***
— Блять, Джисон, ты снова? Кто на этот раз? — устало вздохнул Хёнджин, увидев поздно вечером своего соседа с новыми синяками и царапинами на лице и ногах. — Да как обычно, Джи, тот придурок с исторического, которому неймётся залезть под юбку любого человеческого существа. Я уверен, что, напяль пачку на козу, он и под неё пойдёт заглядывать и залезать, — ответил Хан, со вздохом уронив сначала рюкзак на пол, а затем и себя на кровать, после чего, от такого резкого движения, поморщился. — Урод, — добавил сосед, доставая аптечку с полки собственного стола, которой закупился сразу же после того, как сдружился с Ханом, и пополнял запасы ужасающе часто — благо Сынмин всегда мог достать чего подешевле, иначе бы Хван давно уже разорился, подлатывая своего драгоценного друга. — Да блять вообще, он приставал сегодня к бедному первашу — совсем совесть растерял, забыл, видимо, каково быть избитым, — насупился и зашипел «раненый» от аккуратных движений ватки, смоченной перекисью. — Ты, видимо, тоже забыл, — не смог не съязвить Хван, а затем подул на мешающие длинные блондинистые волосы, лезущие в глаза. — Отрежу их нахер, — добавил после этого он. — Ты так давно говоришь, а волосы по-прежнему на месте, — усмехается Джисон, а затем в растерянности смотрит на резко посерьёзневшего друга. — Что ж, настало, видимо, время, потому что меня в край всё заебало, — остервенело откидывает драгоценную ватку, что успела пропитаться кровью за столь короткий промежуток времени, вскакивает со стула, хватает лежащие на столе кухонные ножницы и, подбегая к большому, во весь рост, зеркалу на выходе из комнаты, принимается обрезать свои отросшие до плеч волосы, за которыми так долго и кропотливо ухаживал. Джисон тормозит всего мгновение, с открытым ртом наблюдая за хаотичными и резкими движениями своего друга, а затем приходит в себя и подлетает к Хёнджину, забирает ножницы из трясущихся рук и крепко обнимает, поглаживая по спине: — Ну ты чего, Джинни? Что случилось? — шепчет, слушая всхлипы, чувствуя дрожь тела родного человека, и конкретно так пугается Джисон. Хёнджин хоть и являлся невероятно экспрессивным и эмоциональным, но такие срывы были для него редкостью. Хан помнил только три на своём веку: два срыва по причине чудовищной учебной нагрузки, один — из-за неразделённых сильных чувств к уже выпустившемуся два года назад их сокурснику, который жёстко и у всех на глазах отшил бедного влюблённого парня, после чего, конечно же, был избит Джисоном, тогда Хван обиделся даже на него, но всё равно поблагодарил. — Учёба? — решил спросить Хан куда-то в обезображенные уже волосы, которые он с грустью разглядывает сейчас в зеркале. — Н-нет, т-т-то есть да, н-но нет, — пытается что-то сказать сквозь истерику блондин и вновь срывается на рыдания, содрогаясь всем телом. — Тогда просто постоим помолчим, а ты поплачь, Джинни, — вкрадчиво успокаивает Джисон и лишь сильнее сжимает в объятьях, продолжая поглаживать спину. Спустя время Хёнджин всё же успокаивается и рассказывает, что вместе с учёбой наваливаются ещё и глупые мысли о своём будущем, ведь он впервые засомневался, действительно ли хочет быть тем, на кого так усердно учился. Попросту говоря — он перегорел. — Ой-й, я же так и не-й, п-подлатал теб-бя, — заикаясь и икая, Хван попытался вновь взяться за аптечку, однако Джисон лишь мягко улыбнулся и уверил, что справится сам, а сейчас им нужно что-то сделать с тем безобразием на его голове. Он помог блондину кое-как подрезать волосы, чтобы не было завтра стыдно идти к парикмахеру, обработал все свои ранки, смазал новенькие синяки и, попив чая, оба парня улеглись спать. Вот только Джисон отчего-то задумался об отношениях и о том, почему же у него их никогда не было, почему он не влюблялся ни в кого, даже если и так болезненно, как его лучший друг? Однако на периферии сознания перед самым погружением в сон он вспомнил одного человека, который вызывал в нём странные чувства с прошлого учебного года, но, не успев зацепиться за эту мысль, заснул.***
— Ну вот, теперь хоть на человека похож, — отметил новую короткую стрижку и тёмный цвет волос Хёнджина Сынмин. — Завидуешь, что сам никогда на него похожим не был? — ответил ему в той же манере новоявленный брюнет. — Теперь блондинкой у нас осталась только фея лягушек, — не преминул вставить свои пять копеек Чанбин, что-то усердно печатавший в своём горячо любимом девайсе. Они снова все вместе сидели в полюбившемся уголке, у окна, на пуфах, и обсуждали, чем им заняться на выходных. — Может, фильм вместе посмотрим у вас, как обычно? — вступил с предложением Феликс, проигнорировав перепалку. — Ну уж нет, мне эти стены уже в кишках сидят, я хочу расслабиться и повеселиться, а не мыть потом за вами посуду и прибирать блок, — вспылил Хёнджин и сложил руки на груди. — О! Я слышал, там девчонки с физического организовывают какую-то тусовку у кого-то на квартире, может, туда? — оторвался наконец от ноутбука Чанбин, отобрал у Сынмина термос и глотнул оттуда, сразу же закашлявшись. — Это, блять, что за бурда? — скривился он, вытирая рукавом байки губы. — Это не бурда, — прошипел пострадавший от наглости медик, — это цикорий! Нельзя пить много кофеина, как бы мне ни хотелось, так что приходится довольствоваться этим, — и потряс термосом перед лицом нахмурившегося Чанбина. — Какие девчонки? — вновь спросил Феликс, словно ничего не заметил. — Наён и её компания — на курс старше нас, помню, мой одногруппник упоминал, что так хотят окончание университета отпраздновать вроде, — почесал голову всё ещё хмурившийся от вкуса цикория Чанбин. — Класс! Я согласен, пойдёмте, мы давно никуда так не выбирались! — хлопнул в ладони Хёнджин и весь прямо-таки засветился. — Джисон, а ты что думаешь? — повернулся к задумавшемуся и отчего-то слишком тихому сегодня другу Феликс. — А? Да, давайте, я тоже не прочь отдохнуть, — быстро нашёлся Хан, однако мысли его были заняты только одним человеком, как и все последние месяцы, из-за чего он даже слегка, точнее, чуть более, чем слегка, подзабил на учёбу, а всё потому, что ему впервые в жизни хотелось познакомиться с человеком самому. Вот только он до сих пор не разобрался — подружиться или же ради чего-то большего? — О ком думаешь, сладкий? — поинтересовался как всегда излишне наблюдательный Сынмин. — Да ни о ком, — попытался в очередной раз отвертеться Джисон, но его перебили. — Нет уж, давай рассказывай, по кому ты там год с лишним уже вздыхаешь? Пойми, мы не давили всё это время — ждали, пока сам расскажешь, но ёмаё, Джи, терпение имеет свойство заканчиваться, как и мой кофе, к слову. Все воззрились на медика, неожиданно вспылившего — он считался самым благоразумным в их компании, не поддающимся эмоциям и настроению. — Что? — недоумённо оглядывал парней Сынмин, — Бля, да я просто в край заебался с курсовой, лабами и всяким остальным дерьмом, а кофе был единственным способом держать себя в узде, так что имеем, что имеем, — пожал плечами тот и отпил из своего термоса, сморщившись так же, как и Чанбин минутой ранее. — Я же говорил — дерьмо редкостное! — заметил его выражение лица программист. — А правда ведь, Сони, ты уже давно словно в облаках витаешь и ищешь кого-то взглядом постоянно: влюбился, что ли? — вернулся к изначальной теме Хёнджин, опершись локтями на колени. — Да… я сам не знаю, если честно, блин, — сразу же замялся Джисон и непроизвольно кинул взгляд туда, где сидел предмет его мыслей. Феликс посмотрел туда же и предположил: — Неужели на Ли Минхо заглядываешься? — Что? — резко дёрнувшись и покраснев, посмотрел на него в испуге Джисон, подтянув к себе ноги, обтянутые на этот раз обычными чёрными колготками. Правда из-за длины юбки и её интересного фасона — длинный разрез с левой стороны — окружающие могли увидеть только одну его ногу. Хан оделся так неспроста, так как правую ногу, от бедра до самой щиколотки, покрывала огромная гематома, которую не скроешь никакими тональниками и колготками, как ни старайся — подарок последней драки. Такой элемент одежды ему пришлось купить, чтобы как раз скрывать неприглядные подробности своей жизни и оставаться в том образе, в котором ему хотелось, а так как дрался он довольно часто, то и юбка эта была базовой вещью гардероба, всем же Джисон говорил, что она просто его любимая, чтобы не вызывать лишнего беспокойства. — Дааа, он, — подтвердил Сынмин, тыкнув в красную пухлую щёку, ухмыляясь. — Ауч! — вскрикнул Хан и схватился за больное место, ведь друг дотронулся прямо до очередного синяка. — Ты что, весь из синяков состоишь? Сколько можно уже драться, а? Кому ты что хочешь доказать? — раздражённо спросил медик, пытаясь рассмотреть под тональником какие-то подтверждения своих слов. — Да, я давно думаю о том, как хотел бы… не знаю, подружиться с ним, что ли? Что-то цепляет в нём, — из двух тем, на которые он меньше всего хотел разговаривать, Джисон выбрал ту, которая была не настолько личной и серьёзной. У него были свои причины ввязываться в драки, которые он никогда не раскроет. — Опять