Когда Такемичи позвал её на горячие источники, Хината согласилась без раздумий. Пусть не одни, пусть с Тосвой, но они
вместе ехали на горячие источники! Такемичи так редко звал её куда-либо, несмотря на статус её парня, что порой казалось, он напрочь про неё забывал. А тут… тут они целых две ночи проведут в одном номере и, быть может, даже поцелуются во второй раз — невероятное событие для их деградирующих изо дня в день отношений.
Одним словом, Хината возложила много ожиданий на эту поездку. Результатом стало много разочарований.
Как только они прибыли на место, Такемичи заявил, что рядом с комнатой «остальных» освободился номер, поэтому ночевать он будет там. Вот так внезапно. Взял и освободился номер. А Такемичи, вот так внезапно, взял и сбежал от своей девушки в этот самый номер, неведомо чем руководствуясь. Оставил её одну, а сам ушёл кутить с друзьями. Настоящий джентельмен, чтоб его. Даме же наверняка будет комфортнее тухнуть в одиночестве, чем провести время с ним!
Но это лишь полбеды. Потом выяснилось, что с Хиной Мичи не проведёт ни минуты, потому что они с парнями вроде как договорились купить пива и напиться прямо в источниках, и времени на свою девушку у него попусту не будет. И вот, провести одной ей предстояло уже не только вечер, но и весь день. Так и получилось. И чего такого, спрашивается, она ему сделала, чтобы он с ней так поступал? Ублюдок… Хоть бы предупредил заранее… Зачем она вообще сюда ехала?
Как только поужинали, ей пришлось вернуться в номер.
Эмма, как и планировала, осталась в комнате с Дракеном; Кен ушёл сразу после еды, и весь вечер пара провела вместе. Кроме Сано-младшей Тачибана ни с кем больше дружбы не водила, и зацепиться было не за кого. Как ни крути, она была обречена на гордое одиночество среди пустых стен и дряхлой мебели прошлого столетия.
Номер не содержал в себе ничего, что могло бы развлечь девочку-подростка: ни тебе телевизора, ни связи, ни хотя бы книги; всё, что удалось найти — это Библия и журнал «Playboy» от 1997 года, заныканный за обогревателем в целях сохранения тепла и, вероятно, поджога.
Да, судьба сыграла с ней злую шутку. «Судьбу» звали «Такемичи», и чувство юмора у него было отвратное. (Над его анекдотами ей всегда приходилось смеяться через силу).
Время близилось к полуночи. Хината уже успела узнать, какой цвет бикини был в моде, когда ей было шесть, и сколько любовников было у той-самой-актрисы с девятой страницы. Перечитывать журнал снова и снова стало скучно, клонило в сон, но из-за звука голосов уснуть никак не удавалось. Не разыграйся на улице эта чёртова гроза, её бы уже здесь не было: до Токио всего час езды на поезде, но ужасная погода перекрыла ей все пути к отступлению. Брошенная своим же парнем, ни с кем не знакомая, она оказалась заперта в старой гостинице вдали от дома и цивилизации. Ощущения — дерьмо. Жизнь — тлен. Такемичи — мудак. Всё — пошло нахуй.
Хината зарылась головой под одеяло и промычала в подушку проклятия, с трудом сдерживаясь, чтобы не закричать. На что она вообще надеялась? Это же, еби его конём, Такемичи! Ну не думала же она взаправду, что он передумает и придёт к ней, начхав на тусовку? А нет, думала. До последнего думала, что так и будет. Но время было беспощадно. Двенадцать часов. Тыква принцем так и не стала, да и она, собственно, не Золушка.
По второму кругу пройдя все стадии принятия от отрицания до депрессии, Хината наконец смирилась с беспомощностью своего положения, и адреналин в организм поступать перестал. Стало окончательно всё равно. Лёжа на спине, девушка смотрела на потолочную лампу и гадала, сколько же той лет. Тусклый жёлтый свет успокаивал. Скоро Хината уснёт. И да, свет она перед сном не выключала. Никогда. Обычно оставляла светильник или торшер, но здесь ни того, ни другого не было.
Жёлтый свет. Красивый жёлтый свет. Такемичи говорил, ему нравится жёлтый. Ей, кажется, уже нет.
Веки слипались. До погружения в царство Морфея остались считанные минуты. Скоро мир перестанет быть таким уж ужасным местом.
Но нет. Это было бы слишком просто.
Наконец, произошло худшее за этот вечер. Нет, Такемичи не пришёл, чтобы умереть от её рук. И нет, метеорит не свалился внезапно на её голову, чтобы лишить мир такого прекрасного создания как Хината Тачибана. Всё было намного, намного хуже.
Во всём доме погас свет.
Погас моментально, в одну секунду. Погас везде. Не только в доме, но и, кажется, во всей деревне.
На улице продолжала бушевать гроза. Тучи, заволокшие небо от края до края, не оставляли ни толики надежды на лучик лунного света. Тьма воцарилась кромешная, как в доме, так и за его пределами.
Будь на месте Хины кто другой, он бы этого даже не заметил, но для неё, для Хинаты, это было последним ударом под дых от этой блядской никчёмной жизни.
Катастрофа. Без преувеличения, для неё это и правда была катастрофа. Худшая, ужаснейшая из всех.
Сколько ей было лет, когда она последний раз спала без света? Она не вспомнит, потому что за всю сознательную жизнь с ней такого не случалось ни разу. Даже во время землетрясений в родительском доме всегда были искусственные источники света, а вне дома девочка-умница-отличница бывала не так уж и часто.
