Чувствуешь?

Фил задумчиво вертел в руках сертификат об окончании интернатуры. Не верится, что всё закончилось. Наконец-то он вернётся домой. Увидится с самыми близкими. Расцелует, счастливый, и в крепких объятиях скажет, как сильно любит их. Но от одной только мысли, что он никогда сюда не вернётся сердце болезненно сжалось. – Поймите, доктор Ричардс, – Купитман неприятно дыхнул ему в лицо перегаром, – Сегодняшний день просто обязывает присутствие улыбки на вашем холеном американском фэйсе. – он принялся загибать пальцы, – Окончание интернатуры - раз, возвращение на Родину - два, у Семёна дочка родилась, в конце-то концов! Если это не повод для радости, то точно повод выпить. Фил едва сдержал смешок. Когда Купитману нужен был повод? Но, стоит признать, сегодня таковой действительно имелся. В этот день почти невозможно было встретить абсолютно трезвого врача, не говоря уже о санитарах. Даже Филя выпил. Только, вот, всеобщую радость он как-то не разделял. – У Андрея сын родился. Вы знали? Повисло тяжелое молчание, нарушаемое лишь звоном бокалов. В соседней палате уже праздновали это событие. – Знал. – он решил, что лучше сказать об этом сейчас, чем тянуть до последнего. – Как назвали? Видно, этот вопрос застал Купитмана врасплох. Он никак не мог ожидать, что Фил примет это спокойно. – Илюша. Тот горько усмехнулся: – Илюша. Илья Быков. – задумчиво произнес он дрожащим голосом, – Это Андрей выбрал. Я знаю. – Между нами, Фил, ты сам виноват. Да-да, и не смотри так на меня. Додумался. Строить отношения с тиранозавром – отличная затея. – Я думал, он изменится. Что я смогу его изменить. – Филя-Филя, – задумчиво протянул он, - Любимый ты мой солдатик. За эти два года тебе удалось изменить только его ориентацию. Хотя, и это спорно в свете последних событий, – он снова наполнил его бокал, – Могу тебя заверить, не существует на свете человека, способного изменить Андрея. Ты либо принимаешь Быкова, либо нет. Третьего не дано. – Я принял его, Иван Натанович. Я, – он замолк, – Со многим смирился. И все равно он выбрал её. Почему? Стоит признать, парнишка действительно смирился со многим. За то время, что они были вместе, он знал и о Насте, и об остальных женщинах Быкова. Таких многочисленных, несерьезных и мимолетных. Им не нужен был Андрей, не нужны его переживания и проблемы. Они не встречали его пьяного, озлобленного, после очередной попойки. Не выслушивали его проблемы в отношениях с чертовой Кисегач. А Филька слушал. Молча, сжав зубы. Дарил поддержку, дарил самого себя. А потом рыдал в своей квартире, кусая пальцы, что бы заглушить звуки. И, что самое непонятное, продолжал любить. А любить Быкова – это уже не просто. – Да потому что она женщина. С ними легче. Можно жениться, создать семью, завести детишек. А что можешь дать ты ему? Ваня надеется, что его слова хоть как-то отрезвят парня, выдернут его из того идеального будущего, которое он себе напридумывал с Андреем. Но тот все равно возражает. – Неправда, Иван Натанович! Вы не правы, вот, например, мои родители, - начал он, но Ваня перебил его: – Твои родители воспитали тебя в Америке. Демократической стране. Оглянись, Филя. Тут другие правила. Или ты что, собрался картавого в Америку забрать? – А почему нет? Ваня готов был рассмеяться, но увидев как у Фила опять навернулись слёзы, понял, что тот искренне надеялся на это. Да уж, вздохнул он, тяжелый случай. – Дурак ты, Филя. Причем наивный дурак. А это вдвое хуже! Ну посмотри ты на Быкова! Он скорее властьимущих начнёт уважать, чем согласится переехать