Хрестоматия глупости

Практически каждый вечер Коко благодарил вселенную за то, что жил в своей небольшой комнатке в студенческом общежитии один, потому что, несмотря на то, что тем самым «ужасным соседом» он не был, все же саму концепцию проживания с кем-то абсолютно незнакомым не совсем разделял. Налаживание контактов, как и перестройка своего режима под чужой, хоть и давалось ему без каких-либо проблем, на самом деле, не было его сильной стороной. Все-таки накопление пассивной агрессии на человека, с которым ты просто вынужден делить жилплощадь, не самая полезная вещь. Да и объяснять своему дражайшему соседушке смысл всех своих ежедневных ритуалов Коко тоже не имел никакого желания. Таких было не то, чтобы много: составление графика на день грядущий, да перераспределение своих финансов. И если первое еще ничем странным и в какой-то мере раздражающим не являлось, то постоянные подсчет банкнот и составление бюджета могли показаться кому-то странными и даже диким. Как ни странно, но такие простые занятия его успокаивали. Каждый вечер он садился на полу, откидываясь спиной на основание своей кровати, окружал себя бумажками и при свете одной единственной настольной лампы принимался методично разбирать их на протяжении нескольких часов. Любой другой, скорее всего, счел бы такое времяпрепровождение скукой смертной и сумасшествием в чистом виде, но в Коко была некоторая одержимость планированием. В каком-то смысле его даже можно было назвать перфекционистом. Проявлялась эта его черта, впрочем, в любой сфере его жизни. Если уж Коко брался за что-то, то окунался в это дело со всей страстью будь то учеба, работа или же отношения. На самом деле, то, чем занимается Коко нельзя назвать работой в привычном понимании. Скорее, непостоянным приятным заработком. Он делал много вещей, таких как продажа домашних или курсовых работ своим глупым безответственным одногруппникам. И хоть на этом можно было срубить неплохие деньги, главным своим делом Коко считал не это. То, чем он занимался на постоянной основе, и то, что не совсем вязалось с его образом умного, прагматичного и слегка надменного молодого человека, было гадание на картах, в частности, на таро. Когда он был еще совсем ребенком, он увидел, как девчонки по соседству старше его лет на пять сидят в кругу на детской площадке, поглядывая на странные карточки, и почему-то слишком оживленно шушукаясь. Будучи бесконечно любопытным ребенком, он начал наблюдать за ними издалека, но подойти не решался, боясь, что соседские мальчишки заклеймят «странным» за такой интерес к какой-то девчачьей фигне. И в тот момент, когда до девятилетнего Коко дошло, что они не просто рассматривают какие-то странные картинки на карточках, а именно гадают, единственная его мысль была о том, насколько же нужно быть глупым, что тратить свое время на что-то столь бессмысленное и бредовое. И тем не менее с места он тогда тоже не сдвинулся, продолжая внимательно слушать в пол уха, о чем они говорят. Впоследствии же на вопросы о том, почему человек, обращающиеся с числами и точными науками на «ты», не прочь погадать на картах и верит в них, Коко лишь ухмылялся и немного кокетливо пожимал плечами, показывая, что как бы не знает ответа. Все вокруг думали, что он просто так отмазывается и за этим, на самом деле, скрывается какой-то великий замысел, но в реальности Коко действительно не знал ответа на этот вопрос. Ему просто нравилось этим заниматься. Как оказалось, его небольшое невинное хобби в студенчестве тоже может приносить неплохие деньги. Довольно неплохие. Коко даже думал, что, если бы не посвящал большую часть своего времени учебе, он даже смог бы нормально жить на эти деньги. На данный же момент у него получалось только худо-бедно существовать на свою мизерную стипендию. По правде говоря, шанс таким образом подзаработать прямо в стенах университета, к тому же даже более-менее легально, один раз ему все-таки выпал. Совсем недавно, когда в их институте проходил традиционный ежегодный фестиваль, и первокурсники, как самые активные и еще не побитые суровой студенческой жизнью, участвовали в организации больше всех. Коко тогда тоже не отсиживался в сторонке, правда, преследуя при этом свои немного корыстные цели. «Если я сейчас зарекомендую себя, как отзывчивого одногруппника, потом мне будет намного легче учиться», думал Коко, вписывая свое имя в список участников фестиваля. В его обязанности не входило ничего сложного, а вся работа заключалась только в небольшой помощи ребятам из студсовета. Это, конечно, отнимало какое-то количество его времени, но, пока это не мешало Коко следовать своему намеченному расписанию, все было в порядке. А потом каким-то совершенно непостижимым образом его одногруппники узнали, что он умеет гадать на картах. И именно таким образом он получил свою собственную точку