Сердце в соседнем подъезде

      Бежать, бежать, бежать — и слышать топот догоняющих ног за спиной — вот, что страшно. У Мишеля сердце заходится, а он всё бежит прочь, зажимая нос рукой, перепрыгивая лестничные пролёты, лишь бы удрать побыстрее. Злить маминых собутыльников было плохой идеей, очень плохой, но язык его — враг его, и смолчать на очередную попойку, очередную дешёвую красномордую грязь на их кухне, он не смог. И вот пьяные крики догоняют его, а шаги, кажется, наоборот отдалились или остановились вовсе: прислушиваться нет времени, но тяжёлое, хриплое дыхание отлетает от стен подъезда и Бестужев-Рюмин понимает, что сегодня ему жить ещё одну ночь, желательно, у Кондраши; Рылеев живёт в соседнем подъезде, и мама у него хорошая: никогда не выгоняет Мишу, и обязательно заваривает вкуснющий чай с травами смородины. Мишель ей благодарен — если бы не Рылеевы, не бегать бы ему от пьяных пиздюлей мамкиных-рюмкиных. Парень выбегает на улицу, сходу вдыхая свежий с морозцой воздух, и не останавливается, бежит дальше, тут совсем немного. За спиной громко захлопнулась дверь, и он, не сдержавшись, обернулся: облегчение и разочарование затопили его (хлопок нехило заставил поджать очко), когда он увидел, что это всего лишь соседка с третьего этажа. В основном мирная дама, только сплетни любит, да брови болотным зелёным красить. Мишель тормозит у ступенек седьмого подъезда, и, скривившись, ерошит волосы. Осточертело. — Что ж это за нахуй такой, — бормочет он, доставая из кармана наспех накинутой куртки пачку сигарет, одну тут же ловко выхватывая тонкими пальцами, пачкая её кровью, и зажимает в губах. Хлопает себя по карманам, ища зажигалку. — Бля... Жигу проебал, — продолжает бормотать он, и, немного пожевав сигарету губами, медленно переминается с пятки на носок. Отчего-то заходить не хочется. Стыдно как-то. Медлит. Анастасия Матвеевна ему за это по голове бы настучала, он знает. Поэтому, помявшись, всё же резво забегает в подъезд, набрав код, открывший дверь — как раз вовремя, потому что металлическая дверь его собственного, соседнего подъезда с силой ударяется о стену, распахнувшись с жалобным лязгом, и оттуда ошалело выбегает самый буйный: широкий, тучный мужик, с горящими злостью глазами, выискивая кого-то, и Мишель, здраво рассудив, что искать помимо него этому дядьке с мамкиной компашки больше некого, быстро юркнул за дверь, оставшись незамеченным. Вздыхает, суёт сигарету вновь в карман, и плетётся на пятый этаж (сам он живёт на седьмом, но седьмое небо счастья от него всё дальше и дальше; на самом деле, ему бы хоть до первого достать). Устаёт уже на втором, но он не знает точно — ему кажется, что он вообще, по жизни уставший.       Зайти к Кондратию ему не даёт кровоточащий нос: он знает, что дома его мама, и показываться в таком хулиганском виде ему не хочется, поэтому он, прислонившись к стене отыскивает платок в кармане потёртых не по моде, а по мере ношения, джинс, и старается одновременно и остановить кровь, и оттереть лицо. — Ох, ёб твою мать, — басят откуда-то слева, и Мишель сам подпрыгивает от неожиданности. Увлечённый своим занятием, он совсем не заметил, как рядом с ним открылась дверь, и оттуда вышел какой-то мужчина. — Пацан, ты чего тут? — спрашивает он, оглядывая юнца. — Да вот, привожу себя в порядок, — говорит спокойно Миша, обернувшись к, очевидно, соседу Кондраши, лицом, являя всю измазанную в крови нижнюю часть физиономии. Сосед