увильнул, — тихо пробормотал Сынмин под весёлое улюлюканье Феликса на пару с Хёнджином. — А вы его знаете, что ли? — робко поинтересовался Хан, принимаясь теребить ткань своей юбки — он так делал каждый раз, когда начинал волноваться. — Ну конечно! — воскликнул последний оставшийся блондин, — он со мной на факультете, правда на геологическом направлении и на год старше, но лекции иногда одни — «холодный красавчик», известный чуть ли не каждой лягушке у нас! — Феликс всегда любил вставлять своих любимых лягушек куда ни попадя. — А ты откуда тогда его знаешь? — уставился Хан на Хёнджина. — Ну я просто всех знаю, — виновато потупился тот. — Ладно, расскажи мне о нём немножко больше, пожалуйста, Ликс, — заинтересованно нагнулся вперёд Джисон с загоревшимися глазами, а тот неожиданно поднял его под мышки вместе с собой, слегка толкнул в спину по направлению, где сидел Минхо, и со смешком ответил: — Сам у него спроси! Джисон, явно не ожидающий такого поворота, сделал несколько широких шагов, затем засеменил и, запутавшись в длинном подоле своей юбки, упал прямо на колени прямо перед предметом своего воздыхания, который спокойно читал книгу, усевшись в таком же пуфе, что и он совершенно недавно. Красный как рак Хан поднял голову и столкнулся со спокойным, но слегка удивлённым взглядом по-кошачьи раскосых глаз, залип на пару секунд, а после выдал: — Классные колени, — ужасней не придумаешь, поэтому он подскочил и как пуля вылетел из комнаты, даже не заметив реакции шатена на его странный комментарий. Он мягко улыбался страницам книги, слегка алея щеками.***
Целую неделю Хан избегал обсуждения произошедшего инцидента с друзьями, отмахиваясь загруженностью по учёбе, но пялиться на, как он узнал уже, Ли Минхо не переставал, только вот что удивительно — тот тоже часто смотрел на него. Или это уже воображение самого Джисона разыгралось настолько, что тот думал, что видит взгляды, которых на самом деле нет. Ему также нравилось перекатывать это имя на языке, пробовать его на вкус, чувствовать каждую грань личности, заключённую в обычных, ничем не примечательных буквах. «Мин-Хо» — шептал Джисон в многолюдных коридорах или тишине утренних улиц, отчего по телу разбегались мурашки, и он сам не знал, почему так сильно действует на него это имя. Оно было приятным во всех смыслах: мягкое, мелодичное и словно скруглённое по краям, — так он любил размышлять о словах подолгу, разбираясь, почему те или иные звуки наш мозг воспринимает по-разному. Своё имя ему долго не нравилось из-за жёсткого и колючего звука «дж», а вот фамилия по душе была всегда благодаря мягкому сочетанию «х» и «н», нежно оседающих в ушах и проникающих приятной волной мягкости в мозг. Он долго думал, что такие размышления, как минимум, странные, однако, познав все прелести фонетики, наконец понял, почему так много уделяет подобному внимания и что созвучие или благозвучие действительно важны для написания текстов и стихотворных строчек — такие знания не раз помогали обойти конкурентов и заполучить побольше денег за удавшуюся песню для заказчика. Он давно для себя решил, что его любимые звуки и буквы в принципе это «х», «н», «л» и «ф» — от них веяло чем-то снежным и пушистым, так он объяснял себе в голове, поэтому неудивительно, что и имя «Минхо» так сильно засело в его голове. Он правда порывался несколько раз снова подойти к такому манящему и красивому хёну, но каждый раз в последний момент разворачивался и поспешно сбегал, сам не понимая, почему ему так волнительно просто подойти и познакомиться. Возможно, он боялся, что ему откажут, хотя сам понимал — у Минхо есть взаимный, какой-никакой, но интерес или, по крайней мере, вежливость и дружелюбие. А возможно, скорее всего, он просто не знал, как ему развивать разговор, кроме как спросить про любимый цвет, еду и животных — тупо до безумия. Он боялся неловкого молчания и непонимания, боялся, что начнёт нервничать так сильно, что просто не откроет рта, ведь общительным, шумным и разговорчивым он был только с близкими людьми и друзьями, при незнакомцах же становился тише воды, ниже травы и ни слова невозможно было из него вынуть.Grimes — Violence
Так и прошла неделя, подводящая к грандиозной вечеринке, на которую, по-видимому, собирался чуть ли не весь университет, однако по наступлению «Вечера Х» девушки выставили двух стражниц, которые оценивали приходивших по внешности и пропускали по своему усмотрению, чему возмутились действительно очень многие. Но оно было и понятно, почему они так поступили — несколько тысяч веселившейся и не контролирующей себя молодёжи разнесли бы дом к чертям. Их всё равно собралось около трёхсот человек на всём участке, в число которых и вошли все пятеро парней, чему несказанно обрадовались. Джисона пропустили первым, так как девушки пришли в восторг от его сетчатых колготок — он их понимал, так как сам пребывал от них в точно таком же восторге. А остальным ребятам разрешили войти только после того, как Хан сообщил, что все они его друзья, чему девушки снова бурно обрадовались. — Странные они, — подметил необычно бодрый для себя Сынмин, его идеально выглаженный белый халат сменился бордовой рубашкой и чёрными классическими брюками, отлично подчёркивающими стройную фигуру, что не преминул похвалить Джисон при встрече — он считался в их компании гуру моды, которого часто спрашивали совета. Сынмин счастливо засветился, услышав лестные слова друга, и так и сиял весь оставшийся вечер, напившись сильнее, чем все друзья вместе взятые. — Странные значит классные, Бан Чан с ними дружит ещё со школы вроде бы, — улыбнулся никогда не унывающий Чанбин, одетый, как обычно, в байку и мешковатые штаны. — Кто такой Бан Чан? Ты о нём в последнее время много говоришь, — заинтересовался Феликс, который сегодня был похож на неземную фею больше обычного, одолжив у кого-то газовую голубую рубашку с белыми кюлотами, он словно парил в воздухе, а не шёл, озаряя всех своей широкой улыбкой. — Он восстановился в этом году, хотя должен был уже заканчивать универ, и попал со мной в одну группу. Я сначала не замечал его, — на эту реплику где-то слева фыркнул Сынмин, показывая, что тот вообще почти ничего из-за своего «кампуктера» не замечает, — а потом как-то разобщались из-за ошибки кодирования, стали совместный проект мутить, и он оказался классным парнем! — не обращая на Сынмина никакого внимания, Чанбин активно жестикулировал и чуть не сбил гору красных стаканчиков на кухне. — Так чего не знакомишь с ним? Я вроде о нём слышал, а потом он с радаров всех пропал — теперь ясно почему, — стаканчики не упали благодаря вовремя подоспевшему Хёнджину, который в своей обычной белой рубашке, расстёгнутой чуть ли не на все пуговицы, и светлых джинсах выглядел просто сногсшибательно, как, впрочем, и всегда. — Да как-то мы не часто встречались в последнюю неделю, а я с ним только вот сейчас близко общаться стал, но, думаю, он тут сто процентов будет, так что познакомишься, не переживай, — отмахнулся беззаботный Чанбин и принялся искать выпивку. — Хочу сегодня нахуяриться в хлам, — выдал Сынмин. Лишь Феликс посмотрел на него недоверчиво, остальные же дружно кивнули — у всех выдалась ужасная неделя, и хотелось о ней тупо забыть самым простым способом. — Вы как хотите, а я пошёл танцевать, — наконец сказал Джисон и ринулся прямо в толпу ещё лениво и неловко танцующих людей. Танцпол нужно было разогреть, чем и занялся Хан, постепенно сливаясь с музыкой, льющейся из колонок. Поначалу она была какой-то нежной, притягательной и как будто неземной, отчего действительно хотелось только качаться в такт и вызвать какого-нибудь бога Луны, чтобы помолиться и преисполниться возвышенности. Однако постепенно мелодия набирала обороты, появлялись более тяжёлые, отрывистые биты, а когда дело доходило до ожидаемой развязки — оставалась лишь одна мелодия с голосом певицы, что убирало ту жёсткость нижних нот, которая постепенно и мелодично возрастала и собиралась в полёт, и ты словно вот-вот уже порывался улететь вместе с ней, как снова в своё дело вступали биты, заземляя слушателя и непроизвольно заставляя мышцы двигаться в задаваемом им ритме. Джисону нравилось отдаваться музыке полностью, без остатка, и двигаться так, как того хотели его конечности: сейчас он покачивался, переступая с ноги на ногу, делал волны руками и периодически кружился, заставляя летать если не себя, то свою юбку.Grimes — Kill V. Maim
