Детка, я кумир подростков

В понедельник в колледже с самого утра творилась полная вакханалия. Не смотря на то, что первые две пары не отменили, на них я все же не появлялась. Меня с утра поймала наш педагог по культурно-массовой работе и запрягла на подготовку зала к мероприятию. Я и еще несколько ребят, в том числе и Лизочка, надували шары, вешали поздравительные растяжки и раскладывали прочую дребедень в зале. Зато, благодаря этому, мне удалось прогнать на большом экране зала наше фоновое видео и послушать как музыка для танца будет звучать в таком огромном помещении. После, когда прозвучал звонок со второй пары, я с горем пополам засунула в себя столовский салат, в невозможности даже держать дрожащими пальцами вилку. Хоть я и правда занималась танцами добрые пять лет своей жизни, но после большого перерыва начинать что-то заново всегда страшно. Да и все эти дни я сильно себя корила за отмену репетиции и молилась всем богам, хоть бы это не отразилось на качестве нашего выступления. Концерт должен был начаться ровно через полтора часа, и, судя по спискам, мы выступали пятыми. Пора было собирать всех для окончательного прогона на сцене. Десять минут петляний по коридорам, и я уже отправила весь состав в зал. За исключением одного человека. Ловко перепрыгивая ступени лестничного пролета, я уже оказалась напротив нашего классного кабинета и сделала вздох поглубже, отключая все страхи и отпуская все плохое. Теперь я готова, теперь я уверена… В кабинете оказалось пусто и даже компьютер преподавателя был уже выключен. Жалюзи с тихим треском пошатывались от порывов воздуха из приоткрытого окна, нагоняя какого-то уныния. Я уже успела расстроиться, как заметила приоткрытую дверь лаборантской, за которой разливался теплый свет. Она тихонечко скрипнула, пропуская меня внутрь. В самом конце комнаты, спиной ко мне стоял мужчина, что уже был облачен в наряд для выступления. На нем были синие брюки в небольшую белую полоску на подтяжках, коричневые дерби на ногах и рубашка нежного кофейного цвета. Признаюсь, выглядел он в этот момент чертовски сногсшибательно, еще более сногсшибательно, чем всегда. Стоя напротив окна и импровизированного зеркала в виде камеры телефона, он безуспешно боролся с бабочкой на шее, что-то усердно нашёптывая губами. Вся эта картина непроизвольно вызвала умиленную улыбку. И снова я поражаюсь тому, как этот такой большой и серьезный парень так часто не может справиться с банальными вещами. Тихими, практически робкими шагами я подобралась сзади, а он, похоже, даже и не заметил этого, так уж был увлечён. Аккуратно я прикоснулась к предплечью преподавателя, от чего тот еле заметно вздрогнул. Но, стоило ему перевести взгляд синих глаз в мою сторону, как его губы сразу же растянулись в необычайно нежной улыбке. Он осмотрел меня томно, снизу вверх, очень заворожено, заставляя волну мурашек пройтись по всему телу. Да, ведь я и сама с самого утра решила сразу же облачиться в танцевальный наряд, дабы не тратить позже на это время: розовая шифоновая полупрозрачная блузка с бантом на шее, расклешенная юбка до колена в крупную полоску и такого же розового цвета ботинки на грубой высокой подошве, ох, уж и не думала, что где-то они мне пригодятся. — Ничего Вы без меня не можете, Марк Сергеевич… — я улыбнулась ему, будто он мой глупенький малолетний ребенок и, перехватив его руки, принялась застегивать бабочку. Все это время мужчина неотрывно изучал мое лицо, от чего щеки мгновенно порозовели. Его темные густые ресницы то и дело подрагивали, когда он пытался моргнуть. Но взгляд этот был настолько неотрывным, что я ненароком подумала, что его синюшные радужки сейчас зальются слезами от такого перенапряжения. Дело было завершено, и теперь и я посмотрела на него. Глаза в глаза, как и месяц назад. Только сейчас нас разделяет пропасть в виде социальных положений. Марк Сергеевич прерывисто выдохнул и его теплое дыхание маленьким