История о невозможном

— Нет, — холодный, бесстрастный голос Владыки пронизывал насквозь, словно все подвластные ему ветра слились в единый порыв и вырвались наружу, вслед за брошенными словами. — Не моей волей Феанаро оставлен в Мандосе, и не в моих силах вернуть его оттуда. Я прошу тебя смириться с этим. Возвращайся домой, Мудрая, мы не можем дать тебе иного ответа. Валар, созванные Манвэ на совет, восседали на величественных тронах и их сияющие лики устремлялись в центр Круга Судеб, туда, где стояла одинокая фигура. Нерданель, представшая перед их взором, подняла свои давно потускневшие, с бездной, плескающейся в глубине зрачков, глаза и бесцветным, но твёрдым голосом проговорила: — Так позвольте мне видеться с тем, чьей воли и силы будет на это достаточно. Позвольте мне говорить с Единым. Варда Элентари, королева Арды, протянула к ней руку в жесте, призывающем остановиться. — Ты не знаешь, чего просишь, — глубокий, мелодичный голос Создательницы Звёзд напротив, мягко заполнял собой всё пространство и окутывал дремотной пеленой, лаская и успокаивая фэа. Нерданель вздрогнула и отшатнулась назад, непрошенные слёзы тонкими нитями заструились по её щекам, хоть она и до последнего сдерживала их. — Нет, я знаю, — твёрдый голос дал слабину, треснул, словно опрокинувшаяся хрустальная чаша. — Я прошу вернуть мне моего мужа. *** — Нет, — услышанный от Намо ответ не изменился за последние десятки и сотни лет. По-прежнему это был категоричный и жёсткий отказ, сказанный ровным, холодным и тяжёлым голосом. И вновь Феанаро не удовлетворился лишь им, вновь не успокоился и вновь не отступил. — Ты выпустил из своей темницы всех моих сыновей, что попали сюда. Я должен также покинуть эти залы и присоединиться к ним, где бы они сейчас ни были. — Нет, Феанаро. Твой приговор не изменился за эти века. Ты не покинешь Чертогов до конца Мира, — и вновь в ответе ни одного нового слова. Будто валу заело на них одних, и иных он просто произнести не способен. В глазах Пламенного уже мечется тот самый внутренний огонь, а стальная радужка потемнела до грозового серого. Лицо же осталось каменно-спокойным, словно и не кипела внутри нолдо обжигающая ярость. — Ладно. Не дозволяешь выйти навсегда к детям, выпусти хотя бы на время к жене. Аргументов, зачем ему это, правда, далее не последовало. Кажется, Феанаро даже самому себе не мог объяснить, почему, спустя столько веков пребывания в Чертогах, вдруг заговорил об этом. — И даже на время, даже к жене ты не покинешь Мандоса, сын Финвэ. Это было чем-то новым. Как, впрочем, и слова о супруге. Но Феанаро всё равно не успокоился. Кажется, за время после гибели он ничуть не изменился и не растратил упрямства и настойчивости ни на сколько. — Если этих ничтожных нескольких дней свободы не дашь мне ты, то придётся воззвать к Эру, — на губах Пламенного появилась слегка ехидная, но всё равно зловещая усмешка. В ответ же не раздалось ни звука… Феанаро вновь был в зале один… *** — Я понимаю твою скорбь, — голос Владычицы печали, такой непохожий на голоса других валар, был подобен тихому шуму дождя. — Мы не можем вернуть Феанаро, но и не можем отнять у тебя надежду и право скорбеть. Пророчество изречено, настанет Конец Мира, и твой муж покинет Чертоги, а пока возвращайся к сыновьям, пусть они утешат твою фэа. — Но когда настанет Конец Арды? Сколько пройдёт времени, прежде чем я смогу его снова увидеть? — голос Мудрой дрожал, но упрямый взгляд потускневших изумрудных глаз упорно пробивался сквозь пелену слёз. Она желала видеть мужа. Слишком многое между ними не было разрешено, слишком много осталось вопросов и недомолвок. Слова, сказанные Феанаро перед его уходом, раскалённым металлом прошлись по сердцу и фэа, намертво впечатываясь в них. Тогда, в порыве ярости, она кричала что-то ему в ответ, злилась, и была в своём безумии не лучше, чем он сам. Осознание