Феликс решил попросить диджея поставить песню той же исполнительницы, только куда оживлённее. Подключил свой телефон и, разговорившись с милым улыбающимся парнем, постепенно узнал того получше и уже через несколько секунд они радостно перекрикивались, контролируя музыку и также подтанцовывая. Чонин, как назвался симпатичный улыбашка, был третьекурсником факультета дизайна и сам создавал одежду, мечтая шить такие же прекрасные платья как Зухаир Мурад, Рим Акра, Эли Сааб и другие именитые модельеры. Они сразу же обменялись номерами и инстаграмами, чтобы поддерживать связь за пределами вечеринки и суметь поговорить в менее громком месте, а затем оба отдались во власть музыки, заметив явное оживление толпы и не сумев ей противиться. Как бы ни хотелось поговорить и узнать что-то новое, они всё же пришли сюда максимально расслабиться и отключить мозги. Песня Джисону понравилась ещё больше предыдущей, он даже захотел написать сам что-то подобное, пока прыгал и вытягивал руки вверх под неё. Чистая эйфория — так бы описал её Хан, которую испытываешь, когда катишься со всей дури на велосипеде с холма, или когда начинаешь постепенно пьянеть, отпуская мысли в свободное плавание, или же когда смотришь в глаза человеку, от которого сходишь с ума. Кстати о нём — Хану сначала показалось, что он увидел знакомые тёмные глаза, но, немного сфокусировавшись, понял, что, и правда, Минхо смотрел на него из той самой кухни, где он был минутой ранее, и наливал алкоголь в ярко-красный стаканчик, опершись поясницей о столешницу, и, держа такой же стаканчик, слегка улыбался. От подобного у Джисона ужасающе быстро забилось сердце, и мурашки снова покрыли всю кожу, прибавившись к тем, что появились от музыки, будто став размеров с волдыри, а само тело подвело выдержку хозяина, и, уже полностью отданное музыке, продолжило двигаться в такт, правда в этот раз Хан чувствовал, будто выделывается, выставляя все лучшие стороны своей фигуры — двигался плавнее, извивался сильнее, танцевал яростней, кайфовал больше. Ему казалось, словно он статуэтка, которой откровенно любуются, и от этого крышу сносило окончательно — голова закидывается, глаза закрываются, и он полностью отдаётся всему окружающему его шуму, музыке, людям, настроению, ощущениям и эйфории, текущей вместе с алкоголем по венам. В очередной раз открыв глаза, он не заметил предмет своего давнего воздыхания на прежнем месте и поначалу даже немного расстроился, но затем заприметил знакомую фигуру совсем рядом — справа от него двигался Минхо, по-прежнему улыбаясь и прожигая взглядом Джисона, копируя некоторые его движения. Хану резко стало так похуй на все свои страхи и загоны, так что он лишь запрыгал с одной поднятой рукой и принялся кричать слова припева, успев заучить их, услышав лишь один раз, широко улыбаясь и ловя такую же улыбку в ответ — Минхо принялся прыгать с ним, и грудь Джисона чуть не лопнула от восторга и поселившихся в ней непонятных светлых, тёплых и ярких эмоций. Как и всегда бывает, он заплакал, продолжая прыгать, но слёзы, наконец пролившись, быстро прекратились — ему просто нужно было немного выплеснуть чувства, чтобы не взорваться и не улететь далеко в космос на этой тяге. Хорошо, что в мелькании неона и света этого не было видно, и они смогли протанцевать с Минхо ещё множество песен, пока тот не исчез так же внезапно, как и появился. Джисон и сам подумывал уже пойти искать своих друзей, подустав на танцполе, поэтому, постояв пару мгновений в окружении потных и движущихся тел, стал пробиваться к свежему воздуху. Не успел он вздохнуть, как его схватили за руку и потащили по лестнице на второй этаж — по белеющим в полумраке волосам он признал Феликса и, успокоившись, позволил затащить себя в большую комнату на третьем этаже. Нет, комнату можно даже назвать огромной, так как была она больше основного первого этажа и кухни вместе взятых. Взглянув вверх, Хан сразу же догадался, что это чердак, обустроенный в уютное пространство для приятного времяпровождения — повсюду висели гирлянды, одаривая помещение тёплым светом, а ковры и многочисленные подушки, разбросанные то тут, то там, так и манили поудобней устроиться с кружкой какой в ладонях и завести душевные ночные разговоры с друзьями. У окна, с чернеющей за ним улицей, расположилась кругом большая группа людей, в ней же оказались и все его друзья, только вот Сынмин уже посапывал в дальнем углу на подушках, положив одну из них себе на бедро в качестве одеяла. Хан лишь улыбнулся такой картине и поспешил за Феликсом в круг, а когда, присев на колени, удобно устроился и, расслабившись, поднял глаза, чтобы оглядеть присутствующих, подавился воздухом — снова прямо напротив в кругу сидел Минхо, по-прежнему ужасно красиво приподнимая уголки губ. Джисон окончательно задохнулся и умер, когда старший игриво подмигнул ему и сразу же отвернулся к какой-то девушке с короткими белыми волосами. — Раз все в сборе, то начинаем! — радостно вскрикнула девушка со слегка выступающими вперёд зубами, напоминая кролика, и, нагнувшись в центр круга, крутанула пустую бутылку из-под виски. Джисон понял, что попал в тупую игру с бутылочкой и ему придётся с кем-то да поцеловаться сегодня, отчего его бросило в холодный пот, потому что целоваться он не умел от слова совсем. Последний раз в такой игре он участвовал в классе восьмом, где были только невинные чмоки в губы или просьбы прокричать «кукареку» на всю улицу, а вот что могут придумать двадцатидвухлетние пьяные люди, даже в голове не укладывалось. Хан решил рассмотреть потенциальных жертв поцелуев и начал вертеть головой: слева от него сидели Феликс с Чанбином, рядом с последним какой-то блондинистый раскаченный парень, видимо, это и был тот самый Бан Чан; дальше шли незнакомые ему парни и девушки, затем Минхо, рядом с ним какой-то улыбающийся милый паренёк с брекетами, снова незнакомые девушки и, наконец, Хёнджин по правую руку, отчего Хан немного успокоился — друзья ведь рядом. — Ага! Момо и Югём! Горлышко на Момо, так что спрашиваю у тебя: правда или действие? — продолжила тем временем девушка-ведущая, тряхнув длинными каштановыми волосами, которые рассыпались по её открытым плечам. — Действие! — задорно крикнула черноволосая девушка с каре и чёлкой. — Ууу, а ты смелая! — зашелестели ребята и одобрительно заулюлюкали. — Хорошо, тогда, — девушка задумалась на пару секунд, — расспроси пришедшего последним, чтобы и он влился в нашу компанию, а то Феликс так настаивал на его участии, — и все взгляды вмиг обратились на Джисона, отчего тот съёжился и опустил глаза, нервно сглотнув. Он жутко не любил подобные сюрпризы, но Феликс слегка сжал его руку, словно извиняясь, и приободрил словами о том, что все вокруг тут классные. — Итак, как тебя зовут? — приступила к выполнению задания Момо, ярко и пьяно улыбаясь Хану. — Хан Джисон, — тихо пробормотал тот. — А? Я не расслышала, прости, можешь повторить, пожалуйста? — Хан Джисон, — уже громче ответил он, прочистив горло, и всё же поднял взгляд. Ему стало ещё более неловко, так как пялились на него абсолютно все с нескрываемым интересом в блестящих глазах. — Так вот ты какой на самом деле — милашка? — удивилась Момо, не переставая улыбаться. — Что? — опешил Джисон. — Да весь универ думал, что ты тот ещё засранец и жесткач, а ты вон как мило краснеешь, — пояснил Джисону парень, сидящий рядом с девушкой-ведущей, также по-доброму улыбаясь. — Я Бэм-Бэм с экономического, будем знакомы, Хан Джисон! — отсалютовал тот и звонко засмеялся из-за ошарашенного лица Хана. — Джи, ты что, не знал, что популярен? — тихо спросил у него Феликс, на что парень лишь отрицательно покачал головой. — Ну ты даёшь, парень! — свистнула незнакомая девушка рядом с Минхо, — тебя все девушки боготворят, потому что ты стольких из нас защитил за всё время учёбы, что стал чуть ли не Суперменом в юбке, а тебя даже отблагодарить нельзя — нигде не найти, а если и найти, так подойти страшно. — Именно! — подхватила ещё одна девушка, на этот раз с длинными волнистыми белыми волосами. — У тебя словно та самая карта есть из «Гарри Поттера», где ты отслеживаешь места и, когда домогаются девушек, появляешься там из ниоткуда. — Да, точно, как неуловимый странник, чёрт подери, — добавил какой-то парень. Джисон был совершенно сбит с толку подобными откровениями и продолжал тупо смотреть на каждого говорившего, а им всем было, что сказать: кто-то упоминал случаи, когда Джисон выручил их и помог избежать драки; кто-то рассказывал о своей подруге или друге, до которых домогались прямо на улице, у остановки, в самом университете, а Джисон всегда оказывался рядом, чтобы отвадить обнаглевших; кто-то даже поделился историями буллинга и как Хан наказал и таких обидчиков, — лица и слова просто в какой-то момент сплелись в мешанину и, ощутив дурноту, Джисон опёрся рукой на плечо Хёнджина. Переведя дыхание, он осознал, что комната наконец погрузилась в тишину и все снова смотрят на него, и понял — они ждут его слов, хоть каких-нибудь, и не нашёл ничего лучше, чем слабо ответить: — Я так понимаю, мне даже рассказывать ничего не надо — вы и так всё знаете? — все разразились хохотом и, согласившись, принялись дальше играть, отчего Джисон наконец вздохнул спокойно. Он попадался ещё несколько раз и постоянно выбирал действие, так как ни за что не хотел рассказывать что-то личное или, не дай богам Олимпа, отвечать на вопросы о своём внешнем виде. Он уже совсем расслабился, когда высунулся в окно и минуту орал, используя сугубо маты и не разу не повторяясь, чем вызвал уважение у всех присутствующих; когда облизал ногу Феликса под его хихиканье; когда сделал кувырок и чмокнул бедро Бэм-Бэма, но когда горлышко внезапно остановилось на Минхо и тот вместо «правды» внезапно выбрал «действие», его сердце отчего-то дрогнуло. Наён — так звали ведущую — загадочно улыбнулась и провозгласила: — Уже полночь, так что пора играть по-взрослому! Твоё действие, Минхо — поцеловать Джисона взасос на счёт до десяти, — сделав паузу, она растянула губы чуть ли не в зловещей усмешке и добавила, — дважды.Grimes — Butterfly