присвистнул удивлённо. Медленно, как в кино, из носа потекла новая струйка крови. Видимо, остановить не удалось. Оттереть тоже. — Ну-ка, проходи, хоть умоешься нормально, и посмотрим, что тут можно сделать, — незнакомец распахивает пошире дверь, и подталкивает Бестужева-Рюмина внутрь. — Сбавь обороты, дядя, мне ещё нет восемнадцати, — хмыкает Мишель, отстраняя чужую руку от себя. На самом деле, ему просто неудобно, но выебнуться для виду надо, чтобы он не понял, что Бестужев стеснительный. — Больно надо мне малолетку в постель тащить, — фыркнул мужчина, — давай, не дури, смотри вон, кровь-то не останавливается, — говорит настойчивее, и Миша сдаётся. Изнасилуют или нет, так хоть умоется. Едва он перешагнул порог, у ног его оказался кот, внимательно принюхивающийся к нему. Видимо, решив для себя, что Мишка пацан ровный и тереться об него можно, бело-рыжий, наглый кот так и поступил. — Меня Павлом зовут, можно просто Паша, — представляется новоиспеченный спаситель, пока вёл парня к кухне. — этого кошака — Фалес, на меня не смотри, не я называл. — Достаточно выпендрёжно, мне нравится, — пожимает плечами Мишель, глазами следя за котом, который играет наперегонки с его ногами. Красивый, очень не хочется случайно наступить. Миша бы и погладил его, да только не хочет запачкать светлую шерсть. — Михаил. — представился он лаконично в ответ. — Что именно: Павел или Фалес? —хмыкает Павел Пестель, ухмыльнувшись. — Оба, — не растерялся Бестужев-Рюмин, слыша смешок. Пестель остановился, открыв дверь и пропуская парня в комнату. — Ты садись, голову чуть наклони, и зажми крылья носа... Вправлять вроде ничего не надо, всё не так серьёзно. Вот салфетки, — мужчина поставил перед парнем коробку с салфетками, сразу вытянув оттуда несколько штук, прижимая их легонько под носом парня, чтоб тот не запачкался ещё сильнее, — ослабь ремень, и расстегни рубашку у горла, холодного в морозке ещё нет, поэтому приложим полотенце, - схватив буквально первое полотенце из какого-то ящика, Павел намочил ткань в ледяной воде, и, чуть выжав, дал парню, — лепи на личико, я тут поищу аптечку, — кинул он, оставив Мишеля оглядывать аккуратную кухню. Ремонт, кажется, свежий-свежий. Мишка наткнулся на своё отражение в чайнике, и неприязненно поморщился. Нет, Анастасии Матвеевне это точно нельзя было видеть. Миша не без смущения сделал, что сказали и принялся оттираться; алые разводы стекали по подбородку и он почувствовал себя пафосным вампиром, который удачно поужинал. Сам Бестужев-Рюмин ещё не завтракал. — Не нужно аптечки, Павел, кровь вроде не идёт больше, — крикнул из кухни юноша, и откуда-то послышался огорченный вздох. — А я и не нашёл, — короткостриженная голова показалась из дверного проёма, сожалеюще склонившись, — ты подожди, я спрошу, где она... - он смутно представляет, как будет объяснять Апостолу зачем ему аптечка: тут один пацан есть, я его у двери подобрал, ты не подумай... Что за чертовщина, это что, забота? Мишель улыбается, смущённо слегка, и мотает отрицательно головой: — Не стоит, всё в порядке, вы и так много сделали. Пестель приподнял брови, и почесал нос. Ну за что этого пацана ударить можно было? — Зови-ка меня Пашка, и давай на "ты", я не старый хрыч, — говорит, выходя из комнаты (предположительно, гостиная, но Мише ничего не видно), и парень облегчённо выдыхает — соблюдать всю вежливую мишуру с человеком, который старше тебя буквально на пару лет, судя по виду, как-то не очень... Паша продолжает оглядывать шкафы, будто примериваясь, можно ли было здесь поставить аптечку, — черт с ним, давай платком хоть, что-ли... Фалес, — вдруг зовёт он беспокойно переступающего лапами кота, — Фалес, ты знаешь где аптечка?       