9101

В пентхаусе 9101 этим поздним вечером угнетающе тихо. Пары дешёвого алкоголя вперемешку с молекулами дорогого парфюма растворяются в плотной сигарной дымке и заполняют всё пространство комнаты. Сидящий в кресле, расположенном в самом центре номера, мужчина холодной ладонью сжимает запотевший стакан со льдом и водкой, наблюдая сквозь панорамные окна за неспящим городом. Пепельные пряди его всё ещё влажных после душа волос спадают на широкий морщинистый лоб, раздражающе касаясь уставших век. Распахнутый халат обнажает неприлично шикарный для его лет пресс и тяжело вздымающуюся грудь. Мужчина непроизвольно хмурится, и глубокая складка грубо разрезает переносицу. Со стороны случайному наблюдателю мужчина мог бы показаться человеком до ужаса спокойным. Но в действительности он сейчас не совсем человек. Скорее, бомба замедленного действия. Без таймера, без возможности отмены. Взрыв — лишь вопрос времени. И оно будто застыло для него в этот момент. Минуты и секунды тянутся нитью вязкой патоки. Мужчина глубоко затягивается слабо тлеющей сигарой, затем неспешно выдыхает дым в безликую темноту. Какое же блядство ты творишь, Брендон. Заливаешь одиночество дешёвым пойлом, напоминающим об этом мальчишке. Чёрт, да какой мальчишка... Хотя, знаешь, для тебя он будет им всегда. Через десять, двадцать, тридцать грёбаных лет. Всё таким же юнцом. С искрящимися глазами и горячим телом, не знающим жалости и усталости на протяжении стольких дней и ночей... Мужчина подносит стакан к губам, отпивая большой глоток. Третьесортный алкоголь обжигает всё внутри точно так же, как дорогой. Да только послевкусие оставляет дерьмовое — вот в чём главный изъян любой дешёвки. Такая же гадость, как и этот пацан. Цинь-Ю, угораздило же тебя найти себе бросовую безделушку. Пока что ты наслаждаешься, упиваешься им, как когда-то этой паршивой водкой. Но стоит тебе распробовать получше, насытиться, почувствовать мерзкую горечь послевкусия, только тогда ты поймёшь, какой жалкий и убогий выбор совершил. Нарастающее жжение в груди напоминает резко вспыхнувший пожар. Каждая клетка тела мужчины яростно тлеет, сжигая все органы, все чувства, кроме одного — ревности, которая лишь подпитывается и сильнее разгорается ярким пламенем с каждой выпитой каплей алкоголя. Даже контрастный душ не помог потушить его. Всего лишь смыл остатки бесполезного дня. Ещё одного дня без начала и конца. А вдруг он не так и плох, этот сопляк. Может быть ты прав, Цинь-Ю? Ведь когда-то я так же купился на твоё прекрасное молодое тело. Какая гнусная ирония, Брендон... теперь ты уже готов оправдать этого щенка? Чтобы что?... чтобы Цзинь продолжал спокойно кувыркаться с ним? Горький смешок с хрипом вырывается из прокуренных лёгких. Снова глоток. Счёт опустошённым стаканам давно потерян. Мужчина вновь тянется к бутылке, до скрипящей боли в скулах противной ему. Мысли о том, что происходит сейчас за слоем бетонных плит в соседнем номере, разъедают разум. Плавят его, словно калёный кусок железа ядовитый пластик. Последние капли стекают с горлышка, падая на тающие в стакане остатки льда. Алкоголя ему слишком мало, пусть даже такого мерзкого и дешёвого. Сжав покрепче выскальзывающую из ладони бутылку, мужчина поднимается с кресла. Звук разбивающегося вдребезги стекла на секунду рассекает тишину. Осколки впиваются в грубую кожу рук, и маленькие капли крови окропляют белоснежный ковёр. Плевать, это полный бред. Ни с кем никогда, Цинь-Ю, тебе не будет также хорошо. Ты с самого начала не принадлежишь даже себе, что говорить о каком-то сосунке. И всё же выпитый в одиночку почти литр крепкого даёт о себе знать. Ноги несут уставшего мужчину к кровати, а струйки крови тянутся за ним прерывистыми лужицами вдоль всего пути в спальню. Рухнув спиной на ледяные простыни, мужчина закатывает глаза думая о том, будто всё это лишь сон. Грязная фантазия будоражит рассудок, и окровавленная рука тянется к затвердевающему члену. Сочащаяся смазка сливается с алой жидкостью. Порезы пекут, но это жжение лишь больше распаляет в мужчине похоть. Широкая ладонь обхватывает головку, неспешно скользит по стволу, размазывая кроваво-осклизлую смесь. Кожа на всём теле натягивается, пальцы ног немеют от порочного наслаждения, а рука продолжает двигаться вверх-вниз, выталкивая из перевозбуждённого члена очередную порцию смазки. В голове рисуется извращённая картинка. Как он сейчас находится там, в соседнем номере. Обнажённый Цзинь стоит на четвереньках на кровати. А мужчина склоняется над ним, своей порезанной рукой поглаживает его стоящий колом член, растирает тёплую кровь по влажному анусу. Запускает в него несколько пальцев так глубоко, что Цзинь вжимается в постель, хрипло постанывая в подушку. В воздухе стоит солёно-металлический запах, когда мужчина делает первый толчок, грубо вводя свой член в горячую плоть любовника. На миг он возвращается в реальность, сильнее сжимает раненой ладонью свой на пике возбужденный орган, представляя, будто это узкая задница Цзиня засасывает его внутрь. Мужчина вновь закатывает глаза в попытках сконцентрироваться на плоде своего воображения. Но в один миг идеальная картина рушится, когда посреди этого безумия появляется он. Мальчишка, ворвавшийся и похитивший у меня самое дорогое, что было в этой жизни. Тебя, Цинь-Ю. Он становится перед лицом Цзиня, приспускает брюки, обнажая свой огромный стояк. Паршивый выблядок... Не даешь мне покоя даже в собственной голове. Парень хватает Цзиня за подбородок и большим пальцем приоткрывает его рот. Одним движением нагло засовывает ему в глотку свой член, смотря при этом в глаза стоящему напротив автору этой эротической фантазии. Цзинь задыхается от толчков обоих мужчин, выгибается, готовый заскулить от бессилия, если бы не огромный стояк во всю длину горла. Мужчина сзади хватает его грязной рукой за волосы, оттаскивает от чужой плоти, с силой притягивая к себе. Цзинь Цинь-Ю, неужели ты думаешь, что я готов вот так делиться тобой с кем-то? Мужчина в ярости почти доходит до пика. Рука ускоряется, и помимо спермы на идеально чистые простыни разлетаются брызги крови. Никогда, слышишь, никогда никто больше не посмеет обладать тобой, кроме меня. Я позабочусь об этом.