Это был прикол всей компании девушек — всё удваивать, добавляя на английском «twice» чуть ли не после каждого предложения, видимо, какая-то локальная шутка, которую Джисон поначалу считал милой и смешной. До этого момента. Именно сейчас ему было абсолютно, совершенно не смешно, а чертовски страшно. Минхо тем временем просто пожал плечами и начал на четвереньках ползти к Джисону, когда сам Джисон застыл как статуя и даже не моргал. Ли Ноу, как его звали все в круге, подполз и, усевшись поудобней, заметил скованность младшего, отчего обеспокоился и спросил: — Всё нормально? — никто не смотрел на них, разговаривая о чём-то своём, словно этих двоих совсем не существовало и никому не было до них дела. — Я… не умею… ни разу… — промямлил одними сухими и слипшимися губами Хан. — Всё в порядке, я научу, не переживай, — мягко улыбнулся Минхо и подполз ещё ближе, опираясь кулаками о пол по обе стороны бёдер Джисона. Ужасно близко, настолько, что тот почувствовал приятный запах мяты, исходящий от хёна. — Тебе не нужно этого делать, если тебя заставили и ты не хочешь, — пробормотал со скоростью света Хан, непроизвольно чуть отклоняясь, чтобы не соприкоснуться подбородком со лбом поднятой вверх головы. Он ощущал себя странно: словно его загнали в давно ожидаемую клетку, и он, хищник по натуре, смотрит сверху вниз на свою жертву, сам являясь ею. — Кто сказал, что я не хочу? — поднял бровь Минхо и, положив свои ладони на дрожащие бёдра Джисона, осторожно погладил их большими пальцами, став при этом чуть выше Хана — теперь тот действительно ощущал себя загнанной жертвой, всё встало на свои места. — Только если ты не хочешь этого, — послышалось от старшего, и Хан понял, что просто не сможет отказать своему давно обожаемому издалека человеку, который прямо сейчас предлагал исполнить его мечты последнего года. Он не решился говорить, не зная, в каком состоянии сейчас его голос и есть ли он вообще, так что просто кивнул и чуть придвинулся к красивому лицу старшего. Минхо улыбнулся, положил правую руку на затылок Хана и, придвинув его к себе вплотную, поцеловал. Поначалу Джисон думал, что умер и парит уже на пути к небесам, затем подумал о том, что он не двигается, и открыл рот, не зная, что ему ещё делать, на что Ли улыбнулся ему в губы, слегка прикусил нижнюю и немного подождал. Через многотонные слои блаженства бедный парень понял, что от него хотят, и повторил действие — вновь улыбка, от которой в очередной раз что-то внутри оторвалось и умерло. А затем он умер ещё раз, когда горячий язык хёна скользнул в его рот и принялся исследовать, делая периодически остановки, чтобы Хан повторял за ним и учился прямо на ходу. Откуда-то издалека доносились весёлые выкрики: «Двенаааадцать! Тринадцать! Чеееееетырнадцать!» — им обоим было сейчас глубоко на них плевать, потому что Джисон никогда не чувствовал себя лучше, чем сейчас. Он смело мог добавить это мгновение в топ-10 своих моментов жизни, из которых все десять мест занимала бы каждая секунда происходящего с ним его первого поцелуя. Рука Минхо переместилась с затылка на щеку, за ней последовала и та, что покоилась на бедре, и лицо Хана оказалось полностью в плену хёна, отчего последние капли разума покинули голову, и Джисону показалось, что он расплылся лужей прямо в небольших, как оказалось, ладонях Минхо. — Шестнаааадцать! Семнаааадцать! Он повис на них и, чувствуя, что вот-вот упадёт, схватился за первое попавшееся на пути, и этим оказалась талия старшего. Минхо коротко выдохнул в поцелуй и погладил большими пальцами щёки Хана. — Девятнадцать! И-и-и-и двааааааааааадцать! Всё, Ли Ноу, отлипай от бедного бельчонка! — барабанные перепонки разорвались от внезапно ставшего громким грохота смеха и аплодисментов, когда Минхо, в последний раз лизнув нижнюю губу, отстранился, убрал руки и вышел из круга куда-то за спину Джисона. Хан опустил руки, которыми держался за потрясающую талию хёна, и пустыми глазами смотрел куда-то в неизвестность, забыв закрыть рот и как вообще дышать — всё тело сотрясало от приятной дрожи и неуместно появившегося возбуждения. Он не слышал ничего, снова погрузившись в вакуум, и очнулся лишь от того, что его тряс смеющийся Хёнджин: — Милая девица, аха, очнись ото сна: он что, тебя заколдовал? — надрывался до слёз брюнет, вцепившись в плечи Джисона. — Я… в норме, — всё, что смог выдать закоротивший мозг девственника. — Спасибо, мальчики, за представление, а теперь продолжим! — Наён словно стала ещё веселее, хотя уже попросту некуда. Хан не знал, о чём думать, кроме как о Минхо и его божественных губах, запахе и всём остальном, вновь и вновь проигрывая недавнее происшествие. Он не следил за игрой и не отвечал, если на него попадало горлышко бутылки. Сообразительный Феликс отвечал за него, убеждая всех, что он украл удачу Джисона и тому теперь никогда ничего не выпадет, так как тот сам уже куда-то выпал. Однако когда снова послышался, на этот раз хриплый, голос Минхо, отчётливо говорящий: «Действие» — Хан всё же решил прислушаться. — Что ж, мы зашли уже так далеко, Ли Ноу, так что вот моё действие тебе: в следующую пятницу ты придёшь в той одежде, которую выберем тебе мы, девочки, проходишь в ней целый день и придёшь на нашу вторую вечеринку в ней же. Ты должен проносить юбку с топом ровно двадцать четыре часа — не меньше, — все замолкли, переваривая услышанное, а затем заговорили и заулюлюкали все разом, не щадя бедные перепонки музыканта среди них. Джисон поднял голову и посмотрел на Минхо, тот смеялся, закрыв глаза и держась за живот: — Только подберите мне подходящий цвет, чтобы я не выглядел бледной поганкой! — ответил тот, абсолютно не смутившись подобного поворота событий, его глаза превратились в полумесяцы, пустившие лучики морщин к вискам. И тогда Джисон понял, что следующая пятница станет его официальным днём смерти.***
Целую неделю Джисон не мог найти себе места: он не понимал, боится он или же жаждет того самого дня, когда Минхо придёт в, подумать только, юбке или вообще платье. Наверное, именно поэтому у него ничего не получалось всё это время: всё падало из рук, пропускались важные дедлайны, разливались напитки и рассыпалась еда. Его рассеянность и нервозность заметили все друзья и постоянно подтрунивали его: — Неужели настолько тебя впечатлили губы хёна, что ты до сих пор отойти не можешь? Джисон и сам не мог объяснить точно, жив ли он после вечеринки и своего первого в жизни поцелуя (в чём он не признался даже друзьям), ведь это казалось каким-то нереальным и прекрасным сном — он вновь и вновь прокручивал каждую деталь того вечера, вспоминал запахи и вкусы, царившие тогда в комнате, как пах сам Минхо, какие на ощупь его руки и губы. Рассеянности и тревожности прибавляло и то, что сам предмет воздыхания отсутствовал в университете и, по словам Феликса, приболел, предпочитая отлёживаться. Так что даже если бы Джисон и захотел как-то обсудить это происшествие, то не имел никакой возможности. Точнее, конечно, он мог попросить контакты у Наён или Бан Чана, которые отлично вписались в их компанию, приведя за собой всех остальных девчонок на пару с Чонином, но не делал этого по разным причинам, основная из которых заключалась в том, что он банально боялся. Боялся быть первым и проявить инициативу, ведь не факт, что Минхо чувствовал то же самое — он мог сделать это просто ради игры и ничего более не подразумевать. Погружённый в свои мысли, он даже забыл переодеться из домашней байки в пятницу и просто по привычке натянул юбку, сплошные колготки и гетры, не особо парясь по поводу внешнего вида именно в ту самую пятницу, которой боялся больше всего на свете. Отчего-то Джисон и вправду забыл, какой сегодня день недели, вспомнив об этом только тогда, когда поднимался по ступенькам в столовую, где договорился встретиться с Чонином и обсудить детали курсовой, ведь начинающий дизайнер нашёл идеальную модель и жертву в одном лице своих модных решений, которая была согласна на всё, вплоть до фотографирования и позирования. Подняв взгляд из-под отросшей чёлки, Джисон так и замер с одной поднятой ногой на середине лестницы — перед ним боком стоял Минхо в окружении двоих парней и открыто смеялся с ними над чем-то. Кажется, на мгновение, продолжавшееся целую вечность, бедный лингвист забыл, как дышать: он ожидал увидеть что-то не настолько откровенное. Ведь на старшем красовалась давно вышедшая из моды розовая юбка, прямиком сошедшая с тамблеровских страниц две тысячи четырнадцатого года, когда каждая уважающая себя модница носила подобный предмет гардероба — она сидела высоко на талии, пряча пупок, однако еле доставала до середины шикарно накаченных бёдер, слегка топорщась на ягодицах. Полоска кожи была всё же открыта, и начальные кубики пресса красиво сокращались в очередном приступе смеха Минхо, однако грудь, шею и мускулистые руки обтягивала белая нежная ткань топа, словно вторая кожа — настолько плотно прилегая к телу. Окончательно бедный мозг Джисона добили белые сетчатые колготки, такие же белые кеды и неловкая поза хёна, который слегка ссутулился и одной рукой вцепился в лямку рюкзака, свисающего с плеча. Зависшая до этого в парах миллиметров от мраморной ступеньки нога наконец с ней встретилась, и Джисон, запнувшись, начал падать, а жалкие попытки схватиться за перила привели лишь к тому, что его падение вперёд сменило направление. В голове лишь промелькнуло бездушным голосом навигатора: «маршрут перестроен», когда тот летел по ступенькам вниз. Его падения никто не заметил, так как именно в этот момент по проходу к столовой заторопились студенты, заглушив любые звуки, отчего Джисон лишь облегчённо вздохнул, а затем снова задержал дыхание и шёпотом выругался — у него встал от одного лишь взгляда на крепкие бёдра Минхо и его идеальную спортивную фигуру. И с этой проблемой ему нужно было справиться в первую очередь, поэтому маршрут снова переменился, и вместо столовой в голове замелькало «туалет, срочно». Залетев в кабинку, Джисон медленно осел по стене и постарался нормализовать сбившееся от поспешного бегства дыхание — он не ожидал настолько бурной реакции от своего тела на обычные вещи, которые никоим образом не должны были сексуализировать человека. Он же сам всеми силами старался это доказать, а сейчас заданная с юношества установка трещала по швам — прямо как юбка Минхо на его крепких бёдрах. — Да ёбаный в рот! — Джисон с силой ударил кулаком по крышке унитаза, потому что все мысли были сейчас заняты только этим невозможно прекрасным старшим в юбке и топе. Он вообще когда-нибудь так реагировал на парней или девушек в откровенных нарядах? Да вроде нет. — Почему именно ты? — шёпотом спросил он сам себя, вцепившись в волосы и подтянув колени к груди, отчего по помещению разнёсся судорожный вздох, после внезапной стимуляции просящего внимания члена. — Да пошло всё к чёрту! — с этими словами Джисон сдался и, усевшись на крышке недавно избитого унитаза, приподнял подол юбки и запустил руку под колготки. — Бляяять, — прошелестел он, откидывая голову на бачок и съезжая чуть ниже для удобства. Рука медленно прошлась по детородному органу, который, как мог поклясться Джисон, ещё никогда не был настолько сильно эрегирован. Казалось, что тот взорвётся от первого же прикосновения, но этого, к великому счастью, не произошло. Размеренно двигая кистью в привычном темпе, парень прикусил рукав байки, чтобы заглушить рвущиеся наружу всхлипы, стоны и вздохи, которые в пустой комнате разносились громким эхом, отскакивая от стен, и казалось, словно кто-то второй вторит ему в этом грязном деянии, словно Минхо сам надрачивает ему. Воображение принялось услужливо подкидывать ему изображения и образы хёна, который, так же мягко улыбаясь, как тогда на вечеринке, берёт член в свои маленькие ладошки и сам принимается его ласкать, смотря в глаза Джисону. Под тонкой тканью топа виднеются перекатывающиеся мышцы рук, а глаза озорно блестят, поглядывая на парня из-под светлой чёлки. Темп ускоряется и становится совсем хаотичным, образ Минхо сменяется один за другим в крайне возбуждённом сознании Джисона, дыхание становится глубже, и тот наконец кончает, рыкнув в ткань байки и зажмурившись до разноцветных кругов перед глазами — он ещё никогда не кончал так сильно, до дрожи в ногах и жуткой слабости во всём теле. Пару минут парень переводит дыхание, сглатывает и принимается лениво искать влажные салфетки в рюкзаке одной рукой — хорошо, что он предусмотрительно всегда носит их с собой. Постепенно выравнивает дыхание, протирает себя, моет руки и обдаёт горящие щёки холодной водой, чтобы прийти в себя, после чего пару секунд смотрит на своё отражение, удостоверяясь, что выглядит как обычно, и выходит в уже тихий коридор из-за начавшихся занятий. Вдалеке виднеется толпа студентов, ждущих профессора у закрытой двери лекционной, в конце которой взгляд снова цепляется за розовую юбку, поднимается выше и встречается с широкой улыбкой и машущей в приветствии рукой — Джисон автоматически машет в ответ и, развернувшись, снова заходит в те двери, откуда и вышел, направляясь к той самой кабинке, дабы повторить недавние действия, потому что у него вновь безбожно встал. — Как это вообще возможно? — спрашивает он у пустоты комнаты, устраиваясь на крышке туалета и запуская руку под колготки.***
— Выглядишь каким-то чересчур уставшим, — отмечает его состояние всё видящий Хёнджин. — Да просто много учёбы, ничего такого, — отвечает уже заученной автоматической фразой Джисон после своего очередного постыдного побега в туалет от вида Минхо, уже третий за день. Он сам от себя не ожидал подобного, отчего чувствовал подавленность и полную потерянность в своих чувствах и реакциях. Джисон совсем измучился и запутался за всю неделю, накрутив себя настолько, что стал нервным и дёргался от любого шороха или прикосновения. Радовало лишь то, что учебный день наконец закончился, и ему не придётся сталкиваться с таким обворожительным хёном в коридорах. — Мда, эта неделька всем нам нервы помотала, — согласился Хёнджин, вышагивая рядом со своим соседом по дороге в их комнату. — Хорошо хоть можно расслабиться сегодня на вечеринке, — добавил он чуть погодя. — Что? — испуганно спросил Джисон, почувствовав, как пересохло горло, ведь это означает, что… — И Минхо там будет, неужели не хочешь посмотреть на своего ненаглядного? — закончил за него мысль брюнет, призывно пошевелив бровями, после чего сразу же залился смехом. — Сони, неужели ты забыл про вечеринку? — недоумевал тот. — Получается, что так, — грустно ответил ему Джисон и понурил голову. — Да чего ты, повеселимся, выпьем, расслабимся, — толкнул локтем под рёбра Хёнджин. — Угу, — промычал Джисон, поняв, что не отвяжется, и ему придётся идти на эту треклятую вечеринку, иначе Хёнджин не отвяжется. — Ты так отвечаешь, словно я тебя на каторгу заставляю идти, — сразу же надулся друг. «В каком-то смысле так и есть», — подумал парень, но ответил совершенно другое: — Джинни, я просто очень устал, мне бы поспать часик-другой перед тусовкой, и я буду как огурчик, клянусь, — сложил он руки в умоляющем жесте и выпятил нижнюю губу. — Ладно, поверю на этот раз, но завтра не отвяжешься от серьёзного разговора, Хан Джисон, — полушутя, полусерьёзно заявил Хёнджин и, расслабившись, вновь весело зашагал по тротуару, напевая какую-то песню.***
Джисон и вправду поспал, только вот легче после сна не стало — голову словно набили ватой. Сколько раз он говорил себе не спать днём, каждый раз всё равно снова и снова наступая на одни и те же грабли и коря себя на чём свет стоит за допущенную ошибку, после чего заваривая очередную кружку кофе, дабы взбодриться. Вот и сейчас вместо молока Джисон добавил чуть больше воды, чем обычно, и, сделав глоток, слегка поморщился. — Сониии, что лучше: эта или эта? — ворвался на кухню ураганом Хёнджин с двумя рубашками в руках — одна белая, другая чёрная. — Вторая, — прохрипел поддерживающий рукой тяжёлую голову Джисон. — Отлично, значит можно кожаные штаны надеть, как думаешь? — утвердительный кивок, и излишне оживлённый брюнет вылетает из комнаты так же быстро, как и прилетел. Сам же Джисон, допив кофе и почувствовав себя немного лучше, находит в себе настроение и силы даже накраситься и приодеться, плюнув на все свои переживания и мысли, ведь, действительно, почему бы просто не расслабиться и не повеселиться? Любимые сетчатые колготки, короткая юбка и ярко-синий гольф; многослойные украшения на тонкой шее, отливающие серебром, на пару с пирсингом в ушах; зачёсанные назад волосы, открывающие широкий лоб, с парой выбившихся прядей, и завершающие образ синие тени со стрелками. Пока он крутился и критически оценивал образ перед зеркалом, проходящий мимо Хёнджин присвистнул, не ожидая увидеть от друга что-то помимо чёрного: — Не знал, что у тебя есть синий гольф, — удивился уже одевшийся брюнет с небольшими стрелками и хайлайтером на скулах, красиво переливающимся в свете ламп. — Люблю удивлять, — ухмыльнулся Джисон, довольный произведённым эффектом. — Готов покорять сердца и души? — шутливо протянул руку Хёнджин, встав в танцевальную стойку и слегка поклонившись. — Готов убивать, — ухмыляется в ответ Джисон и, принимая игру, приседает в реверансе, принимая руку друга.***
DVRST — Close Eyes