жить в другую страну, и уж тем более, согласится хоть как-то узаконить ваши, ну, отношения или что там между вами происходит, я все понять не могу. - тот лишь шмыгнул носом, - Ну прекрати, ты там плачешь что-ли? Так и было. Фил плакал. Тихо шмыгая носом. Он не пытался привлечь внимание, просто не мог по другому. Стало так жалко его. Ваня, даже не думая, что делает, сел рядом и прижал его к себе. Фил никогда не был скуп на эмоции, а в состоянии алкогольного опьянения тем более. Не было у парня так называемой "золотой середины". Еще пару часов назад он слонялся по больнице, прятал дрожащие руки в карманах халата, не зная куда себя деть, а сейчас цеплялся пальцами за Ванину рубашку, надрывно рыдая. Слезы – это уже хорошо, успокаивал себя Купитман, гораздо лучше безразличия и ступора, которые владели Филом до этого. Возможно, Ваня пережестил. Но так было нужно. Иначе тот так и будет строить воздушные замки в своём воображаемом мирке, где у них с Андреем все хорошо. Давно надо было объяснить Филу. Но сам Купитман, видимо, упустил момент, когда отношения Быкова со своим интерном вышли за допустимые рамки. Но что самое интересное, Андрей, который по обыкновению хвастливо рассказывает о своей личной жизни, молчал. Но правда всегда всплывает, как бы тщательно ее не прятали. Стоит отдать должное, никто из этого странного до жути союза не проболтался. Чертовы партизаны. Но все решил случай и забытый Ванин шарф в ординаторской. Застав, как Фил удовлетворённо стонет под Быковым, Ваня предпочёл бы удушиться этим чёртовым шарфом. Он до сих пор помнит, как после, Фил просил прощения и краснел до кончиков ушей, боясь поднять глаза. Будто он действительно в чем-то провинился. Слыша с какой мольбой в голосе он просил никому ничего не рассказывать, Ваня пришлось дать обещание. Застав Быкова с любой другой девушкой Купитман обязательно бы выпытал у Андрея все подробности. Но сейчас... Даже подтрунивать над Андреем не хотелось. Фил, кажется, готов был провалиться под землю от стыда, в то время как Быков вел себя, будто это было... Нормально. Будто нормально трахать своего подчиненного, который почти на двадцать лет младше. Подумать только, двадцать лет. В голове не укладывается. Ладно, отбросим разницу в возрасте. Не Купитману его осуждать. Он и сам не против хорошеньких молодых девушек. Но действительно ненормальным было то, что Филу удалось сделать, казалось бы, невозможное. Полюбить Андрея. По настоящему. С такой искренностью, на которую только он был способен. Ване потребовалось время, чтобы увидеть в Быкове человека, но Фил…Филя с самого начала разглядел то, перед чем другие были слепы. Он смотрел куда глубже строгого медицинского халата, смывал бунтарские татуировки с его тела, оставляя только Андрея. Настоящего. Отыскал среди мерзкого характера и безграничного эгоизма сердце. И возможно смог подобрать к нему ключ. – Прекращай, Филя. Скоро ты уедешь отсюда и забудешь Быкова как страшный сон. Иди лучше с Семёном попрощайся. Поздравь его. Он твой друг или кто? – Я не хочу уезжать. – неожиданно для самого себя сказал Фил. – И здесь не могу остаться. Из-за него. Я не смогу видеть его каждый день. – А тебе и не надо. Ты парень толковый. Переводись сюда, в венерологию. Я лично поговорю о твоем переводе. Их идиллию прервал возмущенный голос виновника страданий: – Вот ты где, жаба курчавая, – подошёл он. - Ты хоть знаешь кого спаиваешь, и что я тебе за это сделаю? Филя моментально отстранился от Купитмана и принялся утирать слезы, пытаясь сделать это незаметно. Насколько