цунами коснулось моего лица. Стало невыносимо жарко. — Мы должны пойти в зал и отрепетировать танец на сцене… — так же выдохнула я. В тот же момент почувствовала, как мои сжатые в кулаки руки ослабляются и оказываются в плену его, горячих и крепких. — Тая… — Я знаю. Я буду танцевать с Вами. — перебила я, заранее понимая, о чем он хочет сказать. Лицо преподавателя в миг посветлело, разгладилась каждая складочка на бархатном лице, и совершенно внезапно он притянул меня к себе, буквально вжимая в себя объятием. Абсолютно нежным, таким родным, от которого может любому стать не по себе, так может обнимать только очень близкий человек. Стало так хорошо и спокойно… Будто только этого в жизни и не хватало. Я позволила себе уцепиться пальцами за его крепкие лопатки, оглаживая каждый их сантиметр большими пальцами, пытаясь запомнить всякую мышцу на них, запечатлеть каждый позвонок на его спине. В нос ударил его такой уже родной, только его необычный запах. Однажды я сдамся ему только из-за этого дьявольского аромата, мне порой кажется, что этот человек родился с этим шлейфом. Сильные руки обвивали талию, тепло пальцев проходило сквозь тонкую ткань блузки, вызывая тысячи колючих разрядов по всему телу. Как же мне хочется ощутить его прикосновения без дурацких преград в виде ткани, без всякой одежды… Его нос уткнулся в мою макушку, и в нее он выдыхал воздух, то теплый, то холодный, так быстро он дышал. — Откуда у тебя эта седина в волосах? — тихо спросил он, медленно покачивая мое тело, зарываясь все глубже между моих локонов. Я беззвучно рассмеялась, от чего Марк Сергеевич отстранил меня, все еще придерживая над тазовыми косточками, чтобы заглянуть в лицо, будто желая проверить не окончательно ли эта девочка сошла с ума. От стресса или от радости я смеялась, сама не знаю. Но эти слова, каждое его движение в эту самую секунду были для меня самым важным на свете. — Мне приятно, что Вы заметили такую мелочь. — Это не мелочь, в тебе нет мелочей. — не требующая пререканий констатация. — И, Тая, не «Вы», а «ты». — Что? — действительно удивилась я. — Почти все твои одногруппники уже давно перешли со мной на «ты». Черт, да я иногда курю с учениками. А ты… Ты… — так и не смог высказать он, кто же в этой истории я. — Все еще обращаешься ко мне как к какому-то старику. На некоторое время мы замолчали и, наконец, разомкнули объятия. Уверена, мои глаза так блестели в этот момент, что могли осветить целый город. Я увидела и услышала все, что сейчас от него требовалось, и я знала, что его немногословность говорит еще намного большее. Согласно кивнув, я покрепче сжала руку преподавателя, и мы вместе покинули кабинет, направляясь в сторону зала. Тут уже было довольно оживленно. Студенты носились из угла в угол с костюмами, декорациями, своими учителями. На сцене уже прогонялась какая-то группа, по всей видимости курс первый-второй. Они вместе со своим учителем, кажется эта милая женщина вела химию, хором пели песню посвященную празднику. В одинаковых нарядах и с идеальной расстановкой, они весьма гармонично смотрелись в выступлении, да и сама песня удавалась неплохо. После этого волнение обосновано увеличилось, похоже, конкуренция будет нехилая. Пока я подглядывала за сегодняшними соперниками, Марк Сергеевич уже нашел наших ребят и договаривался с техниками о прогоне выступления. Со стороны наблюдать за ним всегда было намного интереснее, чем напрямую. Родионов харизматичен и явно обладает ораторскими качествами, его позы, жестикуляция и тон голоса могли настроить в свою сторону кого угодно. Натуральный хищник в обличие ангела. Наконец, еще несколько групп выступили на сцене и туда поднялась наша дружная компания. Я быстро расставила ребят по периметру сцены, напомнила основные фишки танца и, когда мы уже готовы были приступать, меня отвлек чужой восклик. — Захарова, как часто ты будешь менять наши пары? — это была Анна, которой явно не понравилось