***
Когда Рейстлин уже начал беспокоиться, жрица наконец медленно стала приходить в себя: с недовольным стоном ткнулась лицом в одеяло, слепо провела руками по лицу, смахнув волосы назад, и наконец открыла глаза. Она оглядела всё вокруг мутным взглядом, словно пыталась понять, что из произошедшего реальность, а что — кошмар, и, судя по ее взгляду, тот факт, что всё произошедшее с ними реально, не слишком вдохновлял Крисанию. — Где мы? — спросила она, очевидно, не до конца уверенная в том, что видит. Рейстлин не мог её упрекнуть: вокруг царила ночь, а небольшой костёр, разведённый им, чтобы свежеспасённая жрица не заболела в ночной прохладе, отбрасывал столь затейливые тени, что немудрено и спутать их с какой-нибудь чёрной магией. Очень робкой, жмущейся по углам чёрной магией, но всё же. — У Врат в Бездну. Ты была полна решительности уйти куда-то туда, — Рейстлин махнул рукой вправо, — но немного не рассчитала силы. Крисания потёрла виски, оглядывая всё вокруг. Смерив взглядом походную постель и небольшой костёр, она удивленно спросила: — Откуда это все? Карамон пришёл? — Ни сама Крисания, ни Рейстлин не брали с собой ничего походного, когда шли к Вратам, она это точно помнила. Рейстлин только фыркнул, привычно скривившись при упоминании имени брата, но всё же шутливо ответил: — Это на тебя снизошла моя божья благодать, возрадуйся, смертная, — на губах у Рейстлина пробежала тень улыбки: необычной, какой-то мальчишеской, озорной, отчего Крисания на мгновение растерялась, но тут же строго осадила: — Мой бог — Паладайн. — Ничего, это временно, — утешил её Рейстлин, так недобро на неё глянув, что Крисания мигом поняла, почему с ним предпочитали не связываться другие маги, даже чëрные. Крисания поджала губы, но отвечать не стала, сочтя это ниже своего достоинства. Смирение и кротость — вот что должно двигать всеми её поступками, а грызня с чёрным магом — явно не то, что входит в две эти добродетели. Её поступки в последнее время и без того были продиктованы сомнительной гордыней, и Крисании только и оставалось восхищаться терпением и всепрощением мудрого Паладайна, способного закрыть глаза на столь тяжкий проступок. Паладайн не оставил её, смертную и грешную дочь его, умирать в Бездне, он вывел её обратно в мир и вернул зрение… пусть и руками Рейстлина Маджере. Единственное, что смущало Крисанию в этой ситуации — Рейстлин теперь тоже был богом, что ставило под сомнение её наивную веру в то, что спасена она по воле Паладайна. Это сомнение не давало покоя и, чего уж кривить душой, несколько раздражало. Похоже, настолько, что это заметил Рейстлин, со вздохом уточнивший: — Что-то не так? — прервал он гневное молчание. — Я все ещё на тебя обижаюсь, — Крисания и сама не была уверена, сказала ли она правду, но весь ворох её спутанных мыслей Рейстлин точно не заслужил. — Почему? — в голосе у Рейстлина сквозило не любопытство, а желание продолжить перебранку, в победе в которой он будто бы не сомневался. Ну конечно, ведь слова — один из важнейших приёмов чёрного мага, как она могла об этом забыть?.. — Ты добился своей цели. — Конечно, а как иначе, — спокойно пожал плечами Рейстлин, с отрешённой улыбкой подбросив в костер сухую веточку. — И бросил меня там! — Но я же вернулся, — Рейстлин улыбнулся шире, и Крисания поняла, что попалась на удочку. Ему неинтересно, когда жрица злится и молчит, ему куда интереснее жонглировать словами, выворачивая разговор так, как выгодно ему. А у Крисании уж слишком мало выдержки, чтобы противиться вызову: — Не ради меня! Улыбка Рейстлина стала ещё шире (хотя куда уж, подумалось Крисании), и он довольно ввернул: — Ради тебя я обрел умение творца. Ну и ради остального мира немного. Просто прикинул: без этого умения богу ну никак, иначе всё живое погибнет, а в одиночку скучно. — Ах скучно, значит? — Крисания зло сверкнула на Рейстлина глазами и резко отвернулась, только кудри по спине ударили. Проклятый чародей даже не утрудился ответом — лишь усмехнулся. Крисания несколько минут так и сидела отвернувшись и по-детски дулась, хотя глупый спор того не стоил. Раздражённо пялиться в чернеющую мглу вместо тёплого живого пламени — тоскливо и глупо, и спустя пару минут она всё же повернулась, нехотя, будто делая одолжение. В голове вдруг стало ослепительно пусто: ещё недавно в её жизни была чёткая цель — остановить чëрного мага. Потом — помочь ему. Дурацкая цель: повелась на его манипуляции! Впрочем, чем бы ни являлась