на фестивале, где за небольшую плату он мог «приоткрыть завесу будущего» для любого желающего. Сам Коко такой возможности был несказанно рад. Мало того, что таким образом его моментально освободили от всей общей работы, так теперь в его обязанности еще входило только придумать, как оформить свою точку, а затем просто сидеть с таинственным видом и снова и снова раскладывать карты. Да, большую часть денег он все равно должен был отдать «на благо университета», но когда это Коко был тем, кто умудриться не оставить большую часть себе? Именно таким и был его план на тот день: собрать как можно больше людей у своего стола, обеспечив себе тем самым как можно больше клиентов. И дела его действительно шли хорошо, к середине дня он уже совершенно потерялся в том количестве человек, которые шли к нему. Некоторые подходили по одному и подолгу мялись, не решаясь озвучить тот вопрос, на который так жаждали узнать ответ у карт, некоторые спрашивали какую-то полную бессмыслицу. Так или иначе к концу дня Коко не то что не мог вспомнить имен людей, все лица для него смешались в одну смазанную цветную картинку. Все кроме одного конкретного лица. Его, Коко мог поклясться, он не сможет забыть никогда. *** Люди сновали туда-сюда уже несколько часов кряду, а шум стоял такой, что Коконой ощущал себя в центре самого оживленного в мире клуба прямо в разгар вечеринки. Усталость с каждой секундой накатывала на него все больше и больше, и мысли в голове были уже не чем-то последовательным и, как минимум, логично связанным, а просто белым шумом. И это все еще было лучше, чем таскать стулья и коробки из одного кабинета в другой. Он краем глаза успел заметить парочку парней из своей группы, и видок у них, надо сказать, был не совсем свежий. Так что, к тому моменту, как толпа начала постепенно редеть, сам Коко начал понимать, что еще совсем чуть-чуть и его мозг уже окончательно подаст в отставку. Если уже сейчас карты в руках начинали ощущаться не чем-то доставляющим удовольствие и теплым, а неприятно скребущим кожу, то спустя еще какое-то время такого, несомненно, бесценного опыта ему точно понадобится, как минимум, пол часа отдыха. Не успел Коко всерьез обрадоваться тому факту, что ему скорее всего уже не придется говорить примерно одни и те же фразы людям (кто бы мог подумать, что всех интересует примерно одно и то же?) или терпеть разочарованные лица и грустные глаза, узнавших о том, что, предмет их любви ничего к ним не испытывает, как заметил, что прямо в его сторону направляется небольшая, состоявшая из пяти человек, группа студентов. Среди них он заметил Майки. Это был его одногруппник, с которым они иногда перебрасывались парой слов, и, если честно, это был практически единственный человек, который, несмотря на свою в некоторых моментах беспечность, не раздражал его. Даже острый на выражения язык Коко не повернулся бы назвать Майки дурачком, что определенно о чем-то да говорило. В каком-то смысле та сила, прямо волнами, такими огромными и мощными, словно во время цунами, исходящая от него, заставляла других, в том числе Коко, уважать его. Заметив своего измученного приятеля Майки, висящий на спине у какого-то огромного парня довольно угрожающей наружности, активно замахал руками, видимо думая, что по-другому Коко почему-то его не заметит. Благодаря таким его выкрутасам, тот самый парень с грозным лицом и татуировкой на виске чуть не выронил его из рук и повернулся к нему с немым вопросом. В ответ Майки только пару раз стукнул его по плечу в каком-то нелепом подобии извинения и принялся активно тыкать пальцем по направлению к Коко. Тот в ответ только кивнул, сказал что-то парню с длинными черными волосами и кому-то еще рядом с ним и направился прямо в сторону стенда Коко. Подошедшие парни окружили его так, что у него не осталось совсем никакой возможности для обзора остальной части кабинета, в котором он сидел. Наверное, если бы Коко не был собой, а какой-нибудь миниатюрной девицей, то точно почувствовал себя как в засаде. Из всех стоящих перед ним, Коко знал лишь Майки, поэтому и смотрел только на него. Ну, и еще на того огромного блондина, потому что Манджиро сидел прямо у него на спине. На остальных ему было абсолютно наплевать, но правда ровно до того момента, как они не захотят воспользоваться его услугами. Спрыгнув со спины своего друга Майки заговорил: – Ну, что? Как идут дела со всем этим? – Он обвел взглядом рабочее место Коко. Ухмылка растянулась на лице Хаджиме, и создалось впечатление, будто бы он весь день ждал именно этого вопроса. Он закинул одну ногу на другую и показушно расслабленно откинулся на своем хлипком стуле, очевидно демонстрируя уверенности и раскованность. – Я как всегда блистаю, Майки, – он наклонился чуть вперед и, потирая указательный и большой палец во всем понятном жесте, произнес следующую