— …Вроде все, что тебе нужно знать о нашем университете, я рассказал, вопросы есть? — спрашивает милый парень с голубыми волосами.
На самом деле, последние двадцать минут он рассказывал Чимину не действительно нужную ему информацию, а историю постройки этого здания, как образовался этот университет, какие великие люди в нем учились и прочую херню, которую Пак слушал одним ухом.
— Тэхён, спасибо тебе большое, конечно, но вообще я хотел бы узнать, где находятся столовая, спортзал и туалеты, ну хотя бы для начала, — отшучивается розоволосый.
— А, ой, прости, я и правда увлекся, столовая со спортзалом находятся рядом друг с другом на первом этаже, туалеты на всех этажах в одном и том же месте на углах. Кстати, насчет твоего расписания, если у тебя его еще нет, лучше подойди к старосте своего потока, он тебе заодно расскажет, где нужные тебе кабинеты, вон, кстати, и он, а мне пора, — указывает младший омега куда-то в сторону, когда какой-то незнакомый Чимину парень, хватает Тэхена за руку и утаскивает в сторону туалета.
—
Так, кто из них больше всего похож на старосту? — Чимин оглядывает всех находящихся примерно в той стороне куда показал Ким: кто-то читает книгу сидя на скамейке, две девушки о чем-то весело перешептываются, невысокий парень в стоит возле стенки, слушая музыку в наушниках. — Привет, слушай, это ты тут староста? — неуверенно спрашивает Пак, подойдя к первому, ведь, по его мнению, староста должен постоянно саморазвиваться, а книги в этом деле — лучший помощник.
— Нет, чел, ты проебался, — усмехается тот в ответ, — Я Чон Хосок, на дизайне учусь, но я не староста. А ты новенький что-ли? На каком факультете?
— Тоже дизайн.
— О, будем часто видеться, может тебя даже ко мне в комнату подселят, у меня как раз соседа нет. А староста — Мин Юнги, вон, стоит музыку слушает, — улыбается ему Хосок.
— Оу, спасибо большое, — вежливо кивает Чимин, отходя от Чона, —
Блять, ну конечно, как же без проебов,— злится он сам на себя мысленно. — Привет, я Пак Чимин, мне сказали, что ты староста и поможешь мне сориентироваться здесь, — представляется он протянув руку вперед.
Невысокий темноволосый юноша окидывает его взглядом ярко-лазуревых глаз. Несмотря на то, что парень молчал, сразу было ясно, что его глаза — тот самый лазоревый омут, в котором водится не одна тысяча чертей. Этот юноша с чертями в глазах — Мин Юнги, и он всей гребаной душой ненавидел это место.
Сами подумайте, в теории, чем заниматься старому дряхлому деду, которому, да, условимся, нахуй не сдалось учить сто миллиардов языков и посещать все страны мира, тем более, что он это уже все сделал и что он выглядит, как гребаный подросток? Естественно, зависать во всяких подростковых притонах вроде универов — он звал это шарагой и был доволен собой, — чтобы не терять связь с поколением, потому что эти мелкие идиоты почковались и обновлялись каждые, дай Сатана, лет пять, а следить за всеми тенденциями надо было. Конечно же, Юнги не дед. Ну, для его окружения ему девятнадцать.
И, признаться честно, он был искренне удовлетворен, когда стал старостой по потоку. Это, вроде как, было почетным, потому что ни в чем другом (читать как «в социализации» и «делах любовных») Юнги не преуспевал. Ему нахрен не сдались ни супер-пуперские друзья, ни молодежные тусовки в МакДональдсе, он просто хотел существовать в обществе выглядевших на такой же возраст людей, как и он, а еще жутко не хотел жениться, а учеба была ахуенной отговоркой.