Выпив пару стаканчиков непонятного напитка и слегка расслабившись, Джисон вновь решает отдаться в руки музыке и растворяется на танцполе с такими же слегка захмелевшими людьми. Его уже даже не интересует, что именно там играет, лишь бы забыться на пару мгновений и не думать о Минхо, но, как назло, его искрящиеся алкоголем глаза отмечают ту самую розовую юбку, только с одним не вяжущимся дополнением к ней — грубые руки поверх ткани. Он смотрит выше и замечает выражение отвращения на красивом точёном лице хёна, а позади фигуру незнакомого высокого парня, который откровенно пьян и бесстыдно подкатывает к человеку явно без его на то согласия. Минхо старается мягко, но настойчиво убрать руки, которые проходятся по его бёдрам и задевают сетку колготок, приподнимая ткань и намереваясь залезть туда, куда ему не следует. Кровь мгновенно привычно, как и всегда перед драками, закипает от ярости, в ушах нарастает шум, а вся расслабленность от напитка и хмельной блеск глаз испаряются — Джисон даже не помнит точно, как он оказывается с этим амбалом на улице и жестоко избивает его лицо, повалив того на землю. Он отмечает, как по левой скуле расползается боль, как становится труднее дышать, как ярость постепенно скручивается кольцами, словно послушная змея, и ускользает под сердце. После чего Хан наконец останавливается, вытирая запачканные руки о футболку наглеца, что уже лежит без сознания, и, поднимаясь на ноги, автоматически вытирает рукавом губы, осознавая на периферии сознания, что и у него течёт кровь. Он решает оглянуться и замечает, что на улице помимо него стоит ещё человек тридцать, безмолвно и в ужасе наблюдавшие за происходящим, не осмеливаясь подойти и разнять дерущихся. Джисон всегда знал, когда нужно остановиться, даже находясь под влиянием ярости, но и для него стало сюрпризом то, как излишне эмоционально он отреагировал. Теперь он стоял и растерянно искал взглядом знакомые фигуры или лица друзей, но натыкался лишь на расширенные в страхе глаза незнакомцев и почувствовал себя очень неуютно и даже грязно — что он показал себя с такой стороны. — Сони, давай, пойдём, — тихий голос Феликса раздаётся со спины, и парень, вздрогнув, поворачивается всем корпусом к нему, встречаясь с тёплыми ладошками друга, которые уверенно уводят его из круга подальше от дома к небольшому скверу. — Я сейчас сбегаю за аптечкой, а ты посиди тут и подожди меня, хорошо? Только никуда не уходи! — тараторит Феликс в волнении и сразу же растворяется в ночной тишине. Пару секунд Джисон даже не до конца осознаёт, что произошло, однако постепенно ему становится совсем трудно дышать, а удивительно жаркая ночь начинает давить своей духотой голову, окольцовывая её болью. Поэтому он медленно поднимается с лавочки, куда его усадил друг, и присаживается на бордюр, ощущая холод каменной поверхности на коже бёдер — это помогает немного прийти в себя. Откуда-то издалека доносится шум вечеринки: еле слышные басы музыки, пьяные вскрики и улюлюканье, гул машин и шелест листьев. Постепенно до Джисона доходит, каким же идиотом он выглядел в глазах всех: надо же, так сильно вспылить из-за обычного приставания к человеку, чтобы избить того чуть ли не до смерти. Ему становится так гадко и паршиво, что в глазах начинает щипать — хочется расплакаться от всей этой нервотрёпки за всю неделю по поводу учёбы, надвигающихся экзаменов, перебоев в работе и запутанных чувств. Звук шагов отрезвляет пришедшего в полное уныние парня, и тот с силой натягивает на себя маску беспечности, шмыгая носом.DVRST — Dream Space
DVRST — Endless Love
— Привет, не против, если я помогу тебе вместо Феликса? — раздаётся мягкий тихий голос того, кто запутал все внутренности узлом, а мысли превратил в переваренную кашу. Рядом тихо опускается на колени Минхо с аптечкой, пытаясь заглянуть в лицо человека напротив. Джисон же лишь замирает статуей, смотря себе под ноги, по-прежнему обхватывая голову руками, хотя и не заметил, когда он сел в такую позу. Тонкие пальцы осторожно касаются подбородка и приподнимают его, чтобы осмотреть лицо. Джисону страшно как никогда в жизни, отчего глаза непроизвольно закрываются сами — только бы не увидеть разочарование или отвращение на красивом лице напротив. — Хей, я не кусаюсь, посмотри на меня, пожалуйста, — просьба хёна такая же мягкая, как и его пальцы, принявшиеся нежно поглаживать кожу на нетравмированном участке. Собравшись с духом, Джисон всё же открывает глаза и сразу же теряет дар речи и любые мысли, которые у него когда-либо были в этой жизни вообще — взгляд Минхо такой тёплый и ни капли не осуждающий, слегка обеспокоенный и озорной, но не более того, ни единого следа от злости или гнева, отвращения или упрёка. — Ну вот, видишь, а теперь, пожалуйста, дай мне тебя залатать, — сегодня, видимо, говорит только Минхо, потому что возможность Хана мыслить и разговаривать растворилась в ночи безликим туманом — остался только ветер в голове, мягкий майский ветер, нежно обдувающий его пустые стенки черепной коробки. Тем временем старший, устроившись поудобней, стал раскрывать аптечку и смачивать небольшие шарики ваты перекисью, а затем аккуратно прикладывать их к лицу, нахмурив в усердии брови. Джисон лишь смотрел и впитывал каждый взмах длинных пушистых ресниц, каждый вздох и тихое «прости» на его шипение от боли, каждое движение бровей и пальцев, спадающих и сразу же сдуваемых на лоб светлых волос цвета пшеницы. Он словно видел всё и ничего одновременно, осознавал и был глупейшим во всей Вселенной — и ему неожиданно понравилось в молчании находиться с этим невероятным человеком. Не хотелось говорить вообще ничего, просто вот так смотреть и быть в моменте — всё, что ему было нужно. — У тебя кровь по-прежнему течёт из носа, — мягко отмечает старший, прикладывая шарики с ватой к носовым пазухам и, слегка сдавив чуть выше них, наклоняет голову Джисона вперёд. Тот с интересом отмечает в голове, что Минхо обучен основам оказания правильной первой помощи, отчего внезапно слегка улыбается. — Спасибо, — хрипло говорит Джисон впервые с прошлой пятницы. — Пожалуйста, думал, ты вообще забыл, что такое человеческая речь, — не смог удержаться от подкола Минхо, слегка усмехаясь. От ноток этого веселья в голосе старшего по рукам пробегают мурашки. — Я, на самом деле, говорливый, только не со всеми, — неожиданно даже для самого себя отвечает Джисон, по-прежнему склонив голову, чтобы остановить кровотечение, и вперив взгляд в бёдра, обтянутые белой сеткой. — Что же мешает быть таким со мной, мне бы хотелось тебя послушать? — интересуется Минхо, отпуская нос с головой и переходя к избитым костяшкам левой руки, перед этим аккуратно, но уверенно заменив свою руку правой джисоновой. Тот пару раз моргает, пытаясь обдумать вопрос, а затем вздыхает и отвечает, потому что уже устал и, как бы неловко ему ни было, этого разговора никак не удалось бы избежать: — Потому что мне страшно, — коротко, но не совсем ясно. Минхо на пару мгновений замирает с ваткой над рукой, а затем снова продолжает свои действия. — Почему? — безэмоционально спрашивает он. — Потому что мне впервые страшно опозориться перед тем, кто мне давно нравится, но, видимо, я уже это и так сделал, — Джисон сам в шоке от своих слов, от того, как легко ему было сказать это не кому-нибудь, не Хёнджину, его самому близкому другу, а Минхо — его предмету воздыхания, который заполонил весь его разум. — Завернул что надо, конечно, — усмехается старший и жестом просит дать другую руку, чему Джисон беспрекословно подчиняется и зажимает нос левой, чистой рукой. — Правда не стоило так бояться, потому что у меня есть такие же опасения, Джисон, — тушуется под конец Минхо, и имя парня звучит совсем еле слышно. — Джисон, — одними губами вторит ему избитый, — чтоп, сто? — от волнения язык Джисона подвёл его, когда дошло осознание сказанных ему слов, и он резко вскидывает голову, чтобы посмотреть на хёна. — Слух тебя не подвёл — ты мне тоже нравишься, и я боялся к тебе подойти, ведь ты, ну, как бы, знаменитость, — нервно улыбается Минхо, принимаясь теребить подол своей юбки. Пока Джисон тупо и неверяще пялится на него, тот поднимается и садится рядом, соприкасаясь коленями — Хан конкретно залипает на контраст их колготок, толщины бёдер и остроты колен. — Я же и оделся так потому, что хотел как-то привлечь твоё внимание, ведь я не особо заметен, а девочки предложили разыграть игру, чтобы это не выглядело слишком подозрительно, — слова Минхо никак не хотят обрабатываться закоротившим мозгом Джисона, отчего тот как-то слишком долго молчит, но затем понимает, что от него ждут какой-то реакции и, встрепенувшись, поясняет: — Прости, я просто… — пояснения не вышло, потому что он сам ещё не понял до конца, что вообще произошло. Минхо? Сам? Захотел так одеться и привлечь его, Джисона, внимание?! Это какой-то сюр. — Я так сильно тебя смущаю? — спросил в свою очередь тот, подковыривая носком кед камешек. — Нет, то есть… да, но… нет, подожди, — начал заикаться Джисон и запустил в неверии руку в волосы, совершенно их разлохматив. В ответ он лишь слышит тёплый смех хёна и неосознанно поворачивается в его сторону. Вид Минхо, опирающегося на руки позади и откидывающего голову с дёргающимся в смехе кадыком снова выветривает все мысли из головы. — Скорее поражаешь, — отвечает в итоге он. Минхо вскидывает голову