***
Храм состоял из Музыки. Эльдар не смогли бы вынести всей мощи звучания Айнулиндалэ, но в каждой фэа до сих пор звучал отголосок предначальной Песни. Для ваниар, больше остальных любивших рассказы валар о сотворении мира, торжественная музыка преображённого храма находилась в идеальном созвучии с мелодиями Стихий. Спрятанный на верхнем ярусе и оттого незримый хор с неимоверным воодушевлением пел оду Эру. Певцы не переставали удивляться акустике обновлённого святилища — а капелла, схожее со струившимся с небес золотым потоком, стало первым впечатлением Морифинвэ о храме. Когда они всей семьёй до седьмого пота трудились здесь, подчас напрочь забывая об отдыхе, их внимание было приковано к ничтожно малым деталям: частицам лепнины и мозаики, качеству витражного стекла… Даже Кано принимал деятельное участие, в сотый, если не тысячный раз проверяя акустику зала. И теперь Морьо, вместе с братьями и родителями входя в зал вслед за четой Ингвэрона, впервые смог оценить весь грандиозный замысел переделки цельным и завершённым. Юный фэанарион совсем недавно с искренним восторгом рассматривал первые наброски матери. От тонких линий эскизов до кропотливой, слаженной работы мастеров — такой долгий путь… Но кипа рисунков постепенно истаяла, дав рождение прекрасным статуям. Каждая из них представляла собой не просто кусок мрамора, которому резцом придали изящную форму, — благодаря освещению, созданному отцом, казалось, что скульптура растёт и двигается. Карнистир с улыбкой вспомнил, как его до слёз тронула серия рисунков, посвящённых статуе любимой Йаванны. — Аммэ, это прекрасно… — в который раз шептал Морьо.***
Маленький Атаринкэ проснулся в радостном нетерпении. Это случилось ещё до того, как над Валмаром вновь засияло золотое Древо. Сегодня! Сегодня отец покажет Ингвэ преображённый храм… Эльфёнок стремглав покинул постель, ополоснулся и натянул ту праздничную одежду, которую аммэ заботливо разложила для него на кресле. Было немного непривычно ощущать прикосновения шелка после месяцев хождения в простых рабочих штанах да широкой тунике. Палящий полдень ещё не скоро. Как напоследок не прогуляться по зелёным террасам и не полюбоваться на многозвонный град? Наконец колокола зазвонили по-особенному громко и торжественно, призывая жителей поспешить на праздник Урожая, и Атаринкэ сломя голову помчался во дворец. Едва Курьо словно вихрь ворвался в холл гостевых покоев, Фэанаро кивнул ему, и вся семья неспешно прошествовала в храм, по пути встретившись с Ингвэ, возглавлявшим празднично разодетую процессию ваниар. Маленький нолдо наравне с братьями участвовал в шлифовке панелей из оникса, установке статуй и кропотливом соединении кусочков мозаики, и сегодня святилище наконец-то предстало перед Атаринкэ во всём великолепии, встретив начищенным до блеска полом и затканными золотом шпалерами. Когда Ингвэрон вошёл в храм, хор смолк. Оглядев привычный полумрак, король вгляделся в приглушенное свечение листвы сотворенного Нельяфинвэ Древа и хотел было начать речь в честь праздника и открытия святилища, как вдруг в нише, напротив которой он остановился, появилось таинственное мерцание. Ингвэ замер, проследив взглядом за лучом света, скользнувшим ввысь от почему-то пустовавшего постамента, и тот насквозь пронзил неизвестно как появившееся в помещении белое облачко. Внезапно оно разрослось в чёрную тучу. По залу прокатился громовой раскат, а ослепительно яркая молния ударила в пьедестал, осветив величественную фигуру Манвэ. Невольно ахнув, ваниар отпрянули назад, а нолдорские мастера переглянулись между собой — сюрприз удался. Фэанаро запустил в действие механизм, отсчитывающий время, отведённое каждому из валар, именно в момент вхождения Ингвэрона в святилище. Второй раз избалованная зрелищами свита была поражена, когда в нише рядом с Сулимо задрожала тончайшая кисея, затканная драгоценными кристаллами, отчего всем показалось, что полотно живое. Ещё чуть-чуть, и они наяву увидят дыхание космоса и услышат шепот звёзд… Ткань соскользнула к подножию постамента, явив эльдар Элентари. Та, раскинув руки в стороны, танцевала под сверкающим куполом небес. И только Фэанаро знал, сколько самоцветов