Но, разумеется, у такого высокого поста есть свои минусы: каждые пять лет это место наполнялось новыми непутевыми «студентиками», которым надо говорить куда, кому, кого, чего, зачем пихнуть и прочие подробности. Эти самые студентики бесили Юнги не меньше солнца, воды, еды и вообще абсолютно всех существующих вещей и явлений на планете Земля, но терять свой обалденно почетный пост старосты потока он не был готов, а поэтому, скрежетая зубами, он по десятому, сотому, тысячному, миллионному и миллиардному разу объяснял подросткам, где туалет, как по-тихому съебаться с бесячей пары, и где купить наркоты — в общем, студенческая рутина учащихся. В общем и целом, этот самый Юнги, не преуспевший в социализации, был повернут на контроле, так что управлять «студентиками» ему нравилось, даже, наверное, слишком, раз он за свой пост так держался. Таких, как вот этот, которого Хосок — один из «студентиков» с дизайна — сто процентов подослал к Юнги и не любил. Он стонет про себя: «Почему нельзя было, блять, поднять свой зад с постели на час или два раньше и успеть на его обход, где он рассказывал все? Почему всегда находятся идиоты, которые ждут гребаных персональных объяснений?» Да уж, этому —
спокойно, без нервов, Юнги, ты и не такое дерьмо проживал, — студенту не повезло нарваться не на банально уставшего от всего на свете Мин Юнги, каким он бывает по своему обыкновению последние — сколько? — лет пятьсот, а на раздраженного и злого с самого утра Мин Юнги, потому что этот придурок не первый и, очевидно, не последний, кто хочет индивидуальных объяснений.
Еще хоть один такой, клянется себе Юнги, лениво выдергивая наушники из ушей,
и я объясню ему по роже. Без шуток.
— Допустим, я староста, — Юнги отрывает взгляд от экрана телефона и оглядывает студента, а затем слегка презрительно осматривает протянутую ему руку. — Давай без рук. От рукопожатий передается больше бактерий, чем от поцелуя по-французски, — он опирается на одно бедро.
— Раз уж так, то можем чмокнуться в знак приветствия. Я просто хотел быть вежливым, — Чимин убирает руку обратно в карман, раз уж этот великий староста не может снизойти до рукопожатий.
— Спасибо, обойдусь без жаханий в десны с первым встречным студентиком, — отнекивается Юнги, чуть отдаляясь от парня, — Чем обязан?
— По твоему настроению вижу, что ты не особо рад помогать новеньким, если честно, если бы можно было, я бы сам с большей радостью прочитал бы какой-нибудь путеводитель, но директриса приставила ко мне сначала Тэхёна, а потом его забрал какой-то парень, и он сказал подойти к тебе.
— Рад, что ты сразу прочувствовал мое настроение и не станешь больше маячить у меня перед глазами, — отвечает Мин с наигранной радостью.
— Я просто хотел спросить, где я могу взять расписание, и, если тебе не сложно, можешь хотя бы накалякать ручкой, в каких аудиториях какие пары, если тебе будет, ну, уж прям очень в падлу рассказывать мне, что да как, вместо прослушивания какой-нибудь девчачьей попсовой группы по типу Twice или BlackPink в своих наушниках, — предлагает розоволосый.
Юнги уже готов продолжить ничего не делать, как этот студентик продолжает свой монолог. Год, еще, блять, не начался, а ему уже читают лекции! Что за проклятье? Лицо Юнги превращается в показатель максимальной усталости и незаинтересованности в диалоге, но этому парню, как его… Чимину, почему-то, это лицо Юнги ни о чем не говорит, и он продолжает свой бесполезный, говоря простым языком, пиздеж. К чему это? У Юнги все равно в одно ухо влетело — в другое вылетело.
— Накалякать ручкой расписание? — интересуется Юнги и невинно хлопает глазами, будто он не староста, не он составлял расписание, смотрит на Чимина взглядом «я — не я, и хата не моя». — Конечно, напишу, приторный мой, — тут же отзывается он и выуживает из рюкзака черный маркер, — Напомни, ты на каком курсе? На очном или заочном? У ваших курсов разные расписания.
— На очном, дизайн, — грустно выдыхает младший, — И я тебя очень прошу, если сейчас после твоего «приторный мой», ты напишешь что-нибудь по типу «ахахах, пошел нахуй, розовый пидорас» — не трать ни моё, ни своё время. Быстренько отдашь мне моё расписание, и мы с тобой разойдемся, как в море корабли, — последнее он буквально показывает, что называется «на пальцах», хлопая руками, после чего разводя их в стороны.