пришло позже, гораздо позже, когда что-то менять было уже слишком поздно. — Я хочу с ним видеться, — тихо, но с тем же упорством в глазах проговорила Нерданель. Ведь она любила. Любила Феанора всем сердцем и всем фэа и не желала ему зла или вечного заточения в мрачных Чертогах Мандоса. Её фэа тосковала по нему, хоть она и не могла сказать то же самое о нём — быть может, он и вовсе не пожелает знать её? Но уж лучше пусть он будет жить в отдалении от неё, но на свободе. Тишина сковала всё окружающее пространство. Голоса валар смолкли, даже их лица застыли, будто это и вовсе были каменные маски. Время лилось, текло сквозь пальцы, исчезало в безвременной пустоте. Нерданель казалось, что мимо неё пролетали часы, дни, года, вечность. Только звучный голос Манвэ сумел разорвать эту тянущуюся бесконечность. — Эру милостив, — прошелестел его голос, оглашая всё пространство. — Твои слова были услышаны им. Феанор не покинет Чертогов, но тебе позволено говорить с ним. Ступай, майар Намо проведут тебя в Чертоги Мандоса. *** И снова Феанаро взбешённым зверем метался по залам, распугивая тех, кто не знакомы были с его огненным нравом и шарахались в стороны с его пути, подобно клочьям тумана, к которым кто-то умудрился привязать нити и теперь резко дёргал за них. Пламенному было плохо, тоскливо и пусто здесь, в окружении теней сородичей. Хотелось наружу, к тем, кто там, кто, возможно, ждёт его. Он хотел вновь увидеть их… Увидеть её… Фигура Намо возникла в дальнем конце зала как-то резко, неожиданно. Вала явился лишь для того, чтобы обронить одну фразу. — Эру милостив. Он услышал тебя. Ожидай. Тебе дарована будет встреча с супругой, — и вновь будто бы растворился в дымке своих Чертогов. А Феанаро замер на месте, глядя туда, где до этого стоял вала. Смотрел и практически не верил. Спустя столько лет… Что они скажут друг другу? Как посмотрит она на него такого теперь… Захочет ли вообще придти и говорить с ним… Вернее, даже не с ним, а с тем, что от него прежнего осталось… *** Нерданель застыла перед вратами в Чертоги Мандоса. Двое майар, облаченные в длинные серые одежды, шагнули вперёд неё, распахивая тяжёлые створки врат и бесследно исчезая за ними. Сама она осталась стоять по другую сторону, не решаясь переступить порог. Рой тревожных мыслей в её голове плясал в беспорядочном хороводе, путался и смешивался. А что, если Феанаро не захочет с ней говорить? Что, если он даже не выйдет к ней? Но больше всего на свете Нерданель сейчас боялась не быть им отвергнутой, а вновь услышать те слова, гневно брошенные ей вслед много лет назад. Изменилось ли в нем хоть что-то? Ей было неведомо. Но в её фэа всё ещё теплилась надежда на то, что не только она сохранила и пронесла сквозь года свою любовь. Усилием воли Нерданель перешагнула через порог Мандоса и отыскала взглядом неясные силуэты своих проводников. Они вновь безмолвно двинулись вперёд. В Чертогах было ощутимо холоднее, чем снаружи. Холод тянулся по полу, проникал под складки одежды, забирался даже в каждый уголок фэа, заставляя нолдиэ мелко подрагивать. Огромные мраморные колонны своими вершинами уходили высоко вверх, скрываясь в бархатной темноте. Громадные залы, не имеющие ни начала, ни конца, тонули в густом полумраке. Далеко не сразу Мудрая разглядела в пучине бархатной темноты тонкие полупрозрачные силуэты, провожающие её и майар взглядами. Одни из них стояли ближе, другие дальше, вглядываясь в лица некоторых, Нерданель с ужасом находила в их чертах что-то знакомое. Взгляд непроизвольно вылавливал среди них когда-то знакомых ей эльдар, от чего дрожь только усиливалась. Но её проводники продолжали уводить её всё глубже и глубже, так, что в какой-то момент ей показалось, что она не сможет отсюда выбраться. Но майар тут же остановились и расступились в стороны, являя ей того, кого при всем желании было невозможно спутать с