Моя любовь на пятом этаже.

      Снова дом, все тот же дом.       Как я ему, он мне знаком.       Он меня считает чудаком. Холодная черная куртка с белыми вставками — самая модная на районе, джинсы по щиколотку — они же точно защитят от холода в почти час ночи, живущие на последнем издыхании кроссы — надо маму попросить на новый год купить новый осенне-весенние, какие-нибудь, как у Пашки Личадеева. К нему-то, как раз, Юра и направляется в таком виде. Вот только Паша даже не знает, что это уже не первая ночь Юриных похождений. Снова этот советский, выкрашенный в белую, но уже отколупливающуюся краску пятиэтажный дом. Он Юре уже и во снах снится, и в реальности мерещится. Окна почти все потухли — жители маленького дворика на Садовой уже давным давно спят после рабочего напряженного дня среды. Одному Музыченко Юрию все не сидится дома в такую темень.       Да Юра и сам не знает, в чем причина его прихода, уже, наверное, двадцатого по счету, сюда. Ему медом тут намазано, что ли? А может дело в дворовых котах, которые чуть ли не специально с того конца дома бегут к парадной номер четыре, где обычно на лавке сидит Юра? Они уже давно приметили этого подростка с вечно играющей в наушниках музыкой. Как он не оглох еще после AC/DC на всю громкость… Да нет, коты тут явно не при чем. Они, больше, чисто за компанию и за постоянный Вискас, который по-тихому Юра таскает для их из дома чуть ли не килограммами — сваливает все, конечно, на своего серого кота Пушка, мол, «вырастили обжору, каждый день по пакету корма съедает и не краснеет». Скорее всего, дело в том высоком, словно самая высокая скала в мире, русоволосом парнишке по имени Паша Личадеев. Этот парень еще года три назад, в классе так восьмом приехал с родителями на лето к бабушке «просто погостить». Бабушка отдала маленького шкодника в детский, якобы оздоровительный лагерь при школе, в которой так чудно половину лета проводили время вместе этот самый шкодник с главным мальчишкой-разбойником Юрцом Музыченко. Как бабушка Пашу привела в эту школу, так до сих пор он тут и учится. Уже одиннадцатый класс, и парень уже три года живет с бабушкой. Наверное, ради лучшего друга, Юры, который с истерикой и слезами на глазах умолял родителей Паши оставить его жить с бабушкой хотя бы до окончания школы… А так еще раз истерику устроит. Юра и Паша — два сапога пара, только Музыченко старше на пару месяцев. Сколько же раз они огребали от директора, учителей и бабушки Павлика за их «развлечения». То за школой петарды пускают, то сигареты у учителя ОБЖ стрельнули и в туалете раскурили, то играли в догонялки и уронили в столовой целый поднос со стаканами ягодного морса… А ведь технички пол натирали, как кот сами знаем что. Всегда за них впрягалась бабушка Паши, потому что родителям Юры и без сына проблем на работе хватало, да и не хотел он под домашний арест попадать: поможет Пашкиной бабушке с уборкой, пока его друг за двоих историю пишет, наворует для компота бабушке Паши яблок у соседей на даче, кота поможет искупать — и вроде как бабушка Юриным родителям не скажет ничего про их веселое детство. Юра настолько привык к Паше, что и сам не заметил, как уже без шуток и смеха влюбился в парня. Сильно, бесповоротно и очень больно. Больно не от чувств, а от осознания, что если признается — пиши «Пропало» этой дружбе. Кто знает, взаимны ли чувства младшего. А Музыченко и не скажет, будет лишь дружить днем и страдать под окнами Пашкиного дома ночью. Например, как сейчас. Под покровом темноты Смотрю наверх, туда, где ты. Выше нет на свете высоты. Крупные капли питерского осеннего дождя неприятно, даже больно бьют по лицу и мешают нормально открыть глаза, когда Юрий запрокидывает голову наверх, присаживаясь на уже сырую деревянную лавку у парадной и пытаясь рассмотреть в ночной темноте те самые два окошка — Пашина комната и кухня, кажется. Света в это время, как обычно, нет. Конечно, утром рано в школу, да и все мелодрамы по второму каналу закончились, а Пашка обычно после них идет спать, пожелав бабушке сладких снов и собрав на завтра рюкзак в школу. — Спокойно ночи, ПалИгоревич, — тихо, будто бы тот его услышит, бубнит себе под нос Музыченко, вытирая лицо рукавом старенькой куртки, — Надеюсь, она у тебя спокойнее моей. Юра уже и забыл, когда в последний раз ночью спал более хотя бы шести часов: с учебы гулять с Пашей, потом домой к Пашке на ужин, потом на ужин с родителями к себе, а потом снова к Паше — надо еще уроки успеть сделать, иначе ПалИгоревич будет ругаться, что без дела дома Юра сидит. Ну просто потому что не знает, что у того мысли забиты совсем не «этими математиками и биологиями». Только Пашкой, только мыслями о том, как бы так сделать, чтобы узнать, что тот может почувствовать в ответ на признания Юры. Возможно, признания и не случится никогда. Скорее всего.       Моя любовь на пятом этаже, почти где Луна.       Моя любовь, конечно, спит уже,       Спокойного сна! Пятый этаж любого дома для Музыченко стал уже как родной, потому что именно на пятом этаже четвертой парадной живет его предмет обожания, его главная и самая лучшая находка за все семнадцать лет жизни. Это как с котом — Юра вообще не представляет как без него жил до этого, будто всю жизнь рядом.       Мосты, наверное, развели и навели уже дважды. От постоянно играющей музыки к утру телефон Юры, как обычно, уже сел, поэтому время можно отследить только по начинающим потихоньку включаться окошкам в доме.       «Кто-то собирается на работу уже. В такую рань? Я даже спать еще не ложился» — быстро пронеслось в голове парня.       Да и дождь все сильнее расходится, как и сильные покалывания на коже рук — замерз окончательно походу. Сегодня первая ночь осени, когда Юра думает, что пора бы идти домой, хоть и не все еще окна загорелись. Наверное, уже около четырех-пяти утра. Скоро и фонари зажгут, и машин на дорогах больше станет.       Питер оживает уже около четырех часов утра, в то время, как Юрина энергия наоборот подходит к концу, а в голове все также витают мысли о том, что нужно говорить Паше про любовь эту свою. Каждый день и каждую ночь он думает только об этом. Как сдавать эти экзамены весной, если ни один предмет в голову не лезет так сильно, как Личадеев, будь он неладен?       А ведь утром на остановке все начнется заново, да? Снова Паша побежит в сторону Юры, увидев его на горизонте, обдаст его своим ароматом духов — не всем мальчикам идут цветочные запахи, но Пашка — исключение. Снова Юра отнимет у друга рюкзак и потащит его до самого класса в школе, выслушивая уже такое привычное «Ну Юрий Юрьевич, у меня даже с моим ростом шаг не такой большой. Имейте совесть, я устаю идти в горку!» Каждый раз Музыченко с этих визгов за спиной чуть ли не пополам от смеха складывается и каждый раз подмечает для себя: «Пашка, тебе бы петь или в театрах с такой харизмой служить». Каждый раз Юра подмечает для себя «Мне и дня, и ночи не хватит, чтобы описать тебе, насколько сильно я тебя люблю, Паш», но вслух этого никогда, похоже не произнесет.       Снова мне не хватит дня, но скоро город весь в огнях,       И эта полночь вновь спасет меня.