— Что ты, нежнейший мой, я всех студентиков так называю! Я же вас всех, новеньких, поименно знаю, сижу по ночам, досье ваши изучаю, группу крови, на случай, если перелить надо будет, родословную до тридцатого колена! Вы, новенькие, мне как родные, поэтому я всех так называю, что ты! — Юнги делает услужливый реверанс, но его театральная постановка хоть и играется на «ура!», ставки не настолько высоки, чтобы этот цирк заставил Юнги улыбнуться. Нет, ни одна мышца на его лице не дернулась в хоть одной, Сатана упаси, эмоции.
Он достает листочек и что-то черкает на нем некоторое время, а затем, сложив его дважды пополам, протягивает Чимину и дергает бровью.
— Приходи завтра к десяти тридцати в 103-ю аудиторию, там еще выдадут печатные расписания, но я там написал свой номер, мейл и адрес, можешь звонить, писать и приезжать ко мне в любое время дня и ночи! На рабочих, выходных и каникулах — я весь твой, я ведь староста! А теперь прошу простить меня, непутевого старосту, я не могу растрои́ться и параллельно дать в индивидуальном порядке наводки еще миллиону студентов, которые не соизволили припереть свои тупые, ленивые задницы пораньше и попасть на групповой обход, так что, я вынужден идти. До встречи, золотой.
Юнги, воткнув наушники в уши, быстрым шагом удаляется, оставив в руках Чимина бумажку не с телефоном, адресом, мейлом или расписанием пар, а с надписью «Это, блять, были Грин Дей».
— Подожди, — прикрикивает Чимин, оттягивая старшего за рукав джинсовки, понимая, что так просто он от этого старосты не отстанет.
— Мальчик мой, ты что бессмертный? Оставь меня в покое, — взвывает Юнги, которому прежде не доводилось за день беседовать с одним и тем же человеком дважды — все в этом гребаном универе, включая, кстати, преподавателей, знали, что не стоит маячить у Юнги перед глазами дважды за день, иначе он будет злым и гадким. Поставит три пары по математике или сделает окно четвертой парой и еще одну после. Кошмар будет творить, в общем.
— Последний вопрос, — будто отвечает он, на злой взгляд старшего, которым он чуть ли не испепелил его только что, обернувшись и вытащив наушник, — Ты не знаешь случайно, кто занимается расселением в общежитие? Не хотелось бы провести ночь на лавке без одеяла, я, знаешь ли, мерзну сильно, или пытаться пробраться к кому-то через окно и получить нагоняй.
— Тебе повезло, расселением занимаюсь я. Комната Хосока свободна, если ты в курсе, кто это. В любом случае, просто подойди к консьержу в общаге и попроси ключи от комнаты 231А. И, молю, — Юнги закатывает глаза, — Контактируй со мной по минимуму. Чем меньше я тебя вижу, тем больше ты мне нравишься, усек? Если будешь хорошим мальчиком, то закрою глаза на прогулы, а теперь съебись, ради Бафомета.
— Как я съебусь? От тебя так вкусно пахнет. Не подскажешь, что это? Черника или голубика? — если сам Пак Чимин решил доебаться до кого-то, то он обязательно сделает все, чтобы его условный «противник» взбесился просто не на шутку. Его очень раззадоривало такое поведение людей, — У меня вот очень простой запах — ежевика, её ни с чем не перепутаешь. Раз уж ты так занят, что не можешь со мной говорить, ведь тебе надо проводить наводки для остальных студентов, может я просто хвостиком похожу. И от запаха покайфую, и послушаю заодно, и мне не лишним будет прогуляться, так затекли ноги в машине, когда ехал сюда, просто жуть, хоть волком вой, размять надо. Ты ведь не против?
— Я пахну черникой, — подтверждает Юнги, корпусом поворачиваясь к собеседнику, — И желанием побыть один. Я всего лишь хочу побыть один с утра, послушать тишину и почувствовать умиротворение вокруг себя, понимаешь? Постичь дзен, — Изо всех сил пытается объяснять брюнет, — Ты мне мешаешь. И я знаю, что ты нарочно, но как человека тебя предупреждаю, если не хочешь через пару часов стать чьим-то ужином — испарись. Ферштейн?