вообще пьяный человек может хоть что-то делать незаметно. – А ты?! Я тебя ищу везде, – он переключился на Фила, который даже вздрогнул от неожиданности, – Что у тебя с лицом? – он вдруг замолк и схватил его за подбородок, заставив взглянуть в глаза, – Фу-фу-фу, ты что, плакал? Купитман не мог спокойно смотреть на то, как у Фила опять наворачиваются слезы: – Андрюша, ну включи ты человека. – попытался встать, но тот одним движением толкнул пьяное тело обратно на стул. От количества выпитого спиртного Фил запомнил только то, что у Андрея сильная хватка. Фил просто тащился от его рук и знал, на какую приятную нежность они были способны, но сейчас причиняли Филу боль. – Андрей Евгеньевич, – пьяно пробормотал Фил, – Стойте. Тот, будто не слыша, продолжал тащить его куда-то на первый этаж, игнорируя все просьбы. Вот тут стало не по себе. И за их два года стоило только парню хоть немного привыкнуть, Андрей выдавал что-то новое. От чего мурашки шли по телу. Не отношения, а чертовы американские горки. Вверх-вниз, вверх-вниз, пока один из них не выдержит. Кажется, теперь понятно кто. Фил обнаружил себя, уже сидя в перевязочной. Его мутило то-ли от количества выпитого, то-ли от абсурдности происходящего. Андрей мельтешил перед глазами, отчего становилось только хуже. Он злился, что-то говорил, активно жестикулировал, но Фил не мог сконцентрироваться на словах, улавливая лишь части предложений. Кажется, что-то про недоразвитых и Купитмана. Андрей искренне дружил с Ваней, но терпеть не мог, когда они с Филом общались. Ревность, или боязнь, что они сплотятся против него, Фил не знал. Да и не хотел знать если честно. – Я уезжаю в Америку. – выпалил он и прислонился затылком к холодной стене. Быков, кажется, даже растерялся на секунду. – Эвона как, – произнес он уже гораздо тише, – Причина? Фил хмельно фыркнул. Да их тысячи! – Вы издеваетесь надо мной, да? У вас теперь жена и ребенок, я не хочу быть вашей, – он сконфузился, но все же выплюнул это слово, – Любовницей. Господи, это прозвучало так унизительно. Фил знает, насколько Быков ненавидит его истерики. Знает, что его раздражают слёзы. Что завтра будет дико стыдно перед Андреем, но все это будет таким незначительным, когда Фил будет сидеть в самолете. А сейчас настала пора поставить точку. – Вы же знаете, что я люблю вас? Конечно знаете. И все равно поступаете так со мной. Я просто не понимаю, - Фил произнёс это так надломленно, что мурашки пробежали по коже, - Скажите в чем моя вина? И только сейчас Андрей понял, что парнишка искренне верит, что в этом его вина. Какая глупость. Но в этом и был весь Фил. Ему всегда было легче поверить в собственные ошибки, чем усомниться в других. Слишком правильный, слишком хороший, слишком искренний. Иногда у Андрея в голове не укладывалось, чем он мог заслужить его. Быков потянулся к нему в попытке хоть как-то успокоить, но тот только повёл плечом, избегая прикосновения. - Послушай, Филька. - все же начал он, - Я тебе сейчас скажу то, что ты от меня никогда не слышал, да и вообще, редко кто слышал. Я виноват. Был неправ. Признаю. Не стоило мне морочить тебе голову. Морочить. Внутри что то оборвалось. Значит нет шансов? О, Фил знает. Знает, что ему нечего предложить, нечем его удержать, привлечь. Для Андрея он был едва ли не пустым местом. Всего лишь мальчишкой. И надо бы уйти, послать всех к черту, но что-то останавливает его. Последняя, отчаянная попытка. – А что если я не хочу уезжать? Что дальше будет, – он замялся, – С нами? – И во взгляде надежда, от которой у