решение все же поставить ее в пару со Смирновым. — Я буду танцевать с Марком Сергеевичем, достали твои психи! У Ани был истеричный голос и глупая манера топать ногами во время вспышки агрессии. А своей тупостью ей уступала может быть лишь Кристина Макарова, однако последняя была тупой от природы, а вот Анна эту черту приобрела по ходу жизни. И, поскольку я терпеть не могу стервозных куриц, и даже в повседневной жизни их открытый рот вызывает у меня рвотные позывы, сейчас я могла грандиозно сорваться. Особенно, когда тема коснулась Родионова. А особенно из-за того, что она подумала, будто может забрать его себе. Честно, перед глазами словно пелену застелили. Ладони потихоньку намокали липким холодным потом, и я приблизилась к девушке. Сбоку находился куратор, сложив руки на груди и молчаливо за всем наблюдая, на изготовке кинуться и оторвать меня от волос Ани, случись чего неладное. — Здесь я решаю, кто и как стоит, кто и с кем танцует. И если я решила, что твоих силенок на пару с ним не хватит, то так и будет. Саша уже прекрасно научился вести твое деревянное тело в танце. Ты все уяснила? — ого, кто это у нас тут, здравствуй, настоящая Таисия. В стороне хихикнула Светка, пытаясь спрятать улыбку за широкой спиной Никиты. А Ане ничего не оставалось, как только хлопать глазами и раскрыть рот от удивления. Она уж было подалась в сторону преподавателя, наверное в надеждах получить его поддержку, но тот быстренько ретировался закулисы, кинув в мою сторону только мне заметный благодарный взгляд. Спустя минут пятнадцать и несколько запоротых попыток, мы все же отрепетировали танец. Не без ошибок, но, думаю неплохо для уровня дилетантов. Даже если и отдавим друг другу ноги, главное сделать невозмутимый вид и продолжать выступление, как бы не было паршиво. Как честный тренер, я в последний раз раздала все необходимые напутствия. А затем мы заняли свои места в зале, наблюдая за все прибавляющимся и прибавляющимся числом зрителей. Марк Сергеевич, как и полагается, удалился на первые ряды, в компанию остальных преподавателей, заражая всех своей солнечной улыбкой. Я, как за спасательный круг, цеплялась взглядом за его спину, нервно перебирая между пальцами ткань юбки. Хорошо, что со мной рядом была Света, поговорить на отвлеченную тему – это то, чего сейчас так не хватает. Толпа успела изрядно заскучать, пока на сцене наконец не показался ведущий и объявил о начале праздника, прерывая всеобщий галдеж. Прошли все соответствующие формальности в виде объявления представителей членов жюри, рассказов о том, как же прекрасен этот день и как важны наши дорогие преподы. Как жаль, что в этом мире есть лишь один важный и самый лучший преподаватель, в моих глазах с ним уже никто несравним. Наконец, первые участники показались на сцене. Мои зубы неприятно скрипели, когда я наблюдала второй номер подряд, в котором группа танцевала вместе со своим учителем. Конечно танцы были разные. У кого-то хип-хоп, у кого-то вообще вальс. Но факт того, что танец уже не станет здесь чем-то незаурядным, выводил из себя. Заканчивался четвёртый номер участников, я уже успела измотать хлипкие остатки нервов, но пора было двигаться в сторону закулисья. Колени мелко потряхивало, подошва обуви казалась громадной высотой, и я из последних сил балансировала на негнущихся ногах. Из-за шторки мы наблюдали за завершением песни четвертого курса, за тем, как они удалялись со сцены, где снова материализовался ведущий. — Дорогие друзья, я думаю вы остались в приятном шоке от песни четвертого курса менеджмента? У меня вот от чудесной Клавдии Николаевны до сих пор волосы на руках дыбом стоят! — вел конкурс один из выскочек студсовета по имени Рома и, честно, лучше бы он молчал вообще, а то испанский стыд вызывает. — Ну а сейчас… Внимание! Девушки, только держите себя в руках! Самый молодой, самый обворожительный и любимый преподаватель всего колледжа! Марк Сергеевич Родионов и