Первым делом Хината полезла за телефоном, но света от экрана категорически не хватало, фонарика не было. И что теперь? Эмма спит, на звонок не ответит. Такемичи? Наверняка ужа валяется где-нибудь вусмерть пьяный и в ус не дует.
Мозг судорожно искал выход из ситуации, но, как не старался, не находил.
Хина так и осталась в кровати.
Ей было уже семнадцать. И да, она до сих пор боялась темноты. Глупый страх, детский, но она боялась и ничегошеньки не могла с собой поделать. Злость взыграла с новой силой, но теперь она злилась уже не на Такемичи, а на себя. Ну как можно быть настолько ничтожной? Ей ведь не пять лет и не десять. Взрослая девочка, а такая жалкая. Попёрлась к чёрту на куличики за парнем, который чхать на неё хотел, а теперь ещё и без света оказалась. Ну замечательно. Просто превосходно! Молодец, Хината, продолжай в том же духе!
Будь она из тех девушек, которые плачут в подушку от одиночества и внезапной беспомощности, непременно уже бы расплакалась.
Не шевелясь, девушка пролежала почти два часа. Страх темноты отвратителен, как ни посмотри. Глаза закрывать — страшно, открывать их — ещё страшнее. Сна не было ни в одном глазу. Внутренности скрутило спазмом, как жгутом пережало живот, глаза так и пощипывало, но она держалась.
Темнота в комнате повисла непроглядная. Такая темнота страшнее всего. Сколько в неё не всматривайся — никогда не поймёшь, что там,
в ней. И тогда на помощь придёт воображение. У Хины воображение было отменным. Один взгляд в сторону, и вот, несуществующие тени уже расползаются по комнате абстрактными линиями и поглощают собой всё: стены, пол, потолок. Безопасное пространство сжалось до размеров матраса, и Хина тоже сжалась в комочек вместе с ним, чтобы оно её ненароком не раздавило.
Сейчас монстров она уже не боялась, как в детстве, а вот ощущение первобытного страха, от глотки до кишков забившее внутри всё, было при ней. Паническая атака — именно это случалось с ней каждый раз, стоило свету погаснуть. Отхлынет одна атака — тут же начнётся вторая, и так одна за одной, снова и снова. Слёзы на глазах, дышать трудно, а пошевелиться — так вовсе нереально. Своему собственному телу больше не хозяйка. Такой жалкой, как в эти моменты, Хината не чувствовала себя никогда.
Когда же дадут свет? И дадут ли его вообще? От одной этой мысли, что в состоянии непрерывного страха ей придётся провести всю ночь, к горлу подкатывала тошнота.
Тем временем гроза за окном угомонилась, и каждый звук в охваченной гробовой тишиной гостинице был слышен с пугающей отчётливостью. Судя по всему, все уже разошлись. Ни голосов, ни музыки, ни чоканий стаканов. Ничего. Только ветер, редкий скрип обветшалых стен и немного воображения.
В какой-то момент Тачибана подумала, что не так уж и сильно она злится на Ханагаки за его выходку. В конце концов, чего плохого он сделал? Никаких личных обещаний не было. Сама решила, что он проведёт с ней время, сама разочаровалась. Не его вина, что она столь многого от него ожидала. Но сейчас она исправилась. Она поняла, что обижаться было неправильно. Она готова простить и себя, и его. Только бы… Только бы кто-нибудь был с ней сейчас рядом.
Терпеть до утра, чтобы завтра встать и как ни в чём ни бывало пойти со всеми на завтрак, а потом снова провести весь день в одиночестве. Нет. Нет, нет, нет, нет. Может, если сейчас она пойдёт к Такемичи и поговорит с ним об этом, завтра он побудет с ней хоть немного. Унизительно, правда, но зато до конца ночи ей не придётся лежать тут одной.
Решено.
Хината села на кровати. Пересиливая себя, холодея от ужаса, она опёрлась о ладони и, абсолютно не ориентируясь в пространстве, встала с четверенек на ноги. Это был первый маленький подвиг за сегодня.
Идти на ватных ногах к двери, точно даже не зная, где именно эта дверь находится, было тяжелее всего. Тело ни в какую не слушалось: колени то и дело норовили подогнутся, а ноги — зацепиться за что-нибудь невидимое и повалить хозяйку на пол.
По стеночке, по стеночке, аккуратно.
Дверь прошелестела в сторону, и Хината героически совершила второй подвиг: вышла из комнаты в коридор.
Темно.
Ещё темнее чем в комнате. Коридор был внутренним, и ни одна сёдзи тут не выходила на улицу. Где темнота и могла вырвать глаз — так это здесь.
Холодными, дрожащими от страха руками, Хината нащупала противоположную стену.
Спокойней, дорогая, спокойней, не так уж и много тебе нужно для счастья: достаточно дойти до конца холла, упереться в стену, открыть последнюю дверь, и ты в безопасности; там тебя, может, и не ждут, и утешат тебя вряд ли, но зато ты будешь не одна. Да.
Не одна. «Не одна» — залог успеха к прекращению этой бесконечной, тошнотворной паники.
Мелкие шаги, боязнь продвигаться дальше и даже касаться стены. Всё оказалось куда труднее, чем можно было себе представить. Шаг, другой, четвёртый, пятый. Шестнадцать шагов. Она на месте. Совершенно замёрзшие пальцы с трудом нащупали ручку, и бамбуковая дверь плавно отъехала в сторону. Девушка зашла внутрь. Чужая спальня. Маленькая — такая же, как у неё; она даже знала, где расстелен шикибатон. Передвигаясь в пространстве осторожно, стараясь ничего не задеть, Хината добралась до матраса и выдохнула с облегчением, услышав с постели чужое тихое размеренное дыхание. Значит, он уже спит.
