Я люблю тебя

      У Реборна в планах сегодня было провести очень приятную ночь. День его задался с самого утра: он помог Колонелло разобрать документы Лар, которые она должна была сделать для ЦЕДЕФ, за смешную для Вайпер цену выклянчил у Тумана информацию по одному ублюдку, немного помучи… поучил Тсуну, давая ему советы о том, как проводить мафиозные приемы, а потом на этом самом приеме с удовольствием наблюдал, как Скалл строит из себя полнейшего идиота, раздражая почтенных донов и доводя их чуть ли не до трясучки, а заодно осторожно выцепляя у них нужные ему данные.       Скалл был очарователен, когда вел себя как придурок, насмехаясь над ожиданиями людей, — нет, ладно, очаровательным он был всегда, но, несомненно, полоскание мозгов мафиозным идиотам делало его особенно притягательным, и лицезрение сего зрелища всегда поднимало Реборну настроение, и иногда кое-что еще. А еще это поднимало настроение и самому Скаллу, так что внезапно возникшие в голове Реборна мысли о том, как можно провести эту ночь, были весьма и весьма осуществимыми.       Он постучал в дверь комнаты Скалла, ощущая, как чистая свежая рубашка плотно прилегает к вымытому до скрипа телу, а нагрудный карман оттягивал вес смазки и пары презервативов — он всегда был готов ко всему — и принялся ждать.       Ждать пришлось недолго — всего лишь через минуту дверь открылась, и пред глазами его предстал Скалл, тоже только что вышедший из душа. Волосы Облака все еще были слегка влажными, торча в разные стороны, но не так сильно, как обычно, а на лице сейчас не было ни грамма макияжа — да даже цепочку пирсинга он снял, оставив на лице лишь гвоздик под нижней губой да пару драгоценных камушков над бровями.       Так, не спрятанный больше за слоями косметики, Скалл выглядел настолько очаровательно молодым и невинным, что Реборн невольно сглотнул выступившую слюну, опустил взгляд чуть ниже — и тут же об этом пожалел, потому как Облако сейчас было не в своем привычном комбезе, а в широкой, большой футболке, сползавшей ему на плечи, и в ее вырезе острые ключицы Скалла были прекрасно видны; с все еще влажных после душа волос капала вода, и одна из капель стекла прямо на тонкую длинную шею, скользнула в ложбинку меж ключиц и скрылась под тканью футболки. Реборну очень, очень захотелось снять со Скалла эту футболку, чтоб внимательно отследить путь капельки, рассмотреть его детально, во всех подробностях.       Он еще раз сглотнул, поднял глаза на Скалла, что терпеливо стоял и ждал, пока он закончит облизывать его взглядом.       — Скалл, — начал говорить Реборн чрезвычайно бархатистым тоном, — могу ли я войти?       Скалл удивленно уставился на него, быстро-быстро захлопав ресничками — словно и не понимал, для чего именно Реборн заявился сюда и почему они так долго стояли в дверях. Реборн бы поверил тому, что Скалл и правда не понимает, если бы не видел, как от его тона зрачки Облака на миг расширились, практически перекрыв собой радужку, словно затопив взгляд обжигающей тьмой.       Скалл растянул рот в радостной улыбке, сощурил глаза, скрывая от Реборна то немногое, что могло выдать состояние Облака, его желание, и отошел назад, освобождая дверной проем и широким приглашающим жестом предлагая ему зайти.       — Так зачем ты пришел к Великому Скаллу-саме, семпай? — голос его звучал очень звонко, счастливо и очень юно и невинно, а еще он отлично скрыл щелчок закрывающейся двери. Не прислушивайся Реборн специально, он бы его и не расслышал. — Что я могу для тебя сделать?       У Реборна было очень много вариантов того, что именно Скалл мог для него сделать, но сегодня он был в таком же довольном и игривом настроении, как и Облако, и что ж, если его парень хочет поиграть в невинную овечку, он совершенно не прочь побыть для него большим хищным волком.       — Ох, да ничего, — он подошел к Скаллу поближе, заставляя его отступить на пару шагов назад, а потом удивленно распахнуть взгляд, когда Облако обнаружило, что за его спиной глухая стена, — просто хотел сказать, что сегодня ты был… — он наклонился к прямо к пирсингованному уху, и томно прошептал, — ...просто великолепен.       Он мог видеть, как Скалл немного, самую малость покраснел — еле заметный румянец выступил на его скулах, и зрелище это заставило Реборна издать глухой рык, уж слишком ему хотелось попробовать этот румянец на вкус. Но Облако упорно продолжало гнуть свою линию — Скалл ярко ему улыбнулся, и, наклонив голову к плечу, радостно произнес:       — Великий Скалл-сама очень рад, что сумел произвести впечатление на Реборна-семпая! — сообщил он ему, хлопая глазками. — Это значит, что Великий Скалл-сама очень крут!       Реборн согласно кивнул:       — О да, — мурлыкнул он, наклоняясь чуть ниже, практически дыша Скаллу в щёку, — Великий Скалл-сама просто потрясающий, — Скалл в показном смущении отвернулся от него, давая Реборну прекрасный вид на его голую шею, и Реборн поспешил воспользоваться приглашением, оставив на бледной коже ярко-алое пятно засоса.       Скалл тихо застонал, и этот звук, кажется, ударил прямо в либидо Реборна, перемещая его мозг куда-то в штаны, перекрывая возможность ясно думать. Но Облако еще не закончило:       — Ох, семпай, Великий Скалл-сама так рад, что ты… Ах… — Скаллу пришлось прервать свой монолог, когда Реборн вновь поцеловал его чувствительную шею, оставив еще один засос. — Рад, что ты так считаешь… Великий Скалл-сама тоже восхищается Реборном-семпаем, и… — Реборн мог видеть, как на больших фиолетовых глазах выступили слезы удовольствия, дрожа на нижних ресницах, блестя в свете ламп, словно драгоценные камни. — Что он может сделать, чтоб показать свою любовь?       Реборн много чего мог придумать, честно, — в голове его было весьма много пошлых мыслей, очень, очень аппетитные и привлекательные картинки крутились в его голове, всплывая перед глазами, заставляя сглатывать слюну, но внезапно выяснилась другая проблема — выбрать что-то конкретное он так и не смог, уж слишком много было интересных вариантов.       Он легонько прикусил кожу на Облачных ключицах, немного оттянул зубами, заставляя Скалла ахнуть, вцепиться в его плечи острыми ногтями, и тут же поцеловал место укуса, наполняя губы солнечным пламенем, извиняясь за свою грубость. Скалл застонал уже не скрывая, сморщив свое лицо в удовольствии, — он выглядел таким невинным, что Реборну тут же захотелось его испортить.       — Не стоит, la mia belle, — промурчал он, перейдя на итальянский, зная, как Скалл восхищается этим языком из уст Реборна, — в конце-концов я ваш поклонник и разве не я должен выказывать вам свою любовь?       Скалл сделал очень, очень удивленные глаза — как будто это не он только что стонал Реборну на ухо, заставляя того немного сходить с ума от желания — просительно надул губы.       — Ов, семпай, Великий Скалл-сама вовсе не хотел бы тебя утруждать, — он сделал очень грустные глаза, печально заломил брови, — Великий Скалл-сама хотел бы, чтоб ты был доволен…       Реборн ухмыльнулся, вновь заставляя Скалла смущенно покраснеть и отвести глаза, — сейчас он чувствовал себя демоном, что соблазняет невинного ангелочка, и полоса ярких красных пятен на шее Облака только добавляла ему довольства.       — О, я люблю тебя, — бархатисто проурчал он, — и поверь, я собираюсь показывать свою любовь очень долго и очень упорно.       Реборн не сразу понял, что произошло, — Скалл просто замер в его руках, опустив голову, скрыв глаза челкой и не реагируя на его поцелуй, заставив его самого недоуменно отстранится.       — Скалл, что-то случилось? — поинтересовался он осторожно, проведя рукой по чужому лбу, откинув фиолетовые волосы назад, желая увидеть глаза своего партнера, и тут же непонимающе приподнял бровь.       