Не прочитать в глазах кота "ты ёбик?" было невозможно, но, тем не менее, фыркнув презрительно почти, Фалес повёл Пестеля к ванной, и уставился на шкаф справа от раковины. — Да ты гений, — присвистнул Паша, доставая ящик с красным крестом, —я-то думал он тебя так сокращённо от фаллоса называет, а тут вон как...       Фалес устало глянул на нерадивого человека, и ушёл к другому человеку — Мишель тихо улыбался, дивясь умному коту. Тот потирался мордочкой о ноги и бёдра юноши, будто утешая. Пестель, высунув язык, пытался вытащить медицинский тампон из пачки, и довольно ухмыльнулся, вскинувшись, когда ему это удалось — Мишель видел его боковым зрением, и всё гадал сколько этому персонажу лет. Вроде и взрослый, а вроде и не "старый хрыч". На вид чуть больше двадцати. Паша уже успел смочить тампон в перекиси, щедро полив сверху, и сунул Бестужеву в ноздрю. — Вот, — довольно говорит он, — сейчас точно остановится. — Спасибо, — благодарно улыбается Миша, чувствуя себя будто в школьном медпункте, но как-то уютнее. Боже, ему здесь нравится. — Что произошло-то? Кто тебя так? — Пашка присел на соседний стул, оглядывая лицо пацана. Малец ещё совсем, наверное, класс одиннадцатый. Говорить было мерзко. Не первый раз же, что тут так трепетать, тем более перед незнако-... новым знакомым. Но Пестель смотрел ожидающе и твёрдо, а устраивать свистопляски со всеми "не надо-не скажу" не было желания. Да и сил, говоря честно, тоже. — Мамкины друзья, — пожимает плечами, гнусаво выдавая, — с водочки погорячились, вот и... Вот так.       Паша сочувственно и сожалеюще поморщился: тут не шпана дворовая, которую припугнёшь и отстанут, тут уже дела семейные. Поэтому только вздохнул тяжело, и достал из холодильника шоколадку, давая её парню. Серёже он потом новую купит, тут мальцу нужнее. — Пиздец, конечно, тот ещё, — поддержка у него на уровне, — на, возьми, поешь потом шоколадки. Вообще после этого, — он указывает кивком на нос, из которого больше не текла кровь, — не желательно есть ещё как минимум полчаса. — А ты в этом хорошо разбираешься, — приглушённо отзывается Мишель, улыбнувшись слегка в знак благодарности, и закинул плитку в карман куртки, — прикольно. — И полезно, — снова кивает Пестель, — ты как вообще? Миша молчит, опустив глаза: голову пока лучше не наклонять, так бы он весь свернулся — настолько всё достало. — Понятно, — вздыхает парень, глядя с сожалением. — Нормально я... Нормально, — хрипловато отзывается Бестужев-Рюмин, подобравшись. Ещё чего нюни распускать — Пашка и так много сделал. Никто так не делает.       Пестель хочет, конечно, сказать, что ни хрена это не нормально, когда ребёнок убегает побитый из собственного дома, но молчит. Пацан лучше него это знает. Павел поднимается, ероша светленькие, пшеничные волосы Мишеля. Мягкие. — Славный ты, Мишка, — только и говорит, и подходит к миске Фалеса, чтобы насыпать тому ещё корма, если он вдруг проголодается за ночь. Две миски воды тоже на всякий случай наполнены, хоть эта наглая животина и вполне справляется с краном у раковины. Пока Серёжа в отъезде, ему нужно приглядывать за котом, который при любом удобном случае пытается унизить его взглядом. — Я пойду, наверное, спасибо за