Девушка хотела было снять тапочки, но к своему стыду поняла, что даже их забыла надеть: шла босиком. Да и не только в этом проблема… Она в одной ночнушке. Нормально ли это — ложиться к парню в таком виде? Хината сглотнула и всеми правдами и неправдами постаралась саму себя убедить в нормальности этого поступка. Всё-таки они с Такемичи встречаются: пора бы уже.
Обычно Ханагаки разваливался на всю кровать, иногда даже звёздочкой засыпал, но на этот раз всё было как нельзя лучше: он лежал почти на краю, и места было предостаточно, чтобы Хина тоже поместилась. Осторожно, всеми силами стараясь не потревожить чужой сон, она легла к нему под бочок и деликатно обняла где-то там, где предполагалась грудная клетка. Секунд на пять она замерла. Что-то было не так. Только что? Она так и не поняла. Зато поняла, что здесь гораздо теплее и безопаснее, чем у неё в номере. Кстати, когда это Такемичи сменил одеколон? Такой приятный запах. Намного приятнее того, которым он пользовался раньше.
Девушка вдохнула поглубже и ненадолго задержала дыхание. На этот раз это немного помогло. Она обняла парня ещё крепче и понадеялась, что скоро её совсем отпустит.
Обняла…
По правде говоря, она никогда раньше не обнимала своего парня вот так, лёжа с ним в одной кровати. Если бы не обстоятельства, она бы вдоволь насладилась интимностью момента. Но не сейчас. Не тогда, когда она хочет убить его за то, что он пригласил ее сюда и бросил одну. Не тогда, когда ей страшно, а он уже спит, да и если бы не спал — ничем не смог бы помочь.
Он никогда не может ей помочь.
Хината закусила губу и уговорила себя думать о чём и о ком угодно, но только не о человеке, который сейчас был ей ближе всего. Не хватало ей только расплакаться для полного счастья и проснуться наутро с опухшим лицом.
***
Гостиница была переполнена, и комнаты пришлось снимать все разные, в разных концах здания. Одна большая, в которой предполагалось ночевать Майки, Па, Баджи, Чифую и Хаккаю, находилась совсем близко к источникам (к гадалке не ходи, там будет шумнее всего; ещё три комнаты снимались отдельно: для Дракена с Эммой, для Мицуи с Юзухой и для Такемичи с Хинатой (всё-таки они уже взрослые, и всем показалось вполне логичным, что «не холосты» ночуют в одних комнатах со своими «невестами»); а потом ещё одна комната рядом с комнатой «холостяков» освободилась, и её снял Такемичи. На вопрос «зачем?» он краснел и начинал мямлить, так что всякому было ясно — просто сбежал от Хинаты. Почему он так смущался собственной девушки? Не ясно. Но Хине это вряд ли было по вкусу. Кое-кто уже ставки делал, когда она его бросит, пусть это и было немного…
— Ты чего не пьёшь?
Баджи забрал из рук Сано почти полную банку пива и отхлебнул. Майки сидел на одном месте весь вечер, а как Дракен ушёл, вообще в диалоге участвовать перестал. По сравнению с бесящимся во всю Такемичи он походил на забившуюся в угол бледную тень самоё себя.
— Голова раскалывается после вчерашнего. Мне кажется, я сейчас сдохну.
— Ну и че ты сидишь? Иди спать.
— Ага, спать. Куда? Я тут ночую, — Майки неприязненным взглядом уставшего человека обвёл комнату, сейчас в последнюю очередь напоминавшую спальню: скорее уж пивнушку или маленький свинарник. С милостивого позволения хозяйки гостиницы они могли делать всё, что душе угодно, лишь бы не ломали имущество. Собственно, они и делали всё, что угодно: пили, ели, веселились; после того, как поели и попили, начали распевать песни, а теперь, вот, во всю играли в пустую бутылочку. Шёл первый час ночи и, кажется, спать пока никто не собирался.
Баджи тоже смотрел на всё это и понимал, что, пожалуй, да, Майки тут уснёт ещё не скоро.
— Ну-у, что я могу тебе сказать… — он уже хотел посочувствовать и пожелать крепиться, но тут напоролся взглядом на ржущего во всё горло пьяного Ханагаки. — О! А махнись с Ханагаки. Он ж от Тачибаны в соседний номер переехал: иди там завались.
Майки ожил на глазах и стал из приведения подвида «обыкновенное» приведением подвида «недавно умершее». Идею Баджи он счёл если не гениальной, то хотя бы очень и очень прекрасной. Поблагодарив друга, он оповестил Такемичи о своём намерении занять его хоромы и, получив полное согласие, тут же ушуровал подальше от всего этого балагана.
Вот так вот Сано с Ханагаки поменялись комнатами.
***
Майки уснул сразу же, как только голова коснулась матраса. Его сон был не крепким, но зато казался очень и очень сладким. Ему ничего не снилось. У него так редко бывает. Ни кошмаров тебе, ни боевиков собственного режиссирования. Тишь, гладь, темнота. Сказка, а не сон. Будь его воля, он бы проспал так до утра, но мир, увы, решил иначе. Вернее, он сам так решил: уж больно порядочным мальчиком его воспитал Шиничиро.