Быкова что-то оборвалось внутри. Он молчал. Понимал, что отшучиваться сейчас - это верх наглости. Особенно, когда на тебя смотрят вот так. Преданно. Андрей почувствовал себя нерадивым хозяином, который отвозит пса подальше за город чтобы вытолкать из машины и уехать. – Я предлагаю поступить следующим образом, – всё же сказал он, – Если тебе будет легче – уезжай. Но если надумаешь остаться, переведем наши отношения в сугубо деловое положение. Решать тебе. Теперь же, когда карты были раскрыты, исчезло всякое подобие надежды, с которой Фил жил все эти два года. – Мое мнение, – добавил он уже тише, – Уехать ты всегда успеешь. И Андрей ушёл. Так просто ушёл. А Филя еще с минуту сидел на кушетке и смотрел в никуда. Сердце превратилось в комок концентрированной боли, он уже не знал, что дальше делать со своей жизнью. Как жить дальше, с осознанием того, что ты остался один. Совсем. Без защиты против целого мира. Не было сил ни на слезы, ни на размышления и злость. Нервный день, дикая усталость и алкоголь взяли свое, и он заснул на холодной кушетке в одиночестве. С утра в больнице будто бы произошел зомби-апокалипсис, большенство врачей были дико злые, с похмелья, потрепанные. Он зашел в ординаторскую чтобы забрать свои вещи. Последний раз окинул взглядом комнату и присел на диван, пытаясь запомнить, как все здесь выглядит. Этап его жизни пройден. - Фил? - он открыл глаза и увидел Давида. Тот стоял напротив него и выглядел обеспокоенным. - Ты чего? - О, нет, - он вскочил с дивана, - Все супер. - Тяжелая ночка? - усмехнулся тот. Давид не пил от слова совсем. Поэтому и чувствовал себя превосходно с утра. Фил почувствовал легкий стыд за свой вид, но Давида, это кажется, совершенно не смущало. - А что в коробке? - переключился он, - Тяжелая, наверное, давай помогу. И, не дожидаясь ответа, он сам взял коробку из рук Фила, намеренно касаясь его пальцев. Надо быть слепым, чтобы не видеть, что он испытывает интерес к Филу. Вот и Андрей не был слепым, поэтому не подпускал Давида близко. Стоит признаться, иногда Фил сам искал встречи с Давидом, чтобы позлить Андрея, потому что Андрей, ну просто невообразимо сексуально ревновал. Это заводило их обоих и подстегивало в постели. А Давид, судя по всему, воспринял поступки Фила неоднозначно. - Там вещи. Я уезжаю в Америку сегодня. - Надолго? - беззаботно спросил тот. - Навсегда. Давид оторопел от этих слов и поставил коробку на место, с беспокойством глядя на Фила. - Это из-за него, верно? Давид не глупый мужчина. Стоит это признать. Он, честно, пытался найти в себе силы чтобы соврать. Сказать, что все отлично, но почувствовал, как на глаза опять навернулись слезы. Он неопределенно повел плечом, чувствуя, что вот-вот расплачется. И, видя это, Давид ощутил, как что-то сжало его сердце. Он подошел вплотную и притянул парнишку в объятие. Когда Фил напрягся, он хотел отпустить его и извиниться, но заметил, как тот повернул голову и прижался щекой к его плечу. Тогда Давид обнял его еще крепче, и Фил готов поклясться, что это чувство защищенности - лучшее, что он испытывал за последние пару дней. - Оставайся, - прошептал Давид, - Не порть свою жизнь из-за этого урода. Ты мог бы, я не знаю, перевестись в хирургию. Ты хороший врач, и, - замялся он, отстраняясь от Фила, - Если хочешь, конечно. - Давид улыбнулся так искренне, что Филя просто не мог не улыбнуться в ответ. Теперь он действительно задумался о переводе. Более того, он мог выбрать между двумя направлениями и остаться в больнице. А мог вернуться домой, к родным. Последний