перед смертью всякое наговорить можно

Он висел на тонком тросе над тёмной пропастью, и физически чувствовал, как утекает его время. Дно пещеры, усеянное сталагмитами, словно распахнутая зубастая пасть, ждало, когда же истончающийся шнур наконец оборвётся, и жертва полетит вниз. Перед глазами проносились воспоминания, плохие и хорошие, и если бы он не висел буквально на волоске от смерти, то некоторые мгновения прошлого заставили бы его буквально пустить слезу. Альпинистский трос с лёгкостью выдержал бы его вес вместе с тяжёлым рюкзаком, если бы не был повреждён чуть раньше. Теперь же перекрученные нити медленно лопались одна за другой, каждый раз заставляя сердце болезненно сжиматься в ожидании конца. Притяжение земли ещё никогда не волновало его настолько сильно. Он думал о том, что никто не придёт его спасать, и отчасти в том была его вина. В конце концов, это он ухватился за возможность немного развеяться, и помчался со старым знакомым разведывать, правдивы ли слухи о маленькой гробнице примерно в ста километрах от города Урумчи... Не сказав об этом Тяньчжэню. Точнее, всё было почти так. – Завтра я уезжаю в Пекин, – сказал он за ужином чуть меньше недели назад. Тяньчжэнь тут же в замешательстве поднял голову, отрываясь от телефона, с которого читал очередную статью по археологии. Панцзы стойко выдержал его олений взгляд, а затем добавил, стараясь придать своему тону как можно больше лёгкости: – Старый знакомый предложил встретиться, выпить и повспоминать давние времена. Старина Хуэй и я знали друг друга, ещё когда ты под стол пешком ходил. Это ненадолго, всего на недельку, вместе с дорогой, а может и быстрее обернусь, кто знает. – Хочешь, мы поедем с тобой? Или ты специально желаешь свалить от нас подальше? – У Се иногда был ужасно прозорлив, и чаще всего это случалось в самые ненужные моменты. Панцзы пришлось громко фыркнуть и немного поддеть его, чтобы отвлечь от разгадывания своих мотивов: – И оставить наш фермерский домик на наших молодых миньонов? Ну нет, Тяньчжэнь, если без меня наш ресторанчик всего лишь уйдёт в ноль, то ещё и без вас вообще провалится в минус! – Мы с Сяогэ не такие беспомощные! – тут же оскорблённо вскрикивает У Се, которого даже спустя столько лет заявления о его некомпетентности в вопросах ведения бизнеса всё ещё трогали до глубины души. – Может, мы и не можем готовить так же, как ты, но это не значит что мы не сможем проконтролировать нашего нового повара! – Ну, смотрите мне! – Панцзы грозит ему пальчиком. – Приеду – проверю! А потом была долгая поездка в Пекин, и встреча со стариной Хуэйем, который, надо сказать, и впрямь пригласил его, но не ожидал увидеть в таком скором времени. Панцзы, осевший в деревне, тоже не сильно хотел обратно в город, но в последнее время его стали одолевать не совсем привычные мысли, давящие на него так, как ничто другое. Тяньчжэнь был тем, из-за кого это началось – он наконец-то собрал яйца в кулак и признался Сяогэ в любви, и (никто же не ожидал, какая неожиданность, не правда ли?) их Мэнъюпин ответил взаимностью. А потом эти два великовозрастных дурака так долго неверяще своему счастью смотрели друг на друга глазами-сердечками, что Панцзы, который слишком давно ждал этого момента, просто толкнул их в объятия друг друга и ушёл в свою комнату. Тут-то можно было выдохнуть спокойно. Он любил их обоих, заботился о них почти как верная жёнушка, знал о душевных терзаниях напополам с десятилетней выжигающей душу тоской – и правда был рад, что эта затянувшаяся мелодрама наконец закончилась счастливым концом. Теперь каждый день можно было лицезреть новое шоу в жанре ромком и под названием «Мои дураки так долго мечтали о том, что будут вместе, и вот теперь когда они вместе, они не могут понять, что им делать дальше». И Панцзы честно нравилось! Но потом в какой-то момент в голову пришла гадкая, абсолютно неправильная мысль о том, что теперь два других угла были связаны друг с другом гораздо прочнее, чем с ним. Он прогнал этот кошмар куда подальше один раз. Во второй тихий голосок на краю сознания прошептал, что два