Его выбор

29 ноября 2012 года С мерным стуком капли дождя разбивались об оконное стекло, скользя вниз, оставляя за собой мокрые дорожки. С той стороны бушевал ливень, но для поздней осени это было привычное явление. Природа готовилась к суровой зиме и перед сном изо всех оставшихся сил оплакивала последние дни ноября. И, хотя погода не была столь мерзкой, как зимой, твое настроение неуклонно скатывалось к отметке «отвратительно». А ведь когда-то ты любил осень. Когда другие сильнее закутывались в свои одежды и ругали всё никак не прекращающие идти дожди, ты радостно приветствовал это время года. Ты смеялся, когда говорили, что осенью природа умирает. Ты не соглашался, когда люди называли это время года самым печальным. Нет, для тебя оно было окутано ореолом романтики, когда, вдыхая свежий после дождя воздух, наполненный какой-то мистической притягательностью, ты, наконец, чувствовал себя живым. Когда-то ты не понимал, почему другие не замечают всей прелести листопада, ведь огненно-красные листья, опадая, покрывали землю, закрывая собой городской мусор, разбавляя серость дней яркими вспышками красок. Нда, когда-то ты думал, что любишь осень… В твоей комнате было темно, лишь редкие вспышки молний на миг освещали помещение, но за год ты спокойно мог ориентироваться здесь с закрытыми глазами, превосходно помня, где что лежит. Весьма полезное умение, особенно если учесть, что месяц назад отключили электричество, а на улице с каждым днём становится всё темнее. Ты сидел возле окна в мешковатых джинсах и черной футболке, поеживаясь, когда ветер, прорвавшийся в щель незаклеенной рамы, окутывал тебя ледяными объятиями, и, докуривая неизвестно какую по счету сигарету, смотрел на буйство стихии. Перед тобой на широком подоконнике стояла парочка пустых бутылок, пепельница, гора окурков, из которой в любой момент могли упасть открытая и уже на половину выкуренная пачка сигарет и права на имя Колина Битти. Из-за отсутствия света осмотреть что-то большее в этой комнате было тяжело, да и ничего, стоящего внимания, тут не было. Закашлявшись, ты бросил окурок в пепельницу и, потирая горло, поднялся на ноги. Подойдя к столу, подпирающему боковую от окна стену, ты попытался найти среди наваленного там хлама бутылку с водой, но все или были пусты, или имели на дне странный осадок. Тяжело вздохнув, ты как-то растерянно осмотрел свое пристанище, не особо останавливая взгляд ни на потрепанном кресле возле окна, ни на кровати, единственном предмете мебели, что можно было назвать новым, ни на шкафу с оторванной дверцей, в котором хранилось всё, начиная с чашек и заканчивая парой футболок и джинс. Пить хотелось немилосердно, так что тебе ничего не оставалось, как надеть старую темную куртку и, захватив несколько смятых купюр из грязных брюк, сваленных в кучу рядом с другой одеждой, давно нуждающейся в стирке, выйти на улицу. Машина стояла недалеко от дома, но ты всё же промок до нитки. Подойдя к автомобилю, ты, поскользнувшись, вваливаешься в салон, и, взлохматив свои мокрые темные волосы, неторопливо трогаешься с места, внимательно смотря на дорогу. Было всего пять часов после полудня, но улицы оказались пустынны, как в каком-то старом фильме ужасов о городе-призраке, и хотя ты понимаешь, что из-за дождя жители просто попрятались по домам, не решаясь выйти в такую погоду, но неприятная дрожь всё же прошлась по телу. Ты ещё пару минут едешь по знакомым улочкам к ближайшему и единственному кафе этого города и, наконец, сворачиваешь к небольшому одноэтажному зданию с яркой вывеской «Coffee&Donut». Вновь быстрая пробежка под дождем, и вот ты в теплом помещении. Садясь за свой любимый крайний столик, машешь официантке, и почти сразу пухленькая Кетти ставит перед тобой чашку крепкого, горячего кофе. Даже не глядя на рыженькую девушку, ты сразу берешь в руки чашку, пытаясь отогреть руки, и, лениво откинувшись на спинку стула, смотришь на место, где работаешь по вторникам и пятницам. Если с улицы кафе казалось