вариант был самым легким и, наверное, самым правильным. Но когда Фил выбирал легкий путь? Филу потребовалось несколько дней что бы принять решение, отменить купленные билеты, и когда выбор был сделан, почувствовал облегчение. Так будет правильно. К черту Быкова. Теперь у Фила своя жизнь, у Андрея своя: с Настей, ребенком и новыми интернами. Фила это больше не касается. Тот решил для себя, что в хирургии он не особо много понимает. А переводиться туда ради одного человека - огромная ошибка. Давид принял это с пониманием. Быков, к всеобщему удивлению, молча подписал документы о переводе Фила к Купитману. Без лишних вопросов, эмоций и даже без шуток. Андрей не подходил к нему. Они старались избегать друг друга в больнице, будто не было всех этих жарких ночей и робких планов на будущее. Нежности, поддержки и слез. Будто чужие люди. Было бы враньем сказать, что Филу давалось это легко. Где-то там, глубоко в сердце он еще хранил надежду на то, что все будет как раньше, хоть и понимал, что это невозможно. Боль, что он испытывал, когда видел Андрея с Настей, говорила о том, что он все еще любит. Им обоим нужно было время, что бы восстановиться. Андрей вел себя, как ни в чем не бывало, все так же гонял новых интернов, мурлыкал с Кисегач и, однажды, притащил ребенка в больницу. Они встретились в лифте. Белокурый Илюша смотрел на Фила васильковым небом, и Ричардс не мог не улыбнуться в ответ. – Чего светишься весь, лампочку сожрал? – оскалился Андрей. - И вам здраствуйте, Андрей Евгеньевич. – Ладно, раз уж мы оба здесь, скажи-ка мне, как дела у Давида? Сердце пропустило удар. Андрей смотрел так холодно, что стало не по себе. - Я, - Фил опешил от этого вопроса, - Не знаю. - расстерялся он, и почувствовал себя уличённым в чем то ужасном, постарался защититься. - И это не ваше дело. Тот лишь усмехнулся: - Недолго ты страдал, Филька, но да ладно. Это, как ты сказал, уже не мое дело. И вышел из лифта. А Фил так и продолжал стоять, и смотреть ему в спину. Так глупо. Ужасно глупо и несправедливо. Он шагнул было за Андреем что бы объяснится, но вовремя остановил себя. Что он ему скажет? И поверит ли? Видимо, после этого выглядел Ричардс действительно убитым, ведь даже Купитман дал ему, подумать только, отпуск. – Возьми, Фил, - он протянул ему документ об отпуске, – На тебя смотреть больно. И Ричардс подумал, что здесь что-то не так. Ну не может Иван Натанович делать что-то без собственной выгоды. А потом он просто взглянул в зеркало. На него смотрела какая-то жалкая копия самого себя: порядком исхудавший, с печатью усталости на лице. Вечный недосып и слёзы. От него прежнего ничего не осталось. Всю неделю Фил не выходил из дома. Сбрасывал звонки Давида. Стоило Глебу выйти за порог – Филя давал волю чувствам и слезам. Расставание – это очень больно. Он начал понимать тех, кто годами тянет лямку. - Привет. - уже привычный хриплый голос. Давид стоял, оперевшись плечом о косяк. - Ты не против? Я привез вино, еду и тёплые объятия. Будем приводить тебя в чувства. И Фил понял, что не против. Ему нужен был хоть кто-то, кому можно выговориться. Легкая горечь вина. Крепкие плечи. Колючая щетина. Все это было не тем, что нужно. Не те руки, не тот человек. Фил почувствовал себя последним предателем, поступая вот так. - Прости, но тебе правда пора. Я так не могу. Мне честно, очень жаль. Давид мягко взял его тонкие запястья. Так нежно, точно не как Андрей: - Фил, - тепло улыбнулся тот, - Успокойся. Тебе не за что извиняться. - каждое слово приходилось мягко отчеканивать, чтобы