— Мы же оба знаем, что у тебя не получится побыть в одиночестве. Тебе в любом случае придется провести экскурсию тем, кто не пришел заранее. Какая тебе разница одним человеком больше, одним меньше, — очень медленно и с хитрой улыбкой произносит Чимин. Он ведь знает, что тем самым задерживает хёна еще больше, тем самым нервируя его еще сильнее, — Ну же, хён, мне правда нужна эта экскурсия, как же я тут освоюсь, если не ты, никто не станет мне помогать кроме тебя? — продолжал он, хотя на девяносто процентов был уверен, что помочь ему может Хосок. Чон показался ему очень веселым и разговорчивым, в отличие от этого старосты. Но вот даже если будущий сосед по комнате все же и мог ему отказать, то у старшего на это причин почти не было, так как это входит в его обязанности.
— Ты тут пять минут находишься, и уже решаешь, получится у меня отдохнуть или нет? Приз тебе за смелость, — невпечатленно отзывается Юнги.
Черт, да когда от него уже все отстанут? В особенности этот, розовенький. Он отвратителен! Юнги реально скрежетает по собственным же рукам, чтобы не разукрасить личико этому парню. Впрочем, он же не такой урод, верно? Да, он не опустится до насилия, во всяком случае, когда на кону стоит лишь всего лишь цель проучить какого-то прилипчивого мальчишку, который, еще к тому же, не бьет первым. Хотя нет, по его нервам он ударить успел.
— Если хочешь, я буду, как маленький мальчик на уроке, поднимать руку, когда хочу что-то спросить, чтобы не раздражать тебя своими разговорами. Юнги-хён, ну, пожалуйста, — особенно растягивая последнее слово, сжимая ручки и надувая и без того пухлые губки, просит омега.
— Если тебя не смутит бегать за мной ужаленным песиком, то на здоровье, — вдохнув произносит Мин, — Но если будешь раздражать меня… — Юнги хочет продолжить, но осекается, — Впрочем, неважно. Просто не раздражай меня больше, чем ты уже успел сделать.
Юнги затыкает одно из ушей наушником и быстрым шагом направляется в столовую.
— Хорошо, я постараюсь. Спасибо, хён, — Чимин лучезарно улыбается и идет следом за Юнги.
Следующий час он спокойно ходил за старшим и слушал своеобразную экскурсию, плетясь за Мином и делая максимально сосредоточенный вид. Позже, когда нашлись еще те, кто не пришел к тому моменту, Пак пошел за Юнги по второму кругу, оправдывая себя фразой: «Я, чтобы получше запомнить, пройдусь еще раз, хуже ведь не будет».
В начале всего этого мини путешествия, он размышлял как бы еще пораздражать старшего, но подумал, что ему и правда не будет лишним ознакомиться с территорией дважды, и ничем больше раздражать альфу он не планировал. Пока что не планировал. А Юнги терпел, терпел и терпел парня, ходящего за ним хвостиком, но тот молчал, а молчание — золото для Юнги, поэтому он не возмущался.
Под конец этой недоэкскурсии наступает время обеда, ну, то есть, время перекусить для Юнги, а поэтому он, разогнав и отогнав от себя большую часть студентиков, наконец вздыхает с облегчением, потому что побыть в тишине для него было просто жизненно необходимо. Останется ли тот мерзкий мальчик? Если останется, то Юнги клянется… Почему он вообще за ним таскается? Пораздражать его? Это бессмысленно, Юнги спокоен, как удав, и будет спокоен, когда будет убивать, если его сильно разозлить. Однако, пока что этому парнише этого сделать не удалось. Как его там… Юнги забыл, как его зовут. Впрочем, это неважно, этот парень, если он действительно бессмертен, будет сверкать своей задницей перед глазами Юнги еще много раз, а следовательно, и назовется еще раз сто, но, если по просьбе Юнги, Сатана угомонит шило в заднице этого студента, то Юнги больше никогда его не увидит, а значит и имя его запоминать не нужно. Благодать.