влюблённых человека – это полная семья, и теперь Панцзы может спокойно перестать быть заботливой жёнушкой. Он всё ещё их друг и брат, но его с ними семейные узы не такие, как у них двоих. Рефлексия никогда не была его сильной стороной, так что он просто перестал думать о плохих вещах, надеясь, что скоро само рассосётся. Был ли это кризис среднего возраста, или что ещё, но ничего не рассосалось. Панцзы смотрел на счастливых влюблённых, и понимал, что ему тоже нужно найти себе человека, и жить с ним нормальной семьёй. Они могли бы дружить семьями! С женщинами не получалось, и он долго не мог понять, почему. В деревне Дождя и окрестных посёлках его хотели с руками оторвать – хозяйственный, умеющий готовить, строить, чинить, приятный в общении и не с самым тяжёлым характером. Панцзы знал, что местные женщины с удовольствием прибрали бы его к рукам. Но всё было не то. Как-то… не по сердцу. А двое мужчин, самых близких, родных, уже стали заняты друг другом. Когда он поймал себя на этой мысли в первый раз, она показалась ему настолько глупой, что он сам над собой рассмеялся вслух, отчего стоящий рядом Сяогэ обеспокоенно нахмурился в своей манере. Пришлось отмахнуться и покачать головой. Ему определённо, абсолютно точно не нравились мужчины, кроме Тяньчжэня и Сяогэ – но свою любовь к ним он воспринимал как нечто вне контекста романтической любви. А потом вот под стару жопу понял, что, фактически, если бы они все втроём жили не просто как старые друзья, а как возлюбленные, то ничего бы не поменялось. Ну, может быть в его жизнь пришёл бы хороший секс с двумя, объективно говоря, горячими мужчинами, которых он знал чуть меньше половины собственной жизни, и которых видел в таких ситуациях, после которых некоторые люди расходились и больше никогда не встречались вновь, снедаемые стыдом. Или отвращением, что куда хуже. Он видел их голыми так много раз, что в гробницах, что сейчас – в конце концов, они постоянно принимали вместе ванну, которую специально для них троих Тяньчжэнь сделал собственными руками; помнил расположения шрамов у каждого, линию мышц и конечно размеры. После тщательного подавления подобных мыслей, которых теперь с каждым разом становилось всё больше, у него разболелась голова и впервые в жизни захотелось сбежать. Возможно, он даже понимал Сяогэ, который раньше при первой же возможности старался держаться подальше от людей и эмоций. (А теперь вот, мягкий и абсолютно домашний, он жил с ними, горячо любя У Се, и получая любовь в ответ, и Панцзы был за них безумно счастлив, потому что да, он любил их обоих, даже если они никогда не полюбят его так же в ответ). Так что при первой же возможности Панцзы сбежал, чтобы развеяться. Они со стариной Хуэйем неплохо накатили, обменялись новостями, а потом разговор скатился к былому. Слово за слово – и вот они уже, слегка нетрезвые, собирают вещи чтобы проверить давний и старый слух о том, как рядом с Урумчи обнаружили маленькую гробницу. Спуститься туда хотелось неимоверно, даже не ради сокровищ, которые наверняка давно растащили, а просто чтобы заставить кровь кипеть, как в старые времена. Вспомнить молодость. Когда Панцзы окончательно протрезвел, они уже выходили из аэропорта и арендовали машину, чтобы добраться в горы. На мгновение его уколола совесть – он почти достал телефон, чтобы позвонить Тяньчжэню, но посмотрел на время, и решил, что если тот ещё не спит, то определённо занят очень интересными делами с Сяогэ. Мешать им не хотелось. Он сунул телефон во внутренний карман, швырнул рюкзак в багажник и сел за руль. Разве могло что-то пойти не так? Он и старик Хуэй были опытными расхитителями, а ещё рядом не было Тяньчжэня, который мог по чистой случайности из-за своей сомнительной удачи попасть в беду. Они долго брели вглубь пещер, иногда прокладывая себе путь напрямую с помощью взрывчатки, но сколько бы не шли, признаков гробницы не наблюдалось. Ни следа человеческой деятельности – всё естественного происхождения. А затем пещеры одна за другой стали разрушаться, и в процессе спасения собственных задниц мужчины разделились. Панцзы