её любовь к Рейстлину, пропадать оная никуда не собиралась. Хоть чародей и задел её гордость, окончательно разругаться с ним не хотелось. Или уйти прямо навсегда. И это немало раздражало. Она некоторое время молчала, но всё же прервала тишину, разбавленную только треском костра, и тихо спросила: — И куда мы теперь? Крисания не могла сказать точно: имела ли она в виду какую-то точку в пространстве, или же свою очередную потерю цели. Рейстлин небрежным жестом потушил огонь. Где-то на горизонте показалась тонкая полоска рассвета, а без яркого пламени чернота вокруг стала менее густой, глаза постепенно привыкали к силуэтам деревьев неподалёку. Ещё немного рассветёт — и можно будет разглядеть дорогу даже без магического огонька в посохе Рейстлина. Пожал плечами: — Если честно: так далеко я не загадывал, но можем вернуть тебя в Утеху для начала. Да и я бы хотел вернуться в башню ненадолго. — И зачем? — без особого любопытства спросила она. Мало ли, что задумал чёрный маг! — Если бы ты была моей жрицей, а не жрицей Паладайна — сказал бы, — как бы в шутку поддел Рейстлин, но заставил Крисанию оживиться и воспрянуть: неужто действительно ещё что-то задумал?! Рейстлин же великодушно предложил: — Но я могу проводить тебя, раз уж нам все равно почти по пути. Про «почти по пути» Крисания бы могла и поспорить, но отказываться не спешила. Её путешествие с чёрным магом открыло ей глаза на многое: на свою уязвимость в том числе, и обратный путь в компании всяко будет безопаснее… если, конечно, они не переругаются между собой. Потому что тогда Крисания за себя не отвечает!.. Крисания только кивнула, и Рейстлин принял этот ответ на удивление радостно.***
В Заман заходить не стали: Крисания рассудила, что им там вряд ли обрадуются, а Рейстлин… Рейстлин просто не возражал. Он принимал все её рассуждения и решения с подозрительной улыбкой, позволяя и выбирать дорогу, и решать, когда будет привал. Под конец второго дня Крисания не выдержала и, с довольным вздохом вытянув ноги у костра, спросила: — Рейстлин, что за игру ты ведёшь? — Почему ты так считаешь? — чародей склонил голову набок и, сощурившись, посмотрела на Крисанию. Оценивающе и с озорством, так что Крисания напряглась. — Потому что после всего, что ты уже провернул, я не верю, что ты делаешь что-то без какого-либо умысла, — с досадой призналась Крисания. — Любопытно. И какой же у меня умысел? — Вот и я не пойму… — Крисания сощурилась. — Ты сам предложил меня проводить, принимаешь все мои решения без споров… либо ты задумал что-то, для чего достаточно не мешать мне, либо… я не знаю. Рейстлин усмехнулся, покачал головой. Задумчиво посмотрел на огонь, провёл ладонью над языками пламени, даже не поморщившись: огонь послушно пригнулся, притих, как опасная зверюга под рукой горячо любимого хозяина. — Хочешь узнать, почему я соглашался с любым твоим решением? — Если для этого не обязательно становиться твоей жрицей, — осторожно кивнула Крисания. — О, не обязательно. Я решил, что теперь я милосердный и добрый бог. Пока неопытный, правда, но это поправимо, согласись? Рейстлин уставился на Крисанию в ожидании, когда до неё дойдёт. Словно он уже сказал ей всё необходимое и не сомневался в её способности сложить два и два. Добрый, но неопытный? И в чём связь?.. Крисания моргнула, пытаясь понять, какое именно слово здесь ключевое. Доброта и Рейстлин плохо вязались в её воображении, а вот в колдовском опыте чародею практически не было равных… Почему же неопытный? Глаза у Крисании загорелись ярче: так этот негодяй, этот умудренный опытом чародей, совершенно не умеет быть богом! Она недовольно поджала губы и обиженно уточнила: — Так ты решил на мне потренироваться? Молча понаблюдать?! — А разве это не то же самое, что сделал Паладайн? — рассудительно парировал Рейстлин, пробежавшись пальцами по посоху. — Паладайн направил меня! Во имя высшей цели, во имя добра! — запальчиво бросила Крисания и тут же покраснела: уж больно по-детски вышло. Этот чародей так легко разводил её на эмоции, так ловко играл со словами… А она отвечала без должного для светлой жрицы достоинства! — Паладайн послал тебе знак, — неожиданно жёстко осадил её Рейстлин. Поморщился и уже мягче продолжил: — А ты его интерпретировала по-своему. Я сделал то же самое, лишь предложив тебе саму идею — вернуться в Утеху. Ты сама выбрала путь, а я только наблюдаю за твоими решениями. Но когда так делает Паладайн, ты воспринимаешь это как