его третий курс будущих программистов, громкие аплодисменты!!! Зал, конечно же взорвался, а у меня на душе кошки заскребли и аж тошно стало. Держите себя в руках девушки, а то я вас четвертую! Света и Аня двинулись на сцену, в то время, как меня еще надо было приводить в чувство. Я сделала последний собирающий вздох, крепко зажмурилась, готовясь сделать шаг вперед, как моя рука оказалась в плену чужих пальцев. Никого другого я и не ожидала здесь увидеть. Марк Сергеевич легко коснулся двумя пальцами моей щеки, ловя бегающий взгляд. — У нас все получится. Ты отлично постаралась. — еще секунда, и на моей щеке остался короткий теплый поцелуй. Как же хорошо, что этого никто не видел! Тут уж держать себя в руках точно не получится, когда тебя, черт возьми, целует самый молодой и обворожительный… Он явно не понимает, что мог меня сейчас просто до сердечного приступа довести, и, собственно, довел… До бешеных конвульсий этого самого сердца, до сальто с переворотом! В полном шоке я понимала, что нельзя стоять на месте больше ни секунды и, пытаясь ободриться и скрыть возросшую дрожь, вышла на сцену. Мы с девочками расположились на лавочке, что стояла посреди сцены и являлась нашим единственным атрибутом. Скучающий вид на наших лицах сопровождался началом композиции. По моей задумке концепция танца была проста – мы, девочки из шестидесятых, пришли на дискотеку, заскучав в ожидании приглашения на танец и тихо грустили в сторонке. Вот на сцене показывается Никита и рояль в композиции выдает шумную очередь, сопровождая то, как парень уводит довольную Свету на танцпол, фиксируя в стойке. Снова резвые звуки инструмента оглушают зал, и в поле зрения появляется Саша с перчинкой в глазах, забирая за собой вторую девушку. Я остаюсь посреди лавки одна, печально наблюдая за ними и тяжко вздыхаю, готовая остаться одна в этот вечер. Но нет, тут слова песни резко сменяются на что-то задорное. «…I’m just your boogie woogie counry man…”* На сцене появляется Родионов, уверенной грациозной походкой направляется ко мне, ставит одну ногу на лавку и, склоняясь надо мной, вручает розу, что все это время скрывалась у него за спиной. Зал взрывается аплодисментами, оханьями и радостным улюлюканьем. Не удивительно, ведь половина колледжа, даже тех, у кого он не вел пары, были без ума от этого мужчины. А сейчас он еще и в таком образе плохиша, в этом идеальном костюме и с растрепанными темными волосами. Но смотрит только на меня, этими бездонными океанскими гладями, полными глубокой нежности и поддержки. И я всегда теряюсь в нем, будь он зол, весел, отстранен – его взгляд для меня спасение. Его мелочи – мои огромные начала, его большие ценности – моя мизерная свобода. И даже сейчас я была готова забить на все выступление и пялиться на него как безумная до бесконечности. Но вот он уже подхватывает меня за руку и ведет в центр зала, попутно мы пританцовываем на ходу. Снова эти динамичные звуки захватывают дух, мои мокрые ладони в цепкой хватке преподавателя, его задорный взгляд направлен прямо в мои напуганные глаза, но всем своим телом я ощущала его силу, его поддержку, что не дают оступиться и сделать неверный шаг. Никогда я еще не чувствовала себя настолько крошечной и беспомощной рядом с кем-то, в первый раз я безоговорочно доверяла малознакомому человеку, готовая лечь на любую амбразуру ради него. Но это же, одновременно, и безумно пугало, нельзя настолько зависеть от кого-то. Боковым взглядом я наблюдала за ребятами, что танцевали по бокам от нас и была очень рада увидеть как же хорошо у них все выходит. Как вообще возможно было за неделю вырастить из этой кучки подростков такую слаженную команду танцоров? Наверное, я и правда чего-то стою, и сейчас плоды стараний и переживаний дают красочные побеги. «Hey woman, let me catch you bulldog, let me take your bone Shake it for ya, break it for ya all night long»* Мои ноги, его ноги? Мои руки, его руки? Я не