Кто-то тёплый, не очень большой, но очень дрожащий под боком поначалу не казался Майки чем-то странным. Он лежал в полудрёме в чужих объятиях и в ус не дул, что засыпал он вообще-то один. Худая ручка, закинутая ему на грудь, вплотную прижавшееся под одеялом тело; тепло чужой близости было до того приятным, что избавляться от него никак не хотелось. Как мягенькая подушка со встроенным подогревом и вибрацией — лишней в хозяйстве никогда не будет.
Но вот, сознание вынырнуло из пелены уютного сна, и пришлось понимать, что происходит что-то не то. Для начала, никакой подушки в комнате не было и в помине: Сано лежал на скомканной толстовке. Но не это было самым странным. Странным было то, что проснулся он не из-за пьяных возгласов соседей, не из-за внезапно ввалившегося к нему Ханагаки и даже не из-за головной боли, а из-за того, что кто-то просто очень крепко его
обнял.
Мысли в светлой голове закопошились в тревоге, как тараканы под плинтусом. Объятия? В постели? И обнимает его явно не парень, и даже не Эмма, которая уже третий час сопит в обнимку с Дракеном.
— Твою мать… — ругательство вырвалось как-то непроизвольно.
Проклиная всё, на чём свет стоит, Сано опустил обе руки под одеяло и убедился, что это и правда девушка и она правда там есть. Не галлюцинация. Не плод его больного подросткового воображения. А девушка. Самая настоящая. Дрожащая, с горячим лбом и ледяными руками девушка, которая ни то болеет, ни то седьмой кошмар вместо приятных сновидений видит. Такая маленькая и хрупенькая.
Девушки все такие? Ещё и так близко… Здесь, рядом, настоящая, живая девушка прижимается к нему, как к плюшевому мишке. Знает ли она, к кому легла в постель? Или это случайность? Хотя по какой такой случайности молодые девушки запрыгивают под одеяло к первому встречному… Но она спит — вот, что странно. Не лезет к нему в штаны, не пытается обокрасть (хоть красть у него и нечего), а
спит, как с хорошим-знакомым-без-пяти-минут-парнем.
Но он-то точно знает, что у него таких «хороших знакомых» нет и никогда не было.
Что на ней, кстати, надето? Ночнушка? Слишком тонкая. Вот чёрт…
Майки накрыл лицо рукой и потёр веки, тщетно пытаясь собрать мозги в кучу. Он не был настолько сентиментален, чтобы думать о ситуации в ключе «первого раза в одной постели с девушкой», но врать саму себе, что его это смущало, было бы глупо. Смущало, и ещё как. Если бы встал — вообще бы со стыда сдох прямо там. И всё же, сейчас его куда больше интересовало, какого чёрта в его кровати посреди ночи оказалась девушка, и кто она, мать её, вообще такая, чем сам факт наличия на нём девушки.
Первый порыв подняться и растолкать самозванку и расспросить, что к чему, почему-то потух, не успев разгореться. Будить девушку не хотелось, несмотря на всю нелогичность этого «не хотения». Ну спит она и спит, что теперь-то? Не раздавит же она его своими птичьим весом. Да и ему не то чтобы сильно не нравилось…
Майки решил ничего не делать, смотреть в потолок и ждать, пока гостья сама соизволит проснуться. Если понадобится — ждать до утра. В темноте потолка видно не было, и он мог только догадываться, где начинается крышка этой коробки из четырёх стен, но думать о невидимом потолке казалось лучше, чем о прижавшейся к нему девушке.
Интересно, сколько ей лет?
Потолок наверняка деревянный, как во всех старых гостиницах.
Возможно даже, она его ровесница.
Или натяжной белый, как у него дома. Какого века это здание?
Наощупь ей точно не меньше пятнадцати.
Господи, да о чём он думает?! Ёбаный изврат!
О потолке он думает, о потолке.
Если когда-нибудь Майки будет выбирать, в какой цвет красить потолок своей спальни, он выберет чёрный.
А вдруг она всё-таки специально…
Чёрный цвет. Мрак, траур, зло, ложь, смерть, тайна, печаль…
Она слишком сильно дрожит. Ей холодно? Или страшно? Обнять её в ответ было бы слишком… Может, и правда лучше разбудить? Не испугается ли она ещё больше, проснувшись в кровати не с тем…
Думать о потолке выходило из рук вон плохо. В голове крутились только девушки и ругательства — и то, и другое на грани приличий. О господи милостивый, где он так провинился, чтобы отбирать у него сон и заменять его
этим? Хотя вряд ли боженька подразумевал это как кару небесную. Наверняка в его святой голове это выглядело как божий дар или ещё что-нибудь столь же снисходительное. Вот только Майки хотелось спать. И только. Бес его дёрнул меняться с Такемичи комнатами! Сейчас бы дрых где-нибудь на полу у Кена за дверью, так нет, девушки всякие домогаются средь черна ночи, а Такемичи там наверняка уже спит во-
Стоп.
Такемичи.
Майки едва сдержался, чтобы не стукнуть себя по лбу от очевиднейшей мысли, которая почему-то посетила его мутную, но далеко не глупую голову только сейчас. Такемичи. Конечно. Что он за тугодум? Они поменялись с Ханагаки комнатами так спонтанно, что никто ничего и не заметил: наверняка девушка пришла к Ханагаки, а не к нему. А кто мог прийти к Ханагаки? Хината, ну конечно, это она.
Майки с облегчением выдохнул. Просто ошибка. Хина не знала, что они поменялись комнатами, поэтому и пришла. Странно, конечно, перепутать своего парня с кем-то чужим, но всякое бывает.