и непонимающе смотрит на Джисона, слегка приподняв бровь. — Поражаешь своей красотой и, в принципе, собой, я давно хотел с тобой познакомиться, — тут пришло время смущаться Джисону, поэтому он отвернулся и снова уставился на их соприкасающиеся ноги. — Не думал, что мы два настолько одинаковых придурка, — засмеялся во весь голос Минхо, и по глухому стуку стало ясно, что тот полностью лёг на траву. Смех был такой заразительный, что Джисон и сам засмеялся в ответ, отчего даже пошли слёзы. Он в который раз для себя отметил, что, несмотря на всю смущающую и неловкую атмосферу, ему было легко и комфортно со старшим — ни с кем ему не было настолько спокойно и расслабляюще приятно не только разговаривать, но и молчать. — Кстати, спасибо, конечно, но за меня не нужно было вступаться, я бы смог отвадить этого парня от себя, — ну вот они и вернулись к злобоночной теме. — Я вступаюсь за любых людей, не важно, кто они и как одеты — тем более, — легко срывается с языка его жизненное кредо. — Поэтому ты так одеваешься? — мягко интересуется Минхо, и его голос серьёзен и осторожен. Отчего-то Джисону хочется поделиться всем именно с ним и именно сейчас: — И да, и нет. «Да» потому, что я считаю, что одежда — всего лишь одежда, которая никоим образом не влияет на то, как себя позиционирует человек. Это лишь базовый элемент выживания, то есть защита организма, удобство и способ выражения своего настроения — не более. У меня четыре сестры, и я всю жизнь наблюдал, как к ним приставали все, кому не лень, если они надевали юбки и, не дай богам Олимпа, мини-юбки или платья с декольте — каждый засранец чувствовал своим долгом приклеиться к ним, даже если им явно было не больше двенадцати. «Нет» потому, что мне просто так удобно, я чувствую себя лучше и уверенней, когда одеваюсь именно так — в школе я стыдился и стеснялся этого, но постепенно сёстры помогли принять это в себе и перестать ненавидеть, а полюбить эту сторону. Сначала меня, естественно, задирали за это и в прямом и в переносном смысле: поднимали юбку и спрашивали, где мой член, отвалился ли, отсох ли и тому подобное дерьмо. Через год уже я у них спрашивал подобные вещи, когда они ели лицом землю и глотали песок после любых приставаний ко мне или девушкам. После я стал замечать, что пристают ко всем, и других слов, кроме как кулаков, они не понимают, поэтому и стал таким, каким стал, — впервые Джисон делился подобными мыслями и умозаключениями. Это было самое сокровенное у него, что только может быть, отчего даже голос немного подрагивал. Но он чувствовал, что Минхо тот человек, который поймёт его, и он не ошибся: — Извини, что я таким образом попытался привлечь внимание, я не знал, насколько это важно для тебя. И… спасибо, что поделился этим со мной, — в его голосе слышалась явная неловкость, зажатость. — Нет, не извиняйся, ты чего, — мягко улыбался уже Джисон, повернувшись к Минхо, — моё внимание ты привлёк ещё год назад. К тому же я сказал, что одежда для меня лишь способ самовыражения и, по сути, просто тряпки на теле, защищающие нас от дождя, жары и холода, — теперь его очередь рассматривать широко раскрытые глаза парня, который осмысливал его слова. — О, — губы Минхо красиво приняли идеально круглые очертания, когда до него дошёл смысл сказанного, после чего те расплылись в лёгкой смущающейся улыбке. — Какой твой любимый цвет? — внезапно спросил Джисон. — Синий? — как-то слишком высоко ответил, но как будто спросил сам себя Минхо, пройдясь взглядом по торсу Джисона, — А у тебя? — Розовый, — улыбнулся тот, а затем рассмеялся, также откинувшись на траву. Вскоре рядом послышался заливистый смех старшего, приятно оседавший на коже. Огромное чёрное небо смотрело на них свысока, в поле зрения попадала лишь листва дерева, освещаемая рыжеватым светом уличного фонаря. Тёплый ночной воздух ласково трепал развалившуюся причёску, и Джисон вдохнул его всей грудью — сладко. Пахло липой и свежим речным воздухом, а также ночью — холодом, свежестью и спокойствием, оседающим в лёгких. И мятой, запах мяты и яблок ненавязчиво забивался в каждую пору слизистой, прочно соединяясь с образом Минхо в голове. Робко и трепетно его руки коснулась мягкая другая — поменьше — и переплела свои пальцы с его. И вот тогда стало совсем хорошо.***
С той памятной ночи произошло многое: старшие ребята окончили университет, младшие доучивались последний курс, некоторые из них стали парами, например Минхо и Джисон, Чанбин и, неожиданно для всех, Феликс; прошли летние каникулы, прошли экзамены, прошли ссоры и примирения, трудности и радостные события. Их компания сблизилась, и они все вместе ездили в горы, хаживали лесные тропы и путешествовали по миру, проживая свою молодость во всей красе. Чонина заметил декан благодаря своей выдающейся курсовой работе и модели в качестве известного каждому драчуна, отчего его стали приглашать на модные показы, давать возможности стажировки за границей с именитыми дизайнерами, на которых он так стремился быть похожим, но всё же имел свой собственный, уникальный стиль. Хёнджина взяли на стажировку в правительство, и совсем недавно он в полном восторге рассказывал чуть ли не птицам на деревьях, что ему довелось быть синхронистом для самого президента Соединённых Штатов. Ему сулило хорошее будущее, так как руководитель отметил его профессионализм и остался крайне доволен. Каждый занимался тем, что любил больше всего на свете, Джисон в том числе — ему предложили продюсерский контракт с одной из ведущих музыкальных компаний, чему Минхо был рад даже больше, чем он сам. Кстати о них: под конец зимы они стали жить вместе, оставив Хёнджина на попечение себя самого, о чём тот не уставал жаловаться всем ребятам их компании, хотя в памятной комнате общежития все бывали куда чаще, чем у себя дома. Очередной вечер их совместной жизни был таким же тёплым и приятным, как и до этого — с Минхо всё было так. Любое событие Джисону хотелось разделить с ним, и, что бы ни произошло, Минхо всегда умел находить нужные слова для него, как и Джисон для Минхо. Они действительно оказались очень похожи в увлечениях, чувстве юмора, вкусовых предпочтениях и, что самое главное, в жизненных ценностях и целях. Конечно же, они всё же были разными людьми, с различающимися хобби и страстями, но это позволяло им оставаться интересными друг для друга: когда Джисон слушал и видел, как увлечённо Минхо рассказывает о породах камней и минералах, как копается во время их походов с друзьями в реках, водоёмах, земле и скалах, радуясь найденной окаменелости или камню, он радовался вместе с ним, наслаждался его улыбкой и возбуждением в сверкающих глазах. Минхо тем временем как заворожённый любил издалека, точно кот, наблюдать за тем, как работает Джисон над новой песней или текстом с очередным переводом, как рассказывает о сложностях языка и музыкальных особенностях. Естественно, между ними, как и с другими парами, случались ссоры, недопонимания, но они умели говорить друг с другом, обсуждать проблемы, решать их. В конце концов оба были взрослыми осознанными людьми. Минхо во всём стал для Джисона первым: первая влюблённость, затем любовь, первые отношения, первый поцелуй, первый секс — он был для него тем, кто открыл ранее неведомые чувства, которые оказались чрезвычайно важны для человека, который умел любить только неодушевлённые деяния и предметы, который знал лишь любовь дружескую, а не всеобъемлющую, более хрупкую, чувственную, тёплую, обволакивающую. — О чём задумался? — чмокнул его в щёку Минхо, уютно устроившийся в объятьях за их пятничным просмотром фильма. — О тебе, — улыбнулся выскользнувший из своих размышлений Джисон и поцеловал парня в ответ в макушку, вдохнув такой безумно приятный аромат яблок. Он только потом узнал, что Минхо всегда пользуется яблочным шампунем и ядерной мятной зубной пастой, от которой у Джисона горит вся поверхность рта и, кажется, сгорит к херам собачьим прежде, чем тот дочистит зубы и выплюнет её. — Да? И о чём же именно думал? — Джисон часто делился своими размышлениями, и тогда они подолгу рассуждали, посмеиваясь и перебрасываясь шутками в полной темноте их квартиры, но сегодня ему почему-то не хотелось разговаривать. — Помнишь ту юбку? — странно спросил Джисон, возвращаясь в далёкие воспоминания о том злополучном дне и трёхразовом походе по туалетам кампусов. — Которую тогда надел, чтобы внимание твоё привлечь? — не понял Минхо, заинтересованно оглядываясь через плечо, чтобы рассмотреть выражение лица своего парня. — Да, она самая, она у тебя осталась? — пару секунд Минхо всматривался в очертания любимого лица, на которое падал свет телевизора, а затем расплылся в хитрой улыбке, кивнул и, сбросив плед, поспешно вышел из комнаты, принимаясь, судя по доносящимся звукам, копаться в шкафу.Billie Eilish — Bad Guy (PatricRexa remix)