всё, Паш... — Посиди ещё пару минут, и старайся не двигаться, чтоб снова кровь не пошла, успеешь ещё уйти, — спокойно произносит Пестель, не отвлекаясь от насыпания корма. Если Серый узнает, что он насыпает коту не чётко измеренное количество корма ("кто наестся от этих трёх ложек, ты чего животное мучаешь?"), а добавки на всякий случай (он очень не хочет, чтобы с горячо любимым чертилой его друга что-то случилось, когда он отвечает за эту морду головой). Миша тихо угукает, и тянется за телефоном в карман, придерживая полотенце на лице. От матери два пропущенных звонка и сообщение — Мишель подозрительно смотрит на него, и, поколебавшись, открывает.       Мать, 21:02:             «Только вернись, щенок, я тебя прибью.» Бестужев-Рюмин тихо фыркает, усмехнувшись, и тут же морщится от ноющей боли, но всё равно тянет язвительно губы. Ничего нового, мадам. Пишет вместо ответа ей Кондраше, что скоро придёт к нему. Пидруг, 21:05:             «Круто, давай, жду, сексуалка.»       Юноша улыбается, глядя на ответ друга, и прикрывает глаза, устало выдыхая. Хоть кому-то он ещё нужен. Паша сочувственно кидает взгляд, но молчит. Не то, чтобы он знал, что тут можно сказать... Даже Фалес притих, и не кинулся на еду, как одичалый зверюга, который не ел три недели, даже если его кормили час назад, а остался тихонько сидеть у ног парнишки. Чудеса. — Так, значит, ты в школе ещё? — всё же произносит Пестель, чтоб подтвердить свои догадки. — Да, одиннадцатый класс, — Павел чувствует себя так, будто выиграл звание "Маг года". — Далеко до школы-то? — спрашивает он, потому что есть у него знакомые учителя. — Очень. Аж семь минут прогулочным шагом, — хмыкает Мишель, блеснув взглядом со смешинкой. — это, правда, не мешает мне опаздывать, но сказать честно, я случайно. Просто всегда так получается. Слава богу, там всем пофиг. Может, их останавливает периодически побитый вид Бестужева, а может, вселенская заёбанность этим миром во взгляде, что что-то предъявлять ему становится даже стыдно, а может, потому что при всём этом учится он вполне сносно. Мог бы и на отличника пойти, если б не отвлекающие факторы (то бишь жизнь), но пока держится хорошистом, получая редкие тройки по физике, но тут уж пардон — он в гуманитарный пошёл не чтоб с формулами еба-... мучиться. Пестель смеётся, и шуточно грозит ему пальцем: — Вот попадётся какой-нибудь особо доёбливый учитель, и будет несладко, так что ты с этим осторожней. — Да пофиг уже, ещё за это переживать, — махнул рукой Миша. — И правда, — соглашается Пестель, и прислоняется к столешнице, задумавшись. Он сам школу посещал дай бог неделю в месяц, поэтому учить чему-то парня не собирался. Больше всего его удивляло, как они с Апостолом, его закадычным другом, поступили, и более того, закончили университет, но тут чистое везенье и харизма. Телефон Миши завибрировал в его руках, и он глянул на очередное сообщение от Кондратия, который спрашивал куда уже дошёл друг, не подозревая, что тот ближе, чем он думает. — Думаю, мне всё же пора, — поднимаясь, говорит Бестужев-Рюмин, отложив, наконец, бедное полотенце. Красные разводы стыдливо пачкали ткань. — спа-... — Ещё одно спасибо, и я буду переживать, что тебя заело, — ухмыляется Паша, и достаёт ещё одну шоколадку из холодильника. Успеет он пополнить запасы до приезда хозяина. — держи-ка ещё одну, это от Фалеса, ты явно ему понравился, — кот, услышав своё имя, ударил лапой ногу Пестеля, и тот опустил комично уголки губ, — и я эту морду кормлю...       