донести до парня, - Это я должен извиняться за то, что полез к тебе. Я все прекрасно понимаю и готов ждать сколько потребуется. - прежде чем подняться с дивана, он ласково поцеловал парнишку в лоб, - Спасибо за вечер, я был искренне рад увидеть тебя. Фил чувствовал, что поступает неправильно, но ничего не может с собой поделать. Он допивает оставшуюся бутылку вина и пишет Андрею. Спите? Нет, слишком тупо. Может, Нам надо поговорить? Тоже не то. Андрей Евгеньевич, только что я понял, что мне никто не нужен кроме вас и я прямо сейчас должен увидеться с вами? Слишком... честно. Звонок. - Анастасия Константиновна? – Фил, это ты? Ты время видел? На заднем фоне плакал ребёнок, - Быков, посмотри за Илюшей. - Фил, что-то случилось? – Нет, я номером ошибся. Извините. Фил бросил трубку и устало откинулся на диван. Глупо. Как же глупо получилось. И на что ты только рассчитывал? Фил снова ложиться спать, чувствуя себя самым одиноким человеком на свете. Не было рядом Андрея, никто не обнимал во сне, не к кому было уткнуться в шею. Никто не целовал в висок. Фил готов поклясться, что забота человека, который годами зарабатывал себе репутацию мрази, самая искренняя вещь на свете. Давид не писал. Не звонил. Он не мог обижаться, Фил уверен. Он просто ждал, пока тот сам напишет. И надо бы, а только не хочется. Фил отдал бы все время, проведённое с Давидом хотя бы за пять минут в объятиях Андрея. Так и пролетели все дни отдыха. Он никуда не выходил и пытался разобраться в себе, но по итогу запутывался всё больше и больше. После отпуска в нем стала преобладать взрослая часть. Он хорошо понимал необходимость расставания, правильность принятого решения, ведь все было очевидно с самого начала. Разве Филя не знал чего-то о Быкове, когда начинал с ним отношения? Все он прекрасно знал: и о трудном характере, и о и нежелании брать на себя лишнюю ответственность. Даже любовь к насилию не стала для Фила открытием. Но он упрямо закрывал глаза на это. Свято верил, что со временем и благодаря их союзу, Быков изменится. Глупость какая. Фил говорил себе, что это к лучшему, и что настало время быть сильным. Он ушёл с головой в работу, ишачил как ни разу в жизни, пытаясь развеяться от периодически накатывающих ещё грустных мыслей пару бокалами коньяка с Купитманом. Пока однажды утром не проснулся и не смог дышать. Каждый вздох отзывался в груди невероятной давящей болью. Он жутко перепугался, в больнице сдал четыре кардиограммы и три рентгена, что бы услышать: «Вы абсолютно здоровы». Давид перепугался жутко. Не отходил от Фила. И чувствовать заботу было... приятно. Тот всегда был рядом, он будто чувствовал, когда нужна его поддержка, а когда лучше дать Филу побыть наедине с самим собой. Он был просто чудесным, но не был Андреем. А тот его игнорировал и злился до сих пор. Как то они с Купитманом пили кофе, и подошел Андрей. - Купа, голубка дряхлая моя, передай американскому перебеженцу, чтобы не помогал моим интернам с диагнозом. - Андрей Евгеньевич, вы сами могли обратиться ко мне. - Скажи ему, что я с предателями не разговариваю. Фил просто расстерялся от наглости. - Это я то предатель? - воскликнул он. - Так, мальчики, рассосались. - вмешался Ваня, - Андрей, иди к себе. Фил почувствовал как к горлу подступают слёзы обиды и ретировался раньше, чем Андрей окончательно вышел из себя. На лестнице его поймал Давид. Неужели следил всё это время? - Ты чего такой потерянный? - Да, я там. - замялся он. - Просто. - выдохнул. Глупо врать Давиду и не честно. Он такого отношения не заслуживает