небольшим, то внутри было довольно просторным. Стены были выкрашены в бледно голубой цвет, а на столиках лежали клетчатые скатерти, прожженные любителями тушить сигареты о стол. За барной стойкой красавица Марта что-то выговаривала официантке, одновременно старательно протирая стаканы и косясь на тебя взглядом. Да, ты должен был принять и это. За тот год, что ты жил в этом маленьком, Богом забытом городке ты так и остался чужаком и навряд ли станешь одним из своих, даже прожив здесь не один десяток лет. Кроме тебя из посетителей был лишь старик, читающий за угловым столиком карманную книгу, и немолодая женщина, сидевшая в одиночестве и старательно набирающая что-то на клавиатуре ноутбука. Будто почувствовав твой взгляд, она оторвалась от экрана и, взяв в руки давно остывшую чашку с кофе, посмотрела на тебя своими карими глазами, скрытыми за толстыми стеклами очков. Меган Флэгг была единственной, с кем ты общался больше, чем требовала простая вежливость, и, несмотря на некоторые её странности и всё свободное времяпрепровождение за ноутбуком, она, пожалуй, была единственной, кто знал о тебе и твоей истории всё. Лишь перед ней ты решился сорвать вуаль со своего прошлого, позволив постороннему прикоснуться к своим воспоминаниям. Она не стала тебе другом, ведь даже друзьям далеко не всё можно сказать, не так ли? Нет, она стала тем человеком, кому можно рассказать обо всём, не задумываясь, не подбирая слова (хотя ты иногда сожалел, что приблизил её к себе), её поддержка была нужна тебе. Улыбнувшись, Меган махнула тебе рукой, одними губами прошептав что-то вроде: «Привет, Колин», раздражающе растягивая гласные в имени, прекрасно зная, как тебя это бесит. Колин… Даже спустя столько лет тебе непривычно ощущать это имя своим. Конечно, зная так много, она не могла не поддеть тебя, но прежде, чем ты успел ответить очередной колкостью, Меган, озаренная новой идеей, сосредоточила свое внимание на ноутбуке. Ты отпил немного кофе и, поморщившись из-за горечи, повернулся к окну. Ты никогда не любил этот крепкий напиток, хотя почему-то в любых забегаловках, кафе и ресторанах заказывал только его. Ты никогда не допивал его до конца, иногда оставляя совсем не тронутым, предпочитая лишь вдыхать аромат и чувствовать на губах слегка ощутимый горький привкус. Ливень усилился, и за окном стояла сплошная стена воды. Прикрыв глаза, ты вслушивался в шум дождя, прерываемый негромким голосом диктора новостей в черно-белом телевизоре над барной стойкой, шелестом переворачивающихся страниц карманной книги и вдохновенным стуком по клавишам ноутбука Меган. Ты понимал, что из-за нескольких бессонных ночей твои глаза закрываются и ты можешь заснуть прямо здесь, но стряхнуть с себя сонливость было трудно. Звук дождя, барабанящего по асфальту и стеклу, тепло и запах вишневого пирога, наполняющий помещение, – всё это усыпляло. Лишь гнев, отчаяние и страх не позволяли окончательно провалиться в спасительные объятия Морфея, заставляя балансировать на грани реальности. Ты вздрогнул от неожиданности, услышав громкий, слишком громкий в этом умиротворении, хлопок закрывшегося ноутбука. - Колин, ты мрачнее тучи, что случилось? – обеспокоенно спросила Меган, садясь напротив. Закрытый ноутбук уже был надежно спрятан в чехол и устроен на середине стола. - У тебя пропало вдохновение или ноутбук, наконец, разрядился? – тебе не нужно было даже смотреть в её сторону, чтобы понять, что она прищурила опасно заблестевшие глаза и сложила губы трубочкой. - Мне что, уже нельзя спросить, как ты? Может, я за тебя волнуюсь! - Ты? Волнуешься из-за меня? – повернувшись к Меган, ты устало ухмыльнулся, смотря на неё своими тёмно-карими глазами. - Скорее я поверю, что ты всё же выполнила свою угрозу написать обо мне, и сейчас тебе нужно продолжение. - Ну… - Меган!? - смотря, как она покраснела и стыдливо отвела глаза в сторону, ты едва не сорвался на крик, боясь, что окажешься прав. - Да ну тебя, Колин, придумаешь тоже! – нервно засмеялась