должное, а на меня отчего-то злишься. — Потому что я не горю желанием становиться подопытной мышкой чёрного мага! — Для мышки ты крупновата, — подтвердил Рейстлин совершенно серьёзным тоном, который раздражал сильнее усмешки. — Для светлой жрицы — в самый раз, — Крисания недовольно скрестила руки на груди. — Для моей жрицы — тоже, — ввернул Рейстлин, оценивающе её осмотрев с ног до головы, словно желал убедиться: действительно ли подходит. — Не дождёшься. Я не собираюсь обращаться к тебе «отец мой» или «господь», и не надейся! Рейстлин коротко рассмеялся, едва заметно покраснев, словно услышал в её словах что-то двусмысленное. Крисания нахмурилась: пожалуй, стоило всё же пойти одной. Ещё несколько дней пути в компании ежедневных уговоров стать его жрицей она может и не выдержать. К чему может привести отсутствие выдержки, Крисания старалась не думать. — Знаешь, я даже рад. Это точно не те слова, которые я бы хотел от тебя услышать. Но мне нравится, что ты уже не так категорична и теперь мы обсуждаем твою будущую манеру обращаться к своему богу! — Рейстлин даже не скрывал озорной улыбки. — Меня вполне устроит твоё имя, — Крисания выдавила кривое подобие улыбки в ответ. — Так вопрос ведь в том, что устроит меня, — с талантливо сыгранным удивлением парировал Рейстлин и, едва Крисания возмущённо открыла рот, добавил: — Впрочем, да, пожалуй, тебе как потенциальной главной жрице — можно просто по имени. — Единственной — потому и главной? — закатила глаза Крисания. Кто в своём уме изберёт своим богом Рейстлина Маджере?! Рейстлин нехорошо сощурился, хищно склонившись к её лицу, и Крисания невольно замерла. Сначала чуть испуганно: и без могущества бога Рейстлин был талантливым и очень сильным чародеем, а уж теперь… А потом — удивлённо: бледный, вечно больной чародей выглядел… здоровее? Кожа его по-прежнему была слишком светлой, а по скуле змеились тёмные шрамы, но он больше не производил впечатление человека, который вот-вот сляжет. Что ж, не удивительно. Вся та сила, доставшаяся Рейстлину, наверняка способна исцелить не одного человека. — Я не планировал набирать много жриц и жрецов, но теперь, чтобы доказать тебе, что ты глубоко ошибаешься… это дело чести, — глаза Рейстлина загорелись ярче, чаруя и завлекая Крисанию. Он всё ещё сидел, склонившись к ней. Непозволительно близко, настолько, что Крисания продолжила рассматривать его лицо, словно заново для себя открывая. Острые скулы, мимические морщинки, выдававшие, что он часто усмехается и хмурит брови, седые пряди, совершенно не подходящие к его возрасту. Крисания фыркнула: — А меня тебе мало? Рейстлин усмехнулся. Беззлобно, напротив, на его лице снова отчётливо читалось озорство. Словно мальчишка, доказавший всем, что он был прав! — А ты ревнуешь? Крисания вспыхнула. И от того, что Рейстлин нагнулся ещё ближе, и от того, что вдруг поняла, что он попал в самую точку. Воображение мигом нарисовало Рейстлина в окружении каких-то девиц, беспрекословно служащих своему божеству, и это было… неприятно. Крисания попыталась переключиться на какие-нибудь более приятные мысли, и память услужливо подкинула ей воспоминание о её единственном поцелуе. Поцелуй запомнился приятным, хоть всё произошедшее после и подпортило впечатление. Она выдохнула, облизнула пересохшие губы и прошептала: — Если мы сейчас не прекратим этот разговор, то он заведет нас куда-то не туда. — В глаза чародею Крисания посмотреть не решилась. Рейстлин промолчал. Крисания отсчитала несколько мучительно тягучих секунд и всё же подняла взгляд. Рейстлин смотрел на неё — точно так же, как тогда, у ручья, когда она соблазнилась, потянулась к нему со всей нежностью, со всей своей любовью. Когда он ещё не отвергал её. Когда он ещё не бросал её умирать в Бездне. — Отлично, значит, продолжаем, — Рейстлин улыбнулся краем губ, но его в глазах Крисания неожиданно заметила страх. Что это? Новая манипуляция? Боязнь быть отвергнутым? Впрочем, неважно. Манипуляция или искренность, но Крисания всё ещё светлая жрица и больше не допустит подобной ошибки. Ей за предыдущую бы ещё молить и молить Паладайна о прощении! — Это грех, — она качнула головой. — И я его тебе с удовольствием отпущу, — кивнул Рейстлин. Крисания возмущённо отпрянула — насколько позволяло походное одеяло. Назло магу пересаживаться на холодную землю не очень-то хотелось. — Сейчас видно, что вы с Карамоном братья, — Крисания закатила глаза и торопливо покосилась на чародея, но