ощущаю, вижу лишь его невозможные глаза, чувствую его тяжелое дыхание и раскрасневшиеся щеки, выдающие такие привычные складочки у уголков губ. Движения такие быстрые и энергичные, что я и сама моментально выдыхаюсь. Мы разъединяем ладони, поворачиваясь в сторону зрительного зала, придавая лицам максимально задорное выражние, чтобы опять соединить их, снова и снова. Я слишком глупо улыбаюсь, как и тогда, когда покидала дом Александра. Сейчас мне снова хорошо и легко, как не было, наверное, даже тогда. «And I’m your boogie, woogie, boogie, boogie Boogie, woogie man from Tennessee, yeah baby»* Марк Сергеевич лихо подхватывает под самыми ребрами, и я лечу между его ног, за секунду возвращаясь на место, а после кружусь в воздухе. Так хорошо, что хочется смеяться и плакать от счастья. А он настолько восторженно смотрит снизу вверх, пока я рассекаю пространство летящей юбкой, словно только что я согласилась на предложение руки и сердца. Мы с девчонками оказываемся внизу и, после очередного набора замысловатых отстукиваний подошвой ботинок, изображаем шок и смущение, когда легко отталкиваем парней в грудь, после встаем в одну линию и начинаем отплясывать свою часть, пока те заинтересованно наблюдают за нами. «Was born in Louisiana in the middle of a swamp I’m like a backwater bullfrog, I’m ready to jump Thank God, it’s got a hold on me»* Парни настоящей походкой тигра возвращают нас в пары, и я кружусь в руках преподавателя, словно юла. Так крепко он прижимает меня к себе, так нежно смотрит, что все мои страхи обнажить свои чувства перед всеми снова выходят на поверхность. Танец подходит к концу, уже сложно понять, что вообще происходит, я руководствуюсь лишь телесной памятью и направлениями партнера. «Oh Lord, I love to boogie, I damn sure love to boogie But oh, boogie, woogie I’m your boogie, woogie, boogie, boogie Boogie, woogie man from Tennessee, yeah»* Осталось несколько последних движений, я высоко в воздухе, один поворот, второй. И вот мы фиксируемся в стойке, и, пока одна рука Родионова поддерживает мою талию, вторая держит под острым коленом, приподнимая его вверх. Все мы облегченно выдыхаем, беремся за руки и кланяемся зрителям. Немного распрепавшиеся и красные от нехватки такого желанного кислорода. В зале буря эмоций, шквал аплодисментов и радостных криков толпы. Оцениваю взгляды жюри и, как мне кажется, они остались в приятном шоке. Надеюсь, что наши откровенные переглядывания с Родионовым не стали достоянием общественности. Быстро скрываемся со сцены и толко сейчас я понимаю, как же сильно меня трясет. Слишком много эмоций за один день. Ребята говорят мне слова благодарности и поддержки, но их я не слышу, могу лишь вымучено улыбнуться. Игнорирую выжидающие взгляды Светы и Марка Сергеевича, сейчас мне необходим свежий воздух, и я выбегаю на улицу. Тут накрапывает мелкий дождик, погода пасмурная, да и дело к вечеру, так что небо довольно темное. Раскаленные щеки покалывает от пронзительного, уже практически ледяного ветра, а я в тоненьком пальто, дурочка. С полчаса прогуливаюсь по улицам вдоль колледжа, наблюдаю за постепенно розовеющим закатом, сегодня он на удивление чудесный. Уже практически не чувствую окоченевшие пальцы, когда бреду в сторону курилки, отдаваясь осеннему духу природы, постепенно налаживаю дыхание. Сама не знаю зачем, но по какому-то дурацкому порыву стреляю сигарету у зевак в будке. Горький дым заполняет лёгкие, и я радуюсь, что смогла сдержать тошнотворный позыв закашляться, до того момента, пока курилка не опустела. Воздух промозглый, пар изо рта смешивается с кольцами дыма. Всё-таки никотин – это не мой способ саморазрушения, лучше уж напиться до беспамятства. Тихие шорохи сбоку оповещают о разрушении моего одиночества, но я даже не оборачиваюсь, ибо всем нутром понимаю, кого здесь увижу. — Ты всех очень напугала своим побегом. — сигарета исчезла из моих рук, после чего я обнаружила ее во рту