кем-то другим. Холод тут же прошиб её насквозь, дыхание спёрло, а сердце что есть силы заколотилось о рёбра. Губы безмолвно прошептали: — Феанаро? Он предстал перед супругой таким, каким был за некоторое время до своей гибели. Разве что без доспеха и шлема. Ну и, как все прочие обитатели Чертогов, лишь тенью своего прежнего образа. Внимательный взгляд. Шаг навстречу. И он замирает совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки. — Ты изменилась… Почему-то слишком сильно… — наконец произнёс Феанаро, когда они остались в зале одни. Нерданель застыла и, казалось, даже не дышала. Он здесь. Рядом. Прошло бесконечное множество лет, и, вот, теперь они стоят в шаге друг от друга, так невероятно близко и нестерпимо далеко одновременно. — Изменилась… — словно эхо повторила она слова мужа, пряча за ухо выбившуюся рыжую прядку, пронизанную белёсыми нитями седины. — Я этого не замечала, до тех пор, пока не вернулись сыновья. Они тоже сказали, что я… Изменилась. И ты… Ты тоже изменился. — Я? — Феанаро окинул себя задумчивым взглядом. — Разве что тело утратил. А так изменился я ещё во времена Форменоса. Сейчас, когда они стояли напротив друг друга, стало особенно заметно, что между ними непреодолимая пропасть теперь. Ни коснуться, ни взять за руки… Только взглядами обмениваться и остаётся. — А они сами-то, можно подумать, не изменились. Или какими их вернули? — Они вернулись другими… — тихо ответила Нерданель. — Совсем другими. Но дело не во внешних изменениях, а в переменах в их фэар. Они никогда не рассказывали мне о жизни в Эндорэ, но я ведь знаю… Многое знаю. Переплетая свой взгляд со взглядом мужа, Мудрая думала о том, что знает слишком многое об их пребывании в Эндорэ. Слишком многое. Феанаро вздохнул. — С одной стороны хорошо, что они помнят. С другой… Такое, действительно, лучше всего забыть. Лёгкое, невесомое прикосновение кончиков пальцев к её щеке. Скорее лишь обозначение действия, чем само оно. Ведь дотронуться по-настоящему всё равно не выйдет. Он не ощутил ни тепла, ни гладкости кожи. А она могла почувствовать лишь едва уловимое касание воздуха. — Я думала о тебе… — едва слышно выдыхает Нерданель. — Не переставая, с тех самых пор, как вы ушли. Её шёпот сбивается, вязнет в густом воздухе Чертогов. Она дрожит не то от холода, не то от разрывающих фэа и роа чувств. Рука непроизвольно тянется к щеке, туда, где бесплотные пальцы нежно касаются её. Она закрывает глаза, а с ресниц скатывается быстрая блестящая капля. — Я скучала, Феанаро. — Не плачь… И он вновь замолкает. И молчит в ответ о том, что тоже скучал без неё. Что чувствует себя сейчас донельзя глупо и крайне бессильным кроме слов успокоить жену хоть чем-то. В подобном виде успокоения, несмотря на всё своё красноречие, Пламенный никогда силён не был. — Прости меня. Тогда, на площади, я был не прав. Нельзя было тебе с нами. Просто нельзя. Она тоже молчит. С её плеч свалился неподъемный груз, все эти годы давивший на неё, мешающий свободно продохнуть. Слезинки продолжают тихо катиться по её щекам, но уголки губ тихонько ползут вверх. — Я простила. Я давно вас всех простила… Её фэа сжимается от невозможности обнять, прижаться щекой к груди, почувствовать запах его волос… Но они сейчас рядом, и это главное. Он вновь безуспешно попытался коснуться её. — Говорю же, не плачь. Ты ведь не за этим сюда пришла. Так зачем же тогда плакать? Нерданель смахивает слезинки ладонью, веснушки на раскрасневшихся щеках проступают ещё ярче. — Прости… Верно, не за этим, — шепчет она, коротко улыбаясь. — Я пришла, потому что… Промедление длиться буквально одно мгновение. Зачем же она пришла сюда? — Я пришла, потому что ты мой муж, и я люблю тебя. Он с лёгкой усмешкой несколько скептично приподнимает брови. Вновь в глубине фэа поднимаются давние, так и неразрешённые сомнения и противоречия. Но от их озвучивания Пламенный