тот, похоже, скорее делал вид, чем обиделся по-настоящему: — Так меня ещё никто не оскорблял! — он приложил ладонь к груди, но всё же с любопытством уточнил: — С чего это вдруг такой вывод? — Оба говорите не подумав. — А вот сейчас я действительно оскорблён, — Рейстлин отложил посох и скрестил руки на груди, медленно выдохнув. — Я сказал ровно то, что хотел сказать. Крисанию разрывали чувства. Чувство долга, требующее следовать законам Паладайна. Нежность и любовь, которые никак не желали уходить, более того — становились всё сильнее, игнорируя то, каким раздражающим порой был чёрный маг. И возмущение: в конце концов, если Рейстлин стал богом, ему следует вести себя соответственно, а не дразнить чужих жриц! И хочется, и колется, и Паладайн не велит. — А я ведь всё ещё тебя люблю, — вдруг призналась Крисания. — И хотела бы поцеловать. — И что останавливает? — Я уже один раз оступилась. — Ну так какая разница, за один или за два проступка молить о прощении? — Рейстлин приподнял бровь. — Просто… я не уверена, что смогу ограничиться только поцелуем, — Крисания сцепила пальцы на складках длинных рукавов. В дороге и концы рукавов, и подол платья запачкались. «Прямо как и моя душа», — с тоской заключила Крисания. — Два и три тоже не сильно отличаются. — Я серьёзно, — она насупилась. Что Рейстлин вообще творит: упражняется в остроумии, соблазняет или всё ещё пытается заманить её в ряды своих жриц? Что творится в голове у этого сумасбродного мага?.. — Я тоже. Я тебе сколько угодно грехов прощу, если попросишь, — Рейстлин неожиданно перешёл на шёпот. Едва слышный, но глубокий и проникновенный, смущающий и без того не самые чистые помыслы Крисании. Она упрямо мотнула головой: — Ну уж нет, поблажки мне не нужны! — Как скажешь, — Рейстлин отвернулся, и Крисания удивленно уставилась на бесстрастный профиль чародея. В прошлый раз он отверг её, пристыдил за столь нечистые намерения, не подходящие светлой жрице. Неужели теперь он дразнит её, чтобы потом снова оттолкнуть? Впрочем, был лишь один способ узнать наверняка. Крисания, вмиг наполнившись смелостью, резко развернулась, не слишком умело, но с упрямой и дурацкой злой решимостью поцеловала нового бога Рейстлина Маджере. Крисания с немалой растерянностью осознала, что не её бог Рейстлин Маджере целовал её в ответ.***
Утро вышло недобрым. Крисания молча лежала в объятиях не своего божества, смотрела в небо и понимала: это конец. Она окончательно и бесповоротно провалилась как светлая жрица, призванная служить Паладайну. Какой кошмар! Неужели все эти годы, все её усилия и стремления разобьются сейчас о глупые чувства к Рейстлину? Неужели её гордость, её стремление к свету, её высокие идеалы канут в Бездну из-за одного хитрого, беспринципного и упёртого… — Ну, хватит, — резко выдохнул Рейстлин, резко подняв голову и сбросив тонкое походное одеяло. Крисания похолодела: неужто чародей сподобился прочитать её мысли? Быть такого не может, она светлая жрица, и её помыслы доступны только Паладайну! Рейстлин поднялся на локтях, поправляя тунику, встал и снисходительно уставился сверху вниз: — Довольно самобичевания на сегодня. — Как необычно для новоиспеченного бога — самобичевание с утра, — Крисания прижала одеяло к себе, пытаясь незаметно натянуть платье. Глупо, конечно, ведь стесняться Рейстлина ей уже поздно, а одеяло вряд ли надёжно укрывало от осуждающего взора Паладайна. — Надо же, ты не стала возражать, что я теперь бог, это прогресс! — На губах у Рейстлина засияла совершенно мальчишеская улыбка. — Не смею прерывать божественное самобичевание, тебе полезно, — Крисания наконец сумела попасть в рукав и раздражённо дёрнула плечом. — Я ни о чём не жалею, в отличие от тебя, — Рейстлин протянул ей руку, предлагая помочь подняться, и Крисания замерла, сбитая с толку галантным жестом в сочетании с совершенно бестактным намёком. Проигнорировала, разумеется: негоже ей принимать помощь от не своего бога. Единственно правильным решением теперь будет скорое возвращение в храм, чтобы старательно замолить свои проступки служением добру и свету. Она будет помогать всем нищим, обездоленным, она спасёт как можно больше сирот, она будет заботиться о каждой дворняге… Рейстлин заинтригованно улыбнулся и медленно, со сдержанным любопытством обошёл Крисанию, разглядывая со всех сторон. Остановился за левым плечом и проникновенно спросил: — Разве это добро и свет — помогать кому-то лишь из чувства вины? Разве не