мужчины, что сейчас стоял передо мной. — И почему эта дрянь две секунды назад была в твоих губах? — Я немного перенервничала, приношу свои извинения. — скривила я губы, глядя в непроглядную из-за дождя даль. Марк Сергеевич аккуратно приземлился рядом со мной и дрожащим от холода телом, я ощутила его тепло. Забраться бы к нему под пальто ледяными ладонями, чтобы прогрел до глубины души. Табачный дым растворялся исходя из его рта, на жилистой шее шевелился кадык. — Должно быть, это теперь принадлежит тебе. Он достал из внутреннего кармана верхней одежды небольшую золотую статуэтку и передал мне. Пальцы прошлись по холодному металлу, потом по сверкающей табличке внизу, что гласила: «I место в конкурсе, посвящённому Дню учителя». Я неоднозначно хмыкнула. — Это наша общая победа. Без Вас бы ничего не вышло. — Без «тебя». — поправил учитель меня. — Без тебя. — подтвердила я и заглянула в его посиневшие, практически темно-синие, из-за расширенных зрачков, глаза. Он выбросил сигарету и поднялся, предлагая мне руку. — Ты сегодня устала, я готов тебя накормить и отвезти домой. Как ты на это смотришь? На сердце потеплело, но в то же время что-то встрепенулось. Конечно же я согласна! Черт, да я с ним согласна хоть на край света пойти, если бы не это тупое смущение и робость, которые ну никак не отпускают. Я неуверенно вложила свою руку в его, и мы двинулись в сторону парковки. Из колледжа выбегали довольные студенты, обсуждая прошедший конкурс, но мы уже скрылись за тонированными окнами автомобиля, отгородившись от всех на свете. Печка постепенно отогревала окаменевшие конечности, мы молчаливо смотрели на вечерний город и думали каждый о своем. Мотор тихо гудел где-то в глубине автомобиля, напоминая водителю о концентрации внимания на дороге. — Где хочешь поужинать? — нарушил тишину Родионов. — Если честно, я не голодна. Если можно, то сразу домой. В ответ он будто расстроено пожал плечом, но все же свернул в нужном направлении. Эта гнетущая тишина напрягала все острее, и я нажала на кнопку радио, лишь бы немного отвлечь бушующее сознание. В полумраке вечера, под аккомпанементы ненавязчивой музыки, я смотрела на мужчину, в которого бесповоротно влюбилась. На крепкие руки, надежно вцепившиеся в руль, медленно вздымающуюся мощную грудную клетку под кофейной тканью рубашки, на сосредоточенное идеальное, будто специально точеное лицо. Как же хотелось протянуть руку и просто позволить себе прикоснуться к нему, рассказать хоть так о своих чувствах. Я никогда и ни к кому не испытывала таких сильных эмоций, все прошлые влюблённости казались скорее детским лепетом. Но сейчас я любила до боли в сердце, до дрожи в губах. И боялась лишь одного – невзаимности. Всю дорогу из радио лились какие-то дурацкие новомодные песни про любовь. «Я люблю тебя, ты не моя, я не твоя… бла бла бла…». Марк Сергеевич раздраженно тыкал кнопки на магнитоле, в попытках найти что-то более весёлое. Но сегодня все радиостанции будто сговорились и, кроме как о взаимоотношениях между женщиной и мужчиной, ставить ничего не собирались. Такая музыка обычно проходит мимо ушей, оседает где-то на подкорке и ты даже не придаешь прослушанному особого значения, но не сейчас. В данную секунду было важно каждое пропетое слово попсовых исполнителей. Когда мужчина в очередной раз глухо рыкнул и попытался выключить пресловутое радио, я аккуратно остановила его руку. Он не без удивления и грусти взглянул на меня, а я вслушивалась в слова очередной слащавой мелодии. «Один миллион следов, что оставил на этой тропе Хоть я влюблён один на миллион, что мы будем вдвоём»** — Черт… — хрипло выдохнул Родионов, пока светофор красным цветом освещал наши лица. Его тонкие пальцы прошлись по лицу, а затем впились в корни волос, будто он пытался снять с себя какое-то наваждение. Я почему-то задержала дыхание, наблюдая за ним. «Я тебя отпускаю, словно дерево листья Я тебя отпускаю, словно волосы в плечи Но твой запах всё едче, но твой запах всё едче Чёрт, когда станет легче, эй, когда станет легче?»