Юнги выходит на улицу в студенческий городок и присаживается на одну из скамеек, оглядывая территорию университета и закуривая.
— Не помню, чтобы ты говорил, что на территории можно курить, — Чимин подходит к нему сзади и плюхается на туже скамейку, — Тебе точно за это ничего не будет? Какой пример ты подаешь другим? Ты же староста. Вдруг увидев тебя, кто-то решит завтра сбежать с урока, чтобы покурить в туалете? Тебе же может за это прилететь, разве нет?
— Не говорил, чтобы кроме меня не курил и не занимал скамейки, разве это не очевидно? — фыркает Юнги и выдыхает дым, вскидывая брови и оглядывая парня, — Мне за это ничего не будет, а вот другим… Могу и наказать, — он отворачивается, — По настроению, — обуславливается он.
В голове у него полный сумбур:
да чтоб этот парень под землю провалился! Чего ему так не имется? Ну, если Юнги курит и он староста, очевидно, ему за это никто не делает! Вот же глупый…
— Но если кто-то хочет сбежать с пары, то если эти люди хорошо себя ведут, — Юнги хмыкает, — Я обычно разрешаю. Но не таким как ты. Таких я сразу к директору веду. Не мое это занятие — мозги маленьким мальчикам лекциями ебать.
— То есть я себя не хорошо веду? — возмущается розоволосый, — Я всего лишь хотел получше узнать о месте, где я учусь, и задавал важные вопросы, без которых никак. Если ты считаешь, что это плохое поведение, на, держи, — Пак протягивает ему свою ручку, — Веди меня к директору и отчитывай, прямо при ней, какой я плохой, как ужасно я себя веду. Ну, или давай, наказывай за моё плохое поведение. Как это у вас делают? У таких злых как ты, наверное, методы по типу: «прокушу шею, ты задохнешься и умрешь в муках».
Казалось Чимин сейчас просто вскипит от злости. Он вообще не понимает, почему его поведение считают не хорошим. Тут нельзя задавать больше одного вопроса в день? Он два раза слушал эту экскурсию и таких запретов, увы, не слышал.
Юнги попивает что-то через трубочку термоса, пока выслушивает лекцию от парня. Он серьезно? Чего он добивается? Юнги реально начинает забавлять его раздражение. Кто тут вообще кого раздражать хотел? Этот парень Мина? Выглядит, в любом случае, наоборот, и это представляется в голове брюнета очень забавным.
— Студентик, — начинает со вздохом — плохая привычка, которой его научил Намджун в том году — Юнги, — Я понимаю, что ты пришел за адреналином сюда больше, чем за знаниями, но ты не к тому прикопался, ладно? Наказание приходит не сразу, вот и все. Ты раздражаешь меня тем, что мельтешишь у меня перед глазами и задаешь слишком много вопросов, которые мог задать старосте своего факультета. Я поставлен, чтобы решать более глобальные проблемы, нежели показывать маленьким деткам, где можно пописать, а где покурить, однако ко мне все равно прикапываются с такими вопросами. Тебе повезло, обед у меня уже есть, — Юнги покачивает термос в своей руке и отворачивается, — Тем более, что такие злюки как ты абсолютно невкусные. Но тебе лучше все равно не расслабляться и вести себя получше, и когда тебе говорят отстать от взрослых дядь, — Юнги сверкает глазами, щурясь на парня, — Тебе нужно отстать.
— Я бы с радостью спросил все интересующие меня вопросы у старосты своего факультета, — успокаивается Пак, и на его лицо снова возвращается улыбка, — Но ты ведь даже не сказал, кто является старостой моего факультета. Так что по сути, мне больше не к кому обратиться, и отстать я никак не могу. Тем более, не такой уж ты и взрослый дядя. Раз ты староста моего потока, то мы примерно одного возраста. И не такой уж я и злюка, чтобы быть не вкусным.
Юнги про себя смеется, потому что не может позволить себе показать эмоций, но когда приступ внутреннего смеха у него проходит, он решает все же ответить.
