Когда расцветет кровоцвет...

Прошло уже два дня пребывания Кэйи в Каэнриах. Дорога домой прошла гладко, почти что незаметно, не считая того, что оглядываясь по сторонам, дегустатор боролся с желанием остановиться в отеле на пару дней, чтобы насладиться теплом и красотами Тейвата. Здесь, у подножия Каэнрии, царствовала весна, а у них, наоборот, наступала местная осень. С каждым днем морозы все более крепчали, завывая ледяными ветрами в печных трубах. — Сегодня воскресенье, — подытожил Андрей, срывая с календаря очередной листок. — Вы, наконец, достанете из погреба привезенное вами вино? — Думаю, что да. — Значит, говорите, что вам понравилось в Мондштадте? — Я готов вернуться туда снова, — вздохнул Кэйа, усаживаясь за барную стойку и жестом прося друга налить ему немного алкоголя. — Хотя мне итак придется это сделать. Андрей сочувственно вздохнул, плеснул в бокал вина, придвинув его ближе к хозяину «Полуденной смерти» и продолжил работу. Ему приходилось топить снег на огне, чтобы подготовить бутылки к разливу «Багряного бутона». Обычно этим занимался сам Кэйа, но сейчас он решил позвать бармена на помощь, отдохнуть от одиночества, преследовавшего его в дороге, и подумать о своих чувствах к Дилюку. — Как Эстер? — Все хорошо, — коротко ответил Андрей, запуская очередную порцию снега в кипящую воду в котле. — Последние дни она постоянно гуляет. А с ее детской резвостью и заболеть можно. — Она сейчас, наверное, спит, — прошептал дегустатор, делая пару глотков «Голубой розы». — Если верить часам вашего отца, сейчас четыре часа до полудня, — мельком взглянул на огромный аппарат, почти не похожий на измеритель времени, Андрей и выдохнул, утирая капельки пота со лба. — Думаю, после обеда прибежит к нам. — А Теа? Она уже не хворает, как раньше? — Ей уже значительно лучше, — с явным облегчением в голосе ответил бармен, запуская в котел пустые бутылки. — Ну а вы? Выглядите совсем подавленным после приезда. Что-нибудь случилось? Кэйа вымученно прикрыл глаза и залпом допил остатки алкоголя из бокала. Не мог же он сказать, что, похоже, влюбился в человека, да еще и в мужчину, которого увидел всего один раз в своей жизни? Да и рассказывать о том пугающем объявлении тоже было опасно. Не стоит посвящать в эту ситуацию отдаленных от этого людей. А что тогда ответить? Андрей покорно ждал, продолжая стерилизовать бутылки для вина. Он понимал, что дегустатору нужно время, чтобы переварить свои мысли и, наконец, выдать: — Я влюбился. Бармен поперхнулся, да так, что чуть не опрокинул на себя чашу с кипящей водой. Альберих редко выдавал такие резкие признания, поэтому для него это стало огромной неожиданностью. Тем более, после всего увиденного им, как Кэйа мило отказывал всем девушкам подряд… — И кто эта счастливица? — Выдержав паузу длинной в как минимум пять минут, ответил Андрей. — Этот человек из Мондштадта, — еле нашелся с ответом Альберих. — Что ж, тогда могу пожелать вам лишь счастья, сэр Кэйа. — О, не стоит, — быстро ответил мужчина, поднимаясь со стула и вынимая из кармана брюк ключ от погреба. — У нас все равно ничего не выйдет. — Но.? Андрей не успел закончить вопрос перед тем, как хозяин «Полуденной смерти» скрылся под таверной. Через пару минут снизу начал подниматься приятный запах чего-то сладкого и Альберих вернулся обратно, дабы забрать чистые бутылки. Более вопросов бармен задавать не стал, хотя любопытство охватывало его с каждым разом все сильнее и сильнее. К вечеру в «Полуденную смерть» начали сходиться посетители. Даже малышка Эстер прибежала, чтобы поздороваться со своим «дядей пиратом», спросить у него, сохранил ли он ее подарок, и сразу же убежать, заметив грозный взгляд отца из-за стойки. Кэйа помнил об обещании поиграть, но стужа, скопившаяся в кучевых облаках, не давала им этого сделать. Снег был рыхлым и сразу же распадался на кучу маленьких снежинок, иголками впивающимися в кожу. Пришлось опять повременить с играми, поэтому разочарованный ребенок отправился домой. Кэйа сегодня стоял за стойкой, отправив Андрея работать в зал. Так он пытался избежать разговоров о его путешествии и вечных расспросов завсегдатаев о его личной жизни. Когда людей стало слишком много и они, наконец, освободили свои онемевшие от холода тела от окоченевшей одежды, полились разговоры, ну и, как обычно, вино. «Багряный бутон» сначала пили с осторожностью и страхом, но после, распробовав новый