Миша рассмеялся, наплевав на боль, и сжал вложенную в руки плитку. — Благодарю! — уже из желания подразнить, но не с меньшей благодарностью, говорит Мишель. — Ебать, Ваше Сиятельство, —Пестель саркастически выгибает бровь, шутливо кланяясь, — умойся давай в ванной, салфетками ничего не ушло. Миша с наслаждением смывает следы прохладной водой, и едва он вытер руки, Пашка вновь пихнул ему в нос тампон. — На всякий случай, — объясняет он. — Нихера ты заботливый, — расплывается в улыбке Мишель. У него как будто брат старший появился. Необычно так. — Да ну тебя, — Пестель потирает шею, улыбнувшись, и идёт провожать парня. Его за этот вечер поблагодарили больше раз, чем за всю жизнь, — ничего я такого не сделал, так что цыц. — Сделал, Павел, сделал, — подхватив кроссовки, настаивает Бестужев. Смысла обуваться, чтобы сделать два крупных шага до квартиры друга нет, поэтому он стучит в соседнюю дверь, слыша шаги по ту сторону. — намного больше, чем ты думаешь.       Дверь почти с размаху открывается, и Кондратий, готовый затащить друга в дом, резко останавливается, оглядев его и, видимо, соседа. Уголки губ медленно опустились, как только он увидел красный нос, в котором до сих пор был тампон. — Вот чёрт, — тихо выдал Рылеев, и потянул Бестужева внутрь, — здравствуйте! — перевёл он взгляд на новенького. — Привет, — помахав рукой, ответил Паша, — передаю его в твои руки, позаботься о друге, — ухмыльнувшись, проговорил Пестель, — бывай, Мишка, ещё увидимся. — Обязательно! — обещает Кондратий, и Мишель высовывается, чтобы попрощаться: — До свидания, Паш! Пестель подмигивает парнишкам, и заходит к себе, качая головой. Фалес грустно смотрит на дверь, и Пашка его очень понимает.

***

— Что за пиздец? — сходу спросил Кондраша, указывая то на лицо Бестужева-Рюмина, то в сторону коридора, обозначая всю ситуацию. Ну пиздец же. — Да пустяки, мамкиным опять не угодил, ну и правильно, чего это я не радуюсь каким-то левым уёбкам на нашей кухне, которые бухают, как не в себя, — негромко бормочет недовольно Миша, снимая куртку, и когда левый карман перевешивает, он вспоминает о подаренных сладостях и достаёт оттуда две плитки шоколада, — сосед у вас новый, кажется, раньше не видел его здесь. Хороший он, помог кровь остановить, умыться дал, ещё и шоколадками вот... — он потряс плитками в руках, — уважил. — А чего сразу к нам не зашёл? — нахмурился Кондратий, оглядывая повреждения, но всё оказалось не так плохо: после холодного компресса и умывания отёк немного спал, и выглядело всё более-менее подобающе. — Не хотел тревожить Анастасию Матвеевну, да и тебя, ты у меня на кровь впечатлительный, — говорит Мишель, щёлкнув по носу друга. Тот складывает руки на груди. — Что значит "не хотел тревожить"? Ты представляешь, как это серьёзно? Не думай даже о таком, а сразу к нам! — Рылеев серьёзен, но волнение фантомом переливается в груди: вроде переживать больше не о чем, а как подумаешь, что Мишка там стоял в крови... Сердце сжалось. Кондратий вздохнул и подошёл к другу, обнимая его, — Ты как, Миш? — Да всё нормально, — отмахивается юноша, — можно я у тебя историю сделаю? Хуйню с экзаменами никто не отменял, — хмыкает он, легко морщась. В носу всё ещё непонятно щекотало. — Что за вопросы, Господи, конечно можно, — Михаил Бестужев-Рюмин в который раз убеждается, что Кондраша святой. — проходи, мама уже спит, ей сегодня дурно стало, так что