планировал расчистить завал динамитом – осторожным и направленным зарядом, чтобы затем раскопать лаз – за что и поплатился, не подумав о том, что если потолок рухнул, то и пол вполне себе может провалиться. В последний момент успел на всякий случай вбить колышек в стену и нацепить снаряжение – это и спасло его, когда камень под ногами разверзся. И вот теперь Панцзы повис над острыми кольями, которые с удовольствием вопьются в его тело, выпивая кровь и отнимая жизнь. Старина Хуэй наверняка почти добрался до поверхности – он никогда не утруждал себя заботой о тех, кто остался позади. Может быть, восстановив силы и перебрав снаряжение, он и вернулся бы, чтобы узнать, что случилось, но к тому времени, как это произойдёт, Панцзы уже станет хладным трупом. Чуть ниже в стороне был выступ – если бы до него можно было добраться, Панцзы бы давно спасся, и ушёл по одному из тоннелей искать другой путь на поверхность. Не будь трос наполовину лопнувшим, мужчина бы раскачался, и смог допрыгнуть в полёте. Но теперь можно было только с тоской смотреть в ту сторону в ожидании конца. Хорошо быть Тяньчжэнем – за ним обязательно бы примчался Сяогэ хоть на край света. Чтобы не терять время попусту, Панцзы, стараясь поменьше шевелиться, вытащил из внутреннего кармана телефон, и включил его, чтобы записать прощальное видео для старины Хуэя, если он найдёт его, или для других людей: информацию кто он, откуда, что делал в гробнице, и кому передать весть о смерти. Слова застревали в горле, но он справился, а затем начал записывать другое видео – для Тяньчжэня и Сяогэ. – Хэй, – он улыбнулся в камеру, и в этот момент услышал, как сверху лопнула ещё одна нить, заставив сердце на миг замереть в страхе. Времени было мало. – Простите, что полез искать гробницу, не сказав вам ни слова. Тяньчжэнь, ты был прав – я ведь на самом деле сбежал от вас. Хотел дать вам больше времени побыть вдвоём, особенно теперь, когда вы вместе. Если вы видите это видео, значит я умер, и не самым геройским способом. Я просто хочу сказать, что вы для меня самые близкие люди, и я люблю вас обоих… Знаю, я говорил это настолько часто, что вы наверняка не воспринимаете мои слова всерьёз, но… Ещё одна лопнувшая нить. Просто чудо, что он всё ещё оставался висеть, а не падал стремительно вниз в голодную темноту. Сглотнув вязкую слюну, Панцзы продолжил: – Я люблю вас обоих так, как вы любите друг друга. Недавно только понял это. Что, если бы мы были все втроём такой семьёй, то почти ничего бы не изменилось, – он чувствовал, как по щекам текут слёзы, а горло сжимается в болезненных спазмах. Он не хотел показывать свои чувства ещё больше, но каждый его вдох был похож на всхлип. – Пожалуйста, не злитесь на меня за то, что оставил вас. Я хочу, чтобы вы жили дальше счастливо, потому что не заслуживаете страданий ещё больших, чем те, через которые прошли. Люблю вас обоих. Простите меня. Прощайте. Горько улыбнувшись, он шмыгнул носом, а затем отправил в камеру два шутливых поцелуя и закончил видео. Связи так глубоко в пещерах не было, но он всё равно нажал на отправить в общий чат. Когда-нибудь его вытащат, включат телефон, и видео обязательно первым делом отправится получателям. Раздался ещё один звук лопающейся нити, и Панцзы отчётливо почувствовал как его неумолимо начинает тянуть вниз. Он не раз падал, и знал, что в этот момент время растягивается, мгновения кажутся годами. Пока тело набирает скорость, вспоминаешь свою жизнь ещё раз, а после – лишь боль и агония. Панцзы панически закричал, взмахнув руками и пытаясь найти за что ухватиться, но он уже летел вниз… …неведомая сила мощным ударом влепилась в его бок, сбивая с траектории, и он с сильнейшим облегчением осознал, что летит прямо на спасительный выступ. Удар о землю, перекат, сильнейшая боль от помятых боков – Панцзы, хрипя, истерически рассмеялся в темноту, вперемешку со словами о том, как же он безумно сильно любит того, кто его спас. У него ныли рёбра, особенно со стороны удара, но он всё равно попытался сесть в поисках своего спасителя, тут же наткнувшись на что-то мягкое под