потребовалось для создания этой небесной сферы… Когда настал черёд Ульмо, все обернулись на шум воды, полившейся с потолка в мраморную чашу. Когда ваниар внимательно присмотрелись к потоку света, то обнаружили в центре фонтана статую сотворённого из малахита Владыки морей. Самые любопытные из свиты Ингвэрона тут же подошли ближе и увидели, как турмалиновые статуэтки дельфинов кружат вокруг Ульмо. Кроме них, из воды то тут, то там выныривали стайки блестящих рыбешек, пестротой не уступавшие нарядам придворных… Вскоре вода иссякла, и скульптура Ульмо скрылась из виду в темноте своей ниши, а перед потрясённым королем предстал крошечный росток, как будто пробивавшийся сквозь каменную твердь постамента. Пока ваниар подходили ближе, растение устремилось вверх, и в танце его ветвей возникла Йаванна. На плечах у Кементари уютно устроились белка, бурундук и разные птицы, а в руках валиэ держала сверкавшего любопытными глазками лисёнка. Только вблизи эльдар заметили, что все звери не живые, а искусно выточены из камней, тщательно подобранных по цвету под мех и перья. Кто подал Нэрданели идею с лисёнком, осталось тайной, но Фэанаро эту деталь одобрил и помог воплотить в жизнь. Скульптура Аулэ тоже не разочаровала эльдар: когда статуя Йаванны скрылась в темноте, над головой валы вознёсся молот. От ярких вспышек направленного на статую света казалось, что орудие поднимается и опускается на наковальню, высекая сонм огненных искр. Глаза скромной мастерицы полыхнули гордостью — Нэрданель смогла запечатлеть в камне покровителя своей семьи… Но вот эхо подхватило громогласный зов Валаромы. Ваниар отшатнулись — им показалось, что беломраморный скакун сейчас совершит гигантский прыжок и всадник приземлится посреди свиты Ингвэрона. Однако Алдарон не покинул своего постамента. В высоко воздетой руке неярко светилось серебряное копьё, а за спиной виднелся могучий лук. Когда эльдар дотошно рассмотрели все мельчайшие детали покровителя Лесов, луч света скользнул на статую рядом с ним. Раздался птичий щебет, и из мерцающего облака розовых, лимонных и сиреневых лепестков возник силуэт стоящей на цыпочках девы. Прозрачная скульптура Ваны была искусно высечена из розового кварца, а вокруг неё на постаменте то вспыхивали, то гасли бутоны цветов, сделанных мастерами из различных по оттенкам рубинов, аметистов и сапфиров… Фэанаро собирался настроить механизм так, чтобы он отмерял каждому из валар один час, но во время открытия храма Мастер ускорил появление владык, поэтому вскоре из-за серебряной завесы в противоположном углу храма потянулся дымок благовоний. Ароматный туман становился всё гуще, и когда процессия ваниар во главе с Ингвэ неспешно пересекла зал, то никто из эльдар не смог бы точно сказать, что за видения сейчас пронеслись по струящейся поверхности шёлковой ткани и что за звуки каждый из них услышал. Перезвон колокольчиков напоминал то эльфийское пение, то птичью трель, то шум дождя… Король остановился перед статуей, но почему-то вместо Ирмо перед ним предстала скульптура Эстэ, созданная из прозрачного сиренево-дымчатого раухтопаза. Никто из присутствующих не смог бы на глаз определить истинный размер двойной статуи, потому что за фигурой Целительницы, в глубине арки, скрывался многоликий Лориэн. Фэантур то бледнел от печали, то сиял заразительной, неземной улыбкой, и она дробилась в зеркалах, которыми была усыпана ниша. Два часа пролетели в сладком мороке — и свет оставил двойную статую Ирмо и Эстэ. Предвестием чего-то неясного и грозного блеснула громада глыбы иссиня-чёрного гранита. Контррельефный образ Намо был резко очерчен тенью. Постамент находился ровно напротив пьедестала Манвэ, а по краям в нишах виднелись статуи Вайрэ и Ниэнны. Ваниар притихли в почтительном молчании. От благовонного дурмана не осталось и следа. Взор из самого камня, пронзительный, испытующий… Ни один эльда не посмел отвернуться от Владыки Судеб. Лишь когда чернота гранита вновь поглотила его фигуру, Ингвэ со свитой заметили, как в нише по правую руку от Мандоса всё четче проступает облик Вайрэ. В руках у скорбящей Ткачихи стал разгораться огненный цветок лотоса, показавшийся эльдар частицей Негасимого