лучше — помогать лишь из желания помочь, не испытывая вины?.. Проклятый чародей как всегда прав, разумеется. Но Крисанию это волновало в последнюю очередь. — Я этого не говорила! — Ты это подумала. — Тебе-то откуда знать?! — Крисания резко повернулась к Рейстлину, раздражённая проникновенным и до ужаса приятным нашептыванием со спины. — Потому что каждый уважающий себя бог точно знает, что творится в голове у его жрецов и жриц, — невозмутимо пояснил Рейстлин, с коварным озорством в глазах и кристально честным лицом глядя на Крисанию. — Сколько раз повторять, я не твоя жрица! — Точно? — Рейстлин скептически приподнял бровь, но взгляд у него всё ещё выдавал беззлобную издëвку. — Точно! — И нет ни единого шанса, что я тебя переманю? — подозрительно уточнил Рейстлин, и Крисания гордо задрала подбородок: — Ни единого! Вера — это не на рынке торговаться, в конце концов. Судя по приподнятому уголку губ — проклятый чародей и эту мысль услышал и оценил. — Какая жалость, — он раздосадовано пожал плечами. — Выходит, мне нет никакого смысла тащиться за тобой по этому жуткому бездорожью дальше? — Ты что, вызвался меня проводить только для этого? Чтобы заманить в свои сети? Снова? — Разумеется. Мне казалось, ты поняла, что я не имею привычки строить односложные планы. У каждого приличного чародейского или божественного плана должен быть подвох, — Рейстлин развёл руками. Рейстлин совершенно не изменился. Крисания только обречëнно вздохнула: — И какой же подвох у нынешнего плана? Рейстлин развернулся на пятках и небрежным взмахом руки очертил в воздухе круг, мгновенно образовавший светящуюся магическую воронку. Портал, ведущий в совершенно иную точку в пространстве. — Подвох в том, что раз уж мне нечего здесь ловить, я, пожалуй, пойду. Крисания воздухом подавилась: — Ты что, всё это время, пока мы плелись пешком и мучились, мог без проблем доставить нас в Утеху?! — Ага. У Крисании с исключительно несветлыми мыслями зачесались руки: этот чародей решил довести её до всех вариаций греха, не иначе! Рейстлин с совершенно невозмутимым видом развернулся в сторону портала и занёс ногу, готовый шагнуть в магический омут без малейшей тени намерения взять её с собой. Он не посмеет!!! — Ты что, собираешься сделать это снова?! — Что именно? — Рейстлин бросил на неё столь искренне недоумевающий взгляд через плечо, словно мгновение назад не читал мыслей. — Бросить меня! — А, это, — Рейстлин почесал нос, совершенно не стараясь скрыть ухмылку. — Видишь ли… За мной могут последовать только мои жрецы и жрицы, — он развёл руками. — Прости, не я придумываю правила. Крисания сощурилась. Она, кажется, могла бы вспыхнуть вполне реальным пламенным гневом, будь она чародейкой, но Рейстлину несказанно везло. — Да что ты говоришь! Ты бог или кто? Закоренелый чёрный маг и новоиспеченный бог в одном лице задумчиво окинул её взглядом и, прежде чем всё же шагнуть в портал, бросил: — Знаешь, а ты права, всё-таки я их придумываю. — Рейстлин! — раздражённо выпалила Крисания в пустоту. Столь дорогое ей имя удивительным образом сумело перерасти в разряд самых гневных ругательств, вмещая экспрессии больше, чем отборная брань. Крисания с досадой запустила пальцы в волосы. Импровизированный гребень мигом застрял в спутавшихся прядях. Она ужасно устала, вымоталась совершенно за эти несколько дней пути обратно (да и путь к Вратам, прямо сказать, не был увеселительной прогулкой), и принимать сложные решения в одиночку совсем не оставалось сил. Чародей, конечно, оказался не лучшей для неё компанией, но всё же — компанией и какой-никакой поддержкой и защитой. Уйти за Рейстлином в портал — идея соблазнительная и наверняка преступная для светлой жрицы. Бросив взгляд в хмурое, готовое вот-вот разразиться дождём небо, Крисания мысленно попыталась обратиться к Паладайну и ощутила странную пустоту внутри. Что ж, может, это и была воля Паладайна? Может, он направил её, чтобы она помогла чародею открыть Врата, а затем последовала за ним, чтобы стать его жрицей и направлять непутёвого новоиспечённого бога? Крисания решительно шагнула в портал, стараясь не вспоминать слова Рейстлина про интерпретацию божественной воли. Обойдется чародей без её признания его правоты. Портал с ворохом сиренево-розоватых искр сомкнулся за спиной Крисании, отрезая полный трудностей путь, выстланный для неё Паладайном. Путь, подготовленный для неё Рейстлином Маджере, правда, тоже вряд ли сулил что-то хорошее. Но этот путь хотя бы неизведанный.***