она. - Я ведь, правда, переживаю. Ты сегодня очень хмурый, должно же этому быть оправдание, – поддавшись вперед и оперевшись локтями о стол, она положила подбородок на переплетенные пальцы, смотря прямо в твои глаза. - Ты ведь знаешь, что можешь всё мне рассказать, я пойму и помогу найти выход. Помолчав минуту, ты внимательно смотрел на сидевшую напротив женщину и всё никак не мог понять, почему, действительно, хочешь рассказать ей всё. Тяжело вздохнув, ты, наконец, произнес: - Я получил письмо. - И что? – она непонимающе уставилась на тебя своими глазищами. – Все получают письма, даже ты. Правда, они в основном от кредиторов, но… - Письмо от сестры, – перебив её, ты сильнее сжимаешь пальцами чашку. - Эвы? Я думала, что она тоже не знает, где ты. - И я так думал. Видимо, недостаточно хорошо прятался, - тяжело вздохнув, ты потер переносицу, смотря перед собой невидящим взглядом. – Мама ехала к Эве, когда в её машину врезался грузовик. Она серьезно пострадала, и в реанимации у нее отказало сердце. - Так твоя мать…- Меган замялась, не в силах произнести ни слова. - Да, она умерла. Договаривай, Мег, не бойся суеверий. Я вот уже не боюсь слов «смерть» и «умер». Ты ведь знаешь, я не очень был близок с матерью, она жила отдельно с отчимом и сестрой, но я впервые понял, как близко к нам ходит смерть. Кажется, будто между людьми и этой дамой с косой поставлено стекло, через которое мы не можем разглядеть её облика, а вот она успешно наблюдает за нами, и, когда стекло трескается, она забирает с собой тех, кто оказался слишком близко к разлому. Кто знает, может, через пару секунд и я попаду под лезвие её косы, - прикрыв на секунду глаза, ты как-то устало выдохнул. - Послезавтра её похороны, и Эва хочет, чтобы я был там. - Так ты поедешь? Он ведь тоже там будет, - тихо, будто произнося страшную тайну, прошептала женщина. - Думаешь, я не знаю этого?! - стук упавшей на стол чашки привлек внимание. Подождав, пока Кетти соберет осколки, вытрет кофе и отойдет подальше, ты вцепился себе в волосы, сильно стиснув их руками. - Я знаю, Мег. Знаю, что если увижу его, то точно сойду с ума, и на этот раз мне ничего не поможет, но разве я не должен проститься с матерью? Ведь даже тогда, семь лет назад, когда я уезжал из Блэ́кберна, то никому не сказал ни слова и не попрощался с ней. Я обязан быть там, но если я увижу их, то… - Колин, - тихонько позвала Меган, дотрагиваясь до твоего лица,- мы обязательно что-нибудь придумаем, обязательно! *** Май 2005 года - Мое имя, - тихий шепот на ухо и глухой стон. - Назови меня по имени, Эван. Скажи, что я нужен тебе! Скажи! - Адам, – выдыхаешь ты его имя и, больше не в силах ничего произнести, откидываешь голову назад на подушку, подставляя шею под горячие поцелуи и болезненные укусы. Тебе не хватает воздуха, а боль будто разрывает изнутри, но ты отчаянно радуешься тому, что он рядом. Что именно он сейчас дарит тебе поцелуи, слизывает языком слезы и двигается внутри тебя, прижимаясь своим горячим телом всё сильнее. Позже ты будешь ненавидеть себя, его и эту близость, но сейчас ты плавишься под его руками и губами и можешь лишь, зажимая ладонью рот, тихонько поскуливать, - пожалуйста, Адам… пожалуйста, быстрее! А он всё так же будет стонать твое имя, сильнее сжимая пальцами твои бедра. В тот момент для тебя даже боль была наслаждением, ведь именно он дарил тебе её. Да, тебе было невыносимо трудно расслабиться и хотелось вытолкнуть из тела причиняющий боль орган, но ты вспоминал, что это член Адама находится в тебе, и лишь сильнее сжимал в кулаках простынь. Сейчас, когда вы стали одним целым, когда ты чувствуешь его руку на своей плоти и мечтаешь, чтобы её сменили его губы, язык, но, увы, знаешь, что этого не случится, то понимаешь, как низко готов пасть. Сейчас, осторожно покачивая бедрами под его торопливые толчки, чувствуя боль от его проникновения, ведь даже подготовка, занявшая столько времени, не могла полностью помочь, ты чувствовал лишь какое-то мазохистское