Когда расцветет кровоцвет...

Утро в Каэнри`ах выдалось неважным. Тяжелые кучевые облака, столпившиеся, казалось, только вокруг столицы, нависли своими громоздкими боками, грозя вот-вот обрушить на жителей снежный буран. Маленькие деревянные хижины, как загнанные в угол звери, ютились на склонах гор, выпуская из полуразваленных печных труб непрерывные потоки едкого дыма. Согреться здесь, не используя огонь, было нельзя. Конечно же, детям. Взрослые всегда грелись в здешней таверне, ночами напролёт потягивая из деревянных кружек, совсем не подходящих для благородных напитков, густое вино. Высокие сосны, накрытые ледяным настом, одиноко пронзали серое небо, исчезая верхушками где-то в вечно туманном воздухе. Даже местные дикие и домашние животные почти не высовывались из своих домов. Тощие, до проступающих сквозь густой шерстяной покров костей, и абсолютно лишенные солнечных витаминов, они лишь изредка нарушали лишенные души завывания ветра негромкими голосами. Окоченевшие люди в тяжелых мешковатых костюмах, уже давно застиранных и дырявых, высоких сапогах, с киркой наперевес, каждый день, кроме воскресенья, ворча себе под нос что-то о погоде и вчерашних посиделках в таверне, шагали в сторону шахт, которые, помимо древесины, были единственным постоянным источником заработка. А вечером эти шаги пропадали внутри таверны, а ворчание сменялось пьяным смехом и запахом хмеля, вырывающегося на улицу сквозь неплотно закрытые ставни на окнах. Порой, дело доходило и до драк, и до слёз, вплоть до признаний в теплых чувствах. И всем это нравилось больше, чем запах пыли и звуки ломающейся руды глубоко под землей. Очередной вечер в таверне закончился глубокой драмой, связанной с решением межличностных конфликтов, и последний оставшийся внутри шахтер, бросив пару медных монет на барную стойку, скрылся за дверью. Молодой человек с черными смоляными волосами, растрепавшимися от долгого рабочего дня, уставшим блеском изумрудных глаз, в помятой белой рубашке с закатанными до локтей рукавами и в черных классических брюках, обвязанных на поясе фартуком, не торопясь протирал вымытые кружки от капелек влаги. Темноту сонного помещения разгонял единственный огонек свечки, мелко подрагивающий от еле заметного ветерка. За окном бушевал снежный буран, взвинченно свистя в топке раскаленной печи. Полупустые шкафы с бутылками вина, лежащими здесь только для красоты, давно запылились, указывая на отсутствие постоянного хозяина. Сосновые столы, с уже въевшимися в них пятнами от пролитого алкоголя, были выставлены в центре зала, в длинную полосу, словно сцена для безумных пьяных танцев. Опрокинутые стулья и скамьи в беспорядке валялись по полу, уставшие от неприлично шумных гостей. Остатки празднества еще висели в воздухе, медленно растекаясь по углам таверны. Дверь распахнулась с жутким скрипом, впуская внутрь темную фигуру человека и грубый ветер, который тут же, притащив с собой несколько игривых снежинок, бросился на беззащитный огонек, съедая его язычок. Бармен, не сказав ни слова, нащупал коробок со спичками и в этот раз, посчитав это решение разумным, зажег старый канделябр. — Вы уже вернулись, сэр Кэйа? — Лениво начал бармен, не отводя взгляда от собственных рук, ловко вытирающих кружки. — Привезли что-нибудь новое? Человек, названный барменом, ничего не ответил, молча приблизился к столу, остановившись где-то в потёмках, и взмахом руки попросил парня налить ему немного вина, который тут же, недовольно вздохнув, перевернул одну из чистых кружек и наполнил ее до краёв. — Неважно выглядишь, Андрей, — медленно начал мужчина, сделав пару глотков спасительного напитка. — Что, сегодня тяжко тебе пришлось? Молодой человек, опустошив ёмкость до конца, придвинул свечи ближе, дабы разогнать тьму. Его небрежно уложенные в высокий хвост светло-синие волосы, слегка припорошенные снегом, вытянутые черты лица, отчётливо проступающие скулы, и, на первый взгляд, игривые огоньки в фиолетовых отблесках глаз, делали мужчину, названного Кэйей, абсолютно завидным женихом. Тонкие руки и пальцы, полностью скрытые за кучей колец и браслетов, уже порядком спутавшихся друг в друге, практически полностью скрывали его едва видневшуюся на запястьях кожу. Белая рубашка со слегка закатанными рукавами, застегнутая лишь до груди, наброшенное на плечи чёрное длинное пальто, такие же брюки, кончающиеся на щиколотке зимними ботинками, и лёгкий румянец на щеках от мороза за окном, — все это складывало какое-то ощущение некоего притяжения и привлекательности, невидимыми волнами накатывающих на всех окружающих его людей. Ни одна девушка не могла пройти мимо него, не отпустив пару нескромных комплиментов, на которые