Сано проверил длину волос своей ночной гостьи и окончательно убедился, что это девушка его друга. Других постоялец с каре он тут не видел.
Лежать в одной кровати со знакомой Хинатой было уже не так экстремально, как чёрт пойми с кем. Хината. Просто Хината. Улыбчивая Хината, по уши влюблённая в Такемичи. Хината, врезавшая ему пощёчину при их первой встрече. Хината, лучшая подруга его младшей сестры. Кто-кто, а Хината точно ничего плохого не планировала. Но провести ночь в одной постели не со своим парнем, когда сама занята… В глазах Такемичи, который, что слышит, то и пишет, такой грешок оправдать будет трудно. Наверняка девушка расстроится, что провела ночь не с тем, с кем хотела. Они с ней не друзья, это верно — так, знакомые, и то с натяжкой — но с другой стороны, она не сделала ему ничего плохого, чтобы он продолжал так лежать и ничего не делать, тупо ожидая, когда же наступит утро и исправлять что-либо уже будет поздно.
Майки уже всерьёз начал подумывать, а не пойти ли ему распинать в стельку пьяного Такемичи, чтобы тот девушку свою забрал, но претворить мысли в реальность он так и не успел. Хината у него под боком дёрнулась и вжалась в него всем телом. Майки вытянулся, как по струнке, позабыв, как дышать. В ту секунду он вспомнил даже те ругательства, которые не знал.
Через полминуты о дыхании пришлось вспомнить. Парень вдохнул до того скупо, что можно было подумать, словно он одним движением грудной клетки боится разбудить девушку рядом. Почти так оно и было. Майки лежал в темноте и сам себя искренне не понимал. Почему просто не разбудит её?
Немного погодя, он снова различил в тишине нечто похожее на шёпот: бормотание то ли скулёж — ей всё-таки снились кошмары. Звук повторился чуть громче, а за этим звуком последовало что-то вроде всхлипа. Майки показалось, что она так во сне и заплачет.
Идея будить Такемичи тут же пошла лесом (в пьяном состоянии этот шут не только не поможет, но ещё и хуже сделает). Эмма? Уже спит, Кенчик тоже, а остальные пили, и пользы от них будет не больше, чем от Ханагаки.
Значит, придётся справляться со всем самому.
Майки оставалось только надеяться, что Хината не очень дорожила своим кошмарным сном, и по пробуждении его не будет ждать пинок под зад, пощечина и куча претензий.
— Тачибана… эй, Тачибана… Просыпайся давай, Тачибана, — Сано потряс девушку за плечо и повторил просьбу несколько раз, но до неё его слова, похоже, не долетали. — Тачибана!
После последнего, самого громкого окрика, девушка особенно крупно вздрогнула и тут же замерла — проснулась.
Она вся сжалась, как маленькая перепуганная девочка, и боязливо одёрнула руку от тела парня, чей голос не узнала. Во тьме его лица она, конечно же, не увидела. Да и если бы увидела — не факт, что ей бы это понравилось.
— Я… где… — растерянные несвязные слова она проронила нечленораздельным шёпотом. Абсолютно дезориентирована.
Майки постарался не поддаваться её панике и аккуратно положил руку ей на плечо, прикрытое одеялом.
— В гостинице ты, всё хорошо, — он попытался её успокоить, хотя и понимал, что вряд ли ему это удастся так просто. Не понятно, отчего и почему, но она точно была очень напугана. — Это я, Майки. Мы с Такемичи просто-
— Свет…
— А?
— Свет… включи свет… пожалуйста… — девушка судорожно вдохнула, словно стараясь сдержать рвущийся из горла плач, — Я боюсь темноты… очень…
Секунды три в голове Майки что-то со скрипом прогружалось, прежде чем смысл слов Хины до него допёр.
Недолго думая, Сано выпутался из-под одеяла и в пару шагов добрался до стены с выключателем. Там его ждал неприятный сюрприз: света не было. В отчаянии он щёлкнул выключателем несколько раз, но Зевс к зову о помощи и электричестве остался безразличен. Майки чертыхнулся. Вот вечно всё идёт по пизде.
Тут же парень отвесил себе мысленную оплеуху. Что за паника? Всё решаемо.
Ещё пара секунд на раздумья. Сообразил. Сано подошёл к сёдзи в противоположной стороне от двери и распахнул обе настежь. Гостиница была классически-японской: все окна в номерах отодвигались полностью от стенки до стенки и выходили во двор.
Тучи ещё не разошлись, и улица света давала мало, но всяко больше, чем в закрытом помещении.
— Так лучше?
Он снова повернулся лицом к девушке. Её светлая фигурка в белой ночнушке освещалась белым лунным светом. Он её видел. Она смотрела в его сторону, сидя на футоне и стыдливо прикрывая тело тяжёлым одеялом.
— Да, — голос был до сих пор сипловат, но уже не такой перепуганный, как минуту назад. — Спасибо… Майки (?).
— Да не за что, — Майки облегчённо выдохнул. Ну и пощекотала же ты его нервишки, Тачибана. — Господи, как ты меня напугала.
— Извини…
Манджиро оставил сёдзи открытыми, вернулся обратно на футон и, сложив ноги по-турецки, уселся рядом с Тачибаной. Ту всё ещё колотило. Он взял её за предплечье, чтобы унять дрожь (физический контакт, всё такое): надеялся, это хоть немного поможет.