наслаждение. Ты понимал, что потом будешь пытаться забыть это предрассветное утро и то, что происходило в одной из гостевых комнат родительского дома, но это будет позже. Все, чего ты хотел бы сейчас, – это поцеловать тонкие пальцы, которые ласково поглаживали головку твоего члена, проводя указательным пальцем вверх-вниз по вздувшейся венке. Тебе хотелось не думать о вчерашнем и сегодняшнем днях, а наслаждаться стройным, гибким телом в своих объятиях, чувствовать пальцами, как под его кожей перекатываются мускулы, и полностью отдаваться тому безумию, что охватило вас жаром. Ты, чувствуя, что осталось совсем немного, сильнее цепляешься за Адама, притягивая его ещё ближе, и кончаешь. Выгибаясь до хруста в позвоночнике, ты протяжно стонешь, захлебываясь в ощущениях. Падая на влажную от пота подушку, ты будто задыхаешься, не в силах вдохнуть спасительный воздух, и можешь лишь открывать и закрывать рот, как выброшенная на сушу рыба. Адам, уткнувшись тебе в плечо, резко выдыхает, хватается пальцами за бедра, особенно сильно толкается, и ты чувствуешь, как внутрь ударяет струя горячего семени, которое, стекая по бедрам, оставляет на коже белые, вязкие дорожки. Лежишь под Адамом, не в силах пошевелиться, и благодарно выдыхаешь, когда мужчина скатывается с тебя, давая возможность дышать. Он почти сразу проваливается в сон, а ты осторожно поворачиваешься на бок и смотришь прямо на него, наконец, не боясь быть пойманным. Обычно жесткие черты лица Адама сгладились и казались теперь мягкими и спокойными. Будто не понимая, что делаешь, ты, подняв руку, кончиками пальцев касаешься его гладко выбритой щеки, губ, всё ещё красных от ваших поцелуев, упрямо вздернутого подбородка с милой ямочкой и, проведя ладонью по шее, смотришь на его грудь. В который раз ты спрашиваешь себя, как получилось так, что ты, любитель женщин с особо выдающимся бюстом, не мог оторвать взгляда от груди Адама. Ясно, что она была совершенно плоской, с бисеринками сосков в окружении ещё малого количества волос. Эту парочку маленьких розовых сосков так и хотелось втянуть в рот, и, несильно прикусив, подразнить языком. Но Адам был против подобного. Он вообще редко позволял притрагиваться к себе, предпочитая всё делать самостоятельно, вот только секс с ним всё равно был потрясающим. Да и тебе было жутко страшно вызвать его неодобрение. Настолько, что даже сейчас ты не мог позволить себе притронуться к ним. Адам всегда был таким: упрямым, скрытным, держащим всех на расстоянии. Но именно таким он тебе и нравится, верно? Тебя, слабого и немного трусливого, магнитом тянуло к нему. Ведь так приятно было ощущать силу и уверенность, когда он рядом. Вы познакомились около года назад в одном из баров на окраине города. Ты флиртовал с Кесси, миленькой блондиночкой, когда за соседний столик сел Он. Для женской половины завсегдатаев этого заведения именно Он, с большой буквы. Сидящие за барной стойкой женщины сразу же стали поправлять волосы и призывно улыбаться в надежде, что сегодня Он обратит внимания на одну из них. Но он, как всегда, в полном одиночестве сидел немного впереди и слева от тебя, потягивая что-то из полупрозрачной бутылки и, самодовольно улыбаясь, позволял рассматривать себя. Если бы Адам знал, как ты бесился, смотря на его довольное лицо! Он не понравился тебе с самого начала. Раздражало, когда даже твои спутницы начинали обсуждать его длинные каштановые волосы, фигуру, а ты, ревниво всматриваясь в его красивое лицо, искал недостатки в его внешности. Например, ты был уверен, что челка, уложенная назад с помощью тонкого обруча, открывала слишком большой лоб, а губы были чересчур полными, словно у капризной дамочки. А ещё у Адама был длинный нос, но даже этот, казалось бы, огромный недостаток не портил его внешности. У него были плавные, полные изящества движения, но в них было столько надменности, что не могло не раздражать. И лишь глаза цвета расплавленного серебра ты мог бы назвать потрясающими, не будь в них столько