алкоголь, его начали заказывать практически все. Откупорив очередную бутылку, Альберих принялся разливать вино по бокалам, когда к нему внезапно подсел старый друг его отца, Хелль. Это был мужчина уже преклонных лет, с редкими седыми волосами, морщинистым лицом и добрыми темными глазами. Он всегда носил огромный вязаный свитер под свою шахтерскую форму, и единственным вопросом, который Кэйа всегда задавал ему в детстве, было «дядя, а тебе не жарко ходить на работу в шкуре белого медведя?» Хелль приветливо улыбнулся, притащив с собой полупустой деревянный стакан, который шумно поставил на стол, и сразу же подозвал мужчину к себе. — Здравствуй, дорогой, — хрипло выдохнул шахтер, оглядываясь в глубину зала. — Ты сегодня решил Андрея погонять что ли? — Пускай привыкает работать с людьми, когда-то и ему придется заиметь свою таверну. — Да и ты тоже не запускай с этим делом, — парировал Хелль, краснея от ударившего в виски опьянения. — Тебе наследники нужны. Кому ты передашь свое дело? А вот твой отец… — Дядя, — резко прервал его Альберих. — Я еще пока не собирался умирать. — Да я и не это имел в виду… — сконфуженно пророкотал Хелль, опустошая кружку. — Ты не слушай меня, старика. Я ведь только счастья тебе желаю. Помню, как ты маленький был, такой забавный. Твой папа гордится тобой, ты стал хорошим человеком. Кэйа вздохнул, не найдясь с ответом, и в благодарность за теплые слова кротко кивнул Хеллю в ответ. Альберих отвернулся, посчитав, что разговор на этом закончен, но мужчина не спешил уходить. — Твоя новая находка понравилась нашим работягам, — рассмеялся он. — Никогда бы не подумал, что из инадзумовских диковинок можно такое сотворить! — За последние два часа вы выпили уже целую бочку, дядя, — дегустатор вымученно закатил глаза и подлил алкоголь в протянутую ему кружку. — Куда ты ездил, сынок? — Это не имеет столь большой важности. Если вы захотите, я привезу вам еще. — Опять секретничаешь? — Мужчина улыбнулся, вглядываясь в мениск «Багряного бутона». — Дело твое. После этих слов Хелль на шатающихся ногах отправился в толпу, на ходу начиная распевать какую-то бодрящую дух песню. Кэйа подавил укол огорчения и принялся вслушиваться в то, как остальные шахтеры подхватывают лады его дяди. Вечер предстоял долгий. Отовсюду лилась сладкая песня, затяжная, как подтаявшее в стакане мороженое. Бармен, словно бабочка с широкими крыльями, порхал от одного стола к другому, не забывая тоже подсвистывать вечернему целомудрию. Кэйа лишь слегка улыбался, глядя на творящийся хаос жизни. В груди теплился огонек прошлого. Мягкий, словно летящие в небе птицы.

***

Ближе к рассвету посетители начали расходиться. На их опьянелых лицах читалось ласковое удовольствие от прошедшего действа и Альберих, словно их родная мать, желал им «ни камня, ни штыба»*, хлопал пару раз по плечу и передавал в руки взволнованным женам. Пусть они и проводили свой единственный выходной в компании таких же рабочих, но женщины никогда не ругались по этому поводу, ощущая всю тяжесть их неизменной работы. Уставший Андрей, проводив последнего мужчину, обмякшего на руках пришедшей за ним девушки, устало зевнул, чуть ли не вывернув челюсть, и, потянувшись, плюхнулся за ближайший стол. — Иди, отдохни, — сетовал Кэйа. — Совсем замотался ведь. Да и Эстер давно заждалась тебя. Словно в подтверждение его слов в окне промелькнула знакомая красная макушка и тут же скрылась в сугробе. — А как же уборка?.. — Неуверенно ответил бармен. — Вы же сам не справитесь… — Это не к спеху. К вечеру уберусь. Бармен неуверенно поднялся, развязал рабочий фартук и, бросив его на спинку стула, облачился в свое уличное пальто. Только взяв в руки форму, он услышал возмущенный вздох хозяина таверны и отказался от идеи перечить Кэйе. — Тогда до завтра. Но, все же, если что, я могу убраться потом сам… — Андрей, — строго отрезал Альберих. — Ты ничего мне не обязан. Иди. Бросив напоследок полный неуверенности взгляд, мужчина удалился. Через пару минут на улице стало тихо. Радостные крики Эстер, встретившую папу, исчезли вдалеке, и Кэйа погрузился в воспоминания. *** — Кэйа! — Взволнованно кричал Хелль, пытаясь хоть как-то перекрыть своим грубым голосом шум непрекращающегося дождя. — Ну же! Чертов ты храбрец! Очнись! Мужчина тряс парня за плечи, пытаясь привести в чувства. Но, даже не смотря на то, что он лежал на земле с широко открытыми глазами, взгляд их был направлен