будем по-тихому... — А что с ней? Всё в порядке? — взволнованно спрашивает Мишель, глазами неосознанно ища Анастасию Матвеевну. — Да, не переживай, просто голова разболелась и она легла пораньше. Пойдём, — Рылеев вновь тянет друга за руку к своей комнате, и ребята погружаются в этот творческий беспорядок: всё чисто и опрятно, но извечные блокноты, листки, редкие рисунки, и стихи. Везде. У Кондратия талант, и Бестужев-Рюмин очень любит его стихотворения, даже не потому, что их написал его лучший друг, а потому что он написал их прекрасно.       Мишель вытягивает с полки учебник по истории и одно из пособий для сдачи экзамена, и принимается за чтение. Кондратий успевает переделать, кажется, всё на свете, пока его глаза обводят строчки, вновь и вновь пытаясь понять хоть слово, но ватная голова отказывается принимать даже знакомую информацию: картинки в голове представляют не воинственных Рюриковичей, а подкидывают воспоминания: мамин равнодушный взгляд; портрет отца с чёрной лентой на полке в прихожей, который ни у одного не поднимается рука хотя бы переставить — тот глядит так нежно, что Миша упивается этим отголоском семьи, иногда подолгу сидя на коленях перед ним, уронив голову на сложенные руки; шум на кухне, унылая мать с мёртвым взором, басистые крики, и один особенно громкий — свой, рука, мелькнувшая перед глазами в одно мгновение, и боль в носу и спине, когда его отбросило к стене. Мама молчала. Строчка внезапно расплылась, и с глаз скатилась мокрая дорожка, которую Миша быстро утёр, чтобы не намочить страницы, но вслед за ней побежала новая слеза, ручейком скользя, и стало так горько, что он просто зажмурился до мушек перед глазами. Какого хрена он в свои семнадцать должен переживать подобное дерьмо, а не ссаться перед экзаменами? Так беспомощно холодело в груди, словно он в ледяной воде пытается глотнуть воздуха и выплыть одновременно, но получается лишь бесполезно барахтаться и забивать лёгкие водой, льющейся из глаз. Всё равно не выплыть, так хоть выплакался бы, но не хочется делать это при Кондраше, который самозабвенно что-то снова черкает в тетради. Прикрывшись книгой, он стёр рукавом влагу с лица, но тщётно: тихие слёзы лились словно вода из переполненной чаши. Вздохнув беззвучно, он просто откинулся на спинку дивана, прикрыв глаза. Накрыло так паршиво и стало мерзко-одиноко от осознания, что дальше придётся барахтаться самому, а он и рад бы потонуть, но держится из чистого упрямства. Тихо выдохнув, Кондратий всё же перебрался к другу, мягко обнимая, и уткнулся тому в шею. Мишка не любит, когда его жалеют, но Кондраша и не жалеет: он сочувствует. Утешения не самая его сильная сторона, но обнимается он замечательно. Миша утыкается лицом в мягкие кудряшки, обнимая в ответ. — Товарищ, верь: взойдет она, Звезда пленительного счастья,* — не сдержавшись, цитирует Кондраша, и Бестужев-Рюмин тихо фыркает смешливо, но вновь замолкает, притихнув. Они не знают, сколько они так просидели, но когда Мишель хочет заговорить, в горле пересохло так, будто он молчал несколько дней. — И на обломках самовластья, — всё же выдыхает хрипло. — Напишут наши имена. Бестужев-Рюмин улыбается. Какой же Рылеев бесценный.       Утром Анастасия Матвеевна, зайдя, чтобы разбудить сына в школу, застанет спящих мальчиков в окружении учебников и конспектов, и прислонится к косяку, немного печально улыбаясь. Поспать им ещё немного будет полезно, а пока можно и завтрак сделать...