равнодушия ко всему. Он появлялся в этом баре каждую субботу в течении месяца, но каждый раз притягивал взгляды. Всегда сидел один и на все предложения провести ночь в более интересном месте отвечал отказом. Ты же всегда весело проводил время с очередной блондинкой, пока она не предлагала зайти к ней на чай. Возможно, между вами так бы ничего и не произошло, но в тот день все было немного по-другому. Когда ты вышел в уборную, то услышал из зала громкий смех. А, когда вернулся, увидел, как твоя спутница на сегодняшний вечер стоит с покрасневшим от стыда лицом и мокрыми глазами. Ничего не объяснив, она устроила скандал и под насмешливым взглядом серых глаз выбежала из бара. Тебя же, обескураженного таким поведением обычно спокойной Мари, как-то незаметно вновь утащили в туалет. Адам был пьян, да и ты немного выпил, а ещё сердился из-за случившегося, поэтому особо не задумывался, когда тебя полез целовать мужчина. У тебя уже был секс с парнями, так что для тебя тут не было ничего страшного, а думать, почему тебя выбрал Адам, особо не хотелось. Не тогда, когда всё тело горело под умелыми руками и разрывало от желания. После этого в бар ты больше не ходил, но через какое-то время Адам сам нашел тебя. Буквально через неделю после случившегося от него на твой телефон пришла смс с адресом. За пару часов до встречи ты успел пожалеть о том, что дал ему свой номер, и о том, что вообще собирался явиться на встречу. Да, тогда, несмотря на страх, ты всё же решился приехать по указанному адресу, зная, что из этого получится. И сам не заметил, что ваши встречи стали происходить всё чаще, пусть в них даже не пахло чем-то большим, чем просто секс. Поднявшись с кровати, ты, ступая бесшумно, боясь разбудить Адама, направился в ванную. Стоя под горячими струями воды и стараясь не думать о боли ниже пояса, быстро смывал с себя пот и сперму. Наконец, ты выключил воду и, едва не поскользнувшись, схватился за полотенце. - Почему? - вырвался вопрос, что не давал покоя долгие полгода. - Почему это происходит именно со мной? Завязываешь полотенце на бедрах и, вытерев рукой запотевшее от пара зеркало, смотришь на свое отражение. С той стороны зеркальной глади стоял молодой парень, которому не было ещё двадцати трех лет. Он был высоким, хотя тот же Адам был выше на голову и тело, в отличии от своего любовника, было слишком худым, лишь с намеком на мускулы. С коротких черных волос капала вода, а ярко-зеленые раскосые глаза смотрели как-то настороженно. Тонкие линии лица придавали ему некую миловидность, но не женственность. Да, ты был готов признать, что довольно симпатичен, но были люди намного красивее тебя, так почему именно тебя выбрал Адам? Глядя на его друзей, ты чувствовал себя обычной посредственностью. Та же Эва, несмотря на ваше родственное сходство, выглядела эффектнее. Хотя, в конце концов, Адам смог её оценить. Эва была старше его на год, хотя казалось, что лет на пять. Всегда собранная, скупая на чувства, девушка ещё со школы оправдывала статус Снежной Королевы. Тебе всегда было не по себе, когда вы находились в одной комнате, и казалось, если резко выдохнуть, то можно будет увидеть облачко пара. Хотя, возможно, в её отношении к тебе были виноваты те ненависть и презрение, которых Эва не скрывала. Ты всегда знал, что в глазах сестры будешь виноват во всех смертных грехах, но, даже зная это, ты продолжал надеяться, что когда-то она признает в тебе, ребенке матери от другого мужчины, своего брата. Правда, эта надежда дожила лишь до двадцати трех лет, пока Эва не привела домой жениха, чтобы познакомить его с родителями. Когда ты узнал в молодом человеке Адама, сердце будто оборвалось. Конечно, на тот момент вы уже как месяц не общались, оборвав все мосты, но всё внутри будто сжалось в тугую пружину. Вы сделали вид, что не знаете друг друга, и всё предоставленное время до свадьбы предпочитали как можно реже видеться, но вот сегодня, за день до торжества, вы вновь оказались в одной постели. Ты не