всё-таки воздерживается. Тишина, повисшая в густом воздухе Чертогов, становилась гнетущей. Улыбка, и без того лёгкая и невесомая, медленно сползла с лица Нерданель. Молчание Феанаро могло значить многое. Слишком многое. — Ничто не смогло отнять это у меня, — тихо произнесла она. — Ни годы, ни злые языки, ни собственные чувства. Даже кольца я не сняла, хотя порой казалось, словно оно жжёт мою руку пламенем. Мы давали друг другу клятву любить. И я её не позабыла. В упрямых изумрудных глазах вновь вспыхнул, казалось, навсегда потухший и утраченный огонёк. Феанаро продолжал молчать. Но опустил взгляд на собственную правую руку и хмыкнул. — Столько раз я собирался его снять… …И каждый раз его что-то останавливало. Даже убеждая себя, что между ними всё кончено, что надо раз и навсегда разорвать все оставшиеся ниточки, он сомневался. Он не верил. Он ведь тоже любил. — Так почему же? Почему ты его не снял? — дрожащим шёпотом спросила Нерданель. Фэа жаждала услышать ответ, каким бы он ни был. — Наверное по той же причине, что и ты. Это не было вопросом. Хотя вопросительная интонация всё-таки в словах проскальзывала. Звенящая тишина вновь на несколько мгновений заполнила Чертоги Мандоса. — Многое с тех пор изменилось… Но знаешь, что, Феанаро? — она заглянула ему в глаза. — Ты всё-таки не изменился. Остался таким, каким я тебя и запомнила, — её пальцы скользнули по его волосам, проваливаясь сквозь них. Когда-то она любила перебирать и заплетать эти тяжёлые пряди цвета воронова крыла. Теперь же это осталось в прошлом. — А с чего бы мне другим-то быть? Я ж, в отличии от мальчишек, даже повоевать толком не успел. Феанаро тряхнул головой, приводя свою призрачную косу в ещё больший беспорядок. И со вздохом улыбнулся, разводя руками. До него сейчас было не дотронуться даже при большом желании. — Они по тебе скучают… — Нерданель тоже улыбнулась и вновь тщетно попыталась поправить сбившиеся волосы мужа. — Мы по тебе скучаем. — Меня не выпустят отсюда до Второй Музыки. А так я бы к вам вернулся… Она подняла ладонь вверх, готовая отдать всё, лишь бы ощутить, как их руки сплетаются в единое целое. Их ладони встретились, но касания всё равно не было. — Балрогова бесплотность… — почти зло выдохнул Феанаро, которому вдруг захотелось вновь обрести материальный облик. Пусть даже и оставаясь здесь, в Чертогах. Тягучий мрак Мандоса окружал супругов со всех сторон, но не мешал им видеть лица друг друга. — Хотя бы так… Я уже и не надеялась, что мне позволят тебя увидеть. — тихо сказала Нерданель мужу в ответ. Нолдиэ не опустила руку, висевшую в пустоте. Пусть она не чувствует его телом, зато чувствует фэа. …Но внезапно в окружающем их пространстве что-то изменилось. Туман вокруг стал гуще, поглощая и стены, и пол, и потолок зала в непроглядное серо-серебристое нечто. Откуда-то словно бы подул лёгкий, но пробирающий до костей ветер. И стал слышен чей-то голос из ниоткуда и отовсюду одновременно. — Волею Эру на промежуток времени, равный во внешнем мире двум часам, вам дарована возможность быть на равных друг с другом. И у гостьи Чертогов вдруг появилось ощущение прикосновения к живому и материальному. Хотя внешне на первый взгляд ничего не изменилось. — Феанаро… — неверяще позвала Нерданель, опуская свой взгляд на соприкоснувшиеся руки. — Ты… Ты тоже это чувствуешь? Она сомкнула свои пальцы, ощущая под ними загрубевшую от работы ладонь и гладкий край обручального кольца, осторожно провела большим пальцем по коже, вспоминая это давно забытое чувство. — Melindo… — её изумрудные глаза встретились с серо-стальными. Вторая рука непроизвольно потянулась вперёд, отвела в сторону чёрный локон и, едва коснувшись, провела вниз по горячей щеке. — Тоже… Хотя себя я по-прежнему чувствую как всегда в этих Чертогах. Пламенный, как когда-то давно, в их прежней жизни, легко потёрся щекой о её руку. Прикрыл