— Допустим, мы одного возраста, хорошо, — соглашается Юнги, кивая, — Но от этого ты не перестаешь быть злюкой. Тебе повезло: из-за того что ты пахнешь, как вечно недовольный, тебе не грозит стать чьим-то обедом. Во всяком случае, не чем-то изысканным, — Юнги потягивает напиток из своего термоса, — Может, пойдешь на какие-нибудь котлеты или в суп, но точно не на стейк. Горчить будешь.
Юнги цокает языком и, вновь вынув из рюкзака маркер и листочек, пишет на нем что-то, а затем протягивает его Чимину.
— Там номер, имейл и номер аудитории старосты твоего факультета, — объясняет Юнги, — Отныне еби мозги ему, ради Сатаны. Я душевно хочу признаться, что не могу помочь со всеми организационными вопросами, потому что это не моя, так сказать, — Юнги покашливает, — Квалификация. Организационными вопросами занимается твой староста, а не я. Я занимаюсь не этим.
— Да пошёл ты, — бесится Пак убирая протянутую бумажку в карман, — Я сам из кого хочешь стейк сделаю, — в конце концов не выдерживает младший, вставая со скамейки и агрессивно поправляя свою куртку.
— Пойду. Пойду обязательно, золотце, — кивает Юнги, затягиваясь.
Чимин уже обходит скамейку, но решает в последний момент нагнуться к уху брюнета со спины.
— И нормально я пахну, — практически прорычал он, — Мой запах тебя вообще никак ебать не должен, — вышло немного не так, как Чимин планировал. Он ведь просто собирался сказать спасибо… Да и похуй, что сказал то сказал. Сейчас он направлялся в сторону общежития, взять ключ от свободной комнаты и пойти разложить свои вещи, а то уже порядком подзаебался таскаться по всей территории с сумками и чемоданом.
Мин со спокойным лицом выслушивает какую-то фразочку, кинутую парнем на прощание, пожимая плечами. Да не говорил ничего Юнги про его запах оскорбительного, чего этот пацан так вспылил? Он просто сказал, что на вкус будет противным, вот и все. Чего он так завелся? У него наверняка какие-то проблемы с нервами, ему бы к врачу сходить. Юнги попивает кровь из термоса, причмокивая и мотая головой: какие же люди уязвимые, сил его нет.
А вот про стейк, это, конечно, мальчик загнул, он сам выглядит так, словно из него уже сто раз стейк сделали, при том такой себе, хуевого качества. Хотя пахнет он приятно, этого сложно не признать. Ну, точнее, пах бы, если бы не раздражался так сильно.
Юнги докуривает и, бросив окурок к ближайшую урну, направляется в свою комнату общежития.
***
— Можно пожалуйста ключ от комнаты 231А, староста сказал, что я могу заселиться туда, — обращается Пак к консьержу.
— Да, конечно, держи, милый, хорошего учебного года, — женщина оказалась на удивление очень милой.
Чимин пошел дальше по коридору, где нашел нужную комнату. Интересно, его сосед все еще на улице или уже здесь.
— Привет, сосед, — радостно кричит Хосок, сорвавшись с кровати, едва Пак открывает дверь, — Я так и знал, что тебя подселят ко мне, я успел даже немного прибраться перед твоим приходом, спасибо, что задержался, — усмехается он, — Тебе помочь разложить вещи?
— Спасибо, это очень мило с твоей стороны, — смущается розоволосый.
Следующие полчаса они разбирают вещи Чимина и болтают, узнавая друг друга получше, ведь теперь им жить в одной комнате по меньшей мере до ближайших каникул, ну или пока кто-то из них не накопит деньги и не захочет съехать.
***
Чимин проснулся от того, что Хосок успел навалиться на него сверху, повторяя «Чимин-а, вставай нам на пары идти».
— Хен, я хочу спать, — сонно протягивает Пак, — А у нас с тобой одни и те же пары?
— Наверное, если ты вчера не взбесил Юнги, и он не поставил тебе другие, как он любит делать тем, кто его раздражает, — размышляет Чон.
— Да пошел он нахуй, блять, я тут второй день, а он уже меня заебал, — розоволосый все еще лежит лицом в подушку, из-за чего Хосоку приходится постараться, чтобы услышать что-то внятно.