знал, что чувствуешь: разобраться в мешанине эмоций было чертовски сложно. Больше всего тебя переполняло чувство какой-то злой радости оттого, что Адам сейчас был с тобой, и невероятной грусти из-за этого своеобразного прощания. Вернувшись из ванной, ты тяжело вздохнул: Адама в комнате уже не было. Подойдя к кровати и скидывая на пол ещё влажные простыни, ты сел на голый матрас, спрятав лицо в ладонях. И на что ты надеялся? Неужели и правда думал, что он может остаться? Что может испытывать что-то большее, чем похоть? За то время, что вы встречались, в твоей жизни мало что изменилось, но с каждым днем ты стал замечать, что сильнее привязываешься к Адаму, хотя изначально в ваших отношениях был лишь редкий секс, когда другие любовные игры надоедали. Для вас это было чем-то вроде затянувшегося эксперимента, но ты чувствовал, что с каждым днем эмоции всё сильнее захлестывали тебя. Тебе было уже мало просто встретиться раз в неделю и переспать. Всё сильнее хотелось прижаться к расслабленному после секса телу и заснуть, чувствуя его запах. Вместе просыпаться, вместе пить нелюбимый тобой кофе, а потом получать поцелуи с горьким привкусом. Отчаянно хотелось чего-то большего. Может, именно поэтому ты прекратил все встречи, разорвав все связи? Надеялся, что просто привык к Адаму и, найдя себе девушку, быстро обо всём забудешь? Возможно. Но с каждым днем ты отчетливее понимал, что видеть с собой кого-то, кроме Адама, любить кого-то, кроме него, ты не можешь. У тебя даже в сознании иногда проскальзывала мысль увидеться с ним, рассказать всё и вместе решать, что делать, но сейчас... Если раньше ты мог надеяться, что ваши отношения изменятся, то сейчас, когда между вами стояла свадьба с Эвой, всё было безнадежно. Поднявшись с кровати, ты неторопливо надел на ещё мокрое тело валяющуюся на полу одежду и подошел к окну. На заднем дворе стояла мама, проверяя, как закреплены цветы и ленты на венчальной арке. Отчим следил за рабочими, что расставляли скамейки и столы, и что-то кивал на вопросы Эвы, проверяющей списки с рассаживанием гостей. Ты невольно скривился, смотря на бледную из-за волнений сестру. Как бы она к тебе не относилась, всё же вы были семьей, и сейчас, после того, как ты переспал с её будущим мужем, тебе становилось как-то противно от самого себя. Хотя ты бы соврал самому себе, если бы сказал, что не испытываешь от этого мрачное удовольствие. Но даже этих восхитительных часов, проведенных в одной из гостевых спален с любимым человеком, тебе было мало. Ты с отчаянием понимал, что не сможешь смотреть на то, как они будут жить своей семейной жизнью. А когда у них появится ребенок? Нет, ты понимал, что не сможешь, что это выше твоих сил. Ты был слабым человеком, предпочитающим убежать от проблемы, чем решать её. И ты решил уйти. Вот так просто, глядя, как за окном все готовятся к свадьбе, ты начал строить планы того, как незаметно исчезнуть из их жизни. Ты не давал шанса себе передумать, убеждая себя, что страдать и ломать себя не выход и легче будет просто исчезнуть, не думать и не видеть их. Ты знал, что особо тебя искать не будут. Отчим не раз говорил тебе, что не хочет видеть ублюдка в своем доме, мама никогда не спорила с мужем, и в этот раз ничего не изменится, а Эва... У них с Адамом намечается счастливая семейная жизнь, о тебе быстро забудут. Адам был словно наркотик для тебя, а излечиться от зависимости, когда он рядом, будет слишком трудно. Тебе нужно было уехать, как можно дальше, и попробовать начать жизнь заново. Ты знал, что это будет очень трудно, но это был твой выбор. *** 2 декабря 2012 года В этом году зима выдалась на удивление холодной. Снежные сугробы мягким белоснежным одеялом укутывали землю, а ветер трепал остатки листьев на деревьях, заставляя почти голые ветки постукивать друг о друга, разнося их скрежет по округе. Солнце, словно в темнице, было надёжно спрятано за завесой облаков, что не позволяло пробиться ни одному лучику, и оттого казалось, что снежная равнина