к себе. Сердце опять затянуло болью. Неприятно. - Опять, Фил? - он убрал руку, - Послушай, я понимаю, расставание это больно, но то, что происходит сейчас, это ненормально. Отпусти ты его уже. - Я отпустил. - Я вижу. - разочарованно выдохнул Давид и собрался уйти. - Стой, - схватил Филя, - Я пытаюсь. Правда. - Ну что он тебе может дать? Ничего. Я когда узнал, что ты с ним, просто офигел. Он же животное. - брезгливо бросил Давид. - Неадекватный садист. - Не говори так о нем. Давид не ожидал, что Филя начнёт защищать Андрея. Похоже, здесь он бессилен. Он мягко убрал его руки прежде чем уйти. - Разберись уже, что с тобой происходит. Вот теперь Фил остался один. После этого разговора Фил полтора года не общался с Андреем от слова совсем. Андрей, подумать только, остепенился. Ну, насколько вообще может остепениться человек его характера. Сменил свой любимый гоночный мотоцикл на семейную машину, недельные байк-фестивали на уютные домашние выходные. Впервые за всё это время тот решил пойти на контакт. – Ты чойта сбежал из своего венерологического леса? – раздался знакомый до боли голос совсем рядом. Фил чуть сигарету не выронил от неожиданности. Подняв голову, он увидел Андрея. Внешне тот почти не изменился, не считая чертового кольца на пальце и нескольких прядей седых волос. Возраст берет свое, что ни говори. Фил хотел сказать ему хоть что-то, но он будто потерял дар речи. Замечательно, вышел покурить на улицу. – Так! – он схватил Фила за запястье той руки, в пальцах которой была зажата сигарета, – Это кто же тебя так русифицировал, а? Заметил глубокий шрам на запястье. Он недоуменно взглянул на Ричардса, который моментально отдернул руку. – Порезался случайно. – как можно небрежнее бросил Фил после долгого молчания и потушил сигарету. Они оба молчали, мучимые, кто всепоглощающим чувством вины, а кто стыда. Правда, с Андреем долго молчать никогда не выходило: – Ты совсем ошалел что-ли, Филимон? – все же не выдержал Андрей и схватил Ричардса за лацканы пиджака, рыча ему в лицо: – Чего удумал? Фил явно не ожидал такой реакции и сейчас мог только испуганно хлопать глазами, пытаясь переварить сказанное. Фил, к удивлению Андрея, смог вывернуться из его цепкой хватки. Хватит с него, он больше не интерн Быкова и тот не имеет никакого права так вести себя! – А вам какая разница, Андрей Евгеньевич? – прорычал он ему в лицо, - С каких пор вас стали интересовать мои чувства? За полтора года ни разу не поинтересовались, а сейчас приспичило? Быков просто не поверил своим ушам: – Откуда у тебя, безрукого эмбриона, появилось собственное мнение? Я тебе запрещаю разговаривать со мной в таком тоне. Запрещаю. Да уж, угрозы Быкова вечны. Филя ухмыльнулся и проговорил едва слышно: – А я больше не ваш интерн. Я Вам вообще никто. И ушёл. Только стоя в лифте, он осознал, что только что произошло. Господи, они только что впервые поговорили за эти полтора года. Подняли больную тему, и вот чем это закончилось. Какой же Фил дурак. Молодец, доказал, что хоть чего-то стоит. Показал, как вырос. Разве от этого легче? Все те эмоции и чувства, которые он давил и топтал в себе все это время, сейчас накрыли его с головой. Лишь бы добраться до кабинета. Фил не помнит, как он добрался до своего отделения, не знает, сколько прошло времени. Обнаружил себя, сидящим на полу и обнимающим собственные подрагивающие колени. А вокруг – хаос: скинутые с полки книги, хаотично разбросанные бумаги и разбитые бокалы. Ричардс вскочил на ноги и принялся собирать бумаги и осколки. Вокруг все плыло, то