Проблемы нашлись там, где Рейстлин их и не ждал. Он наивно полагал, что с наибольшей сложностью он столкнется в попытках переманить Крисанию в свои жрицы. Не сказать, чтобы он сильно мечтал о толпе жрецов и храмов в свою честь (это, разумеется, потешило бы самолюбие, но где гарантия, что толпа жрецов сумеет понять и правильно интерпретировать его волю? Паладайн в этом не преуспел, и Рейстлин предпочитал учиться на чужих ошибках, а не повторять их), его более интересовали власть и могущество, но оставлять Крисанию другому божеству он эгоистично не желал. В конце концов, жрица была сообразительной и ответственной женщиной, и уж Рейстлин-то придумает, как применить это с наибольшей для себя выгодой. Увы, проблема заключалась в том, что Крисания оказалась действительно ответственной. Даже в мелочах. — Мне нечего надеть! — трагически выдохнула Крисания, стоявшая в одном халате перед открытым шкафом, куда с первого её дня в роли жрицы Рейстлина переместились (не без магической воли последнего) её многочисленные наряды, потеснив несколько сдержанных чëрных мантий, прежде висевших исключительно сиротливо. Рейстлин озадаченно склонился рядом с ней, пытаясь разглядеть это самое «нечего». Ворох белого шёлка непреклонно мешал увидеть вопиющую пустоту в шкафу. Со вздохом Рейстлин похлопал Крисанию по плечу и со снисходительностью указал на одно из платьев: — Смотри, дщерь моя, как бог этого мира я с ответственностью заявляю, что это точно одежда, точно твоя, и кстати, — он многозначительно поднял палец вверх, — которая весьма тебе к лицу! Крисания посмотрела на него… нет, не посмотрела. Посмотрела так, что любой на месте Рейстлина ощутил бы себя… не очень умным человеком. Рейстлин к такому не привык, более того, он сам частенько смотрел на окружающих именно так и даже думать не смел, что кто-то дерзнёт обернуть такой взгляд против него. Но раз Крисания — его жрица, то можно сделать вид, что она просто быстро учится соответствовать, а не перечит своему богу. — Оно белое, — спустя минуту красноречивого молчания пояснила Крисания. — И что? — Рейстлин уже чувствовал, куда она клонит, но до последнего надеялся, что ошибается. — Я больше не светлая жрица. — А я очень великодушный бог и не имею ничего против своих жрецов в белом. — Какой до ужаса непринципиальный бог мне достался, — только вздохнула Крисания. — Отчего же? — Рейстлин скрестил руки и попытался принять как можно более суровый вид, хоть ему и хотелось рассмеяться. — Я принципиально против того, чтобы мои жрецы разгуливали без одежды из-за того, что их не устраивает цвет их нарядов. Крисания только закатила глаза и обречённо потянулась к первому попавшемуся платью. Одевалась она теперь с таким обиженным видом, словно Рейстлин лично обещал ей полноценный гардероб в соответствии с её новой религией, а теперь подло обманул. — На цвет одежд она больше не смотрит, ага… — укоризненно качнул головой Рейстлин. — Ты бы мог и озаботиться презентабельным видом собственной жрицы! — Крисания гордо задрала нос, тёмные кудри подпрыгнули от негодования. — По-твоему, у бога нет других дел, кроме как одевать своих жрецов? — Прекрати обращаться ко мне во множественном числе, словно у тебя есть какие-то другие жрецы, — она закатила глаза, раздражённо щёлкнув последними застёжками на груди. — Знаешь, я уже рассматриваю идею о том, что стоит увеличить штат… Крисания подпрыгнула и резво развернулась на пятках, так что волосы растрепались. Подняла палец и отрезала: — Категорическое нет! Рейстлин скептически изломил бровь, как-то нехорошо сощурившись, и прислонился к массивной дверце шкафа. Дверца протестующе скрипнула, но устояла. Крисания же устоять не смогла, когда чародей и маг в одном лице спокойно заметил: — И с каких это пор жрецы указывают богам? Крисания нервно облизнула губы. Делано безразлично пожала плечами и отвернулась, наигранно спокойно бросив: — Я не указываю, ни в коем случае. Я всего лишь обращаю твое внимание на тот факт, что в случае возникновения у тебя других столь же верных тебе жриц или жрецов, я не могу дать тебе гарантий, что я не задумаюсь о смене своих религиозных взглядов. Рейстлин неслышно подкрался к ней сзади и тихо фыркнул на ухо: — В какой ужасный канцелярит ты завернула обычную ревность! — он рассмеялся и тут же прошептал: — Впрочем, я приму к сведению. С молчаливого согласия Крисании и ироничного — Рейстлина вопрос с платьями (да и с другими жрецами) больше как-то и не поднимался.***