собой. Чжан Цилин лежал, наполовину придавленный его массой – оказался там, пытаясь защитить голову друга от острых камней, которыми был усеян пол тоннеля. Он болезненно морщился и странно отводил правую руку в сторону, когда Панцзы осторожно помогал ему сесть. – Сяогэ, я так рад что… – начал Панцзы, и осёкся, встретившись со взглядом, который обещал ему ужасные муки за всё хорошее, потому что Сяогэ был в ярости. Сглотнув, мужчина, робея, уточнил: – А Тяньчжэнь…? – Дома, – жёстко произнёс Мэнъюпин, аккуратно укладывая повреждённую конечность себе на колени. И, предвидя остальные вопросы, сказал, звуча так, словно отчитывал маленького глупого ребёнка, кем, по сути, Панцзы себя сейчас и чувствовал: – Ты ушёл. Не предупредил. Зачем? Ван Панцзы всегда славился тем, что мог найти слова в абсолютно любой ситуации, но сейчас не мог вымолвить ни слова в качестве оправдания. Так что поспешно перевёл тему: – Твоя рука повреждена, давай-ка наложим шину, а затем будем выбираться отсюда. Сяогэ подарил ему взгляд: «мы ещё не закончили», однако промолчал, и послушно протянул руку для перевязки. Его запястье оказалось сломано – то самое, которое он повредил больше десяти лет назад, прыгнув за Тяньчжэнем с тридцатиметрового обрыва. Панцзы правда не хотел быть причиной его травм, но внутри, вопреки всем сожалениям, разлилось странное тепло – Сяогэ сделал для него то же, что некогда сделал для своего возлюбленного. А действия всегда говорили за него лучше любых слов. Дорога наверх оказалась куда проще – Сяогэ вёл его по тёмным переходам, следуя одному ему известному маршруту. Панцзы, прихрамывая, следовал за ним. Ему до боли сильно хотелось, чтобы рядом был Тяньчжэнь, чтобы его можно было сжать в крепких объятиях, но с другой стороны, как только У Се узнает, что Сяогэ пострадал, он устроит для Панцзы ад на земле. Так что хорошо, что того не было – возможно к тому моменту, как они вернутся домой, тело Чжан Цилина волшебным образом исцелит само себя, как бывало не раз. Мало было выйти на поверхность – следовало ещё пройти немало километров, прежде чем они нашли стоянку возле входа в пещеру. Машины, и старины Хуэя там не было, зато стоял байк Сяогэ, взятый им напрокат. Кое-как уместившись на нём, они покатили в сторону цивилизации. Панцзы, как обладатель двух функционирующих рук, рулил, постоянно поглядывая вниз. Туда, где Сяогэ держался за него здоровой конечностью. Стоило появиться связи, как за пазухой тут же зазвонил телефон, не замолкая – только один человек мог названивать буквально часами, когда ему было что-то нужно, и Панцзы с бегущим по спине холодком, знал, что если не ответит прямо сейчас, то Тяньчжэнь будет ругаться ещё и за это, в довесок к предыдущим косякам. Пришлось съехать на обочину и принять вызов. Бедное ухо тут же свернулось от длинной матерной тирады, в которой упоминались все близкие и дальние родственники, и то, как они и в каком месте должны совокупляться, и Панцзы должен был быть там вместе с ними. – Тяньчжэнь, ну ладно тебе, с нами всё хорошо, – слабеющим голосом отозвался Панцзы, прерывая его на полуслове, и поток ругани, на миг прервавшись, продолжился с новыми подробностями о том, что У Се с ним лично сделает, когда они вернутся. Сяогэ сзади вздохнул, выглядя так, будто бы полностью поддерживал У Се (хотя когда он не?). – Тяньчжэнь, мы немного передохнём и вылетим первым рейсом, не переживай! – Чтобы через два дня были дома, – убийственным тоном прошипел У Се, и сбросил вызов. Сложно было не подчиниться ему, поэтому Панцзы, тоже вздохнув, смахнул с панели уведомлений несколько окон с сообщениями от всех, пропустил мимо глаз уведомление «отправлено», и сунул телефон обратно в карман. Первым делом по приезду в город они сначала зашли в травмпункт, где наложили хороший гипс на пострадавшую руку Сяогэ, затем сдали байк обратно в агентство. Билеты взяли на самый ближайший утренний рейс, а затем сняли номер в отеле – обоим нужно было принять душ, поужинать и хорошенько выспаться. Если Панцзы себя чувствовал ужасно уставшим, то Сяогэ, на бледном лице которого появились