— Прекращай, не нервничай так, ничего страшного не случилось, перепутала комнаты и перепутала, бывает, — успокаивающе-подбадривающие речи никогда его сильной стороной не были. — Я могу кого-нибудь разбудить, если совсем плохо. Позвать Эмму? Или Мицую? Он хорошо девушек успокаивает. Я пару раз видел, так и не понял, как он это делает, но получается у него отлично.
Хината покачала головой и деликатно убрала его руку со своей. Её пальцы казались холоднее льда: касание было неприятным, и она постаралась поскорее парня от него избавить.
— Извини за этот цирк…
— Не за что тут извиняться. Ты как вообще? В порядке?
— В порядке…
— Точно?
Было видно, что нет, но она упёрто кивнула. Майки на ее месте вёл бы себя один-в-один, но сейчас его это немного разозлило. Они оба взрослые люди. К чему эта бравада, глупая?
— Страх темноты ещё никого не убивал, — она тихо усмехнулась. — Идиотский страх. Не бери в голову. Это так… бывает у меня… А то, что я пришла… И, ну, тебя, ну, ты понял… Короче, просто, в общем… Забудь. Просто забудь. И ещё раз прости. Я не хотела тебя будить, вламываться и всё остальное. Мне правда жаль. Правда… — и это всё она выдала скороговоркой буквально за пять секунд. Запинаясь, путая слова, протараторила это всё и замолкла, словно ждала, что её сейчас отругают.
Ну да, конечно, делать ему больше нечего.
Самоуничижением от реплик этой дамочки несло за версту. Судя по всему, ей было страсть как стыдно за всю эту ситуацию и за её первопричину. Свет выключили, она, боясь темноты, пришла сюда, и теперь краснеть приходилось и за глупый страх, и за непроизвольное домогательство. Наверное, нелегко ей вот так перед ним сидеть и извиняться за себя и свой организм. Только вот зачем?
— Слушай, Хината, — на его памяти он впервые обратился к ней по имени. — Это, конечно, не моё дело, да и вообще мы с тобой почти не знакомы, и ты можешь меня не слушать, но такая критика к самой себе ничем хорошим для тебя не закончится.
Хина промолчала, кажется, вообще не поняв, к чему это он только что выдал. Самому бы знать, почему он решил кого-то подбадривать посреди ночи спросонья на больную голову. Наверное, потому и решил, что голова больная.
— Глупый страх/не глупый — вообще пофиг. Ты ничего плохого не сделала, просто придя сюда из-за страха. Я, вот, устриц боюсь. Меня в детстве одна укусила, когда мы с братом на море ездили, и с тех пор даже в руки их взять не могу. Японцу бояться морепродукта — каково, а? Посмешнее страха темноты будет. И ничего, не стесняюсь.
Она улыбнулась. В темноте улыбку рассмотреть было тяжело, и наградой за его маленькое откровение стал тихий приглушённый смех.
— В общем, не переживай. Перерастёшь один страх — появится другой, никуда ты от этого не денешься. Страхи у всех есть, и смысла стесняться того, что есть у всех, я не вижу. А насчёт путаницы с комнатами — просто забей. Я никому не расскажу, что ты меня обнимала. Ладно? Ну вот, всё, не так уж всё и трагично.
Майки совсем перестал думать о том, что он там нёс, но, похоже, нёс что-то дельное, раз дрожать Хината тоже перестала и голос её стал поживее.
— Хорошо… Спасибо. Я попозже тебя как-нибудь нормально отблагодарю.
— Не надо. Чем ты меня благодарить собралась? «Спасибо» хватит, — и то — не за что.
На этот раз Хината промолчала, очевидно, оставшись при своём.
— Эм… я тогда, наверное, пойду?..
От такого заявления Майки даже подрастерялся. Как? В смысле? Куда? Она-то? Одна? Пойдёт? Как её такую отпускать? Света нет, в гостинице темно, она в комнате одна, ещё и с таким мандражем. Если с ней что-то случится? Да к чёрту! Эмма его живьём сожрет за лучшую подругу, ещё и сатанистов к могиле пригонит, чтобы проклясть его душу на веки вечные. Ну нет, так дело не пойдёт. В конце концов, у него есть элементарное чувство ответственности.
— Не, Хин, я понимаю твоё желание от меня свалить, но давай ты останешься.
Хината явно была уверена, что он поддержит ее идею оставить его в покое. Пришлось дополнять:
— Не хочу, чтобы девушка со страхом темноты шарахалась одна ночью по гостинице. Свалишься где-нибудь, и что? Ничего хорошего. Оставайся. Я буду чувствовать себя конченным ублюдком, если ты сейчас уйдёшь.
Майки немного кривил душой. Он мог бы просто проводить ее до комнаты и оставить там, не боясь, что в темноте она покалечится, но тогда бы всю ночь Хине пришлось провести одной, и вот это ему уже не нравилось. И откуда в нём столько человеколюбия? Она же даже не его девушка. Ладно, забыли.
— Мне кажется, это немного слишком. Остаться с тобой в комнате, когда у меня есть парень… — при упоминании Такемичи её голос немного просел, словно ей вспомнилось что-то очень неприятное.
— Все после пьянки: раньше двенадцати не проснутся. Так что, если уйдёшь утром, никто тебя не увидит.
— Ага… наверное…
— Давай тогда вот так сделаем, — при этих словах, не церемонясь, Майки накинул Хинате на плечи тяжёлое пуховое одеяло и захлестнул края у неё на груди, — сейчас мы посидим на улице (там посветлее) и подождём, пока тебя отпустит; плюс, свежий воздух, все дела — того глядишь, в сон потянет. Если всё будет хорошо, просто ляжешь спать, а утром уйдёшь к себе. Идёт?