глаза и притянул к себе жену за талию. Холод Мандоса вдруг отступил. Нерданель прижалась к мужу, согретая жаром, пышущим от его тела, и закрыла глаза. Его волосы щекотали ей лицо, а её руки судорожно сминали ткань рубахи у него на спине. — Как же я все-таки скучала… — тихий, совсем невесомый шёпот над самым ухом. Полное осознание, похоже, настигло Феанаро только теперь. И он вдруг подхватил супругу на руки так легко, будто она ничего не весила, и, как когда-то в юности, закружил по зале. От неожиданности нолдиэ крепко вцепилась в его плечи. Уж слишком отвыкла она от подобных проявлений чувств, слишком давно они кружились вот так, ни о чем другом больше не думая. Но, всё же позволив себе расслабиться, она откинула голову назад и рассмеялась легко и звонко, словно ничего и не было, а они стали вновь юными и беспечными. Когда её муж всё-таки остановился, Нерданель обхватила его лицо ладонями и долго-долго вглядывалась в серые глаза. Кто-то говорил, что взгляд Феанаро был острее стального клинка, но только не для неё. Она могла разглядеть в нём всё то, что было скрыто от других. — Мой… — коротко шепнула нолдиэ, прежде чем коснуться его губ коротким, невесомым поцелуем. — Нет, ну а чей же ещё? — С усмешкой поинтересовался Пламенный, после того, как сам вдумчиво и ответственно повторил недавний поцелуй жены. Всё правильно, ничей. Только мой. — с такой же усмешкой ответила она и запустила пальцы в его волосы. Плетение косы быстро поддалось, и чёрные локоны водопадом разлились по его плечам. — Вот, так гораздо лучше, — хихикнула Нерданель, оценивая взглядом проделанную работу. Феанаро хмыкнул и дёрнул головой, убирая от лица назойливые пряди. — Ну не знаю… Ковать неудобно. В нос и глаза, и в рот лезут. Вечно поправлять приходится. Что ты в этом хорошего-то находишь? — Привычно заворчал он на попытки супруги «сделать красиво». Распущенные волосы ему и правда шли. Но носить их так Пламенный с самой юности отказывался наотрез. Особенно когда после одного случая пришлось чуть не половину шевелюры выстричь. — Перестань ворчать и не вертись, я ещё не закончила. — смешно сдвинула брови Мудрая и тут же перескочила к мужу за спину. Ловкие пальцы вновь пробежались по его волосам, захватывая пряди и сплетая их в достаточно простую, но всё же красивую косу. Чёрные как уголь локоны не утратили своего блеска и великолепия даже здесь, в Чертогах. Закончив, Нерданель перебросила косу через плечо Феанаро и сама устроилась на нём же. — А помнишь, как Тьелкормо сопротивлялся, когда я пыталась заплести и его тоже? — задумчиво протянула она, заглядывая куда-то в глубины своего сознания. — Они все сопротивлялись. — Фыркнул Феанаро в ответ. Провёл ладонью вниз по косе. Вздохнул как-то печально. — И правда все. Только Тьелкормо всё равно больше всех. — хмыкнула Мудрая. — Жаль, что вскоре оно снова призрачным станет… — Потом тронул волосы супруги. — Непривычно видеть в твоих волосах седину… Свои рыжие с проседью кудри она поспешно отбросила за спину, пряча горький взгляд где-то в стороне. — Это… Не важно. Не обращай внимания. У нас с тобой и правда не так много времени, не стоит растрачивать его на какие-то пустяки. — Тогда на что ты предлагаешь его потратить? — Поинтересовался Пламенный, всё-таки заходя супруге за спину и принимаясь перебирать её волосы словно бы в раздумье. Она замерла, глядя в чёрную пустоту Мандоса, а затем резко развернулась, крепко прижимаясь к мужу. Зажмурившись и обхватив его спину руками, она произнесла: — Не знаю. Главное, не отпускай меня. — Хорошо. Не буду. — Финвион улыбнулся, пряча её в своих объятиях от неспешно и величаво обтекающего их тумана. Мерный стук горячего сердца окончательно согрел и успокоил её фэа, так долго метавшуюся среди холода и отчаяния. Устроив свою голову у него на груди, Нерданель вдруг ощутила себя той самой юной нолдиэ, которая