простирается даже на небосводе. В этом царстве белого особо выделялась метровая надгробная плита из черного мрамора. Она стояла на небольшом холме на окраине самого обычного кладбища в окружении однообразных памятников и крестов. Между тем умиротворение, навеянное тишиной кладбища, было разрушено негромким кашлем. Ты, поправив старую темную куртку и отряхнув потертые джинсы, поднялся со скамейки возле могилы, быстро повёл плечами, затёкшими из-за долгого неподвижного сидения, и шагнул ближе к плите. Провел рукой в перчатке по мрамору, вытирая прилипший к надгробию снег. Быстро расчистив его так, чтобы можно было прочитать имя, ты начал вытирать от снега портрет. Сначала появилась улыбка, через несколько секунд наивные, когда-то зеленые глаза, и вот уже можно рассмотреть красивое аристократичное лицо. Мастер, занимающийся этим портретом, постарался на славу. Он смог изобразить и мелкие морщинки у рта из-за широкой улыбки, и озорное выражение глаз, даже вопросительно приподнятую бровь. Всё эти детали делали лицо на надгробии более живым, и с трудом верилось в то, что женщина, изображенная на портрете, мертва и больше не сможет ни улыбнутся, ни рассмеяться звонким, таким заразительным смехом. Ветер подхватил своими невидимыми крыльями снег и потрепал края накинутого на голову капюшона, оставляя несколько снежинок на выглядывающих из-под него темных волосах. Тряхнув головой, ты поправил шарф и, достав из пачки последнюю сигарету, неторопливо закурил, задумчиво смотря на портрет матери. Ты опоздал на день, но так было даже лучше. Теперь ты не встретишься с остальными членами семьи, но попрощаешься с матерью. Докурив, ты выбросил окурок в стоящую рядом со скамейкой урну, напоследок прислонился лбом к холодному мрамору плиты и, больше не оглядываясь назад, побрел к выходу с кладбища. - Эван? Ты замер. Этот низкий, обволакивающий голос ты не мог не узнать. Повернув голову так, чтобы капюшон почти полностью скрывал лицо, ты впервые за семь лет посмотрел на Адама. За то время, что вы не виделись, он мало изменился, разве что стал более представительным. Каштановые волосы были коротко подстрижены, за очками в золотой оправе блестели серо-стальные глаза. Из-за явно дорогого бежевого плаща было тяжеловато рассмотреть фигуру, хотя все же было заметно что, тренажерный зал он не игнорирует. В его руках были искусственные цветы, видимо, хорошие отношения с матерью Эвы не изменились после свадьбы. - Эван? - повторил мужчина, будто не зная, шагнуть ближе или отступить назад. Видя, как напряжены его плечи, ты потянул край капюшона вниз, стараясь сильнее скрыть лицо. Не хотелось, чтобы Он видел тебя таким: помятым, усталым, с мешками под глазами и морщинами. Если ты и мечтал о вашей встрече, то представлял себя в этот момент успешным, уверенным в себе человеком, а сейчас... - Нет, Вы ошиблись, - из-за постоянного курения голос охрип, став мало похожим на твой прежний щебет. - Простите, видимо, обознался, - расслабившись, Адам ещё раз взглянул на человека в старой куртке и, развернувшись, пошел в сторону черной мраморной плиты, оставляя за собой на снегу цепочку следов. А ты молча наблюдал, как он уходит, и, грустно усмехнувшись, отправился к своей машине, припаркованной возле ворот. Он узнал тебя. И он знает, что ты об этом знаешь. Видимо, не ты один струсил. Но ты не винил его. Зачем успешному, женатому человеку вспоминать о том, что случилось когда-то? Зачем вспоминать того, кто давно исчез из жизни? Зачем снова ворошить не самое приятное прошлое? Правильно, лучше сделать вид, что ты и вправду обознался, чем разбираться, что теперь говорить и делать. Ты понимал это. Во всяком случае, старался понять. Ты всегда был слабым, не способным разобраться со своими проблемами человеком, предпочитавшим от них убегать и прятаться. Разобраться в своих чувствах и сделать выбор, разве это так сложно? Да, чертовски! Но, каким бы ты ни был, ты принял выбор всё ещё любимого тобой человека. Ведь это Его выбор.