Скалл смотрел на него каким-то очень странным, недоуменным взглядом, словно он сделал нечто очень неуместное, что выбило Облака из колеи, и взгляд этот заставил Реборна заволноваться — потому что таким взглядом Скалл на него не смотрел никогда, даже когда он щеголял в костюме купидона или горшка с цветком, или когда он начинал грустить и методично сыпал кофе во все, что ел, хрустя сухими кофейными зернами.       — Скалл, что произошло? — попытался он еще раз, когда понял, что ответа просто так не дождется. Облако, к счастью, наконец среагировало, выпав из своего странного ступора.       — Да не, семпай, ничего такого… — он опустил взгляд вниз, начиная таращится куда-то в стену. — Я типа… Ну, твои слова были несколько неожиданными, так что Великий Скалл-сама не сразу понял, как реагировать, вот. Ничего страшного не случилось, не волнуйся.       Реборн нахмурился, мысленно перебирая свои слова, пытаясь понять, что же он сказал такого неожиданного, но никакие мысли в его голову не шли, он ведь, он же просто флиртовал, ведь так? Он просто отпускал комплименты, быть может, вел себя немного развязно и нагло, но до того такое его поведение не вызывало у Скалла никаких проблем — он ведь знал, что Реборн таким образом просто проявляет свою любовь.       Минуту.       — Скалл, — осторожно начал он, нервно закусив нижнюю губу, — ты ведь… Ты ведь знаешь, что я тебя люблю, ведь так?       Скалл дернулся в его руках — слабо, еле ощутимо, но по его телу прошла мелкая дрожь.       — Да, — ответил он слабо. — Да, я знаю, разумеется, но… — он не закончил, замолк. Реборн нахмурился сильнее, все еще не понимая, в чем проблема.       — Тебе не нравится, когда я так говорю? — спросил он тихо. — Не нравится, когда я говорю, что люблю тебя?       Скалл испуганно распахнул глаза, поднял руки, принялся успокаивать Реборна.       — Нет, нет, семпай, мне нравится! — заверил он его, потом вновь сдулся, утратив весь запал, и тихо пробурчал. — Просто такие слова, они, ну… застали врасплох Великого Скалла-саму, понимаешь? Я просто… Я немного растерялся, только и всего.       — Ты растерялся, — медленно повторил за ним Реборн, желая убедиться, что он все правильно понял, — потому что мои слова про любовь к тебе были неожиданны?       Скалл совсем притих, и, словно Реборн его в чем-то укорял, тихо, на грани слышимости, произнес:       — Извини.       Реборн вздохнул. Он всегда считал себя замечательным партнером: горячим, вежливым и обходительным; но, кажется в этот раз он сильно оплошал, раз его парень, его любимый человек считал такие простые слова как «я люблю тебя» чем-то выходящим из ряда вон, что вгоняло его в ступор. Неужели он столь плох?       Осторожно взяв руку Скалла в свою, он потянул ничего не понимающее Облако на кровать, усаживая его рядом с собой. Скалл уставился на него, изумленно приподняв бровь, но Реборн лишь молча притянул его к себе и крепко обнял, утыкаясь носом в изящную шею:       — Скалл, знай, — тихо начал он, — что я люблю тебя, и я не стесняюсь этого признавать. Ты прекрасный, замечательный, драгоценный партнер, я очень рад и очень горд, что ты согласился быть моим любовником, и я готов кричать на весь мир, какой ты потрясающий, знаешь? Мои чувства к тебе сильны, и я не собираюсь это скрывать, потому что это правда, и я счастлив.       Скалл немного заерзал в его руках, смущенно пробормотал куда-то в волосы:       — Так уж и потрясающий... — Реборн отпустил Скалла, немного отодвинулся, желая видеть лицо Облака, сердито тыкнул в лоб:       — Я, — начал он чрезмерно горделивым и высокомерным тоном, — лучший в мире убийца. И я выбираю все только самое лучшее, знаешь? И уж если я выбрал тебя, — он задрал нос, — то это автоматически означает, что ты самый лучший, ясно? Потому что иначе и быть не может! — к его превеликому сожалению на нем сейчас не было шляпы, потому как тень от нее создала бы тот необходимый уровень драмы и пафоса, в котором он срочно нуждался.       