однажды влюбилась в Феанаро. Но время убегало безвозвратно, что тогда, что сейчас. Не хочу, чтобы это заканчивалось. — шепнула она, потеревшись щекой о его рубашку. — Подождём до Второй Музыки. — Привычно ехидно фыркнул Феанаро. Но в голосе слышались отголоски тоски. Время уходит. Только и остаётся, что держать жену в объятиях и радоваться возможности чувствовать её рядом с собой. — Уж что-что, а ехидства и упрямства ты не растерял ни капли. — Нерданель улыбнувшись откинула голову назад, чтобы вновь поймать его взгляд. — Жаль, что мальчишки не с нами… — с печалью в голосе протянула она. — Они ведь даже не знают, что я здесь. Волнуются, наверное… Да и по тебе тоже скучают. Что мне им от тебя передать? — А я думал, они сами мечтали побыстрее отсюда сбежать, чтобы от моего общества избавиться. — Усмехнулся Пламенный, с явным удовольствием чмокнув супругу в кончик носа. — Что передать… Хм… Уши им надери, а? Всем. У меня по понятным причинам это не получилось сделать. — Феанаро, ты очень добрый отец, — Нерданель смешно сморщила нос, хихикнула и слегка закатила глаза. — А вообще, ты считаешь, что надранные уши чем-нибудь помогут? Это и раньше-то не всегда срабатывало, а сейчас — подавно. — скептично изогнув бровь заметила она. — Именно потому, что я добрый отец, я и предлагаю ограничиться надиранием ушей. — Феанаро же уже открыто веселился. — Поможет-поможет. Не критично, но обидно. Такие взрослые мальчики, воины, лорды и герои, а им как детям уши дерут. — А может мне и тебе в таком случае уши надрать, а, лорд Феанаро? Заслужил, как-никак! — Мудрая коварно прищурилась, разомкнула руки и потянулась к ушам мужа, собираясь от души за них подёргать. — Хм… — Пламенный демонстративно задумался. — А попробуй. Может и подействует. — И даже сопротивляться не будешь? Совсем-совсем? — Нерданель замерла, пытаясь понять, в чём подвох и почему это Феанаро сдался без боя. — Конечно же буду. — Пламенный не удержался и фыркнул. — Тогда уже можешь начинать. — нолдиэ хищно улыбнулась и прытко ухватилась за уши Феанаро. Пламенный рассмеялся и ну очень демонстративно попытался вывернуться. Одновременно с тем несильно, но ощутимо прихлопнув ладонью супругу пониже спины. — Эй! Запрещённые приёмы! — беззлобно возмутилась она. — Я тебе сейчас покажу, как хулиганить! — и без того пострадавшие уши были стиснуты ещё крепче, вдобавок для закрепления результата ещё и подёрганны вверх-вниз. — Не надо из меня кролика делать. Мне мои уши дороги в первозданном виде. Теперь Нерданель дёрнули за один из локонов и таки вывернулись, унося уши с собой. Потеряв добычу, Мудрая замерла на несколько секунд и… Показала мужу язык. Совсем как в детстве. Когда ей что-то не нравилось или кто-то, по её мнению, вёл себя не так, как нужно, она предпочиталв выражать свои эмоции подобным способом. — Ну и поделом тебе, о вредный муж-кролик! — едва сдерживая хохот проговорила она. В пару шагов Феанаро оказался у неё за спиной и, вытянув руку, щёлкнул по кончику носа. — А вот представь, с какими глазами сейчас за нами наблюдатели наблюдают? Подозреваю, подобных вольностей до сих пор ещё здесь никто себе не позволял. — Ну и пусть себе наблюдают, мне не жалко. — Нерданель потёрла нос ладонью и зачем-то задрала голову вверх. Видимо, пытаясь разглядеть там тех самых наблюдателей. Ничего не увидев, она уверенно развернулась в сторону мужа и шагнула к нему. — Угу. Пусть наблюдают. Им же печальнее. — Ухмыльнулся Финвион, вновь привлекая супругу к себе. Она с радостью вернулась в его объятия и упёрлась щекой в плечо. — Феанаро… Кажется, я уже говорила, что люблю тебя? — её взгляд перескочил наверх, а кончиком пальца она ласково провела по его щеке. — Говорила. Но мне приятно это слышать снова. И приятно признавать, что испытываю к тебе ровно то же. — Я рада. Я безумно этому рада. — нолдиэ зажмурилась и счастливо улыбнулась.