** Зажегся зеленый свет. Преподаватель судорожно выдохнул, рывком дергая коробку передач до хруста в механизме. Машина с ревом вырулила влево, мы завернули в один двор, во второй. Я со страхом вжалась в сидение, когда наконец мы остановились в темном закоулке какой-то улицы. Еще никогда я не видела в его глазах столько бурлящей аквамариновой лавы, будто в этот самый момент его окончательно настигло терзающее безумие. Щелкнул замок одного ремня безопасности, затем моего. Дыхание окончательно сбилось и я, кажется, вообще забыла как это – дышать. — К дьяволу все! — наконец воскликнул мужчина и за секунду оказался так близко, сжал меня так сильно, будто потратил на это всю свою остаточную энергию. Зрачки расширились со скоростью света, а взор стал таким туманным, будто млечный путь посреди космического пространства… Последние несколько секунд показались вечностью, в которой существовало только неистовое биение наших сердец и жалкие попытки вдохнуть воздух. Нарочито медленно, будто страшась испугать меня, оттолкнуть, лицо Родионова оказалось в миллиметре от моего. — Марк… Сергеевич… — лишь и успела выдохнуть я, перед тем как мои губы оказались в плену его, таких горячих и мягких. Я ослабла всем телом, обмякла, словно тряпка. Реальность этого момента никак не могла уложиться в голове, я пыталась доказать себе, что не сплю и ради этого вцепилась пальцами в его шелковистые волосы на затылке. Преподаватель ворвался в мой рот языком, страстно изучая все его внутренности, облизывая каждый миллиметр губ, ловя мой собственный язык. Так глубоко, так тепло и так нереально… Все это просто невозможно, в эту самую секунду мой мир поднимается на ноги и вращается на все 360 градусов. Так долго отрицать эту страсть, это бешеное желание, разливающееся тягучими волнами по всему телу, ради одного этого момента. И сейчас я понимаю, что все было не зря, что готова ждать его хоть вечность, только его. Со всеми недостатками и достоинствами, ломая общепринятые устои вдребезги. Я хочу быть его, одним с ним. Мужчина рвано выдохнул, притягивая еще сильнее, ладонью пробрался под пальто, оглаживая мое бедро. Все тело отзывается на каждое касание его чутких, при этом таких властных рук электрическими разрядами, точно электрошок. Он скользит вниз, сладостно медленно обводит колено кончиками пальцев, чтобы затем снова подняться и собрать мою юбку в своеобразную гармошку. Я уже готова избавиться и от сраных колготок, которые мешают в полной мере ощущать эти обжигающие касания. От этих мыслей трепещет все нутро, и теперь уже я подаюсь вперед, наваливаясь на разгоряченное тело, целуя его напористей, глубже, еще более влажно, только бы он понял, как я этого ждала. И пока его вторая рука жадно перебирает волосы на затылке, комкая их в одно спутанное ничто, он все внимательнее и внимательнее изучает мой рот, зализывает каждое неаккуратное движение, заставляя судорожно ловить воздух. Его мягкие, сладкие губы скользят по моим, раздирая до пульсации, впиваясь так крепко, будто не желая отпускать более никогда. И этот поцелуй абсолютная противоположность тому, что был месяц назад. Тогда мы слепо повиновались инстинктам, мимолетно опьяненные друг другом. Но сейчас на первом месте чувства, это не просто поцелуй – это признание. Признание во взаимности этих всепоглощающих эмоций. Наверное, это продолжалось бы вечность, если бы воздуха из-за сбитого, почти отсутствующего дыхания, не стало катастрофически не хватать. Звучно разомкнув поцелуй, он оставил еще несколько нежных в уголках моих губ, на щеке, на виске… Я не могла открыть потяжелевших век, пытаясь запечатлеть в памяти каждое его прикосновение. — Таисия… — шумно выдохнул он. — Ты сводишь меня с ума… С самого первого взгляда в том гребаном клубе! Преподаватель крепко зажмурил глаза, явно отрицая в голове свои же