Бродский

"...В первый раз, в этот раз, в сотый раз сожалея о будущем, реже понимая, что каждый из нас остается на свете все тем же человеком, который привык, поездами себя побеждая, по земле разноситься, как крик, навсегда в темноте пропадая". – Тэён, – на раскрытую книгу ложится желтый листок. – Сколько мне нужно здесь стоять, чтобы ты наконец меня заметил? Тэён поднимает растерянный взгляд и смущенно улыбается: – Прости, Доён, зачитался, – он берет в пальцы листок, собираясь выбросить, но, чуть помедлив, кладет его обратно и захлопывает толстый, потрепанный в уголках том. – Это я понял, – беззлобно ухмыляется Доён и усаживается рядом, сразу откидываясь на спинку старой кованой лавочки. Тэён пару секунд смотрит на него и, коротко вздохнув, запрокидывает голову. В синтетически-акварельном небе плывут облака, то и дело скрывая лучи ярко-холодного осеннего солнца. – Ты читал стихи Бродского? – он поворачивается к Доёну. Тот, прикрыв глаза, утвердительно кивает и не глядя протягивает Тэёну картонный стакан с аляповатым логотипом кофейни неподалеку: – Знаешь, когда ты пригласил меня прогуляться в парке, я не рассчитывал, что мы будем вести разговоры о поэзии, – он хмыкает. – А почему нет? – Тэён пожимает плечами и, взяв кофе, натягивает рукава куртки до самых кончиков пальцев. Доён критически косится и, наморщив нос, отворачивается, провожая взглядом подхваченные ветром опавшие листья: – Хотя действительно, чего еще я от тебя ожидал, – он тянет вверх уголок рта. – Нормальные люди, прежде всего, не таскают с собой толстенные книги, если собираются пойти с кем-то прогуляться. Тэён недоуменно моргает и вцепляется в корешок старой книги: – А что не так? – Как ты это делаешь? – вопросом на вопрос отвечает Доён. – Что именно? – Тэён греет ладони о стакан с кофе. – Заставляешь меня быть лучше, даже если я сам этого не хочу, – скептически хмурится Доён. Тэён мягко смеется и, бегло скользнув по его недовольному лицу, переводит задумчивый взгляд на парочку громко смеющихся парней, что швыряются листьями в глубине парка. – Хэчан, клянусь, я тебя сейчас здесь закопаю! – вопит один из них и будто в подтверждение собственных слов валит другого на землю. – Я не стану от этого любить тебя меньше, Марк! – хохочет тот и раскидывает руки, разбрасывая в стороны пожухлую листву. Солнечные лучи играют на его загорелом лице, раскрашивая медово-сатиновую кожу золотистыми бликами. Ветер треплет челку, бросая глянцевые пряди волос прямо на нос. – Поднимайся, – Марк протягивает ладонь. – Я не хочу потом бродить по городу с комком грязи. – То есть для тебя так важен мой внешний вид? – притворно обиженно оттопыривает губу Хэчан, но все же поднимается и тщательно отряхивает пыльную одежду. – Ты зануда, Марк. Тот закатывает глаза и смахивает ошметки сухой травы с капюшона чужой толстовки: – Тебя в таком виде не пустят ни в одно приличное заведение. – А может, я не хочу в приличное, – хорохорится Хэчан и демонстративно зарывается носками светлых кед в рыхлый газон. Марк красноречиво смеривает его взглядом и осуждающе качает головой: – Я не собираюсь с тобой напиваться в ближайшем сомнительном баре. – А в несомнительном? – лукаво подмигивает Хэчан и тут же вешается ему на шею. – Мааарк, – тянет он, – я знаю, что ты тоже этого хочешь. Марк вяло пытается выбраться из цепкой хватки и делает нарочито серьезное лицо: – Ты снова будешь ко мне приставать. – Ой, можно подумать, ты не привык, – фыркает Хэчан и, отстранившись, кокетливо проводит пальцами по щеке Марка. – Я знаю, что тебе это нравится. Тот стонет и, оттолкнув его, горестно кривится: – Ты ужасный. – Это тебе тоже нравится, – резко склонившись к уху, шепчет Хэчан и с торжествующим гоготом выбегает на узкую асфальтовую дорожку. – Кто тебе такое сказал? – изумленно распахивает глаза Марк, но послушно идет следом, нервно теребя край растянутого шерстяного свитера. Деревья в вышине шелестят оставшейся бумажно-огненной листвой, ветер разносит по округе тонкие веточки и пряный запах нагретой за день земли. Хэчан выходит на широкую улицу и едва не сталкивается с длинноволосым парнем, который, широко улыбаясь, смотрит в экран телефона. – Давай, Винвин, жди меня у входа, я уже иду! – тот сбрасывает звонок и, охнув, виновато сводит брови и торопливо устремляется вперед. Пролетающие