едва заметные круги под глазами, наверняка был в гораздо худшем состоянии. – Чур, я первый в душ по-быстренькому, а потом найду нам вкусный ужин, хорошо? – пытаясь поднять настроение, сказал Панцзы, когда они вошли в двухместный номер с раздельными кроватями. – Как думаешь, здесь найдётся приличная лапша и пиво? Сяогэ, по обыкновению своему, ничего не ответил. Скинув ботинки и стянув пыльную толстовку, он прошёл в комнату, и занял одну из кроватей, сразу же закрыв глаза. Панцзы, не желая терять время, скинул с себя все вещи, не потрудившись разложить их, и отправился мыться. Простые действия отвлекали его от мыслей о том, что он и правда всего несколько часов назад был на волосок от смерти. – Выглядишь ужасно, – полушутливо сказал он, когда помог Сяогэ замотать гипс в пакет, чтобы тот не намочил его во время принятия душа. – Будто не спал от самого дома. – Да, – просто ответил Мэнъюпин, едва не заставив Панцзы от неожиданности прикусить язык. Теперь было понятно, почему он выглядел настолько уставшим. Взгляд его отчего-то смягчился, но был при этом печален, словно он видел мужчину насквозь, и больше не злился на него из-за того, что тот ничего не сказал про то, что полез в пещеру искать гробницу. Он будто хотел ещё что-то сказать, но не смог подобрать слов, поэтому просто смотрел своими красивыми тёмными глазами, в надежде, что Панцзы сам поднимет задевшую его тему. Но Панцзы не знал, что сказать и как объясниться, поэтому, мягко улыбнувшись, легонько потрепал его по волосам, и отправился за ужином. Лапша, разумеется, была не такая вкусная, которую бы мог приготовить он сам, тёплое местное пиво имело странный привкус. Вечернее застолье прошло в тишине – разговаривать не хотелось, что было нетипично для самого Пан Е. Не желая слишком сильно думать, он пожелал Сяогэ спокойной ночи, и завалился на свою кровать, почти мгновенно проваливаясь в сон. И если пару часов спустя, он сквозь сон и почувствовал, как матрас прогнулся под весом другого человека, прижавшегося к нему со спины, то к утру это, и едва ощущаемое сопение в затылок, казались лишь приятным сном. Долгая дорога наконец привела их в родную деревню, и чем ближе они подходили к своему дому, тем сильнее нервничал Панцзы, готовясь к самому худшему. Он знал своего Тяньчжэня, и знал, что бывает с людьми, которые его расстраивали. Да, у того было бесконечно доброе и всепрощающее сердце, но сейчас дело в первую очередь касалось Сяогэ, рука которого, естественно, не успела срастись обратно. Это было невозможно, какой бы сильной не была его кровь, и как бы не были мощны его процессы регенерации. Панцзы не хотел признаваться даже самому себе, что с каждым шагом у него всё сильнее слабели колени. Только неумолимо идущий позади Сяогэ не давал ему шанса просто развернуться, и ещё раз позорно сбежать. Хорошо, если Тяньчжэнь просто выпустит пар – хуже будет только если он будет дуться, потому что это он умел лучше всего. Ты будешь смотреть на его лицо и чувствовать себя самым ужасным человеком на планете за то, что сделал. И в этот раз никакой многолетний иммунитет не поможет, потому что вина и правда была, да ещё какая. У него всё ещё бежали мурашки по спине, и волосы вставали дыбом, когда тело внезапно вспоминало тот краткий миг, когда трос оборвался и он ухнул вниз безо всякой надежды на спасение. Тяньчжэнь встретил на пороге – сложивший руки на груди, с мешками под странно припухшими глазами, выглядящий так, словно сейчас же полезет бить ему морду. – Мы вернулись! – преувеличенно радостно воскликнул Панцзы, слыша в своём голосе предательские нотки. – Как там мой ресторанчик? Ты его не развалил? У Се вскинулся было ответить, почти переключившись на несправедливое обвинение, но, прищурившись, одёрнул себя. Не дал себя сбить с темы. Умная, хладнокровная змея – ждёт подходящий момент, изматывая жертву, чтобы вовремя кинуться. Теперь Панцзы точно конец. – У Се, – мягко позвал Сяогэ, выходя из-за широкой спины, прикрывая собой от праведного гнева и, о чудо, разумеется его глупый влюблёныш тут же растерял всё своё недовольство, и