Джисон остановил фильм и отключил экран, погрузив комнату во мрак — лишь свет фонаря проникал через окно их третьего этажа. «Прямо как в ту ночь» — подумалось ему прежде, чем в проходе появился Минхо. Он надел не только юбку, но и тот самый топик с колготками, словно ждал этого дня. Сам он не раз говорил, насколько сильно любит стиль Джисона и его самого, юбки и колготки которого сводили иногда того с ума ещё в университете, когда младший даже не знал о его существовании. Минхо медленно стал подходить к дивану, словно сытый довольный кот перед своей очередной добычей, которую не собирался есть — лишь играть. Джисон забыл, как дышать, и решил так же выбить воздух из лёгких Минхо, резко подорвавшись и схватив того за талию, усадил на свои бёдра. Тот резко выдохнул и, поудобнее устроившись, немного откинулся назад и сделал пробное круговое движение — последовавший за этим тихий стон вызвал довольную улыбку. Джисон начал медленно, томно вести руками по ребристой поверхности бёдер, залезая под подол юбки, и, остановившись в каких-то парах миллиметров от жаждущего внимания члена возлюбленного, сказал: — В тот день я дрочил в туалете три раза — стоило только увидеть тебя, как я сразу убегал как ошпаренный, потому что в юбке стояк виден куда лучше, — Минхо задохнулся от подобных слов, ведь он думал, что только он один испытывает иногда чересчур сильные чувства и часто кусается в порыве страсти, не зная, куда деть все эти эмоции. — Серьёзно? — хрипит он, толкаясь бёдрами навстречу рукам, но те начинают скользить дальше, очерчивая ягодицы. — Первый раз, когда только зашёл в универ, я даже с лестницы тогда упал, а ты не заметил, — голос стал глубже, и Минхо сразу же покрылся мурашками с головы до пят, слегка вздрогнув. — Детке нравится мой голос? — промурчал Джисон, по-хозяйски сжав мягкие половинки, с удивлением отмечая, что старший надел только колготки с юбкой, отчего, кажется, возбудился ещё больше. — Да-а, — простонал тот. Минхо жутко нравилось, когда его ягодицы становились предметом терзания Джисона — его эрогенная зона, помимо шеи. — И я видел, как ты упал, просто не говорил об этом. — Да? А знал ли ты, — направляет пальцы к заднему проходу, — что как только я подрочил на тебя и вышел из туалета, снова увидел тебя и вернулся туда? — Минхо в очередной раз удивляет его находящейся в анусе пробкой. — Я готовился, — отвечает тот на приподнятые брови, — конец недели всё-таки, хотел расслабиться вдвоём, но ты придумал способ поинтересней. — Какой умница, — заулыбался Джисон и, не выдержав, прильнул к полоске кожи между юбкой и топиком, подхватив Минхо за ягодицы. Прекрасный для его ушей стон стал ему ответом. — Я тогда думал, что ты избегаешь меня из-за поцелуя, — еле выдавил из себя старший, извиваясь под ласками. Джисон перешёл к шее и медленно продвигался к уху, вылизывая скулы и линию челюсти, чувствуя дрожь парня под собой. — Этот поцелуй был лучшим в моей жизни, солнце, — Минхо в очередной раз застонал — ему слишком нравились прозвища, которые давал ему Джисон. — Пожалуйста, Хани, я так хочу тебя, — не удержался тот, отправив все правила их мнимой игры к чёрту. Он слишком соскучился по Джисону в активной позиции, давно планируя этот вечер и подготавливая себя. — Сейчас, детка, помоги мне раздеться, — попросил того Джисон и, отпустив, лёг назад. Минхо сначала разочарованно вздохнул, немного растерялся, а затем возмутился, но принялся стягивать с младшего его домашние треники. Он решил отомстить ему за такое непослушание и начал выцеловывать ноги, начав со стопы и пальцев и постепенно переходя к бёдрам и тазобедренным косточкам. — Боги Олимпа, Хо-о, прошу тебя, — не выдержал Хан и подался навстречу бёдрами, получив в ответ лишь смешок и чмок в эрегированный член. — Теперь ты меня упрашиваешь, м? — они любили дразнить друг друга, ведь от этого становилось только горячее и распалялась их и так не угасающая страсть. — Да я готов встать перед тобой на колени, ты же знаешь, иди вообще сюда, — колени от такого высказывания подогнулись уже у Минхо, но он подчинился и полез за поцелуями, ставшими слишком смазанными и хаотичными. Джисон снова начал играть с ягодицами, периодически надавливая на пробку и улыбаясь в поцелуй тихим стонам любимого хёна. Раздаётся треск, разнёсшийся по тишине комнаты, заполненной лишь шумом улицы и вздохами двух любящих парней — Джисон рывком разорвал колготки и принялся доставать пробку, которая легко выскользнула из разработанной дырочки с тихим звуком: — Не расстраивайся, я куплю тебе новые, детка, — прошептал Хан и начал искать глазами смазку. — Вот, и я не расстроился, Хани, — протянул ему тюбик Минхо, улыбаясь ему самой тёплой улыбкой, которую так любил Джисон. — Я люблю тебя, — вырвались мысли в слова. — Я тоже тебя… ах… люблю, — задохнулся словами старший, когда Хан проник в него сразу тремя пальцами, обильно смазанными холодной смазкой. — Персик? — удивился Джисон, когда до него донёсся запах, обычно его парень отдавал предпочтение вишне или винограду. — З-захотелось раз-знообразия, — начал заикаться тот, — Хани, пожалуйста, ну я готов, прошу тебя, я… — он снова задохнулся, когда младший добавил четвёртый палец, чтобы точно убедиться, что тот готов. — Детка, приподнимись немного, — вкрадчиво попросил Джисон, и Минхо незамедлительно повиновался. — Я сам, — внезапно оттолкнув от себя Джисона, сказал старший и принялся медленно насаживаться. Джисон закинул голову от яркости ощущений и вцепился в бёдра Минхо, зашипев. — Посмотри на меня, — попросил Минхо, полностью насадившись на член парня, но не двигаясь на нём. Кажется, мир Джисона развалился окончательно, когда он увидел тяжело дышащего Минхо в этой сраной юбке и топе, который, как оказалось, был ещё и с открытой спиной, чего он не знал год назад, в этих колготках, на его члене, отчаянно алевший щеками и с блестящими глазами. А затем он начал двигаться, и Джисон застонал в голос от всего и сразу — слишком потрясающе, чтобы справиться со всеми ощущениями, навалившимися волной, сразу. Минхо двигался очень медленно, постепенно наращивая темп, а иногда останавливаясь, чтобы перевести дыхание. Джисон наблюдал, как складывается юбка от его движений, водил руками по бёдрам, ягодицам и торсу — он досконально знал тело своего парня, отчего, закрытое от его взгляда, оно выглядело ещё более прекрасным, манящим, дразнящим. Он много раз представлял себе именно этот момент, но это превзошло все его ожидания — Минхо постепенно потерялся в ощущениях сам и, опершись о грудь Джисона, принялся хаотично ускорять темп, не сдерживаясь в стонах и возгласах. Джисон заметил дрожь в таких любимых бёдрах и вмиг поменял их местами, уложив старшего на диван вместо себя. Тот обхватил его талию ногами и притянул к себе для поцелуя, укусив нижнюю губу — он совсем уже не сдерживал себя, начав даже царапать спину. Джисон никогда не был против, его это даже заводило — этот контраст лёгкой боли с крышесносным наслаждением. Вскоре темп совсем вышел из-под контроля, их голоса и вздохи слились в неразборчивую кашу, и Джисон решил сменить позу, достигнув максимальной глубины, чтобы доставить большее удовольствия своему любимому человеку: поднял его обтянутые колготками ноги, сдвинув их максимально друг к другу, и положил к себе на плечо. Минхо широко распахнул глаза, вцепившись в обивку дивана. Джисон стал вдалбливаться с невероятной скоростью, также забывшись в их соитии, бормоча слова похвалы вперемешку с милыми прозвищами. Минхо периодически закатывал глаза и запрокидывал голову, красиво выгибаясь ему навстречу. Вскоре его ноги стали подрагивать в крепких руках Джисона: — Ха-ани, я… я поч… — не успел договорить Минхо, выгнувшись дугой и широко раскрыв рот, сотрясаясь в оргазме. От рефлекторного сжатия внутри Джисон последовал за ним, предварительно выйдя и кончив на ткань юбки. Минхо тяжело дышал, его могучая грудь тяжело вздымалась, а ноги слегка подрагивали. Джисон же быстрее пришёл в себя и успел сходить за тёплым полотенцем, чтобы протереть любимого, нежно покрывая при этом любую часть тела, куда мог дотянуться: кисти рук, икры, алеющие щёки, потный висок. — Ханиии, — протянул-простонал Минхо. — М? — оторвался от своего занятия Джисон. — Я хотел тебя внутри себя полностью, — не очень ясно высказался тот, пребывая в посторгазменной дымке, но парень прекрасно его понял. — Прости, любимый, не хотел сильно тебя пачкать, — фырканье в ответ. — Дурак, — очень нежно обозвал его Минхо и попросил: — Поцелуй меня, Хан Джисон. — С удовольствием, Ли Минхо, — немного подыграл ему парень и прильнул к опухшим губам. Поцелуй вышел практически невинным, но таким домашним и мягким, что защемило сердце. — А всё-таки я привлёк твоё внимание этим нарядом, — устало сказал Минхо. — Нет, меня привлёк ты сам, наряд — это лишь побочное действие моей внимательности к тебе, — сложно выразился Джисон, поправляя прилипшие ко лбу волосы и наблюдая, как довольно жмурится парень. — Опять ты своими мудрёными предложениями, — зевнул Минхо и сонно посмотрел на него, — пойдём спать? — Да, — коротко ответил на этот раз Джисон, подхватил своего парня и понёс в спальню переодевать того в пижаму, укладывать и обнимать всю оставшуюся ночь во сне.