***
Tell me what you need Скажи, что тебе нужно, What you want Чего ты хочешь, You don't need to plead Не надо умолять. 'Cause I feel Я чувствую The chemistry Химическую реакцию. Like I get you Я понимаю тебя And you get me and А ты меня, и…
Майки сносит, от Такемичи, голову, они целуются практически переходя грань дозволенного. Ханагаки словно играет с огнём, словно зажигает искры на своих исцарапанных пальцах. На собраниях смотря не по детски томно, непозволительно вызывающе облизывая опухшие, ярко розовые губы. Напряжение между ними можно резать ножом, от того растерянность забирает все силы. Майки целуется отчаянно, так как не целовал ни одну девушку до этого, ни одну женщину с которой ему довелось заигрывать. Их тела стыковались словно пазл, их взгляды кричали о страсти, в тот момент когда никто не видит. — Ты специально?.. — Сано кусает пухлые губы, языком исследуя горячий рот, пытаясь поглотить Ханагаки, пытаясь соединиться с ним так, как не могут тела, — Если бы… Тебе не было тринадцать Неозвученная мысль, триггер, угроза и самый большой камень преткновения их отношений. Они перепробовали всё, кроме проникновения, для Майки сама мысль о сексе подобна табу, ведь он боится сорваться. Всё слишком закручено, сложно. — Я знаю чего ты хочешь, Манджиро… — Мягкий, ломающийся голос бьет по нервным окончаниям, всё это сводит с ума. Такемичи может выглядеть взрослым, у него может быть взгляд измученного жизнью, но не погасшего. Однако — это не отменяет того, что видит Сано, когда тот без одежды. Мягкие, округлые, от детского жира, бёдра, пухлые щёки и конечно же плохо очерченные мышцы под зелёно-жёлтыми синяками. Его тело кричит о том, что оно невинно, что ещё не созрело, но это не мешает тому, что Ханагаки соблазнителен. Самое сложное — остановится на полпути, когда разгоряченные тела уже готовы к тому, чтобы забыться в грехе. Может напряжение заметили остальные, но они начали выстраивать стены между ним и Такемичи, не понимая, что ночью они снова будут вместе, что Ханагаки снова будет управлять им с помощью своего тела. Они не невинны, нет, но они любят, по крайней мере Сано без ума от открытой и местами наивной улыбки Такемичи, тёмными ночами обнимаясь на байке или засыпая на шезлонге у моря, укрытые одним плащем Томана, они едины. Не сказать, что платонические отношения обременяли. Если бы Манджиро желал секса, он бы не стал ждать три года, но, так как его партнёр Ханагаки, тот, кто поменял его приоритеты и ориентиры, с ориентацией, ожидания значат не много. В любом случае, Такемичи в его объятиях, на том самом шезлонге седлая бёдра Сано и потираясь своим членом, о член Майки, при этом томно дыша и соблазнительно прося: — Пожалуйста, пожалей, я уже готов, Манджиро… Если и существовал змей искуситель, из-за которого Адама и Еву выгнали из Эдема — это Ханагаки Такемичи. Раз за разом получая отказ, он словно начал играть по крупному. Очень крупному. Такемичи любил посмеяться, но теперь всё больше походило на заигрывания, когда он периодически кидал хитрые взгляды в сторону Майки. Или когда он призывно раздвигал ноги пока сидел, пальцами выводя незамысловатые узоры на бёдрах. Без сомнений, он мстил, по своему, но достаточно тонко, чтобы никто не видел. Он не стеснялся даже делать то, чем в основном занимался Манджиро. Зажимание по углам. Настойчиво и изматывающе соблазнительно, смотря при этом своими небесно-голубыми, огромными глазами. Видит бог, Майки держался за последнюю ниточку здравомыслия, что становится всё труднее и труднее, когда даже во сне его одолевают мысли об обольстительных, хоть и неумелых, жестах Такемичи. Мягкие бедра, покрыты засосами, дрожащий сфинктер, истекающий смазкой и покрасневший от трения. Сильные пальцы зарывающиеся в волосы, спутывая и стягивая их. Мокрые простыни и твёрдые ягодки сосков. Можно смело сказать, что холодный душ с утра стал лучшим другом для Манджиро. Его начинало инстинктивно передёргивать, когда он видел, как Такемичи подходит к нему, словно хищник к добыче. И снова поцелуи в «подворотнях» прижимаясь друг к другу, вжимаясь напряжённым пахом в мягкую задницу. Они пытаются урвать хоть грамм того, что обещано удовольствием. Дальше только туман, грохот досок храма, от влетевшего в стену тела. За храмом высокие кусты и густая трава, в ней они могут творить всё, что угодно душе. — За что Такемичи?.. — Майки дышит рвано, надрачивая оба члена. Такемичи пищит когда ноготь проходится по уздечке, ногами обнимая Манджиро. — Потерпеть… — Выдыхает Сано, толкаясь в свою руку, — Осталось потерпеть два года и полмесяца, ради всего… Хватит, или к моим грехам прибавится ещё и растление… Ханагаки смеётся откидывая голову и призывно улыбаясь, причмокнув, шепчет: — Можешь считать, что мне уже все двадцать шесть, малыш!