ли из-за головокружения, то ли из-за слез. Он принялся собирать осколки, пока его руку не пронзила острая боль. С подрагивающих пальцев обильно закапала кровь, заливая все вокруг. Это сон, просто очередной вязкий кошмар. Сейчас Фил проснется у себя дома, а в ногах будет спать его преданный пес. Отцы приготовят завтрак, а потом он поедет с Джесс на пляж. – Ты чего тут дебоширишь? Совсем кукухой поехал? – неизвестно откуда взявшийся Андрей дернул его за запястья, - Прямо в больнице решил вскрыться?! Дурак, меня бы попросил, я бы лично у тебя табуретку из под ног выбил, да еще и денег бы дал на веревку с мылом! – Не трогай его, это бесполезно, - раздался голос Купитмана, – У него шок, посмотри, как колотит. Дальше Фил уже не мог разобрать слов, изображения стали терять свою форму, смешиваясь в одно темное, незыблемое пятно. Последнее, что он помнит – испуганные глаза Андрея. Очнулся Филя уже в палате, под тихие перешептывания Быкова и Насти, но у него не хватило сил даже на то, что бы оторвать голову от подушки, и он смиренно закрыл глаза, опять проваливаясь в темноту. Когда он снова открыл их, в палате было тихо. Никакой Кисегач рядом не было, что уже радовало. С трудом посмотрев по сторонам, он обнаружил сидящего рядом Андрея. Ох, Фил никогда не думал, что подумает об этом два года назад, но Быков – это последний человек, которого бы он хотел сейчас видеть. После Насти, конечно. – Как самочувствие? Вау, показалось, или в его голосе действительно появилось беспокойство? У Фила настолько пересохло в горле, что он не мог говорить. Да и не хотел. Поэтому он, молча, уставился взглядом в свои изрезанные руки, которые были заботливо забинтованы медсестрами. На него надели больничную пижаму без рукавов, поэтому Быков без труда мог увидеть его глубокий шрам – виновник сегодняшнего скандала. Что же, шрамом больше или меньше, это уже не имеет значение. – Чем ты думал, а? – глухо спросил Андрей, и, не дождавшись реакции, повысил голос, - Не веди себя как ребенок. – Нам с вами не о чем разговаривать. – Фил не узнал собственного голоса, таким слабым и изнуренным он ему показался. Быков подвинулся ближе, с силой схватил Фила за забинтованную руку и дёрнул на себя, прекрасно зная, что причиняет боль. Отчаянный шаг, в духе Андрея. – Хорошо, Буратино американский, не хочешь говорить о сегодняшней неудавшейся попытке суицида? Тогда расскажи о старой! Я же должен знать, что мне твоим папкам на похоронах говорить, когда ты в третий раз решишь наложить на себя руки! – Мне больно, Андрей Евгеньевич, - совсем надломленный голос Фила привел Андрея в чувство и тот отпустил его. Эта фраза всегда действовала на него отрезвляюще. – Ты как был дураком, Филя, так им и остался. – Андрей уже поднялся, что бы уйти из палаты, как Фил едва слышно попросил: – Останьтесь. Пожалуйста. Ричардс такой уязвимый сейчас, в этой нелепой больничной пижаме и растрепанными волосами. Совсем открытый. Он обещал самому себе держать Андрея на расстоянии вытянутой руки, а сейчас взял, и руку опустил. Страшно ему и жутко. Стоит без щита и доспехов, смотрит с надеждой Андрею в глаза и думает, сделают больно снова или нет? И Андрей остается. Садится рядом и чувствует, как Фил благодарно обнимает его шею дрожащими руками с такой нежностью, будто не было между ними разлуки и безразличия. От этой нежности у Андрея сносит крышу. Старый дурак, почему же он раньше не замечал, какой его Филя ласковый? Быков не удерживается и прижимает Фила к себе под неодобрительные взгляды Насти и Давида. Ещё не всё потеряно.