Гомон в «Последнем приюте» не смолкал ни на минуту: стучали кружки, звенели столовые приборы, слышались крики и смех… ровно до тех пор пока на порог не вошла Крисания. Посетители притихли, с любопытством вглядываясь в темноту дверного проема за спиной жрицы Рейстлина — их нового то ли тёмного, то ли светлого бога, а затем облегченно выдохнули — жрица пришла одна. Крисания окинула кабак беглым взглядом и привычно прошла к столу, за которым склонился над кружкой уныло ковыряющий салат вилкой Карамон. — Рада видеть тебя, Карамон, — Крисания присела за стол, аккуратно подобрав длинные рукава, чтобы никто не наступил: не столько ради рукавов, которые всегда можно отстирать, сколько ради завсегдатаев. Многие местные бога Рейстлина побаивались и, ненароком обидев его жрицу, пугались чуть ли не до смерти… откачивай их потом. Карамон ответил ей кивком, зашуганно глянув в сторону хозяйничающей за стойкой супруги. — Ну и как там мой брат? — невпопад начал разговор Карамон, будто бы уже и не замечая исходящего от Крисании раздражения. Впрочем, немудрено: от беременной Тики оное исходило в разы чаще, да и сковородка у той под рукой всегда была, так что недовольство Крисании воспринималось Карамоном, похоже, как приглашение к приятной беседе. — Живой. — Красноречиво, — в тон Крисании заметил Карамон. Крисания дёрнула подбородком, в последний момент подавив желание выдать Карамону гневную тираду, посвящённую, как и полагается верной жрице, её своеобразному божеству. Удерживало её только то, что Карамон мирится с существованием Рейстлина с самого рождения, и не ей, пару месяцев как жрице, жаловаться. Со вздохом Карамон уж слишком проницательно для прямолинейного вояки приподнял бровь, и Крисании почудилось прежде почти что незаметное сходство с Рейстлином. Аж вздрогнула от неожиданности. — Мы поругались. — Какой сюрприз, — Карамон тоскливо посмотрел в кружку, где вино плескалось уже на дне. Воодушевления это ему не прибавило. — Привыкай, в браке так всегда. — В браке кто-то из супругов тоже постоянно апеллирует к тому, что он бог?! — взорвалась-таки Крисания, а Карамон флегматично пожал плечами: — Понятия не имею, что такое… апп… апеллирует, — он хмыкнул, бросил взгляд на Тику, развязывающую фартук, и добавил: — Но в чём-то Тика просто богиня, могу тебя уверить. Сначала недоуменно нахмурившись, спустя мгновение Крисания сообразила, о чём речь, и кашлянула в кулак: — Знаешь, это не та информация, которую мне как жрице стоит знать, я думаю. — Да ну? Ты же жрица Рейстлина, тебе ещё и не такое знать полагается, наверное, — Карамон беззлобно усмехнулся, и Крисания покачала головой: злиться на открытого и бесхитростного брата Рейстлина у нее не получалось. — Не будем о нем, меня и без того бесит… — Рейстлин? — Карамон с легким удивлением приподнял брови, похоже, прекрасно понимая, как может бесить его брат, но наивно полагая, что Крисания готова простить тому абсолютно все. Впрочем, он прав. Бездну же простила. — Меня бесит, что я даже поругаться с ним нормально не могу! — Крисания жалобно уставилась на подсевшую к ним за стол Тику, надеясь найти понимание хотя бы в глазах женщины, не первый год знакомой с трудностями совместного проживания с кем-то из Маджере. Тика с сочувственной улыбкой покачала головой. — Что, научить тебя ругаться с мужем? — на губах у Тики засияла коварная и в то же время хитрая полуулыбка, и Карамон, протянувшийся за новой кружкой к проходившей мимо с подносом служанке, тихонько протянул: — О, братец рискует стать первым богом, забитым сковородкой… Эй! — он пролил пару капель на стол, получив тычок локтем от Тики. — А чего не можешь-то поругаться? — Потому что поругаться с богом, которому служишь, — это разве не богохульство? Карамон озадаченно приподнял брови, призадумался на секунду и, пожав плечами, прикинул: — То есть… — он сделал глоток вина, старательно игнорируя крайне неодобрительный взгляд Тики, похоже, рассматривающей вариант проведения для Крисании не только теоретического занятия по скандалам с мужем, но и практикума, — если я опять поругаюсь с братом, то я тоже буду богохульствовать? Повеселевший от самого факта наличия новой кружки Карамон проморгал момент, когда Тика с натренированной ловкостью выцепила из его рук кружку и переставила на край стола. — Ей, за что?! — Если ты ещё выпьешь, ты точно будешь на него ругаться, а при жрице Рейстлина это как-то уж совсем