слова. Его лоб соприкоснулся с моим, и мы оба пытались заглушить волнение и бешеное дыхание. Первая эйфория отступила, а на ее место начало приходить колючее осознание. — Ты меня тоже… — скрепя сердцем выдала я. — Прости… — Тссс… — он приложил палец к моим губам, не давая продолжить. — Пожалуйста, не говори сейчас ничего… И снова он оставил влажный поцелуй на моих губах. На глаза почему-то навернулись слезы. Большая мужская ладонь быстро стрела первую скатившуюся капельку со щеки. Мы не можем быть вместе. Как бы не храбрилась, как бы не любила и не доказывала себе обратное – у меня не выходит. Мы просто загубим друг другу жизнь, его выпрут с работы, а меня с учебы. А что скажет отец?… Я устала делать всем больно. Но иначе не выходит. Иногда приходится отдать нечто самое ценное, ради чего-то большего. — Прости меня… Я так долго отрицала эти чувства, что сейчас мне тяжело принять происходящее. — встряхнула я головой. — Тая, прошу тебя… — начал он, а мне понадобилось несколько секунд на раздумья, чтобы в конце отрицательно, опустошенно взмахнуть головой. — Что ты себе надумала? Я ведь здесь, рядом. Я больше не могу это терпеть, я не могу после всего этого смотреть на него и делать вид, будто меня ничего не волнует! Поэтому как дура выскочила из машины, быстро утирая град неугомонных слез. Марк Сергеевич пулей вылетел за мной, успев схватить за руку и резко развернуть к себе. Не дает уйти, будет держать до последнего… Щенячьи глаза напротив рубили топором по сердцу, по нервным окончаниям, на мелкие кусочки раздирая артерии. Он не хочет отпускать, ему больно. Неужели взрослому самодостаточному мужчине нужен весь этот риск ради обычной студентки? — Ты хочешь и дальше отрицать происходящее? — чуть резче, чем надо, воскликнул он. — Я просто не хочу, чтобы у тебя были проблемы из-за меня! — так же эмоционально ответила я. — Ты не представляешь, какую глупость сейчас говоришь. У меня своя голова на плечах и за меня переживать уж точно не стоит, я бы никогда не сделал такого, не рассчитав какие-то риски. — Родионов осунулся, отпуская меня и пряча руки в карманы брюк, делая пару шагов назад. — Не знаю, важна ли для тебя эта информация или все то, что происходит – лишь глупая профанация… Но знай, что у меня к тебе сильные чувства, и ради тебя я готов положить на многое. А сейчас я вижу страх и отторжение в твоих глазах, чем я заслужил это? А, Таисия? Впервые в жизни я по-настоящему осознала выражение «будто язык проглотил». Попытки хоть что-то ответить ему, доказать обратное и принять его точку зрения, оканчивались несвязным мычанием и ступором. Ступни вросли в эту землю, когда я так отчаянно молила дать мне сделать хоть шаг в сторону отдалившегося преподавателя. Крупные соленые капли собирались в уголках глаз, застилая собой все и никак не желая заканчиваться. — Хорошо, Захарова. Знаешь, на сегодня достаточно. — он повернулся ко мне спиной. — Это не стоит твоих слез, как минимум. Только дам один совет. Разберись, для начала, в себе, разрушь уже, наконец, эти блядские лабиринты, которые сама выстроила и теперь не можешь выбраться. И тогда, возможно, люди к тебе потянутся, только тогда ты не будешь одна. А еще постарайся для начала до конца разбираться в своих чувствах и только потом решаться на какие-то действия. До встречи на парах! И он ушел. Галогенный свет фар единожды разрезал непроглядную темень вокруг, осветил мое блестящее от влаги лицо и через миг растворился вдали. Это я сама все испортила? Это все? Он больше не станет связываться со мной? Я ранила его, или что вообще я сейчас сделала? Я не знаю, честно, я уже ничего не понимаю. Я так устала… Безвольным призраком тащась вдоль ночных улиц, моя смутная фигура болталась на ветру. Я смотрела на крыши светящихся многоэтажек, в надежде найти в них ответ. Даже холод уже ни капли не обжигает, но и совсем не отрезвляет. Снова так до одури больно, и я не знаю, когда же это все закончится.