Скалл улыбнулся, но Реборн мог видеть, каким красным сейчас было его лицо, как он бегал глазами, как смущенно ерзал, словно не зная, куда себя деть:       — Да уж, семпай, — начал он растрогано, — ты меня совсем в краску вогнал, столько комплиментов говорить, мне теперь даже неловко на тебя смотреть, вот. — он закусил нижнюю губу, сцепил пальцы в замок. Реборн улыбнулся.       — Я так вечность могу, — заверил он его. — Ti amo, мое сокровище.       Кажется, это был контрольный выстрел — Скалл вспыхнул еще сильнее, хотя казалось, куда уж дальше, и румянец его опустился аж до груди, делая похожим на помидор, пропищал что-то невнятное, и сжался в комок, скрывая лицо в коленях. Пламя Облака, до того лежавшее совершенно спокойно, всколыхнулось, заметалось по комнате, касаясь Реборна невидимыми щупальцами, словно пытаясь нащупать источник беспокойства. Реборн ласково вздохнул, притянул к себе смущенный фиолетовый комочек, поглаживая его по спине:       — Ну хватит, belle, — нежно уговаривал он его, — эти слова не стоят таких переживаний.       Комочек в его руках задвигался, насуплено фыркнул:       — Ты совсем не помогаешь, — обиженно проворчал Скалл, цепляясь руками за край его рубашки, пытаясь, видимо, прийти в себя. — Я просто не понимаю, разве это так важно? Ну, типа… Я не знаю, — он затих, — тебе не страшно раскидываться такими словами?       Реборн нахмурился — его немного раздражало, что Скалл говорит, но он не злился на него — он просто желал уничтожить всех тех, кто заставил Облако непонимающе замирать от любых намеков.       — Но ведь ты говоришь, что любишь меня, — он осторожно, не желая тревожить Скалла лишний раз, — почему я не могу? Разве это не тоже самое?       Скалл медленно выпутался из его объятий, сел прямо, вытирая лицо запястьями, словно пытаясь стряхнуть с себя лишнее напряжение, тяжело вздохнул:       — И как ты можешь быть таким логичным, семпай? — спросил он тихо. — Я даже спорить с тобой не могу.       Реборн еще раз пожал плечами, аккуратно протянул руку, убирая упавшие на лицо Скалла пряди фиолетовых волос, нежно улыбнулся:       — Тебе полегче стало? — и, дождавшись несколько неловкого кивка, предложил. — Тогда давай спать пойдем?       Скалл вновь очень недоуменно уставился на него. Пусть он уже и не впал в полный ступор, Реборн все равно начал немного паниковать, пытаясь понять, что на этот раз он сказал не так, но, к счастью, в этот раз Скалл отвис самостоятельно, заговорил, не давая ему утонуть в пучине тревожности:       — А что, — шепотом спросил он, — секса не будет?       Настала очередь Реборна очень внимательно и пристально смотреть на Скалла, заставляя того неловко заерзать на постели:       — А ты… хочешь? — таким же шепотом уточнил он, внимательно глядя на Облако. Нет, то есть, не подумайте неправильно, разумеется, он был не против, но… но вроде бы как после такой эмоциональной речи разве им не полагалось мирно и максимально платонично спать в объятиях друг друга, отдыхая от столь бурных переживаний?       Скалл еще более смущенно заерзал:       — Ну, я вообще-то планировал, — признал он, неловко почесывая щеку. — Нет, если ты не хочешь, семпай, то не надо, конечно… Можем и спать пойти.       Наверное, Реборну все же стоило помнить, что Скалл, как бы он не старался выглядеть невинной овечкой и как бы не смущался от простых слов о любви, все еще был взрослой самодостаточной личностью, потому как удивляться словам Скалла сейчас было как-то даже неловко. Но ничего страшного — Реборн любил тех, кто мог его удивить и впечатлить, и разумеется, его парень мог разрушать его ожидания, как никто другой, так что он не жаловался.       О, разумеется, разумеется, он не жаловался на эту ситуацию.       — Ну, — Реборн придвинулся к Скаллу ближе, обнимая его за талию, — раз уж ты этого желаешь, то как я могу тебе отказать? А, la mia nuvola?       Щеки Скалла вновь покрылись тем драгоценным уровнем слабого румянца, что придавал ему очаровательно невинный вид.       — Семпай такой прекрасный, — он потупился, аккуратно протянул руку, сжимая в руку край реборновской рубашки, словно боясь, что тот вдруг встанет и уйдет, — Как Великий Скалл-сама может устоять?