неприлично, — невозмутимо пояснила Тика, едва заметно сощурившись и приподняв бровь. Супруги перебросились взглядами — и Тика победно задрала нос, переставив кружку на поднос пробегавшей мимо с грязной посудой служанки. — Это что, мне придётся из-за брата ещё и с выпивкой завязать?! — обиженно выпалил Карамон, проводив кружку с вином тоскливым взглядом. Тика только задумчиво протянула: — Знаете, а мне всё больше нравится наш новый бог… Крисания лишь вздохнула. С одной стороны, как жрица Рейстлина она должна ликовать: кажется, популярность её нового бога среди жителей Утехи росла и число последователей только что увеличилось вдвое. С другой — она всё ещё злилась на своё божество и, похоже, утратила последних союзников. Впрочем, вариант со сковородкой ещё не поздно сбрасывать со счётов…***
Крисания тихо прокралась к спальне, полная надежды, что Рейстлин уже уснул и их разговор откладывается до утра, но увы: тусклый магический огонёк подсвечивал поверхность стола, над которой с энтузиазмом склонился что-то строчащий Рейстлин. Он даже не поздоровался толком, только кивнул, торопясь закончить мысль. Что ж, и у богов бывает прилив вдохновения. Другое дело, что в случае с Рейстлином это не могло не пугать. Крисания закатила глаза, когда услышала тихий смешок из-за стола. Вечно она забывает, что её мысли теперь не всегда полностью её. — Ну как, пожалели тебя мои родственнички? — Рейстлин завершил строчку размашистым прочерком и поставил точку, откинувшись на спинку кресла. Крисания, присев на кровать, упёрлась ладонью в одеяло и склонила голову на бок, не удержавшись от хитрой полуулыбки, недопустимой для светлой жрицы. Для жрицы Рейстлина же — в самый раз. Дурно он всё-таки на неё влияет. — Тика предложила сковородку, — делано серьёзно заметила Крисания и отвела взгляд в сторону, наигранно безразлично рассматривая свободную ладонь. — И ты отказалась? — Рейстлин заинтересованно повернулся. Седая прядь перерезала лицо, но не скрыла хитрую полуулубку, подчёркнутую тёмными шрамами-разводами на щеке, от которых уже бог отчего-то не хотел избавляться. Для устрашающего образа, не иначе. Крисания скосила глаза на своего бога: — Уже начинаю понимать, что зря. Рейстлин хмыкнул, поднялся на ноги и небрежно взмахнул ладонью, материализуя из ничего вполне реальный предмет. Рейстлин протянул сковородку, и Крисания от неожиданности её приняла: засмотрелась на сотворение предмета, подаваемое с видом чего-то до ужаса обыденного. Всё-таки Рейстлин — бог… — Не благодари, — он усмехнулся и едва заметным движением пальцев добавил к «подарку» тонкую белую ленту, украсившую простую добротную сковородку бантиком. …но даже этого бога иногда очень хочется треснуть сковородой! — Я ведь её сейчас использую. Грозный тон Крисании эффекта не возымел, Рейстлин, напротив, воссиял. Словно не он подарил неуместный подарок, а ему — да ещё и подарок мечты. — Наконец-то в этом доме появятся пирожки! У Крисании слова застряли в горле. Она только молча долго и красноречиво смотрела на своего обнаглевшего бога, но Рейстлин не терял энтузиазма во взгляде. Она выдохнула. Что ж. Во-первых, она подписывалась только в жрицы, а не в кухарки Рейстлина Маджере. Во-вторых, она всё ещё злится на Рейстлина. В-третьих, кажется, у её бога напрочь отказало логическое мышление, но Крисания достаточно великодушна, чтобы подтолкнуть его в нужную сторону. — Ты же понимаешь, что ты бог и мог бы просто сотворить пирожки? — Мог бы. Но просто сотворить то, что хочешь, — слишком просто, куда интереснее, — заставить других что-то создать, — Рейстлин уселся обратно в кресло и закинул ногу на ногу с видом повелителя этого мира. — Поуправлять жизнью смертных, так сказать. — Поуправлять жизнью смертных посредством создания пирожков? — Крисания скептически приподняла бровь. Управление жизнями смертных через пирожки — вот это размах, вот это масштаб планов, ради которых и в Бездну спуститься не грех! — Надо же с чего-то начинать! — Рейстлин неожиданно совсем расслабленно рассмеялся и вроде бы с искренним любопытством нетерпеливо уточнил: — Так с чем будут пирожки? Крисания с трудом удержалась от желания всё-таки кинуть в Рейстлина сковородку. Он-то со своей магией увернётся, а она хоть душу отведёт. Но, пожалуй, кидаться в своего бога утварью всё же перебор. Нового себе потом искать ещё, опять с кем-то в Бездну спускаться… Она и с этим богом уживётся, хоть он и… Рейстлин. А пирожки были с картошкой.