второй отказ! Он так взбешён, что готов самого Вэй Ина заставить платить! Увидеть его кровь — охотно, увидеть его боль — пусть почувствует хотя бы часть той боли, что раздирает сейчас Яо на части. Но он знает, что не сделает этого. Это лицо перед ним так красиво, тело — совершенно, и будь он проклят, если посмеет что-то испортить! — Почему? — снова спрашивает он, внутри все кипит и клокочет, но сердце поражённо замирает, когда Вэй Усянь просто произносит: — Я тебя не достоин. Не достоин. Он думает, что не достоин Лань Ванцзи. Он, столько геройств совершивший в одиночку, думает, что… Яо порывисто выдыхает. — Я тебя люблю, — признаётся он. Вэй Ин отвечает: — Я тоже тебя люблю. И радоваться бы Яо и наслаждаться, но он знает: эти слова — не ему. Колдун на мгновение прикрывает глаза, щёлкает пальцами — Вэй Ин засыпает под действием заклятия, облака магии мягко опускают его на землю. Яо садится, кладёт его голову себе на колени, развязывает алую ленту и начинает перебирать волосы. Он может шептать на ушко любимому все ласковые прозвища, которые для него придумал, и может даже целовать неслышно в уголок губ — ведь это не считается насилием? Живой, трезво рассуждающий Вэй Ин ему ни за что бы это не позволил, но спящий мог дать жалкие крохи того, чего так жаждал Яо… Неужели он никогда не ответит взаимностью?..

***

Лань Чжань смотрит на него, примеряющего чёрно-красный наряд. Он давно не видел Вэй Ина таким оживлённым. Вэй Ин, с потухшим взглядом на Луаньцзан, совершенно разбитый в Безночном городе, раздираемый отчаянием, с налитыми кровью глазами… Здесь он был счастлив. С какой бы целью ни была создана иллюзия, она вернула на его щеки румянец, блеск в его глаза, округлила заострившиеся черты лица, убрала безнадёжность из взгляда… она пошла ему на пользу. — Лань Чжань… — протянул Вэй Ин, застёгивая рукава и глядя на него с улыбкой. — Мне идёт? Ему так идёт, что дух захватывает. Дорогая ткань ханьфу, облегающая высокую фигуру… где только колдун находил такие вещи? — Лань Чжань! «Ты краше весны», — хочется ответить Ванцзи. Вэй Ин, такой красивый и беззаботный, как в пору их юности, забывший все печали и невзгоды, живой и такой жизнерадостный, что сказать ему правду — настоящее кощунство. — Давай, — вкрадчиво молвит под ухом голос колдуна, — скажи ему. Разрушь его маленький уютный мирок, причини ему боль, мучай его, издевайся, Лань Ванцзи, вперёд! И Лань Чжань не может. Он ведь краше весны. — Вы хотели убить его, — жестко продолжает колдун. — А я спас его. Он бы умер в тот день, он не хотел больше жить — а я подарил ему надежду и мир. Потому что я люблю его. А ты, Лань Ванцзи, не любишь его ни капли, иначе сделал бы то же самое. — Но ты лжёшь ему, — возражает Лань Чжань. Яо фыркает: — И что? Это ложь во спасение. Со мной он счастлив. — Ты обманываешь его. Вэй Ин предпочёл бы правду. — Давай ему правду! — подхватывает Яо. — Смотри, как погаснет его улыбка! Смотри, как он упадёт и не сможет подняться! Так ты его любишь? Этого для него хочешь? Вэй Ин поднимает на него взгляд. Он весь мокрый, зато в корзине — полно лотосов. — Сестрица готовит такой вкусный суп, Лань Чжань, ты просто обязан попробовать! Обещаю, тебе понравится. Ты краше весны. Счастливый, цветущий, но ты целый год одурманен иллюзиями. Твоей сестры давно нет, и в Лотосовую пристань тебе путь закрыт, и вряд ли на всем белом свете найдётся место, где ты сможешь или захочешь спокойно собирать лотосы… но ты не помнишь. Ты опьянен иллюзией. Миром, которого больше нет. Ты краше весны и пьянее лета. — Вэй Ин, — тихо произносит Лань Чжань, а колдун шепчет: — Ты не сможешь… я знаю… не сможешь. Если любишь его… ты оставишь его здесь, со мной. Лань Чжань достаёт гуцинь и начинает играть. Он потратил год на то, чтобы улучшить свои навыки и выучить новые мелодии. И кажется, он нашёл нужную. — Нет, — выдыхает бледный Яо. — Нет… Как ты можешь?.. У тебя нет сердца! — Он не захотел бы такой жизни, — возражает Лань Чжань. — Но это жизнь! А ты разрушаешь ее! Ты знаешь, что будет, когда иллюзия развеется?! Я дал ему жизнь, а что можешь предложить ты?! Одну лишь смерть! Он хотел покончить с собой, он умер бы, если бы не я! — И я благодарен тебе. Но ты лишил его права выбора. Сначала ты спас его, но весь этот год — Цзинь Гуанъяо, ты держал его в плену! Колдун зажимает уши руками. Иллюзии с треском ломаются у него на глазах, и он ничего не может сделать. — Что ж, — произносит он. — Я не хочу видеть, как Вэй Усянь снова захочет смерти. И если он все же упадёт с той скалы — знай, Лань Ванцзи, это будет на твоей совести! Колдун с хлопком исчезает. Лань Чжань закрывает глаза, слёзы капают на струны, но пальцы продолжают скользить по ним. «Пожалуйста, не ненавидь меня», — в отчаянии думает он, пытаясь убедить самого себя, что поступает правильно.