***

      Скалл спал в позе морской звезды, скинув с себя одеяло, раскинув руки и ноги чуть ли не на всю кровать из-за жары, из-за яркого итальянского солнца, что светило сейчас в окна лучами и освещало всю комнату. Реборну было жарко, когда Скалл во сне клал на него ноги, или закидывал руки на его бока, но он не жаловался — видеть Скалла таким открытым и расслабленным было гораздо приятнее, чем наблюдать, как он сворачивался в клубок на самом краю кровати, стараясь быть как можно меньше и незаметнее. Реборн всегда старался притянуть Скалла к себе, заставить его выпрямится, но любые кошмары заставляли Скалла вновь сжаться в комок, вздрагивать и трястись, глотая беззвучные слезы, словно он желал спрятаться от всего мира.       Реборн ненавидел тех, кто довел его парня до такого состояния, и старался это исправить — в хорошие дни теперь Скалл мог позволить себе раскинуться на кровати и спать до обеда, пуская слюни на подушку, а не вскакивать в восемь утра, судорожно пытаясь нанести на себя макияж дрожащими руками. Хорошие дни все еще были редкостью, но Реборн рад, что они хотя бы появились.       Но сейчас его заботило другое: то, каким неловким и испуганным был Скалл от простого признания в любви, то, как неверяще он звучал, как шокировано смотрел. И частично в этом была его, Реборна, вина, разве не так?       Он часто осыпал Скалла комплиментами, но вот фразу «я люблю тебя» говорил редко — он полагал само собой разумеющимся тот факт, что он Скалла любит, иначе бы не предложил ему встречаться, не желал проводить время на свиданиях или в обнимку на диване, смотря фильмы, что крутили по телевизору. Если бы он просто хотел от Скалла секса, он бы не тратил время на попытки сшить им самые тупые и идиотские парные косплей-костюмы — на той домашней вечеринке Скалл был кроликом, причем не в сексуальном, а в очень пушистом смысле, а Реборн нацепил на себя костюм моркови, забыв сделать дырки для рук, но не забыв про специальный карман для шляпы, и Скаллу весь вечер пришлось кормить его с ложечки. И он бы не лежал сейчас вот так, наслаждаясь видом очень расслабленного и домашнего Скалла, раздумывая о его состоянии, он бы ушел сразу по пробуждении, как делал то со своими любовницами-пассиями на одну ночь, да они того и не ждали.       Но для Скалла, видимо, любовь Реборна не была столь очевидной. И он должен был срочно это исправить.       С того дня он старался говорить Скаллу «Я люблю тебя» как можно чаще, не обращая внимания на место или время: сонное «люблю тебя», когда Скалл просыпался раньше и шел готовить завтрак, а Реборн просто обнимал его со спины, утыкаясь носом в волосы и лениво урча; быстрое «люблю» Скаллу, передававшему ему оружейную смазку, когда его опять накрывало пересобрать все свое оружие; восхищенное «Я люблю тебя!», когда Скалл сбрасывал с их хвоста погоню, выжимая из автомобиля все, что он может, заставляя крутиться в воздухе так, как Реборн и не думал, что машина была способна; и, разумеется, томные ночные признания в любви, когда Скалл, раскинувшийся под ним, стонал в исступлении, царапая его спину своими ногтями.       Сначала Скалл замирал — он буквально застывал в пространстве, расширившимися глазами глядя на него и изумленно моргая, словно он не мог поверить в то, что сейчас услышал, не понимал, что вообще происходит. Но постепенно, со временем, его заминки становились все короче и короче, все незаметнее и незаметнее, и в какой-то момент вовсе сошли на нет — и как же был счастлив Реборн это осознавать. Он просто продолжал и продолжал говорить Скаллу признания, желая, чтоб он поверил в эти слова, чтоб он наконец-то понял, что Реборн его любил и никуда не собирался уходить, что они будут вместе.       К сожалению, в доме они жили не одни — другие Аркобалено тоже присутствовали при всем этом, и кажется, душа некоторых была слишком груба, чтоб оценить чувственные порывы Реборна и его искреннее и благородное желание помочь Скаллу поверить в то, что он любим.       