расплылся в небольшой, но счастливой улыбке. А потом взгляд его упал на утолщённый правый рукав толстовки, под которой скрывался гипс, и улыбка тут же померкла. В глазах разгорелся тяжёлый, опасный огонь. Панцзы испытал нечто, что можно было бы сравнить только с тем чистым, неподдельным ужасом в мгновения свободного падения в клыкастую бездну. Он с возмущением глянул на предателя, но столкнулся с виноватым взглядом – ну конечно, ведь для их Мэнъюпина какая-то чепуха вроде перелома явно не заслуживала внимания, он даже подумать не мог, что спровоцирует бурю. – Сяогэ геройски спас меня, когда я почти разбился насмерть! – выкрикнул Панцзы, пытаясь нанести ещё один упреждающий удар. – Почему ты нам не сказал? – яростно прошипел Тяньжэнь, наконец взрываясь. – Какого хрена, Панцзы?! – Я просто хотел немного развеяться! Ну, поехал на другой конец страны, чтобы залезть в пещеры – с кем не бывает? Я хотел дать вам время побыть вдвоём! – Именно поэтому Сяогэ через пару дней почувствовал что-то неладное, и кинулся собирать вещи, чтобы найти тебя! – фыркнул У Се, метая гром и молнии в сторону Панцзы, а затем осторожно осмотрел гипс на руке Сяогэ, и с нежностью погладил торчащие на свободе пальцы. – Но я спрашивал тебя о том, почему ты не сказал нам раньше? – Раньше?.. – Панцзы переспросил с растерянностью, чувствуя, что-то в этом слове было неправильное. Что-то он упускал из виду, нечто очень важное, какую-то часть разговора. – Мы тоже хотели тебе сказать, – медленно и весомо произнёс Сяогэ, и обычно, когда он начинал говорить, это было похоже на неумолимо приближающийся на всей скорости поезд – не затормозит и не свернёт в сторону. Но Панцзы лишь растерянно похлопал глазами, и неуверенно уточнил: – Вы тоже хотели поехать и полазить по пещерам, следуя слухам о небольшой гробнице?.. Они оба посмотрели на него так, как никогда прежде. – О том, что ты сказал на своём видео, перед тем, как чуть не умер? – очень терпеливым тоном произнёс Тяньчжэнь, потихоньку остывая. На видео..? О нет. Перед глазами пронеслось окно уведомлений, и надпись «Отправлено», которую он тогда пропустил мимо глаз, и затем Панцзы залился краской, как какой-нибудь глупый школьник, которого спалили за засовыванием в карман краша любовной записки. – Да ладно, перед смертью всякое наговорить можно, сами знаете… – невнятно промямлил он и начал пятиться назад, пока не упёрся спиной в дверь. Мужчины следовали за ним по пятам. – То есть, ты не любишь нас обоих так, как мы любим друг друга? – Тяньчжэнь поджал губы. – И не хочешь продолжать быть нашей семьёй? Оставаться нашим другом, названным братом и мужем? – Мужем?! Когда это я был вашим мужем?! Как я мог быть вашим мужем, когда вы оба… – он завис, пытаясь подобрать правильные слова, и Тяньчжэнь тут же воспользовался шансом, чтобы перебить: – Хорошо, ты был нашей жёнушкой, если тебе так удобнее, – терпеливо произнёс он, затем подошёл ещё ближе, почти вжимаясь своей грудью в его бок. – Но с тех пор, как я признался Сяогэ, я осознал, что мы вдвоём – не то же самое, что мы втроём. И искал повод, чтобы тебе об этом сказать. И не смотри на меня так, в конце концов, это ты кричал о том, что любишь женщин! Я переживал, что ты не примешь наши чувства! – А Сяогэ… – совсем размазанный от того, что сейчас они и правда разговаривают на такую тему, и кажется, всё идёт в правильном направлении, Панцзы с надеждой уставился на их третий молчаливый угол. – Нас трое, – словно бы это всё объясняло, произнёс тот, и тоже шагнул ближе, почти касаясь его тела своим. А затем, словно этого мало, добавил: – Я люблю вас обоих. У Се? – У меня два партнёра, – довольно произнёс Тяньчжэнь, а затем вдруг потянулся, и на краткий миг прижался губами к щеке Панцзы в невинном поцелуе. – И я люблю их обоих одинаково. Панцзы почувствовал, что из глаз вот-вот потекут слёзы от облегчения и радости. Смутившись собственной чувствительности, он притянул самых близких и родных людей в свои объятия. Они стояли в коридоре собственного дома, обнимаясь и обмениваясь нежными поцелуями – три партнёра, три мужа. Одна семья.