мимо автомобили заглушают музыку и рекламные объявления, что звучат из каждого магазина вдоль широкого оживленного бульвара. Вывески призывно мелькают неяркими в безмятежно-закатном свете огоньками, из ларьков с уличной едой на весь квартал разносится запах пережаренного масла и пряностей. – Скажи мне, Юта, где тебя черти носили? Где тебя всегда черти носят? – иронично спрашивает Винвин, выжидающе постукивая ногой. – О, они носят меня в таких местах, что ты бы обзавидовался, – скалится тот. – Вообще не уверен, – качает головой Винвин и аккуратно приобнимает набросившегося на него с медвежьими объятиями Юту. Тот в ответ только звонко смеется и, схватив его за руку, тащит в крошечный тепло-ламповый бар, зажатый между большой кофейней и монументальным зданием с мраморными колоннами. – Господи, я не видел тебя миллион лет! – восклицает Юта, усаживаясь за стойку. Винвин несмело улыбается и, кивнув бармену, заказывает сразу два крепких коктейля. – И не говори, что еще бы столько меня не видел! – с хохотом добавляет Юта и, уложившись подбородком на скрещенные руки, внимательно заглядывает Винвину в глаза. – Я бы никогда такого не сказал, – хмыкает тот и делает большой глоток из запотевшего ото льда бокала. – Вот и славно, – усмехнувшись, Юта повторяет его движение. – Как ты? – тут же участливо интересуется он. В баре ненавязчиво играет музыка, позволяя слышать разговоры сидящих за соседними столами посетителей и шутливые перепалки барменов. Слабый свет причудливо играет на крупных кубах льда в стеклянных стаканах. Винвин задумчиво морщит нос: – Пока не встретился с тобой, все было скучно и обыденно. Юта оживленно вскидывается: – А что сделал я? Я же ничего не сделал! – он в оборонительном жесте вскидывает руки. – Ты просто появился, – негромко выдыхает Винвин и, повернувшись к нему, пристально смотрит. Юта открывает рот, чтобы что-то сказать, но сразу затихает. Компания рядом начинает смеяться громче, звон бокалов за соседним столиком перебивает фоновую музыку. – Я… – начинает было он, но тут же тушуется: – Рад?.. – Еще бы ты был не рад, – фыркает Винвин и опускает глаза. – Как ты? – он вперивается в Юту внимательным взглядом. – Я… – тот сминает в пальцах салфетку. – Тебе честно? – он резко выдыхает. Винвин поворачивается к нему, отвлекаясь от изучения ненасытно-бессчетного количества бутылок за стойкой: – Честно, – твердо говорит он. – Я скучал просто дико, – шепчет Юта и крепко зажмуривается. В тот же момент его задевает плечом высокий парень в классическом костюме, несущийся мимо. – Простите, пожалуйста, – с извиняющимся видом бросает тот и прикладывает телефон к уху: – Тэн, ты уже освободился? Я буду через десять минут! – он машет рукой кому-то в дальнем конце бара и выбегает на улицу. Загорающиеся фонари освещают широкую дорогу, бликуют в сотово-красных габаритных огнях, размеренный шорох шин тонет в нескончаемом вечернем гуле мегаполиса, что никогда не спит. Черный автомобиль останавливается у старого здания, возле которого виднеется одинокая тонкая фигура. – Тэн! – раздается из машины, и силуэт, застывший было у входа, стремительно двигается в направлении приоткрытой двери со стороны пассажирского сиденья. – Лукас… – вполголоса отзывается он, подходя ближе, и ласково улыбается. Улицы звучат оглушительно-полуночно, окна высоких домов горят призывно-обманчивым светом. – Прости, что задержался, – тепло произносит Лукас, глядя поблескивающими в полумраке глазами. – Эй… – смешливо перебивает Тэн, устраиваясь рядом и пристегиваясь. – А я тебе говорил: "Не выходи из комнаты, не совершай ошибку"... Лукас хмыкает: – Значит, отпустил бы тебя самого добираться домой? – Нууу… – ведет плечами Тэн. – Я бы как-то справился. – В этом я не сомневаюсь, но лучше, чтобы я был с тобой, не думаешь? – он выруливает на проезжую часть. – Лучше… – улыбаясь, тихо соглашается Тэн. – Лучше, – и едва слышным шелестом продолжает: "...Вместе они любили сидеть на склоне холма. Оттуда видны им были церковь, сады, тюрьма. Оттуда они видали заросший травой водоем. Сбросив в песок сандалии, сидели они вдвоем". – Бродский? – внимательно глядя на дорогу, уточняет Лукас. Тэн на пару хрустально-звенящих секунд замолкает. – Я люблю тебя, – наконец шепотом отвечает он. Город медленно затягивает сверкающим электрически-черным.