Дело было в середине дня — Реборн лежал на диване и читал какой-то бульварный детективный роман, поражаясь тупости героев, а Скалл сидел рядом, на полу, оперевшись о нижнюю часть и положив голову куда-то рядом с его локтями, и сосредоточенно смотрел на телефоне видео с осьминогами, попеременно издавая то восхищенные, то радостные звуки. Лар же сидела с ногами в кресле напротив, сосредоточенно грызя ручку, и писала отчеты, используя свои задранные колени в качестве импровизированного стола. В гостиной царили тишина и умиротворение.       Реборн нахмурился, переворачивая страницу. Персонажи конкретно этого романа начинали его раздражать, уж слишком тупыми они были. Он, воспитанный на классических историях Конан Дойля и Агаты Кристи, привык соревноваться с лучшими умами, мысленно прикидывая, как бы так спрятал данные улики, чтоб никто не понял, что убийцей был он, а потому данная дешевая книженция вызывала лишь раздражение — герои там решали проблемы слепой удачей, потому как были слишком тупыми, чтоб справиться с вызовом судьбы самостоятельно.       Потому неудивительно, что он так спешно отложил роман в сторону, сосредоточившись на реальности, когда Скалл внезапно издал слабый болезненный стон:       — Что случилось? — поинтересовался он быстро, пытаясь понять, что встревожило его парня на этот раз. Скалл с глазами, полными слез, вместо ответа поднес телефон к его лицу, и Реборн мог видеть, как на экране быстро проигрывается видео, в котором показывался правильный способ разделки осьминогов.       — Великий Скалл-сама просто не глядя ткнул, — пожаловалось Облако плаксиво, начиная всхлипывать, — а там вот такое! Как люди могут такое делать, я не понимаю!       Реборн сочувственно покачал головой, успокаивая свою встревоженную душу:       — Осьминожье мясо слишком жесткое, — сказал он осуждающе. — Так что я тоже не понимаю, почему они так радостно его готовят. Хотя, — он сделал паузу, — может, если правильно затушить…       Реборн заметил яростный взгляд Скалла и тут же послушно заткнулся, но, к сожалению, было уже поздно:       — Как ты можешь так говорить? — осуждающе начал он. — Осьминоги прекрасные драгоценные очаровательные создания нашей планеты, и я не понимаю, каким плохим существом надо быть, чтоб решить опуститься до такого, чтоб их съесть! Они ведь…       Закончить Скаллу не дал Оодако, высунувшийся из аквариума и что-то жалобно прочирикавший. Слов Реборн не разобрал, но глядя на то, как вытянулось лицо Скалла, смысл он вполне смог понять и так.       — Дако, — вежливым и ровным тоном произнес Скалл. — Заткнись.       Осьминог-каннибал расстроенно опустился на дно, свернувшись в склизкий комок щупальцев и обиды, но Облако его печальная фигура растрогать не смогла. Скалл лишь втянул воздух сквозь стиснутые зубы, медленно и размеренно выдохнул, и таким же ровным и спокойным тоном продолжил.       — Никаких больше разговоров о поедании осьминогов в этом доме, понятно? — Скалл обвел всех присутствующих суровым взглядом. Лар лишь закатила глаза.       — Ладно, — легко согласился Реборн. Как он уже сказал, осьминожье мясо он не любил, так что вполне мог выполнить такую малость ради своего парня. — Люблю тебя.       Скалл тут же сдулся. Хоть он и пытался сохранять серьезный вид, Реборн мог видеть, как его губы подрагивали в стремлении сдержать улыбку, а на скулах выступил слабый румянец. Но Облако все еще пыталось спасти лицо — на Реборна фыркнули самым презрительным образом:       — Семпай, не надейся, что если ты будешь мне льстить, Великий Скалл-сама забудет твои прегрешения так просто, — Облако задрало нос и отвернулось. К сожалению для него, Реборн все еще мог видеть лицо Скалла в отражении стеклянной дверцы тумбы телевизора, и ему открылся прекрасный вид на довольное лицо его парня. Черт, такое лицо заставляло срочно хотеть его поцеловать и Реборн уже напрягся, как хищник, готовый приступить к открытому и наглому флирту, как вдруг Лар неожиданно хмыкнула со своего места.       — Тебе не надоело? — спросила она, уставившись на Реборна в упор, отложив отчеты. Видимо, те были еще скучнее, чем его так называемый детектив.       — Не надоело что? — поинтересовался он, несколько недовольный тем, что ему пришлось оторваться от попыток склеить Скалла, пытаясь понять, чего хочет эта безумная женщина.       — Тебе не надоело говорить Скаллу, что ты его любишь? — так же недовольно поинтересовалась Лар. Скалл замер, а вот Реборн напрягся, пытаясь понять, какого черта Лар несет. Если она намекает на то, что Скалл для него просто игрушка, то он пристрелит ее на месте, несмотря на то, что считал эту женщину чуть ли не сестрой.       К счастью, Лар сама поняла, что сказала — ее глаза испуганно расширились и она в смятении подняла руки, показывая, что не собиралась представлять для них никакой угрозы:       — Нет, черт, я не это имела ввиду! — произнесла она извиняющимся тоном. — Я не пыталась сказать, что ты Скалла не любишь, или вы должны расстаться, я про… — она вздохнула, потерла переносицу, и следующие ее слова прозвучали даже как-то жалобно, — только за сегодня ты сказал, что любишь Скалла уже три раза, а, блять, только обед. Тебе не надоело?       Реборн, все еще несколько раздраженный, скептически поднял бровь:       — И почему мне должно надоесть, ты, тупица? — спросил он сердито. — Мы, если ты не заметила, любовники, так почему я не должен говорить своему парню, что люблю его, а?       Скалл внезапно сдавленно хихикнул, и на лице его вновь начала расползаться та довольная улыбка, что заставляла походить его на объевшегося сметаной кота. Лар покосилась на него и вздохнула:        — Ну, — она несколько смущенно почесала шею, — мне, типа, всегда казалось, что такие слова должны быть, типа, личными и важными? Ты говоришь их редко, чтоб показать их драгоценность, понимаешь, чтоб показать всю глубину таких слов. Но если их говорить постоянно, то, ну, они не будут иметь особого значения, не будут вызывать никаких чувств? Даже бесить начнут, мне кажется, — Лар задумалась, — ну, меня точно бесить начали. «Я люблю тебя», «Люблю тебя, Скалл», «Ах, я люблю тебя, мое драгоценное Облако», — передразнила она его, заставив Реборна несколько смущенно хмыкнуть, пытаясь понять, где она услышала последнюю фразу. Быть может, они со Скаллом были слишком громкими. — Да знают все, что ты его любишь, блять!       Реборн задумчиво склонил голову, выражая согласие с ее словами, но не успела было Лар открыть рот, как он спросил:       — А с чего ты взяла, что я хочу, чтоб слова «Я тебя люблю», вызывали какие-то особые чувства? — Лар застыла. Они со Скаллом недоуменно переглянулись и с очень схожими выражениями лиц, наполненных глубоким непониманием, посмотрели на него.       — Я, может и хочу, чтоб реакция была «да знаю я, что ты меня любишь», — он пожал плечами, — потому что это правда, разве нет? Чтоб не было никаких сомнений, чтоб это воспринималось как констатация факта, а как факт может вызвать сильные эмоции? Да и вообще, — он горделиво задрал нос, — поверь, я могу порадовать своего парня кучей других разных способов, а не говорить «я тебя люблю» раз в столетье, чтоб такая фраза воспринималась как праздник, — и это было правдой. Недавно, например, он выучил целую поэму о любви на итальянском, и долго и пафосно читал ее Скаллу, горделиво надув грудь. К концу его выступления тогда Скалл превратился в довольную жижу, и просто всю ночь обнимал его и довольно урчал, положив голову ему на грудь. Честно сказать, Реборн ожидал более… интенсивной в сексуальном плане реакцией, но его Облако выглядело слишком счастливым, чтоб он пожелал его тревожить.       — Так что, — Реборн подвел итог своей речи, — я люблю Скалла и буду готов кричать об этом, чтоб ни один человек в нашем чертовом мире не сомневался в моей любви, понимаешь?       