— Не надо, Майки, мне правда нормально, — судя по голосу, предложение её смутило. Вряд ли она часто остаётся наедине с парнями. А может, её смущала сама ситуация. В любом случае, ни то, ни другое для Майки не было достойным аргументом. — Я и сама со всем-
— Эй-ей, Хината, — он перебил её резко, но не грубо: его голос в какой-то мере был даже ласков, — я не слепой и, надеюсь, пока не дебил. Давай без геройства? Обещаю не делать ничего лишнего. Просто помогу и всё.
Едва ли какая девушка устояла пред этим голосом и ангельски-кротким взглядом. Хина взгляда не видела, но голос Майки подразумевал именно его.
Майки вообще был человеком, которому так и хотелось доверять. Хотя, будь Хина в здравом уме и трезвой памяти, Майки был бы последним, у кого бы она осталась. Эти двое — Майки и Такемичи — насколько она знала, много вздорили в последнее время, так что после такой ночевки наутро её наверняка будет ждать скандал.
— Хорошо, — Тачибана кивнула, — ничего лишнего, ничего личного.
— Тогда договорились.
Майки сначала сам поднялся на ноги, а потом следом за собой вытянул и закутанную в одеяло Хинату. Придерживая девушку под локоток, он провёл её по темноте через комнату к раздвинутым сёдзи.
Здание было низким: из раздвижных окон можно было свесить ноги и посидеть прямо так. Хина так и хотела сделать, но Сано остановил: осень всё-таки, холодно, да и ночь к тому же. Пришлось подогнуть ноги под себя, чтобы не простудиться.
— Тут есть кухня. Сходить тебе за чем-нибудь? Могу молоко разогреть.
— Не надо. Садись рядом, — Хина схватила парня за руку и притянула его вниз, чтобы тот сел рядом с ней. Деревянный пол узкой террасы (внешнего подоконника) совсем остыл. Как бы она не застудилась. — Тебе не холодно? — почему-то именно Хина спросила это у него, а не наоборот. — Могу поделиться одеялом.
Майки только отмахнулся. Прохладно, конечно, но не настолько, чтобы отжимать одеяло у девушки: она вон какая худышка: ветер подует — того гляди, тут же простынет.
Ночь и правда выдалась холодной: тучи, тучи, одни тучи на небе. Но хотя бы дождь уже закончился, дождевой холод в воздухе всё ещё остужал кожу.
Какое-то время они просидели молча. Минут пять, а может и все десять. Раз в пару минут Сано поглядывал на Хинату и со спокойствием отмечал, что ей становится лучше. Их плечи соприкасались, и дрожи в них Майки больше не чувствовал.
— Если оставим сёдзи открытыми, сможешь уснуть? — да, он уже решил, она переночует у него. Пусть лучше так, чем будет одна ловить панику в пустой комнате. А утром он всё объяснит Такемичи, и проблем не будет (всё-таки и у этого парня должна быть совесть).
— Если оставим, будет холодно, — даже препираться не стала. Видимо, поняла, что Майки только добра ей желает и скрытого умысла тут нет и в помине.
— Дам тебе запасную толстовку — в ней не замёрзнешь.
Хината сдавленно усмехнулась. Он сказал что-то смешное?
— Едва знакомый друг моего парня заботится обо мне больше, чем сам парень. Обидно.
Майки затруднялся с ответом. Ему бы тоже было обидно, если бы его девушка позвала его в поездку и забыла про него, и да, ему бы было обидно, если бы его обделяли заботой. Тут Хинате можно только посочувствовать.
— Такемичи вообще неплохой парень.
— Знаю. Но иногда его безразличие становится невыносимо.
Тут, пожалуй, стоило сдаться. Он и правда не умел утешать девушек. Вообще никого не умел. Так что прости, Хината, тут он тебе не помощник. Разбирайтесь с Такемичи сами.
— Может, спать пойдём?
— Где?
— Тут.
— Я имела в виду, в одной кровати? — вопрос был актуальным, но Майки о нём не подумал. Как ни крути, а спать в одной кровати с девушкой друга — чёрный пункт в списке того, что никогда не должны делать друзья. — Я могу спать на татами, — а это вовсе предложение на миллион. Майки жёстко усмехнулся. За кого она его принимает? За Такемичи?
— Не хватало только, чтобы ты застыла. Я посплю сидя: формально, спать вместе мы не будем. Зато, если испугаешься, сразу сможешь меня разбудить. Пойдёт?
Так и сделали. Хината провалилась в сон быстро, он ещё долго мучился от невпопад лезших в голову мыслей. Уснуть удалось только под утро, но и тогда поспать ему особо не дали.
***
Майки сам не заметил, как сидя и уснул. Наутро пробуждение вышло не только громким, но и болезненным: под возгласы Такемичи про неприличия и предательство, Сано разодрал зенки и поморщился от боли в спине (ему всего семнадцать, он уже разваливается от сна не на кровати; что дальше? старческий маразм? Альцгеймер? рассыпание в песок, как мумия?).
Глаза метнулись на стену с часами, стрелки которых едва отошли от девятки.
— Не ори, бога ради. Что случилось? — ни единой причины для такого шума в десятом часу утра Сано в упор не видел или не мог вспомнить. — Кого-то убили? Если нет, отвалите от меня все.
— Почему вы с Хинатой спали в одной комнате?! Она моя девушка, Майки!