пламени. Когда ваниар пригляделись к статуе, то заметили, что отблески света создали на разбросанных вокруг постамента и висящих на стенах ниши свитках причудливые узоры… Сколько времени промчалось в созерцании появлявшейся на беломраморных листах вязи тенгвара? Фигура валиэ погрузилась во мрак, и только тонкий луч продолжал скользить по каменной летописи. И вдруг по левую длань Мандоса в нише ярко вспыхнуло, судорожно забилось рубиновое сердце. Все придворные бросились к нему, чтобы получше рассмотреть диковинку, а исходящее от него сияние внезапной вспышкой озарило всю статую. Бесчисленные блики света заиграли на тонких гранях хрустальной фигуры, а в её центре продолжила пульсировать кроваво-красная сердцевина… О чем тосковала душа Ниэнны, по кому лились алые слёзы? Ингвэ, навечно запомнивший, скольких жертв потребовал Великий Поход, думал, что знает ответ… В воцарившемся безмолвии раздался громкий треск. Постамент раскололся надвое, заставив Ингвэ озадаченно оглянуться на нолдор, но их лица отчего-то остались невозмутимыми. В этот момент на пьедестале возникла двойная скульптура, до этого скрытая в глубинах мрамора. Бронзовый Тулкас, подсвеченный так, как будто его фигура была добела раскалена, с гордостью воздевал ввысь правую руку с позолоченным кубком, салютуя Единому, а левой обнимал за талию Нессу. Эльдар показалось, что валиэ задорно приплясывает на месте, едва сдерживая себя, чтобы не спрыгнуть с постамента и не начать танец вокруг светильника-Древа… Так незаметно для себя ваниар обошли весь храм, и тогда в центре, под самым потолком, возник сияющий образ Эру. Хор вновь начал воспевать великий Замысел, и виночерпии внесли в святилище подносы с наполненными мирувором чашами. Ваниар — и сам владыка, и его длинная свита — стояли, точно пораженные громом. И без лишних слов читалось на их лицах искреннее изумление, даже недоверие: эльда ли это создал? Возможно, иной бросился бы в благодарности, бурно выражая восторг и почтение мастеру, но Ингвэ остался верен торжественной невозмутимости, пусть и было заметно, как сияют восхищением глаза правителя. Он первым пришёл в себя и, взяв с подноса кубок, в изобилии украшенный самоцветами, произнёс: — Благодарю тебя, Фэанаро, сын Финвэ. Воистину ты доказал свое великое мастерство, и благ тот час, когда ты решил пойти по этому пути и ответил на мой призыв. Равно ни я, ни один из моих приближенных не видели ничего прекраснее творений, что ты сейчас явил нам, и никто из эльдар не мог бы создать лучшего во славу Валар, — тут он отсалютовал чашей и отпил мирувора, затем продолжил. — Полагаю, благодарить за этот дивный храм и да статуи стоит и тебя, и твою супругу, которая одарена мастерством не менее тебя, и твоих сыновей, твою истинную гордость. И воистину славен народ нолдор, что дал сотворённому Эру миру великих мастеров. Удивительно умение так обращаться с камнем, что кажется он живым. Тут Ингвэрон благодарно поклонился Нэрданели. Затем снова повернулся к Мастеру: — Прошу, ответь мне... Как ты сотворил удивительный вращающийся механизм и смог наполнить зал постоянной прохладой и в то же время светом? — Я рад, что ты столь высоко ценишь наше искусство, вождь, — Фэанаро поднял чашу. — Ты прав, благодарить нужно не только меня, но и мою супругу, и сыновей, наравне со мной участвовавших в этом непростом деле. Без их помощи я бы не сотворил и малую толику того, что ты видишь здесь. В ответ на вопросы я могу долго рассказывать о сложных конструкциях, но так ли это сейчас важно?.. Словно подслушав слова Пламенного Духа, из сияния, продолжавшего висеть над миниатюрным рукотворным Древом посреди храма, возникли фигуры валар, воплощавшихся в свои фаны. Один за другим Стихии ступали на мозаику пола и величественно кивали в ответ на приветствия ликующих ваниар. Оглядев преображенное святилище, Манвэ Сулимо шагнул к мастерам и вдруг обнял каждого из семьи Фэанаро. — Это великолепно! Благодарю вас! – лицо высокого айну озарял почти детский восторг. Такая похвала из уст самого Владыки Арды пробуждала в ваниар жажду творить во славу Стихий. А ликованию сердец гордых нолдор вторили восторженные голоса певцов из хора. Праздник продолжался...