Лар очень, очень задумчиво кивнула:       — А ты, оказывается, романтик в душе, — произнесла она удивленным тоном, но не успел было Реборн возмутиться, как женщина совершенно спокойно продолжила. — Не будь у меня Нелло, я б тебя уже съела.       Реборн фыркнул. Не будь у него Скалла, он бы может быть и согласился.       Скалл, до того сидевший тихо, задумчиво склонив голову, вдруг зашевелился, взглянул на него удивительно ясным взглядом фиолетовых глаз:       — Я не думаю, что ты когда-нибудь добьёшься такого результата, Рен, — произнес он тихо, с любовью глядя на него. — Как бы ты ни старался, я все еще рад слышать эти слова, понимаешь? Пусть я уже и не… — он задумчиво махнул рукой, не договорив фразу, — но я все равно каждый раз счастлив? Твоя любовь для меня очень важна, так что я не думаю, что когда-нибудь она станет для меня… — он задумчиво нахмурил лоб, — ...обыденностью? — Скалл сделал паузу, словно собираясь с мыслями, потом вдруг хитро взглянул на него. — Хотя это не значит, что великий Скалл-сама не ценит все твои способы его радовать.       И он вновь беззастенчиво расплылся в наглой улыбке, демонстрируя всем свое довольное лицо. Реборн с нежностью посмотрел на него, но тут же, не желая упускать такой шанс, придвинулся к нему поближе, взял руку Скалла в свою:       — О, так может мне стоит вновь порадовать тебя прямо сейчас? — проурчал он бархатисто, целуя пальцы своего любовника. Скалл хихикнул, отводя взгляд, в показном смущении надув губы, которые Реборну срочно потребовалась поцеловать.       Но Лар, про которую они уже успели забыть, вновь прервала их, заставляя Реборна внутренне зарычать. Да сколько можно обламывать ему поцелуи?       — Если вы собираетесь флиртовать, то валите в свою комнату, — произнесла она спокойно, вновь взяв в руки отчеты. — Вы мне тут не нужны со своими слишком явными сексуальными флюидами, ясно? Работать мешаете.       Реборн поджал губы, вставая с дивана и помогая Скаллу подняться:       — Завидуешь? — спросил он язвительно, но Лар не могло поколебать ничего.       — Пиздец завидую, — признала она совершенно буднично. — Мой муж уже неделю в ебаной командировке, а вы тут сидите и цветете от любви. Так что идите и трахайтесь в своей комнате, не бесите, а?       Реборн хмыкнул, не зная, что ответить на такую честность, а потому лишь закатил глаза, обнял Скалла за талию и прижал к себе, заставляя Облако удивленно пискнуть:       — Ну раз Лар нам велела, — начал он с наглой ухмылочкой, — кто я такой, чтоб ослушаться ее приказа, а? Скалл, слышал, нам срочно надо заняться любовью, раз нам так сказала наша глубокоуважаемая Лар-семпай, понимаешь? — Скалл захихикал, обнимая его и в смущении утыкаясь ему в грудь.       В следующую секунду их обоих схватили за шиворот и выставили за дверь:       — Я сказала, пошли нахер! — донеслось им в спины раздраженное женское рычание, заставляя обоих невольно поежиться. Реборн нахмурил лоб. Может быть, в этот раз он немного перегнул палку?       Скалл задумчиво оглянулся сначала на дверь, потом на него:       — Ну что, пошли? — поинтересовался он весело, направившись к лестнице.       Реборн поднял брови, молчаливо интересуясь у Скалла, что тот имеет ввиду, и тот, словно почувствовав его недоумение, весело пояснил:        — Ну, нахер, как Лар-семпай и сказала. Я вот пошел! — радостно произнес он. — Но один Великий Скалл-сама с такой задачей не справится, и мне очень нужен ты, так что пошли! — и несколько ошарашенного Реборна потянули на второй этаж, заставляя того послушно перебирать ногами.       Реборн вздохнул, глядя на спину своего парня, мучительно пытаясь понять, где он вообще набрался таких тупых способов флиртовать. То есть, разве намеки на секс не должны быть более завуалированными?       Хотя, если взглянуть с другой стороны — Реборн задумчиво уставился на покрасневшие уши, торчащие из-за пушистой фиолетовой шевелюры — не то чтоб он жаловался.       Да.       Его определенно все устраивало.