куда-то в небо, покрытое дождевыми облаками, как раз в этот день и прохудившимися. Гроза разыгралась не на шутку. — Дядя? — Как голова? Ты сильно поранился? Недалеко ударила молния, поразив высокий дуб, который тут же раскололся пополам и повалился со скалы навзничь. Было так темно, что эта короткая вспышка природного света ослепила Альбериха, который отрицательно помотал головой и приподнялся с грязи, в которой, оказывается, лежал все это время. — Поможешь отнести раненых в пещеру? — Вновь повысил голос Хелль, поднимая Кэйю на ноги. — Она здесь, за южной развилкой дороги. Мужчина что-то показал руками, пытаясь объяснить путь, но, услышав очередной раскат грома, инстинктивно пригнулся, боясь стать громоотводом. Такие грозы в Инадзуме были совершенно не редким случаем. Конечно, они были предупреждены о наступающем сезоне гроз, но никто из Каэйнрийцев и подумать не мог, насколько они могут быть опасны. Приглашение на ежегодный праздник фейерверков пришло им неделю назад. Да и были они здесь совершенно не впервые, по крайней мере, Кэйа отправился сюда уже третий раз, но в этом году оказался тут без отца. — Я помогу. Крепко встав на ноги, Альберих огляделся. Вокруг творился полнейший хаос: две разломанных на щепки кареты валялись в нескольких метрах друг от друга. Извозчикам повезло больше пассажиров: они уже перенесли половину раненых в укрытие и теперь взволнованно поглядывали на дорогу. Причем в обратном направлении. — За мной, — коротко бросил Хелль и быстрыми шагами, практически утопая в грязи, направился к лежащему поодаль человеку. Дальше все было как в тумане. Бинты, неизвестно откуда взявшийся аптечный ящичек и бесконечные вспышки молний. Погрузив последнего пассажира на произвольно собранные носилки, Кэйа крепко схватился за свитер дяди, ощущая как мутнеет в голове. Хотелось просто лечь и уснуть прямо в луже, хлюпающей под ногами, но понимание ситуации не давало сделать ничего, кроме того, чтобы просто шагать вперед. Каменные своды в горе уходили куда-то вглубь, но уставшие и потрепанные путники окружили зажженный кем-то костер, тяжело вздыхая. Жена Хелля, добрейшая по своей натуре женщина с глубокими зелеными глазами, суетливо бегала вокруг людей, предлагая им перекусить облачными дынями или выпить немного воды. Вот и сейчас, заметив пришедших, быстро подбежала к ним, оценивающим взглядом прошлась по мужу, и, поняв, что тот в полном порядке, подошла к Кэйе. — Пойдем, я найду тебе сухую одежду на смену, — мягко сказала она. — Скоро дождь утихнет, и мы будем в городе. — Насколько все плохо, тетя Агот? Лицо женщины тут же изменилось, приняв скорбное выражение. Видимо, потери были достаточно велики. — Не стоит вдаваться в такие подробности, мой хороший, — настаивала жена Хелля. — Идем. Почему-то от такой приторной заботы в горле у Альбериха вскипела злость. Он сжал грязные пальцы в кулаки и сквозь зубы прошипел: — Хватит обращаться со мной, как с ребенком! Пусть я молод, но уже давно все понимаю! Агот вздрогнула и отпрянула, будто обжегшись. Она скорбно опустила глаза и кивнула. Но, видимо решила настаивать на своем. — Просто, я подумала, что после смерти отца ты все еще… Кэйа развернулся на онемевших пальцах ног и быстрыми шагами вышел из пещеры. Кто-то отчаянно кричал ему вслед с просьбами вернуться в безопасное укрытие, но колючий ком боли, вставший в горле, и подступающие слезы не давали этого сделать. Совсем не разбирая пути и игнорируя шум дождя, он сорвался на бег, стараясь выплеснуть в него все свои эмоции, но, так и не получив должного результата, все же почувствовал, как по щекам потекла не дождевая вода, а горячие слезы. В таких случаях он обычно запрокидывал голову наверх в надежде на то, что они вернутся обратно, но сейчас сделать это было невозможно. «Папа, почему ты оставил меня? — Глотая слезы, шептал Альберих. — Кто теперь скажет, что мне делать?» Хлюпающая каша из размокшего песка и глины не давала бежать дальше, и Кэйа поскользнулся, приземлившись где-то под одной из сакур. Прилипшие к лицу волосы и размокшая одежда придавала еще большего дискомфорта, но моральная боль перекрывала все, что творилось вокруг. Он сел под корни дерева и прижал колени к груди. Уже ничего нельзя было изменить. Отец погиб, и теперь справляться придется самому. Альберих медленно отодвинул левую руку и уставился на запястье. Оставался только один план. И он был не из самых лучших.