— А сколько времени? Юнги сказал, что пара в 10:30, — спросил Пак, все-таки подняв голову с подушки, протирая кулачком глаза, — Может ты очень рано встал, и у меня есть еще часик поспать?
— Ну, я не знаю, во сколько ты встаешь обычно, но время 9:30, — светловолосый поднимается и садится на кровати младшего, — Мне обычно этого времени вполне хватает, если тебе мало, могу будить тебя раньше, ну или заводи будильники, — усмехается он.
— Ой, спасибо большое, ты уже был в душе? Я могу пойти первым?
— Да, конечно, я помылся и пошел будить тебя, собирайся, и у нас будет время сходить на завтрак, и если тебе надо что-то узнать у старосты, то мы и к нему успеем зайти.
— Спасибо, хён, — улыбается младший, хватая все свои мыльно-рыльные принадлежности и убегая в ванную.
Почти через час они уже позавтракали, заскочили к старосте Чон Чонгуку, кем оказался тот незнакомец, утащивший вчера Тэхёна в сторону туалетов, и стояли возле 103 аудитории.
— У нас пара совместно с Юнги? — шепчет Чимин на ухо Хосоку.
— Ага, видимо. Не думаю, что он бы просто так стоял здесь за пару минут до лекции с тетрадями в руках, — пожимает плечами светловолосый.
— Ребята, проходите, рассаживайтесь, каждый садится на то место, где сидел в том году. Новеньких прошу встать возле учительского стола, — говорит преподаватель, выходя из аудитории.
Возле стола преподавателя остаются Чимин и еще двое новеньких. Пак оглядывает аудиторию и видит, что осталось как раз три свободных места. Женщина долго издает звуки думанья, рассаживая тех двух, которых розоволосый знать не знал, и хмурится, когда понимает, что нужно куда-то посадить Чимина, а свободное место осталось только рядом с Юнги, с которым преподаватели обычно старались не сажать никого.
— Пак Чимин, верно? — спрашивает женщина, смотря на него и после кивка продолжает, — Ты можешь присесть на место рядом с Юнги, вон там.
***
Юнги ненавидел вставать в такую рань на пары, — была б его воля, он бы вообще не просыпался, — но в первый день учебы, хотя бы ради приличия, нужно было прийти вовремя, чтобы пересчитать новеньких — не потерялся ли кто, а если потерялся, то любыми способами и путями найти его и вернуть в аудиторию. Почему Юнги вообще этим занимается, блять, напомните? Это не его ебаные обязанности — собирать по клочкам студентиков из разных уголков шараги! Это работа старост факультетов, а не его! Ну, конечно, Юнги же у нас плебей, пусть выполняет всю чернуху! Пошло все нахуй, он сожрет всех, если кто-то будет раздражать его в этот день! А еще он, наверное, даже, скорее, наверняка слишком добрый: он ждет минут двадцать от пары, чтобы опоздашки успели добежать, и им можно было не ставить пропуск.
Юнги заходит в аудиторию и присаживается где-то посередине — если он сядет на первые ряды, то будет сразу очевидно, что он ничего не делает, а если на последние — еще очевиднее.
— Ты можешь присесть рядом с Юнги, вон там, — слышит он голос преподавателя, как будто сквозь туман.
Юнги отрывает взгляд от книги, которую открыл пару минут назад, и провожает парня, раздражавшего его ещё вчера, взглядом а-ля «только попробуй прикопаться» и еле сдерживает себя, чтобы не оскалиться. У него сегодня поистине отвратное настроение, и его лучше не злить еще больше. Боги услышали молитвы Юнги — этот дурачок, который донимал его весь прошлый день, не издавал ни звука на паре. Благодать! Юнги счастлив, когда может слышать свои мысли! Он всю пару сидит, полностью погруженный в свои мысли и маленький темненький мирок, потому что это — самое уютное место на свете.
А Чимин всю пару упорно старался максимально не раздражать его. Единственное, чем Пак возможно понервировал старшего, у него укатился карандаш со стола и упал на пол с не самым приятным звуком, а потом младший как только не пытался наклониться за ним, ерзая, чтобы дотянуться до него, не вставая с места.
