Мир пустышек и живых роботов

Я сломался. Почини меня, мой хакер. Ты один никогда не ломаешься. Приходи, если какая деталь разболтается. У него всегда найдётся гаечный ключ. Музыка, наушники-вакуум, каляки в блокноте чёрной гелевой, стук по клавишам, или даже бред во время мытья посуды у раковины... Никто не узнает, я обещаю. Чинись. Но бывает, что просто нет такого инструмента, что подошёл бы разъёмом, формой... Тогда приходится лишь ждать, когда придёт механик-время и заменит все сломанные шестерёнки на новые, блестящие и свежо дающие в нос запахом металла. А пока так ходи, живой робот. С разбитыми лампочками и разорванными проводами. Живой робот. Мир полон ими. Нами. Робот с душой. Запрограммированный не любить, не смеяться, не плакать, натянуто улыбаться или уныло анализировать из-под опущенных глазных рецепторов - всё зависит от режима. А некоторые, замкнувшись, просто выходят из системы. Надевая режим на экран, живой робот ходит по улицам, пьёт кофе, разговаривает с такими же, как он сам. Жидкокристаллические глаза всё чаще видят мир в серых тонах, он так запрограммирован – всё чаще не видеть снов, лишь символы на синем экране. По его проводам со скоростью света течёт холодный голубой ток. Он не чувствует касания железных пальцев к мокрому воздуху после дождя, они лишь ржавеют, лёгкие ржавеют и чешутся. Прохудились, сквозь дырки гуляет кислород, ещё больше окисляя и причиняя промозглую боль. Сквозь миллиметровую стену внутри, он мысленно чувствует всеми механизмами далёкое заветное касание. В робота засунули душу, она в клетке. Но он так запрограммирован – не любить, не смеяться, не плакать, ходить с зависшей улыбкой... А душу куда? Она рвёт материнскую плату, разрывает микросхему на миллиарды электронов, раздражает окончания. Она искрится и дымится, противный запах... Робот туго обматывает энергетический комок, зовущийся душой, в нелепые бинты, запихивает мумию в титановый гроб, сковывает цепями и замками, прячет в самый отдалённый лабиринт своей жестяной пирамиды, запечатав замудрёными паролями и логинами непроходимыми. Не запоминает и не записывает, чтоб надёжнее. Но всё же, как бы не сопротивлялся, под мягким давлением крышка гроба приоткрывается, светлое тепло растекается по стенкам и обволакивает каждый микрон. На механическом лице проскальзывает настоящая искренность. Робот. Но живой же. И от непривычки трубочки и винтики медленно нагреваются, плавятся и взрываются. Внезапно по мотору долбит невидимый молот, вентиляция и стальные сосуды закупориваются ненужными пробками-мыслями, что-то сжимает резиновые клапаны, мешая движению масел. Система ни к чёрту, раскалена до красна, обжигает, электризуется. Что-то сломалось в голове. Масло стекает по холодным пластиковым щекам, из свинцовых губ вырываются помехи, путающие экран сознания серо-чёрной рябью, железное тело судорожно позвякивает, легонько сотрясаясь в углу. Опять чиниться. Живой робот смотрит с измученной грустью и завистью на проходящих манекенов. Пустышкам легко. Их тела из затвердевшей ртути, медленно отравляющей всё вокруг своими порами. У них кожа отполирована до характерного блеска хрома, у них процессор в виде диско - шара крутится, прикрученный шурупами к потолку черепа, от чего глаза стеклянно блестят. В них нет ничего, кроме этого мёртвого сияния прожектора. Пустышки стремятся по стандартам конвейерно выточить свои корпуса. Некоторые – дефектной комплекции, в муках изнуряют свои тела для создания «совершенства». У пустышек волосы кукольные, мысли статусами, движения примитивные. Существование кислотно-розовое. Давай, постучи где-нибудь в области сердца. Если внутри отдаётся звонкой волной эха по телу, не читай это, уходи отсюда. Пустышке не понять и строки. И тем более после не оставляй отзыв, восхищённый такой, только для того, чтобы тебя заметили и подметили, какой ты понимающий и проницательный всей этой гнилостью Мира, что ты не такой, как все. Это ведь не так. Ты – обычный манекен в разноцветных тряпочках, раздутый самомнением. Живые роботы тихонько завидуют пустышкам. Легче жить в непонимании собственного ничтожного, не чувствовать, не ломать свои поршни да моторчики. Неведении, что Мир уже давно слетел по всем микросхемам. Врагу не пожелаешь с таким вирусом хотя бы взглядом встретится, а они себя каждый день в отражении видят - любуются, умиляются. Улыбаются и машут налакированной бездушной кукле, что напротив в зеркальной плёнке. Диву даются тому, что краше нет. Наивные где-то, глупые, пустые. Легкомысленные и мелочные. Даже не жалко как-то. Пустышку не наполнить ни чем, пространство её давно пропитано ядом пурпурным. Как бы не пытался помочь, заполнить – отторгнет, выплюнет, обматерит и косо посмотрит. Ведь пустышка не отличается от простых машин, снующих каждый день по дорогам. А Миру видимо всё по кайфу играть в «Терминатора». Сломанный Мир пустых железных манекенов и живых роботов. Живые роботы страдают. Они хотят скакать по лужам, ловить снежинки языком, нюхать цветы, ощущать, что это такое – тепло солнца, друг друга... Им так хочется, чтобы их согрели. Хочется, чтобы его хоть раз назвали настоящим, а не бездушной банкой железной. Но ведь живой робот сам виноват. Зачем добровольно заменил кожу на заплатки жестяные, вместо лица прикрутил болтами экран широкоугольный безэмоциональный, ресницы пластиковые, рецепторы сенсорные. Схоронил душу среди алюминиевых шурупчиков и деталей. Но всё же есть те, кто нарушает правила и действующие изуродованные принципы. Они слушают музыку любую, лишь бы песня была хорошая. Они смотрят на небо независимо от цвета, они ловят солнечных зайчиков на асфальте, слушают воображаемый шум моря, гладят котёнка... Мечтают о том, что живой робот всё же когда-нибудь станет Человеком. Он станет, когда-нибудь... Так что ломайся, чинись, ржавей, разбивайся на тысячи, замыкай проводку. Не бойся боли, не бойся неизвестности – это и есть жизнь, та самая, настоящая. Освободи душу, отверни напичканную искусственным интеллектом голову, сотри базу данных. Ведь ты должен быть из плоти и крови, с тёплыми венами и горячим пульсирующим сердцем. А пустышки вовеки веков останутся пустышками. У них тела из затвердевшей ртути, медленно отравляющей всё вокруг своими порами, у них кожа отполирована до характерного блеска хрома. Существование кислотно-розовое. У них только пустота внутри. У них ничего не может сломаться...