Моя девушка! Вы оба! Вы! —
Теперь Майки вспомнил. Вспомнил, что было вчера, но повода для крика по-прежнему не видел. Не видел он, кстати, и самой Хинаты. Где она? Такемичи отправил её к себе, чтобы устроить тут «мужские разборки»?
— Угомонись, Ханагаки, тебе утренняя моча в голову ударила? В чём вообще проблема?
— Да во всём! Почему моя девушка на ночь осталась с тобой в одной комнате?!
И почему этому парню всегда обязательно орать, чтобы донести свою мысль? Как в каменном веке, чесслово…
От повышенных тонов голова у Майки разболелась по-новой, и на горизонте замаячило нестерпимое желание послать Ханагаки в задницу вместе с его претензиями. И как с похмелья у него только голос такой громкий? Самому-то сдохнуть не хочется? Какого чёрта он вообще так рано вскочил…
— Она твоя девушка и она боится темноты (ты же должен об этом знать, верно?). Ночью выключило свет, она пришла сюда, ты был в зюзю пьяный. Что, по-твоему, я должен был сделать в такой ситуации? Идти будить тебя с бодуна? Или отправить её со страхом темноты обратно в пустой номер? При всём желании, не понимаю, чего ты от нас хотел.
Майки попытался объяснить ситуацию, выдав умные мысли, и Такемичи ненадолго заткнулся, очевидно, пытаясь прислушаться к голосу разума. Слушать Такемичи, очевидно, не умел. Или не хотел. Или по какой-то другой причине умные мысли так и остались вне его понимания.
— И всё же… — Ханагаки ещё ничего не сказал, а Майки уже мысленно дал ему смачного леща, — если у неё есть парень, она не должна спать с другими-
— Ты дебил или как?! — Сано рявкнул на него до того резко и громко, что Такемичи от страха отшатнулся. Вылупился на него, как баран на новые ворота, и заглох, не зная, что на такое ответить.
— «Спать с другими»?! Мы трахались тут, по-твоему?! Твоя девушка и твой друг? Оба без совести и тормозов? Обоим не доверяешь? Заебись из тебя товарищ и парень. На помойке найденный и то лучше будет.
Такемичи от такой агрессии окончательно выпал в астрал и на пару секунд потерял дар речи.
— Нет… я не это имел в виду…
Майки от этого бормотания себе под нос только больше разгорячился. Ходишь тут, значит, терпишь его закидоны, не бьёшь его каждый раз, когда следовало бы, а он ещё и выёбывается! Приходит спозаранку, будит
его, человека, чей сон боится потревожить половина громил Токио, ещё и с беспочвенными обвинениями налетает! Доиграется в один прекрасный день Такемичи, ох доиграется.
— Какие к чертям собачьим отношения, когда ты ревнуешь девушку к другу, ёбаный ты собственник. Ревность настолько глаза слепит, что не можешь войти в её положение? Ты бы её по себе не судил. Готов поспорить, она по борделям с лучшими подругами не ходит и с друзьями тебе не изменяет.
Лицо Такемичи побелело и стало напоминать наволочку, но Майки и этого было мало. Непонятно откуда взявшаяся жажда справедливости заставила его договорить.
— Ей было
страшно, она пошла
к тебе, а ты, дебил, успел нажраться в хламину и махнуться со мной комнатами. Раз так хотел быть с ней, с самого начала взял бы общий номер и вместо пьянки провёл бы время со своей девушкой. Не лезь ко мне с этим параноидальным бредом, а её вообще не трогай, она уж тем более ни в чём не виновата. Если ты закончил эту истерику, я пошёл ссать. Тебе лучше взять руки в ноги и съебаться отсюда до того, как я вернусь.
Чувствуя, как настроение только что поцеловалось с плинтусом подвала, Майки резко встал с футона и пошёл на выход, пока Такемичи так и остался на «месте преступления» в лёгким ступоре и с ощущением, что сегодня весь мир от него отвернулся и с грязью сравнял.
Не успел Сано выйти за дверь, как наткнулся взглядом на знакомое лицо. Тачибана стояла напротив этого номера и, по всей видимости, слышала весь прозвучавший только что разговор. Майки отчего-то стало очень неловко и немного стыдно. Всё-таки не дело это, когда «мужские разговоры» слышит девушка. Особенно когда эти разговоры о ней.
— Извини… — за что он только что извинился? Да он сам не понял. Наверное, за эмоциональность. Защищать девушку друга от её же парня — странно как-то. Не стоило ему лезть в чужие отношения.
Тачибана качнула головой, отклоняя извинение.
— Спасибо, что заступился. Меня он слушать вообще не стал, — она улыбнулась, хотя улыбаться тут было нечему.
Майки тоже улыбнулся. Он подошёл к ней, вытянул руку и растрепал волосы на макушке девушки, не очень волнуясь, что её больной ревностью парень находится в комнате у него за спиной. Раз Такемичи такой придурок, то пусть хоть повод для ревности будет. Скотина. Наверняка уже и Хинате выговорил.
— Если он снова задурит — говори мне, я вправлю ему мозги.
К удивлению Сано, щёки девушки слегка покраснели. Бедолага: совсем Такемичи её вниманием обделил. Вот и нахрена ей такой парень? Есть же и получше.
— Хорошо. Спасибо ещё раз.
Майки убрал руку, улыбнулся напоследок и пошёл в сторону ванной. То ли ему показалось, то ли еще пару секунд, пока не свернул за угол, Хината смотрела ему вслед. А она милая. Нехорошо так думать, но, кажется, он будет вовсе не против, если они с Ханагаки расстанутся: не заслужила Хината такого наказания.