Остальные пары были еще более скучными, чем первая. Если в начале дня Чимин был воодушевлен своим нахождением в новом учебном заведении, то сейчас понял, что ничего такого прям необычного тут нет, по крайней мере, все пары такие же скучные, как и в прошлой шараге.
Во время обеденного перерыва они с Хосоком бегут в столовую, как электровеники, чтобы побыстрее поесть и по возможности сделать некоторую домашку на завтра, ведь вечером Чимин планировал пойти искать себе подработку, а Хосок… У него вроде тоже были какие-то планы.
Примерно в семь вечера Пак уже прогуливался по городу, рассматривая объявления и заходя в различные заведения, предлагая себя в качестве претендента на какое-нибудь свободное рабочее место, иногда он даже предлагал директору «уволить вон того парня, по его лицу явно видно, что он не доволен этой работой, а я в этом профи».
Чимин считал, что неплохо разбирается в напитках, поэтому заходил в клубы и вызывался на роль бармена.
В конце улицы оставался последний клуб, и омега уже мысленно пообещал себе, что если его не возьмут и туда, то он пойдет искать ближайший МакДоналдс.
— Здравствуйте, подскажите пожалуйста, где я могу найти директора этого… Заведения? — Чимин только в этот момент решил задуматься, куда же все-таки он пришел, а пришел он в стрип-бар.
Бармен указал в сторону какой-то двери, куда Пак и отправился.
— Здравствуйте, я хотел бы поинтересоваться, могу ли я устроиться к вам на работу? — тихим голосом проговорил он.
— Разве что танцором, у нас один уволился недавно как раз, и мы ищем ему замену. Вы хорошо танцуете? — поднимая взгляд на него, спрашивает директор.
— Я занимался танцами до шестнадцати лет, и выигрывал множество наград, думаю вполне неплохо, — пожал плечами Чимин, — Могу продемонстрировать.
Спустя еще час Пак лежал в своей комнате с бумажкой о приглашении на работу в руках, воодушевленно рассказывая соседу что он устроился на работу — да, в стрип-бар, и что тут такого? Так и уснули за разговорами.
***
Весь оставшийся день Мина, на удивление, тоже проходит спокойно и, в некоторой степени, это можно даже назвать очень счастливым днем, ведь Юнги провел его почти в полной тишине — до него доебалась пара—тройка студентиков, но это, в принципе, неважно, потому что это рутина — если бы к Юнги за день не подошло как минимум два или три тупеньких студента, которые в очередной раз не знают, где туалеты, хотя по всему университету буквально висят указатели, но это никого не волнует, он бы начал переживать, не самоубились ли все, а то ведь, согласитесь, странно? Не может не быть среди такой огромной толпы дурачков, это просто теоретически и практически невозможно.
По дороге домой ему приглянулись пару человечков, но Юнги лишь вздыхает, жалея о том, что если он сейчас пойдет и поужинает без Намджуна, то тому придется отстирывать всю его одежду, потому что каким бы опрятным Юнги не был, ест он максимально неаккуратно, а воду, электричество и время друга жалко. Черт, какой же он голодный, он готов на стену лезть…
— Намджун, — Юнги отпирает дверь квартиры младшего и оглядывается, — Я голодный.
— Это вместо «здраствуй»? — уточняет мужчина, выглядывая из-за угла, — Ты что-то зачастил. Питайся в универе.
— Идем есть, — как будто бы не слыша слов друга, самозабвенно продолжает Мин. — Я плачу.
— Не люблю я все это… Подпольное, — Намджун кривится, — Может, лучше не будем?
— Ты шутишь, — признается Юнги, — Идем, я клянусь всем своим наследством, ты не пожалеешь.
— Юнги, — более настойчиво продолжает Намджун, — Это незаконно. Ты не думал, откуда тот бар берет кровь? И… И… Людей? Ты думаешь, все, кто там работает, делают это по доброй воле? Не нравятся мне все эти… Бары.
— Ты, друг мой, душнишь не по-детски, — замечает Юнги и, подхватив друга за локоть, выпроваживает из его же квартиры, — Идем.