фразу слегка тише предыдущей, – Хочешь и тебе погадаю? Майки в ответ закатил глаза и, слегка улыбнувшись уже собирался что-то ответить, как откуда-то сбоку раздалось громкое фырканье. Коко, как и все стоящие рядом, обернулся на этот звук и обнаружил, что на него с откровенной скукой смотрит парень, один из друзей Майки. В своей компании он более чем выделялся, можно сказать, был той самой белой вороной на их фоне. И ни в каком не в переносном смысле, он на самом деле был практически весь какой-то слишком светлый. Если бы не его абсолютно безразличное лицо, Коко даже обозвал бы его сладким мальчиком. Вся его поза выражала закрытость: всем своим весом он опирался только на одну ногу, а руки его были скрещены на груди. Единственное, что совсем не вписывалось в этот образ было выражение на его лице. Взгляд он ни в коем случае не прятал, наоборот смотрел прямо Коко в глаза, и казалось, что ни один мускул на его лице не был напряжен. Полнейшее безразличие. Что-то в этом всем показалось Хаджиме интересным. Парень все еще продолжал молчать, изредка моргая, но все еще как-то лениво. «У него веки никогда полностью не открываются что ли?», подумал Коко, поднялся со своего места и слегка развернулся всем телом к нему. – Хотя подожди, Майки. Кажется, кто-то из твоих друзей намного больше заинтересовался моим гаданием. Он указал парню перед собой на стул для клиентов. Тот же не сдвинулся с места, а только еще больше прикрыл свои глаза и откинул голову назад. – Меня твои цыганские фокусы не интересуют, – ровно произнес он глубоким голосом. Коко мог поклясться, что в тот момент немного опешил. Не то, чтобы он рассчитывал, что тот тут же плюхнется к его ногам или же на его стул, и начнет соглашаться на все, несомненно, платные услуги, что только может ему предложить Коко. Но да, он ожидал определенно этого. Тем не менее, растерявшись всего на долю секунды, Коко слегка театрально, с придыханием, произнес. – Ну что же ты так резко? Я и обидеться могу. Судя по всему, эта фраза не произвела совершенно никакой реакции на парня. А Коко вся эта ситуация начинала слегка раздражать. – Мне все равно, я предпочитаю не общаться с разводилами. После этих слов со стороны Майки и его друга с длинными черными волосами раздались тихие смешки, а привычная, немного дерзкая, улыбка на лице самого Коко слегка дрогнула. – А где же тут развод? – Коко немного агрессивнее улыбнулся ему и наклонился куда ближе к столу чем был до этого, пытаясь если не словесно, то хотя бы пространственно надавить на него. – Все честно, люди платят мне деньги, а я рассказываю им всю правду. – Да-да, именно так вы, шарлатаны, и говорите. – Сказал он и развернулся спиной к Хаджиме. – Ребят, пойдемте, я не собираюсь давать этому жулику ни йены, – сказал он и был таков. Что же до Коко, то он остался стоять за своим столом в полном одиночестве, как те самые неудачники из американских фильмов, у которых никак не получается завести друзей. Разница лишь в том, что вместо разочарованного человека, он производил впечатление, скорее, пылающего от ярости. Вена на лбу немного вспухла, а руки с такой силой вцепились в край не очень-то крепкого стола, что, если бы на его месте был человек, на коже точно остались бы следы, если не от пальцев, то от ногтей точно. Коко хотел, чтобы на месте стола была чужая шея. В тот момент Коко хотелось разорвать его на куски. Он не знал, что конкретно его так разозлило, но это глупое, совершенно идиотское выражение на чужом лице хотелось стереть. Ему хотелось увидеть открываются ли чужие веки больше, чем на половину, и может ли в них отразиться хоть что-то, кроме бесконечной апатии и скептицизма. Обычно люди так с ним себя не ведут: они либо стараются заслужить какого-никакого расположения, либо предпочитали вовсе не смотреть на него. Но уж точно до сегодняшнего дня никто даже не пытался так нагло и открытую его оскорблять. Это отвратительное чувство преследовало его до конца дня. Уже в общаге вечером, занимаясь повседневными делами, Коко то и дело ловил себя на мысли о том, что проматывает тот самый короткий диалог снова и снова. Остроумные ответы, которые без всяких сомнений поставили бы обнаглевшего мальчишку на место, постоянно прокручивались у него в голове. Буквально приказав себе забыть об этом маленьком неприятном эпизоде, Коко принял решение уйти спать раньше, чем обычно, чтобы на следующий день проснуться без единой мысли обо всяких тупых шрамированных блондинах. И как же сильно он разочаровался и удивился, когда злость нисколечко не прекратила кипеть в нем и на следующее день, и на после следующий, и даже через неделю. И именно так и началась история о том, как Коконой Хаджиме обзавелся не только определенно одним из самых интересных знакомств в своей жизни, но и получил новую головную боль в виде сладко «обожаемого» им Сейшу Инуи.