мужчина лишь мягко улыбался, слегка прикусывая нижнюю губу. Кэйю раздражали вопросы об отношениях, поэтому его ответом было лишь уместное вежливое молчание. Молодой мастер из Каэнриах, сэр Кэйа Альберих, хозяин таверны «Полуденная смерть», который всеми силами старается заботиться о своем народе, — таким его знают виноделы, к которым он раз за разом наведывается за очередной бочкой качественного вина. Сам он уже давно привык к запаху и вкусу алкоголя, пробуя по несколько сотен видов в месяц, пытаясь найти подходящий, согревающий, спасающий от лютого мороза его страны. Он и сам понимал, какого это, работать в шахте, задыхаясь от веса неподъемного костюма и при этом сохраняя целостность драгоценной руды. Поэтому и решил найти то, что спасет людей от усталости, — вино. — Я снова привёз «Голубую розу», — скучающе ответил хозяин таверны, аккуратно скидывая пальто на соседние стулья. — Путешествие в Сумеру немного затянулось. Пришлось повременить с договором. — Мастер Зимонд опять требовал больше, чем обычно? — Ты как всегда проницателен, Андрей, — одобрительно закивал мужчина, упираясь локтями в доску стола. — Мора его не устроила. Он требовал того, чтобы я женился на его дочери, потому что та по уши влюбилась. — Мне кажется это уже для вас обычное дело, — зевнул бармен, усаживаясь напротив хозяина. Кэйа рассмеялся, распуская волосы и стараясь снова уложить их в ровный хвост. Бармен поежился от внезапно накатившего холодка и потёр ладони друг о друга. Заметивший это Альберих, торопливо встал, вновь оделся, так и не прибрав непослушные пряди, торчащие во все стороны, и, быстро протараторив подчинённому что-то про «бочки на улице» и пожелания о «хороших выходных», вновь скрылся за дверью, оставляя после себя еле уловимый запах люпинов. Снежная буря легко приняла инородное тело Кэйи в собственные объятья. Ветер сбивал с ног, будто пронизывая ледяными иголками, старался изо всех сил похоронить любого чужака под тяжёлыми копнами. Снежинки, цепляясь друг за друга своими маленькими лапками, пушистыми шариками плясали в воздухе, мгновенно скапливаясь в непроходимые сугробы возле дверей и ворот. Повозка Альбериха стояла неподалеку, спрятанная под небольшим навесом, еле спасавшим от непогоды. Уехать на ней теперь не было возможности, а продрогшего до нитки извозчика хозяин таверны отпустил домой. Деваться было некуда, и мужчина, стараясь твердо держаться на ногах, медленно побрёл в сторону небольшого домика, светящегося своими окнами где-то в отдалении. Маленькая холодная комната, заполненная темнотой и одиночеством, с горделиво стоящей посередине узкой кроватью и дубовой прикроватной тумбочкой, еле дотягивающейся до изголовья спального места, казалось, вообще не имела хозяина. Если бы не бокал с засохшими пятнами от вина и несколько бумаг, небрежно разбросанных на полу, любой вошедший бы принял комнату за пустующую гостевую. Запорошенный снегом хозяин, миновав гостиную и прислугу, уже давно спящую на диване со спицами в руках, быстро потушил огонь в камине, накрыл пожилую женщину несколькими одеялами, и тут же заперся в спальне, скидывая с себя ненужную одежду. Оставшись в одной рубашке, Кэйа вздохнул, вновь распуская волосы. Он не мог спать, пока в доме находился кто-то кроме него самого. Да и обычный отдых Альберих не воспринимал. Молодой человек откинулся на кровать, цепляясь взглядом за беспорядок на полу. Отбросив идею о бесполезном разглядывании потолка и думах о вечном, он сполз с кровати, усаживаясь напротив бумаг. Скучающе начав рыться в бесконечных объявлениях о розыске, поручениях и просьбах о помощи, хозяин таверны шумно вздохнул. Он срывал эти бумаги со столбов, брал в бесконечно сменяющих друг друга тавернах, записывал информацию под диктовку, пытаясь найти что-то особенное, цепляющее за душу. Его интересовало вино. Алкоголь, который сумеет добраться до души обычного работяги. Разорвав очередную ненужную бумагу, мастер поднялся на ноги, достал из тумбы уже давно выдохнувшуюся бутылку с любимой жидкостью и, плеснув немного в бокал, вернулся обратно на свое место. — Известный мастер из Мондштадта… — Задумчиво начал Альберих, разбалтывая вино в емкости. — Интересно. Мужчина вытащил из-под кровати небольшую коробку, выбирая из нее еще пару газет и объявлений. Разложив их перед собой в хронологическом порядке, задумался на секунду и, ухмыльнувшись, убрал все лишнее. — Мастер Дилюк Рагнвиндр. Известный по всему Тейвату своим прекрасным вином. То, что нужно. Альберих еще раз пробежался глазами по тексту, собрал все в кучу и, скинув с тумбочки все лишнее, бережно уложил найденное туда. В его голове уже был план. И его частью стал мондштадтский винодел.